Сеул: танец отчаяния

Мила Дуглас

Сеул: танец отчаяния

Глава 1

От автора

ВНИМАНИЕ, ДОРОГОЙ ЧИТАТЕЛЬ!

Перед вами – тяжелый, эмоциональный и психологически напряженный роман. Это история о боли, манипуляциях, предательстве и борьбе за свое «Я».

В книге присутствуют:

Детализированные сцены насилия и психологического абьюза.

Откровенные сексуальные сцены (18+), служащие раскрытию характеров и драмы.

Сложные, глубоко травмированные персонажи и неоднозначные ситуации.

Это НЕ история, где тирана оправдывают или где любовь исцеляет монстра. Это история о том, как жертва находит в себе силы стать охотницей. О том, как, оказавшись на дне, можно оттолкнуться и найти путь к свету – пусть и через боль, ярость и отчаянный танец собственной тени.

Сюжет выстроен как интеллектуальный триллер с загадками и неожиданными поворотами, вдохновленный лучшими традициями психологической прозы.

Если вы ищете легкое чтение о властных «пластилинах», которых любовь исправляет одним махом – это не та книга. Вам точно понравятся другие мои романы, например, "Лед и пепел"или "Проклятие ворона". Там властный мужчина эволюционирует не в диванную собачку, но хотя бы прекращает сразу хватать за подбородок.

Если же вы готовы к сложному путешествию в темные лабиринты души, чтобы в финале увидеть не искру, а настоящий огонь надежды и силы – тогда добро пожаловать в «Сеул: танец отчаяния».

Берегите себя. Вы всегда можете отложить книгу, если почувствуете, что она задевает вас слишком сильно.

С любовью и верой в вашу стойкость, Мила Дуглас.

_________________________________________________

Белый конверт лежал на потертом коврике у двери, на грязном асфальте. Без марок, без адреса. Только её имя, выведенное бездушным шрифтом принтера: Stella Orlova. Он был таким же необъяснимым и чуждым в этом убогой парадной, как лебедь в нефтяной луже.

– Надо было открыть сейчас же, покончить с этим.

Но ноги сами понесли ее прочь, к спасительному кабинету Ки Чхана. Позже. Хотя бы на час позже. Светлана замерла, ключ зажат в потной ладони. Её сердце, отвыкшее от сюрпризов, кроме плохих, отстучало резкую синкопу. Это пахло прошлым. Тем самым, блестящим и ядовитым, от которого она сбежала в эти тридцать пять метров дешевого одиночества, в то время как за запотевшим окном Сеул жил своей лихорадочной, неоновой жизнью. Где-то на соседней улице с шипением жарились хотток со сладкой корицей, а под окном пронеслись звонкие, вызубренные до автоматизма извинения на вежливом ёнда-маль – кто-то опоздал на встречу. Этот город не спал, но его бодрствование было ей так же чуждо, как и ее тишина – ему.

«Лучшие годы позади, дорогуша», – прошипел в голове привычный саркастический шёпот, её главный щит от любой наглой надежды.

Конверт оказался на удивление тяжёлым. Внутри угадывался твёрдый прямоугольник. Не бомба. Хуже. Рука дрогнула, когда она провела ногтем под клапаном. На ладонь выскользнул потёртый серебряный медальон. В форме лебедя.

Света швырнула его на кухонный стол, рядом с одиноким яблоком и счетом за электричество. Позже. Всему своё время. Сначала – сеанс у Ки Чхана. Её личный Сизиф, катящий в гору её разбитую спину.

Кабинет доктора Ки Чхана пах тепло-травяным дыханием земли, которую Светлана никогда не видела. Это был запах далеких гор, древних восточных рецептов и спокойствия, которое он носил как вторую кожу.

– Ну-ка, Светлана Валерьевна, покажите, как сегодня пляшет ваша прекрасная спина, – его голос был бархатным контрабандистом. Он провозил сквозь будни доброту, не вызывая желания огрызнуться.

– Она сегодня в настроении танцевать стрик, доктор, – фыркнула она, утыкаясь лицом в подголовник, пахнущий свежим бельём. Её собственная студия в спальном районе так не пахла. Там пахло потом отчаяния и дешевым лаком для волос.

Его пальцы, тёплые и знающие карту её боли лучше, чем она сама, нашли предательский узел под левой лопаткой. На мгновение его уверенные движения прервались, и Света краем глаза заметила, как он с почти незаметным усилием размял собственную кисть, прежде чем вновь погрузиться в работу. Она вжалась в кушетку, зажмурившись. Боль была ослепительной, как софит в глазах, но за ней шло облегчение. Он был волшебником. Алхимиком, превратившим страдание в легкую тяжесть.

– Слишком много нервничаете, – констатировал он, и его голос приобрёл новую, врачующую твердость. – Произошло что-то?

Белый конверт. Без адреса. Медальон с лебедем. Как приглашение на собственную казнь.

– Призраки прошлого беспокоят. Похоже, у них обострился сезон охоты.

– Призракам не место в настоящем, – сказал он просто, будто говорил о погоде. – Их нужно отпускать. Или хоронить. Окончательно.

В его словах не было её циничной легкости. Была тяжелая, выстраданная уверенность. Он не просто массировал мышцы. Он был экскаватором, который медленно, аккуратно раскапывал её боль, и Света внезапно с ужасом подумала, что он видит слишком много. Социальная пропасть между ними – он, кореец, мигрант-врач из Казахстана, она, бывшая прима из Санкт-Петербурга, ныне учительница для девочек из панельных многоэтажек – в этом кабинете не имела веса. Здесь они были просто двумя сломанными людьми в зазеркальном мире отчаяния.

– До четверга, Светлана Валерьевна. И… будьте осторожнее с призраками, – он проводил её до двери, и его тёмные глаза на миг поймали её взгляд. В них не было ни капли той подобострастной жалости, к которой она привыкла. Было что-то иное. Понимание? Предупреждение? Она поспешно отвернулась.

Конверт ждал её, как обвинительный приговор. Светлана налила себе вина – кислого, как её нынешние мысли.

Внутри не было письма. Ни угроз, ни просьб о помощи, которые она когда-то так ждала и не дождалась.

Кто мог отправить этот идиотский серебряный медальон? В форме лебедя. Того, кто разбил её карьеру с элегантностью, достойной лучшего применения, а сердце – с лёгкостью оперной дивы, роняющей хрустальный бокал.

Это была не ностальгия. Это был шифр. Вызов. Найди. Вспомни. Вернись в игру.

Её хрупкое настоящее, выстроенное из боли и иронии, дало трещину. Сквозь неё сочился ядовитый, ослепительный свет того мира. Мира, где о таких, как тихий доктор Ки Чхан, не говорили иначе как в снисходительном третьем лице, зато очень любили ломать таких, как она.

Она сжала медальон в кулаке, чувствуя, как острый клюв лебедя впивается в кожу ладони. Загадка была только первой ступенью. А внизу, в темноте, её ждала вся пропасть. И тихий голос доктора: «Будьте осторожнее… хоронить… окончательно» – теперь звучал не как совет, а как пророчество.

Глава 2

Лебедь ждал. Он лежал на крышке её потрёпанного ноутбука, как чёрная таблетка яда. Неделю Светлана носила его с собой, ощущая вес холодного металла медальона в кармане.

Судьба, всегда имевшая над ней скверное чувство юмора, подкинула билет. Коллега из премиального фитнес-клуба «Эдем» умоляла подменить её на вечернем stretching-классе. «Клиенты там… особенные, Свет. Богатые. Капризные. Не опозорь меня». И бросила в руки ключ-карту.

«Эдем» сиял стерильным блеском хрома и мрамора, возвышаясь над округом Каннам, как космический корабль, припаркованный среди смертных. Воздух внутри был отфильтрован от запаха улиц – одори жареных каштанов и выхлопных газов, которые были уделом тех, кто смотрел на эти двери снаружи. Здесь пахло деньгами – не хрустящими банкнотами, а бесшумным движением капитала по безналу.

Воздух был густым коктейлем из дорогих духов, хлора из бассейна и вечных поклонов перед хищниками этого мира. Мир, что теперь стучался к ней в дверь загадочным медальоном.

Её класс прошёл на удивление гладко. Сорок минут она механически руководила телами, одетыми в люкс, думая о спине, о счетах, о молчаливом предостережении Кичхана. Работа была закончена. Остаться здесь значило отсрочить возвращение в свою убогую клетку. Она задержалась в раздевалке для персонала, протирая бесконечные зеркала, в которых её отражение – усталое лицо, простая чёрная майка – выглядело чужим и жалким.

И тогда её поймал звук. Сначала – навязчивый, вибрационный бит, пробивающий стены. Потом к нему присоединились швыряемые, как ножи, ритмы и идеально отточенный, мощный вокал. Это была не фоновая музыка. Это было вторжение.

Любопытство, тот самый порок, что сгубил не одну кошку (и балерину), поволокло её на поводке. Она шла на звук, как героиня старых мифов шла на голос сирены, сулящей и гибель, и откровение. Дверь в основной зал была приоткрыта. Охранник, увидев её бейдж, лениво махнул рукой: «Проходи, нуна. Только на дороге не мешайся».

Зал «Эдема» преобразился. Тренажеры сдвинули, словно игрушки, освободив пространство. В центре, под низким, пульсирующим светом, бушевало море из восторженных тел. Девушки в платьях, стоявших больше ее годовой аренды, визжали. Мужчины в безупречных костюмах наблюдали с холодной оценкой, будто на аукционе.

А на импровизированной сцене горели они.

Пятеро. Их движения были математически выверены и в то же время дико, животно эмоциональны. Синхронность была пугающей. Это был не танец, а демонстрация абсолютной власти над плотью. K-pop в его самой концентрированной, божественной ипостаси.

И среди них был Он.

Тот, кто вёл группу. Его тело не подчинялось законам физики, оно их соблазняло и опровергало. Резкий бросок вниз – и плавное, волнообразное движение, будто удар молнии, растянутый в шелковую нить. Его улыбка, брошенная в зал, была ослепительным оружием. Ли Минхо. Имя выжег в её памяти восторженный шепот стоявшей рядом девушки.

Светлана застыла в тени у служебной колонны. Невидимка. Призрак на пиру богов. Она смотрела на него не как фанатка, а как ремесленник на работу мастера. Видела титанический труд за этой лёгкостью, идеальную работу стоп, которую не оценил бы никто, кроме неё. И это профессиональное любопытство вдруг сжалось в комок под грудью, уступив место чему-то острому, жгучему, забытому.

Он был не просто красив. Он был воплощением той самой силы, молодости, безраздельной власти над пространством, которые она безвозвратно утратила. Это был тот самый софит, что выжигал ей глаза в прошлой жизни, только теперь он светил изнутри.

И в этот момент, на самом пике номера, когда вся его энергия была выплеснута в зал, он резко повернул голову. Его взгляд, тёмный, блестящий от пота и софитов, пронзил полумрак и – нашёл её. Угол, где она стояла, замершая, сжимая руки в замок.

Он не просто скользнул взглядом. смотрел на неё так, будто она была единственной загадкой в этой комнате, полной очевидных вещей. И в этом взгляде, пока он был прикован к ней, его идеальная улыбка дрогнула. Он провел языком по губам, смазывая следы дорогой помады, и Света заметила, как дрожит его рука, сжимающая микрофон – мелкая, предательская вибрация запредельной усталости, которую не скрыть никаким гримом. Светлана почувствовала, как по своей спине пробежал разряд – но на этот раз это была не боль, а странное, осторожное узнавание.

Он увидел. Увидел женщину не в форме обслуги, а сквозь неё. Прямой стан, слишком гордую посадку головы, тень былой изысканности в линии плеч. Его улыбка не погасла, но изменилась. Сценическая маска треснула, и сквозь нее блеснул живой, безудержный интерес.

Светлана почувствовала, как по спине пробежал разряд. Не тот, знакомый, больной, от рук Кичхана, а другой – опасный, электрический, забытый. Она инстинктивно отпрянула в глубь тени, сердце колотилось где-то в горле. Абсурд. Он – айдол, за которым охотятся папарацци. Она – учительница с больной спиной.

Социальная пропасть между ними была такой же огромной, как та, что отделяла её от мира доктора Ки Чхана. Только здесь она была по ту сторону – старой, потрепанной, не принадлежащей.

Музыка смолкла, взорвавшись финальным аккордом. Зал ревел. Ли Минхо застыл в позе, его грудь тяжело вздымалась, но взгляд всё ещё цеплялся за ту точку в темноте, где она только что стояла. Не найдя её, он медленно, с новой, задумчивой улыбкой опустил голову в поклоне.

Светлана, не помня себя, повернулась и почти бежала прочь, в свой мир запаха пота и дезинфекции. Щёки горели. В ушах стоял гул.

В раздевалке она судорожно рылась в вещах, собираясь уходить, когда её взгляд упал на ключ-карту, брошенную на лавку. На её обратной стороне, чьей-то нарочито небрежной рукой, было написано: «После шоу – сбор персонала в лаунж-зоне. Бонусы приветствуются».

Она проигнорировала бы это, как и всё, что происходило не на сцене. Если бы не одно «но».

Почерк. Чёткий, бездушный, компьютерный. Он был точь-в-точь таким же, как на том самом конверте.

Кто-то знал, что она будет здесь. Кто-то её привёл. И этот кто-то наблюдал за ней прямо сейчас.

Гл