Железное сердце. Книга 1. Дочь часовщика

На миг мелькнула трусливая мысль сбежать и отсидеться в доме у почтмейстерши, пока Морунген не уберется прочь. Но я с честью подавила недостойный порыв. Теперь думалось лучше, чем в кустах.

Ничего ужасного я не совершила. Это полковнику должно быть стыдно – напугал двух юных девушек, натравил на них своего пса! Я найду нужные слова и постараюсь вежливо объяснить этому солдафону, в чем его ошибка. Но дело, пожалуй, не во мне. Скорее всего, Морунген явился с инспекцией. Тогда отцу не обойтись без моей поддержки.

Глубоко вздохнула, крепче сжала в руках тяжелую коробку с посылкой и пошла к дому. Но не к парадной двери, а к заднему двору – сначала нужно незаметно проскользнуть в свою комнату и переодеться. Пса обошла по широкой дуге, опасливо на него поглядывая. Пес вел себя спокойно, но потом медленно поднялся, втянул воздух и басовито гавкнул. Я присела от страха.

– Хорошая собачка, – произнесла я дрожащим голосом. – Сидеть, Кербер!

Мальчишки взволнованно загалдели. И тут я разглядела, что пес и в самом деле был необычен. Марта говорила правду – передняя часть его тела, его грудь и часть живота, были заключены в некое подобие железной клетки.

Пес лениво гавкнул еще раз. Неподалеку хлопнули ставни. В окнах соседних домов белели полные любопытства и опасения лица. Вся улица уже знала о визите наместника, который, несомненно, не предвещал часовщику ничего хорошего.

Дверь распахнулась, на улицу вышла Марта, охнула и схватилась за голову.

– Где тебя черти носят! – сказала она в сердцах, подбежала ко мне, и, суетливо подталкивая в спину, повела в дом. – Скорее, скорее! Господин Вайс изнемог весь, сколько можно ждать! Тебя хочет видеть фон Морунген, он к тебе приехал! В каком ты виде! Что делать! Что теперь делать! Все пропало! Все!

– Да что случилось? Погоди, дай переодеться!

Но Марта уже почти силком волокла меня по коридору. Перед входом в гостиную она выхватила коробку из моих рук и зловеще прошептала:

– Пришла беда – отворяй ворота! Иди, иди, он давно ждет!

Растерявшись от подобного обращения, я вошла в гостиную, но тотчас замедлила шаг – от волнения в коленях разлилась позорная слабость.

Я почувствовала постороннего в доме, как только открыла дверь. В привычный домашний запах добавилась незнакомая смоляная нотка, и даже половицы под ногами потрескивали иначе, а часы тикали как будто громче и тревожней. Чутье подсказывало, что гость пришел не с добром.

Навстречу выскочил кот – уши прижаты, шерсть дыбом. Глянул дикими глазами и промчался на кухню – прятаться под шкаф. Мне захотелось последовать его примеру.

В комнате было светло – шторы сдвинуты, на ковер лился карамельный свет, за окном шумели листья сирени. Отец пристроился у стола и теребил узел шейного платка. Лицо у него было несчастное.

А посреди комнаты стоял высокий человек в черном сюртуке и брюках. Он повернулся на шум, заложив руки за спину, и теперь внимательно рассматривал меня, покачиваясь с каблука на носок. На ногах у него были высокие сапоги, которые я тотчас узнала – не так давно успела изучить их во всех деталях.

Сердце громко забилось, когда я впервые рассмотрела фон Морунгена – не только его ноги, но и всю его персону целиком.

Надо же, он довольно молод, думала я удивленно, вовсе не желчный старый солдафон, а мужчина в расцвете лет. Ни седых волос, ни морщин. Возраст выдают лишь складки от крыльев носа к уголкам губ и вертикальная бороздка между бровей от привычки хмуриться.

Взгляд фон Морунгена задержался на моих голых исцарапанных лодыжках, отметил изодранный подол платья, потом скользнул выше, на растрепанные косы, и изучил ссадины на лице. Дышать стало трудно, горячая волна опалила щеки. Такого стыда я не испытывала с детства, когда классная дама поставила меня в угол, поймав на списывании.

– Так, – сказал фон Морунген своим гулким голосом, и это короткое слово прозвучало в моих ушах смертным приговором. – Это и есть ваша дочь, господин Вайс? Майя? Та самая, которая ходила в ученицах у доктора Крамера, имеет особый лекарский дар, и которая искусна в часовом деле?

– Увы, полковник, – ответил отец замогильным голосом. – Это она самая.

Глава 4 Железный Полковник

Фон Морунген молчал и хмурил густые брови. Я с волнением разглядывала его и вскоре решила, что прозвище Железному Полковнику подходит чрезвычайно. Легко поверить, что не только сердце у нового наместника железное, но и сам он отлит из прочного металла.

Был он высоким, крепко сбитым, и держался очень прямо. Лицо волевое, горбоносое, с крупными чертами и небольшими угрюмыми глазами цвета стали. Такими глазами, должно быть, смотрел он на вражеские войска, прежде чем отправить полк в атаку.

Волосы полковник стриг коротко, подбородок и усы брил и носил невиданные бакенбарды – по новой столичной моде. Щеки покрывала черная поросль, обрисовывая скулы. Я нашла это непривычным и даже пугающим – словно дикий зверь какой. И как только жена целует его? Наверное, и к щеке не прижаться – будет колоться.

Представив такое, я поежилась, и, подивившись собственным странным мыслям, вспомнила, что в слухах ни разу не упоминалась госпожа фон Морунген. Кажется, новый наместник не женат? Неудивительно. Кто захочет жить с эдаким… медведем. Он и не говорит, а рычит.

Я тоскливо ждала, когда полковник начнет рассказывать про то, что случилось в лесу, ругаться и топать ногами, а он все молчал и смотрел. И от этого я все больше приходила в замешательство.

Полковник, наконец, заговорил, и, хотя рыкливые нотки из его голоса никуда не делись, слова он произносил довольно любезно и вел себя обходительно – не придраться.

– Полагаю, вы будете удивлены, госпожа Вайс, но приехал я не к вашему отцу, а к вам. Приехал с просьбой о помощи, в которой, надеюсь, вы не откажете.

Я была столь ошарашена, что ответила не сразу:

– Какую помощь я могу вам оказать, господин фон Морунген?

В моем голосе отчетливо проступила дрожь. Вероятно, услышал ее и полковник. Он досадливо поморщился и заговорил чуть мягче.

– Я долго разыскивал человека, обладающего умениями и талантом, подобным вашим. И очень обрадовался, узнав, что подходящий мастер живет в подопечном мне городе.

– Талант? Умения? – воскликнул отец. – Вы ошибаетесь. У Майи нет никаких талантов. Она всего лишь юная девочка. Она, конечно, получила воспитание, которое полагается барышне ее круга. Умеет шить, стряпать, неплохо рисует, но вам-то какой от этого прок?

Полковник перевел на него тяжелый взгляд, и отец испуганно замолчал.

– Вы сказали, ваша дочь помогает вам в мастерской и сведуща в часовом деле, разве не так?

– Все так, но она делает лишь то, что под силу любому начинающему подмастерью. Ее умения не могут сравниться с моими или с умениями другого городского часовщика, Лео Цингера, ее жениха. Может, вам лучше обратиться к нему, если у вас возникла необходимость починить ваши часы?

– Ни вы, ни Лео Цингер не смогут починить тот механизм, который в последнее время… засбоил.

Полковник невесело усмехнулся.

– Мне также известно, что ваша дочь обладает необычным даром. С недавних пор он все более востребован среди столичных лекарей. Ученые всерьез занялись его исследованием. Я имею в виду дар чувствовать человеческий организм и видеть работу его органов.

– Боже мой, вы не можете говорить серьезно, господин барон! – Отец был так поражен, что потерял всякую почтительность. Он всплеснул руками: – Это же шарлатанство. Знахарки, ведуньи, неграмотные деревенские бабки – все они утверждают, что обладают таким даром! Верно, моя дочь еще в детстве болтала всякий вздор… говорила, будто видит сосуды сквозь кожу. Видит, как бьется сердце, расширяются легкие. Но что только дети не выдумают, чтобы привлечь внимание!

Отец развел руками, саркастически хмыкнул и продолжил:

– Год назад я отправил Майю в столицу к ее тетке – перед замужеством девушке следует набраться немного опыта, лоска, посмотреть на столичную жизнь. В этом нет ничего плохого, но сестра меня подвела. Она рассказала о Майе доктору Крамеру, последователю учения натуралиста Рейхенбаха. Может, слышали – того вруна и выскочки, что изучает витализм, силу, управляющую жизненными явлениями?

Полковник кивнул – он понимал, о чем речь. Отец продолжил:

– Доктор заинтересовался мнимыми способностями Майи и уговорил девчонку помогать ему в практике. А потом и вовсе предложил ей изучать анатомию, чтобы, как он заявил, облегчать боль страждущих. Майя несколько месяцев работала в госпитале для бедных, пока я не прознал, чем именно она занимается. Вместо того чтобы ходить на званые вечера и осваивать салонный этикет! Я приказал ей вернуться. И она послушалась, как и подобает хорошей дочери.

Полковник выслушал его с каменным лицом, а потом обратился ко мне:

– Именно доктор Крамер и послал меня к вам. Вы изучали под его началом анатомию?

– Только азы, – пролепетала я. – В основном ходила за больными в детском отделении. Иногда помогала доктору Крамеру. Он называл мой дар проявлением витальных сил. Тех, что открыл и описал Рейхенбах1, знаменитый натуралист… Доктор Крамер просил меня… увидеть, что происходило в организме детей. То, что скрыто от обычных человеческих глаз, но что подсказывал ему врачебный опыт. Как правило, я подтверждала его догадки, и ошиблась лишь пару раз.

Полковник скептически хмыкнул – словно не поверил, что я могла допустить ошибку.

– Мой дар не всегда послушен. Однако я верю, что он существует, что бы ни говорили люди. И доктор Крамер верит. Иногда я могу видеть не только внутренние органы людей, но и устройство механизма до того, как разберу его и вооружусь лупой. Папа, помнишь, как я увидела причину поломки бургомистерских часов, прежде чем ты за них взялся? А как починила каминные часы вдовы Шуман?

Отец раздраженно почесал нос.

– Просто везение, – буркнул он.

– Доктор Крамер хотел получить для меня разрешение обучаться в медицинском университете, но папа…

– Я приказал ей вернуться! Я слишком пекусь о фамильной чести, чтобы позволить такое… такой вздор и попрание устоев!

– Прошу, господин Вайс, помолчите, – негромко сказал полковник, и отец оскорбленно поджал губы.

Фон Морунген опять перевел глаза на меня. Он смотрел серьезно и испытующе, и, кажется, с неодобрением. От его взгляда сделалось душно и муторно. Сразу вспомнилось, что у меня голые исцарапанные ноги, и растрепаны волосы, и вид настолько непрезентабельный, что самое место мне сейчас на кухне или в конюшне, а не в роскошно обставленной гостиной, в компании самого влиятельного гостя в округе. От которого я пару часов назад пряталась в кустах.

Да чего же он хочет, этот влиятельный гость?

– Позвольте спросить: что вы знаете обо мне, госпожа Вайс?

Он снова сумел поразить меня, и опять я замешкалась с ответом, потому что понятия не имела, какого именно ответа он ждет.

– Вы – барон Август фон Морунген, новый окружной княжеский наместник, – неуверенно проговорила я.

– Вам, полагаю, также известно мое прозвище. Железный Полковник. И, думаю, вы слышали легенду о сделке с дьяволом. А также слухи о моем железном сердце.

– Моя дочь не будет прислушиваться к глупым сплетням! – возмутился отец.

– Да, – сказала я, из последних сил стараясь выдержать взгляд полковника и не отвести глаза. – Слышала эти россказни. Конечно, я им не верю. И не понимаю, какое отношение…

– Дело в том, госпожа Вайс, что это вовсе не легенда. У меня в груди действительно стоит механическое сердце, и в последнее время работает оно неважно.

В углу ахнула и забормотала Марта. Отец добродушно, однако с некоторой растерянностью, рассмеялся, но тут же стыдливо примолк. Полковник угрюмо продолжил:

– Мне нужна помощь умелого часовщика, обладающего даром видения тайн человеческого тела и знаниями анатомии. Это редкое сочетание, поэтому я так рад нашей встрече.

– Вы шутите! – воскликнула я, и спохватилась: – Прошу, простите! Но вы сказали, что… нет, невероятно. Не могу поверить.

– Не можете? – переспросил полковник, а потом стремительно шагнул вперед и встал передо мной – словно черная скала надвинулась.

Я вздрогнула и попятилась, но полковник не дал сбежать. Он схватил меня за запястье и потянул к себе.

– Попробую поколебать ваше неверие, – произнес он.

Я вскрикнула и хотела вырваться, но пальцы у полковника были и впрямь как железные. В его огромной руке моя собственная рука казалась крохотной, будто детской, а мозоли на его загрубевшей ладони царапали кожу.

Я бросила умоляющий взгляд на отца: помоги, что ты стоишь! Но он не пошевелился, лишь смотрел с робостью и изумлением.

Полковник непреклонно завел мою кисть за лацкан сюртука, за жилет, положил себе на грудь и крепко прижал.

Сквозь гладкую ткань рубашки я ощутила жар его кожи и упругость мышц. Было так неловко, что хотелось провалиться. Он сдвинул мою ладонь ниже, и я замерла. Под рубашкой ощущался металл – твердая пластина, нагретая теплом его тела, но все же более холодная, чем бывает тело.

А затем я почувствовала – и услышала – вибрации и звуки, которые производят мощные и хорошо отлаженные часы. В его груди стучал механизм!

Поверить этому никак не получалось. Просто невероятно, немыслимо!

Пальцы полковника отпустили мою руку. Мигом я отдернула ее, как от огня, и лишь затем посмотрела ему в лицо. Для этого пришлось сильно задрать голову вверх.

– Это какая-то шутка? – спросила я возмущенно. – Вы меня разыгрываете?

– Поверьте, госпожа Вайс, мне не до шуток, – резко сказал фон Морунген.

Отчего-то мое предположение крепко рассердило его. Лицо вдруг исказилось: он раздул ноздри и сверкнул глазами. Я сжалась, ожидая вспышки – и она незамедлительно последовала.

Полковник опустил тяжелую руку мне на шею, резким движением привлек к себе и прижал мою голову к собственной груди. Я дернулась и вскрикнула что-то невнятное в жесткое сукно его сюртука; пуговица оцарапала мой висок, а ноздри заполнил запах гвоздики.

Что он делает, зачем?! Я крутила головой, упиралась ладонями ему в живот, но полковник не отпускал.

Отец издал сдавленный звук, но никто не пришел мне на помощь и не освободил из унизительного плена.

– Слушайте! – приказал фон Морунген. – Слушайте, Майя, слушайте хорошенько! Вот так стучит мое сердце. Разве это похоже на то, что вы слышите в собственной груди? Да или нет?!

Мое ухо наполнилось стуком и лязганьем; железное сердце билось грозно и равномерно, в три такта: динь-ток-клац! динь-ток-клац! динь-ток-клац!

Слышать это было странно и до невозможности жутко – будто не человек, а голем из сказок сжимал меня в объятьях, не давая вырваться! Его ладонь крепко придерживала мой затылок, локоть давил на шею и плечи. Грохот и стук теперь отдавались в моей голове и во всем теле, а я вздрагивала, откликаясь на ритм биения механического сердца.

– Да! – выкрикнула я, – да, я слышу ваш механизм! Отпустите же!

Его рука разжалась. Сердитая и взъерошенная, я мигом отскочила от полковника на два шага и встала, стараясь отдышаться и осознать то, что мне открылось.

– Чур тебя! – запричитала Марта и зазвенела цепочкой, хватаясь за образок на шее.

– Пошла вон! – рявкнул на нее отец, и Марта вылетела в коридор, будто за ней гнались все демоны преисподней.

Фон Морунген поморщился и дернул головой, словно досадуя, что дал волю чувствам. Возможно, ему было неловко за грубую выходку.

Впрочем, долго Железный Полковник не переживал и извиниться даже не подумал. Он дождался, когда суматоха улеглась, и заговорил спокойным тоном, как ни в чем не бывало:

– Разумеется, никакой сделки с дьяволом я не заключал. Всего лишь в глупые юношеские годы подписал договор с мэтром Ульрихом Кланцем – впрочем, он тот еще старый черт. Я стал частью его эксперимента, который продолжается уже почти два десятка лет.

– Ульрих Кланц, – задумчиво произнес отец. – Бывший придворный механик, анатом и вивисектор?

– Да, он. Не скрою, я получил немалую выгоду и многие преимущества. Эксперимент оказался весьма удачен. Однако в последние месяцы моему механическому сердцу требуются постоянный надзор и уход. Наблюдаться у Кланца я по некоторым причинам больше не могу и не желаю. В столичной академии на мои деньги обучается один толковый парень с даром как у вас – по окончании он обязался стать моим… личным хранителем сердца. А пока мне нужен кто-то, кто сможет хоть как-то поддерживать работу моего механизма. Возьметесь за это задание, госпожа Вайс?

Я открыла рот и снова закрыла. Что ему нужно? Железный Полковник пугал меня, и то, что его тело было изменено таким странным способом, вызывало отвращение, но в то же время и болезненное, постыдное любопытство.

– Возьметесь? – громче повторил полковник. Он смотрел на меня, как бы стараясь прочесть мои мысли. Смотрел цепко, наклонив голову, заложив руки за спину и расставив ноги.

Но я упорно молчала и теребила пальцами край пояска.

– Жду ответа, – напомнил он и нахмурился.

– Что именно вы от меня хотите, ваша милость?

– В последние месяцы механизм стал пошаливать. Иногда я чувствую, как его ход становится неравномерным. Приходится заводить его чаще, чем обычно. Раз в сутки, а не раз в неделю. Я начал быстро утомляться, испытываю головокружения, слабость. Бывает и одышка. Во время осмотра несколько лет назад Кланц заявил, что сбой может вызвать какая-то шестеренка… или пружина… я не понял точно. И еще нужна регулярная чистка и смазка.

– Но я не знаю его устройства! У вас есть… руководство? Схема этого… механизма?

– Нет. Тут пригодится ваш дар. Или просто ваши умения.

– Я не смогу.

– Предлагаю попробовать.

– Каким образом?

– Просто посмотрите. Может, разберетесь влет, в чем дело, и сумеете меня подлатать.

– Прямо сейчас? – я совершенно растерялась.

– Да, прямо сейчас.

– Пройдемте в мастерскую! Там светлее и есть необходимые инструменты! – угодливо предложил отец и, не дожидаясь ответа, махнул рукой, приглашая идти за собой.

Полковник повернулся и пошел следом; пришлось пойти и мне.

Глава 5 Шестеренки в груди

В мастерской я немного успокоилась. Все здесь было привычным. Солнце лилось в высокие окна, отсвечивая на медных и латунных поверхностях, тикали часы – тихо, нестрашно. Деревянный пол легонько поскрипывал под ногами.

Полковник обвел мастерскую неприязненным взглядом, потер висок костяшками пальцев и поморщился, будто тиканье часов его раздражало.

Отец поставил на середину комнаты высокий стул, пододвинул к нему небольшой столик и, торопясь и роняя вещи, разложил инструменты, которыми за свою долгую практику оживил и восстановил немало тонких механизмов.

Я видела, что он опасается нового наместника и стремится ему угодить. Но не обращает внимания, что его дочь встала в углу, кусает губы и не желает подойти.

Полковник расстегнул сюртук, снял и бросил на верстак. Туда же отправились жилет и шейный платок. Взялся за подол рубашки и стянул ее через голову одним движением.

Щеки мои опалил жар. Полковник выпрямился и стоял в лучах солнца, обнаженный по пояс. Следовало немедленно отвернуться, но я бесстыдно глазела. Без рубашки он казался еще более массивным. Как есть голем! Мощную грудь и предплечья покрывали черные волоски, бугрились мышцы, а руки с выпуклыми жилами были у него как бревна.

На левой стороне груди блестела медная пластина – заплатка на смуглой коже, с бледной каймой шрамовой ткани вокруг.

Я опомнилась и отвела глаза.

– Ну же, подойдите! – нетерпеливо велел полковник.

– Прошу, ваша милость, наденьте рубашку, – пробормотала я, чувствуя, как горят щеки, а слезы готовы брызнуть от смущения и страха.

– Да, это несколько… излишне, – неловко сказал отец. – Моя дочь – незамужняя девушка, и, думаю, ей не следует… Мне кажется, господин Морунген, вам достаточно распахнуть ворот.

– Простите, – сказал полковник. – Подумал, раз вы работали в госпитале и хотели стать лекарем, то привыкли осматривать пациентов.

– Я работала только с детьми. – Я подняла глаза. Полковник уже натягивал рубашку; мелькнула широкая спина, на которой перекатывались от усилий мышцы. От увиденного стало жарко в груди и в голове.

– Ну, теперь-то готовы? Когда вашей стыдливости больше ничего не угрожает, – мрачно поинтересовался он.

Я обреченно отправилась к рукомойнику в углу, вымыла и высушила руки, стараясь делать все медленно и тянуть время, собираясь с мыслями. Потом подошла к полковнику, взялась за край ворота рубашки и осторожно отвела в сторону.

Металлическую пластину украшала гравировка – тонкая вязь, похожая на цветочный орнамент. Я коснулась ее кончиками пальцев и вновь почувствовала механический перестук.

– Там есть углубление у края. Надавите, и дверца откроется, – произнес фон Морунген. Его дыхание шевелило мои волосы на макушке.

Мне было неуютно и тревожно находиться столь близко к полковнику и касаться его груди – особенно после того, как он несколько минут назад заставил меня прижиматься к нему всем телом. Я слышала запах разгоряченной мужской кожи – довольно приятный, – горький аромат гвоздики, смешанный с мускусом и медью. Руки задрожали, и я не сразу нащупала нужное место.

Дверца с легким звоном отворилась. Тиканье наполнило комнату, и моим изумленным глазам предстало содержимое грудной клетки полковника. Никогда раньше я не видела столь сложных устройств!

Тут было все, что скрывается внутри любых часов или автоматонов: медные кольца с зубчатыми колесиками, пружины, штифты, балансиры. Диски, вилки, анкеры и каретки. Все это двигалось, шевелилось, рассыпало голубоватые искры! И располагалось в таком странном порядке, что проследить взаимодействие, сцепление и ход деталей не представлялось возможным!

– Возьми, – благоговейно сказал отец и пододвинул рабочий столик, где лежали в ящичке пинцеты, лупы, тончайшие отвертки, щеточки, миниатюрные меха для обдувки пыли, и стоял бутылек с янтарным часовым маслом. Я обернулась, посмотрела в бегающие от волнения глаза отца и призналась упавшим голосом:

– Я ничего не понимаю. Ничего!

– Проверь положение колес на оси и сцепление. Осмотри зубья, пружины. А еще попробуй почистить от пыли и смазать, – пробормотал отец. Он заглядывал мне через плечо. На его лице читалось, что он тоже обескуражен и подсказывает привычные действия наугад.

Полковник стоял смирно. Его грудь мерно поднималась и опускалась.

– Хорошо, – ответила я обреченно. – Пожалуйста, отойди. Ты загораживаешь свет.

Отец послушно отошел.

– Да, я могу немного почистить ваше… сердце, – сообщила я в грудь полковнику. – Но для этого нужно остановить механизм. А это, как понимаю, невозможно.

– Возможно. Кланц говорил, что там два механизма: один дублирует другой. Есть какой-то обводной привод или что-то в этом роде. Ваш дар сможет вам помочь?

– Пока он отказывается сотрудничать, – с нервным смешком призналась я.

Дар! Наконец-то в него поверили. Но при каких обстоятельствах! Поверили и сразу заставляют использовать, когда малейшая ошибка может стоить жизни человеку.

Этот дар был моей тайной с самого детства; я гордилась им: ведь он отличал меня от остальных, и любила воображать себя волшебницей, а то и сказочным подменышем эльфов.

Умение видеть скрытое встречается не так уж редко. Гадалки и знахари используют его, и давным-давно никто не сжигает людей на кострах за то, что им открываются тайны природы.

Но любой дар надо развивать и тренировать. Те месяцы, что я провела в столице, меня мало чему научили. Доктор Крамер просто не успел мне помочь, да и вряд ли знал, как это сделать. Мы двигались вслепую, наугад. Иногда удавалось видеть пациента так, будто кожа его была стеклянной, а сосуды и органы наполнены светящейся жидкостью. Человеческое тело в такие моменты напоминало лист растения, когда смотришь сквозь него на солнце. Но проявлялись ли так фокусы богатой фантазии, самовнушение или каприз природы, точно установить не удалось. Порой я ошибалась, порой угадывала верно. Иногда дар не просыпался неделями. А полковник ждет от меня чуда!

Поколебавшись, я взяла самый тонкий пинцет. Подняла руку и тут же опустила. Пальцы дрожали очень сильно и не слушались.

– Не волнуйтесь, – сказал полковник. – Вы меня не убьете. Этот механизм устойчив к мелким повреждениям. В крайнем случае, успею добраться к Кланцу в столицу, авось не откажется быстро исправить вашу ошибку. Но вы ее не допустите.

В ответ я покачала головой. Руки ходили ходуном, спина стала липкой от пота.

– Положите пинцет, – приказал полковник.

Я послушалась.

– Попробуем успокоить ваши пальчики.

Он взял мои руки в свои и крепко помассировал ладони. Очень жестко, я поморщилась от боли.

– А теперь дышите. Вдыхайте, пока я считаю до четырех. Выдыхайте, пока я считаю до семи. Ну! Закройте глаза.