Писк поиска

Кирилл Бабушкин

Писк поиска

Писк поиска

Пьеса «Бескрайняя вода»

Первый акт

То ли лес, то ли чья-то квартира, вокруг деревья. На деревьях, как на полках, ютятся вещи: книги, одежда, посуда, зубная паста, пластинки, торт, свечки. Также на деревьях развешаны картины. На одной из них изображён человек на грани распада. Это автопортрет автопортретчика. Некий гражданин по кличке Муравьед принимает душ, который прикреплён также к одному из деревьев.

М. Хорошая вода, абстрактная вода, милая вода, счастливая вода, дельная вода, рациональная вода, резонная вода, кремниевая вода, научная вода, деловитая вода. Вода – это трибьют. Кому? Воздуху. А воздух – кому? Кому, кому? Никому! Он сам по себе.

(В душ заходит некий гражданин по кличке Жвачка. Они вместе начинают принимать душ.)

Ж. Хорошая вода, незабвенная вода, параличная вода, животворная вода…

М. Хватит! Замолчи, я не могу это слушать.

Ж. Пф, тоже мне, это поэзия, мой друг.

М. Я тебе не друг, я тебя не знаю.

Ж. Знаешь! Я – Жвачка.

М. Думаешь, я жвачек не видел?

(Муравьед начинает намыливаться. Намылившись, он передаёт гель Жвачке. Жвачка начинает намыливаться.)

Ж. Этот гель натуральный?

М. Натуроподобный.

Ж. Это тоже дело.

М. Тебе всё вечно не нравится.

Ж. Ты прав, на нашей планете всё так устроено, что всё должно непременно вызывать отторжение.

М. Пф, пессимист?

Ж. Я – натуралист.

М. В каком смысле?

Ж. В ложном.

М. Сложном?

Ж. В ложном.

М. Сложном?

Ж. С ложкой.

М. А, в ложном.

Ж. Нет, с ложкой.

М. Я тебя понял, необязательно повторяться.

Ж. Прости, я всё время ставлю под сомнение твои умственные данные.

М. Данные? У тебя есть данные обо мне?

Ж. Естественно! Ты же знаешь, я – работник особо секретной организации. Мы занимаемся данными о людях, разводом тараканов, посадкой лука-порея, извлечением памяти из субъекта с намерением пересадить эту память носорогу и подметанием сора на улице.

М. А при чём тут убийства летучих мышей?

Ж. Откуда ты знаешь?

М. Ты сказал.

Ж. Я?.. Может быть. Меня уже пятнадцать раз увольняли из-за того, что я разглашаю секретную информацию.

М. А вы занимаетесь извлечением актёрского мастерства?

Ж. Нет.

М. Почему?

Ж. Да.

М. Почему?

Ж. Ты знаешь, что такое актор?

М. Актёр?

Ж. Нет, актор.

М. Знаю. Это актёр!

Ж. Правильно. Только неправильно.

М. Может быть, может быть.

(Они всё ещё намыливаются, поочерёдно передавая друг другу гель. Гель заканчивается.)

Ж. Хороший был гель. Очень хороший.

М. Похороним?

Ж. Надо бы.

(Я забыл упомянуть, что мылись они в парадных костюмах: Жвачка – в фиолетовом, Муравьед – в красном. Они выходят из душа. Молчат примерно две минуты. Заходят обратно.)

М. Там совсем не о чем разговаривать.

Ж. Это уж точно. Когда не занят делом – речи не существует.

М. Но нам надо похоронить гель.

Ж. Надо. Обязательно надо. Но как?

М. Давай выйдем наружу. И тот, кто скажет первое слово – тому будет позволено прочитать поминальную речь в честь нашего дорогого друга – геля.

Ж. Давай.

(Они выходят. Молчание длится примерно минуту. Заходят обратно.)

М. Там совсем не о чем говорить!

Ж. Тут хотя бы вода. А вода – это смазка для коммуникации.

М. Давай попробуем в последний раз. И если не получится, то мы останемся под этим душем навечно.

Ж. Договорились.

(Они выходят. Молчание длится примерно две минуты.)

Ж. Тут не так плохо, как можно было подумать.

М. Да, неплохо. Совсем неплохо. Тут свобода всё-таки.

Ж. Тут мы можем быть собой.

М. А у тебя есть ты?

Ж. Конечно.

М. Тебе повезло.

Ж. Ну, по крайней мере, должен быть. Лет двадцать назад я его ощущал.

М. А я – никогда. Мне кажется, я – это различное количество набросков (под каждую секунду свой), которые не так уж качественно прорисовывает работник концлагеря. Например, я могу сейчас сказать тебе, что ты – мой лучший друг, но через секунду я могу тебя убить… и съесть тебя. А потом, когда съем, снова скажу, что ты – мой лучший друг.

Ж. Ты тоже мой лучший друг!

М. Давай похороним гель.

Ж. Вот и лопата.

(Лопата висела на дереве. Они начинают копать яму. Яма выкопана.)

М. Что ж, привилегия поминальной речи – у тебя.

Ж. Но у нас нет гроба.

М. Тут он есть. Обязательно должен быть!

(Муравьед достаёт гроб из кармана.)

Вот где он! Я всегда ношу с собой. Бывают различные случаи.

Ж. Клади гель.

(Муравьед кладёт гель в гроб. После подбрасывает его и пинает ногой. Он попадает точно в вырытую яму.)

Ж. Потрясающе! Превосходно!

М. Читай речь.

Ж. Я подготовился. Она где-то у меня… вот, за моим ухом.

(Он достаёт из-за уха небольшой листочек, разворачивает и начинает читать.)

Ж. Гель был великим. Великой подмогой. Великой главой нашей с вами жизни. Он вёл себя эпохально и поступал всегда так, как велело ему его поистине необъятное сердце. Когда нужно – он был товарищем. Когда нужно – был палачом. Но лишь заслуживающих наказания он казнил. Он не позволял себе вольностей. Он был…

(Жвачка начинает плакать. Слёзы капают прямо в яму, разбиваясь о гроб.)

Он был моим лучшим другом! Лучшим во всех смыслах этого лучшего слова! Как вам известно, мы проживаем в лучшем из возможных миров – и наш дорогой гель ему соответствовал на все сто! Прощай, мой друг. Мой родственник… что уж там – мой отец! Прощай, мой отец – тот, кому я обязан своим появлением на свет. Тот, в ком и заключён весь свет нашего дрянного мира!

М. Браво! Эта речь достойна нашего геля. Если бы умер кто-то из нас – он бы мог сказать подобное и про меня, и про тебя.

(Они плюют несколько раз в гроб. И одновременно начинают орать.)

М.Ж. Сдох, сдох, сдох! Этот урод наконец-то сдох!

(Они очень сильно смеются, витиевато приплясывая.)

Ж. Что ж, хорошего понемножку.

М. Такого праздника давно не было.

Ж. Никогда.

М. (начинает плакать) Но он же и правда был хороший.

Ж. Он был, и этого уже достаточно.

М. На свободе очень быстро пачкаешься, пойдём, ещё помоемся.

Ж. Не хочу я никаких помоев.

М. Нет, я имею в виду другое.

Ж. Другого тоже не хочу.

М. Я хочу умереть. Я давно мечтаю об этом. Поцеловаться со смертью – единственная возможность испытать феномен откровения.

Ж. Так полезай в яму. Я её закопаю.

М. (разбегается, прыгает, делает сальто, но неудачное; приземляется на спину, ударяясь о гроб.) Мне не больно. Никогда не больно.

Ж. (начинает закапывать яму, при этом приговаривая.) Умирать – не землю пахать. Таланта не нужно, умений не нужно, силы не нужно, слабости не нужно, сахара не нужно, соли не нужно – ничего не нужно. Умирай себе с комфортом. Умирать – это комфортабельно, это изысканно. Не каждому дано умирать.

М. (почти весь засыпанный, отплёвываясь от земли) Ты перепутал. Умирать – это дано каждому. Каждый так или иначе столкнётся с изнанкой нашей прекрасной… (Лицо его полностью засыпано землёй, он больше не может говорить.)

Ж. Что ж, поработал – теперь не помешало бы и отдохнуть. Но вначале надо бы смыть с себя всю эту липучую смерть… (Начинает смеяться.) Но ведь смерть – это мой партнёр, товарищ и даже друг. Зачем её смывать? Хоть сегодня у меня умерло два лучших друга —

но я счастлив. Я их достойно похоронил. Да, я написал лишь одну речь, но она была блестящая. По поводу смерти второго друга я ничего не придумал, а импровизировать я не умею…

М. (еле выбравшись из-под кучи земли) Поищи в правом кармане. Не в том, где у тебя орден и повязка, а в другом.

Ж. Тш!

М. Прости. Я просто хотел помочь…

Ж. Ты же всё портишь! Ты абсолютно всё портишь!

М. Я засыплюсь заново. Ты, главное, не переживай. Я снова умру.

Ж. (порывшись в правом кармане, выбросив оттуда верёвку с петлёй, чьи-то башмаки и маленький стульчик, наконец достаёт свёрнутую бумажку) Ты был прав. Но это уже не имеет смысла. Всё испорчено.

М. (вылезая из ямы) А ты всё равно прочитай. Может, это очень важно.

Ж. Важно? Ничего на свете не важно. Но я прочитаю. (Разворачивает бумажку, начинает читать.)

Ж. (читает) «Безумие поселилось в нас, дорогие друзья. Оно выткало в нас себе уютные домики…» Так, это не важно. Вот: «Люди, одумайтесь! Вы низвергаете друг друга!» Это тоже не важно. «Милосердие – вот язык, на котором думает Вселенная и на котором должны научиться говорить мы…» Какая-то чушь. Дальше… (Он читает это излишне эмоционально.) «Побойтесь гнева природы! Единственный выход, который у нас есть – это уничтожить себя. Выходите на улицы, вешайтесь, застреливайтесь, топитесь, травитесь —

делайте всё, что в ваших силах, чтобы остановить распластывание этой гангрены, которую мы называем…» А вот это уже интересно! Это то, что надо!

М. Но тут нет последнего слова.

Ж. Оно есть.

М. Так прочитай!

Ж. Я уже прочитал.

М. Упадничество это всё. Тотальный пессимизм. Не всё так плохо. Я бы даже сказал – всё хорошо. Всё прекрасно! Я люблю жизнь. Я без жизни – никто.

Ж. Ты знаешь, что такое нигилизм?

М. Да. Это когда кит подплывает к другому киту и видит в нём себя. В итоге он становится уверен, что по какой-то случайности он разделился на две сущности, одна из которых сейчас перед ним. И теперь они вынуждены существовать параллельно. Он долго думает, что бы ему такое сказать этой второй сущности – то есть, по сути, самому себе. Но в итоге он ни до чего путного не додумывается и выбирает другой способ коммуникации. Он хочет просто подмигнуть. Мол, этот другой и так всё поймёт. Первый кит подмигивает – но в ответ не получает абсолютно никакой реакции. Как будто бы этой второй сущности совсем не интересно с ним взаимодействовать. От злости он начинает рвать свою вторую сущность.

Он заглатывает её огромными кусками – а всё от обиды, которую, получается, он нанёс самому себе. В итоге, полностью проглотив другого кита, ему приходит озарение. Он наконец-то догадывается, почему тот другой никак не отреагировал на его подмигивание.

Ж. И почему же?

М. Кит уже был мёртв до того, как он его начал кромсать.

Ж. И что происходит дальше? (Они вдвоём заходят в душ и начинают мыться.)

М. Дальше кит начинает свирепеть ещё сильнее. Он злится на второго кита за то, что тот оказался мёртв. От этой распирающей злости он начинает отрывать куски от самого себя,

чтобы отомстить самому себе же. Он съедает себя полностью – так что от него не остаётся даже молекулы. Потом атома. А потом – даже субатомной частички. (Они моются.)

Ж. У меня есть кое-что. (Ж. достаёт склянку, снимает лейку душа, заливает туда содержимое склянки, закручивает лейку обратно. Ничего не изменилось.)

М. Что это было?

Ж. Ничего. Просто вода.

М. Хорошая вода.

Ж. Хорошая вода.

Они одновременно падают – и без лишних движений умирают. Вода, наконец-то, перестаёт литься из душа. Из радио, которое также прикреплено к дереву, начинает играть Восьмая симфония Шостаковича. Занавес начинает опускаться. Раздаётся смех.

Жвачка и Муравьед очень громко смеются.

ЗАНАВЕС

Второй акт

Деревянная лодка плывёт по озеру. Но это не водяное озеро – оно чёрное, это, скорее всего, нефть или что-то похожее. Периодически из озера выпрыгивают рыбы – они полностью покрыты этой нефтью, это скорее куски чёрной субстанции, чем рыбы. Но они выпрыгивают. Они пытаются жить! В лодке сидят два человека. Хотя, возможно, это не люди. Это Некто 1 и Некто 2. У них на верхней одежде как раз и располагаются эти цифры.

Н.1 Хорошая вода.

Н.2 Это не вода, идиот.

Н.1 Да? А выглядит как вода.

Н.2 Эта жижа, по-твоему, выглядит как вода?

Н.1 Да.

Н.2 А ты воду хоть раз в жизни видел?

Н.1 Нет, но я слышал о ней.

Н.2 И что ты о ней слышал?

Н.1 Что по ней можно плавать, и её можно пить, а ещё на ней можно спать.

Н.2 Ну, зачерпни тогда немного этой воды и попробуй выпить.

Н.1 Но это же не вода.

Н.2 Это вода!

Н.1 Эта жижа, по-твоему, похожа на воду?

Н.2 Да.

Н.1 А ты хоть раз видел воду?

Н.2 Да. Я о ней… впрочем, ладно. Честно признаюсь – я впервые слышу такое слово. Вода – это для меня просто набор букв.

Н.1 И для меня.

Н.2 Странно всё это.

Н.1 Не странней, чем жить.

Н.2 Но странней, чем умирать.

Н.1 Ты знаешь историю про господина Муравьеда и господина Жвачку?

Н.2 Да, её знают все в нашем… нашем озере.

Н.1 Кроме рыб. Рыбы не знают эту историю – у них нет ушей.

Н.2 У рыб есть уши. Они постоянно рассказывают друг другу истории о далёком прошлом, когда на месте этого озера был лес, и по нему бродили рыбоподобные люди.

Н.1 Люди? Что это значит?

Н.2 Я не знаю. Но в нашем озере принято говорить о людях. Они были когда-то давно. И да, они, скорее, полумифичны. Это не чистая история – это вопрос веры. Но всё же кто-то уверен, что люди когда-то были. Но какими они были – не знает никто.

Н.1 А кто в этом уверен? Ты хоть кого-нибудь знаешь, кроме меня?

Н.2 Да я и тебя не знаю. Но я тебе соврал: кое-что про людей всё же известно. Точнее, это лишь предположения, но всё же. Говорят, что люди больше всего любили лепиться друг к другу. Они грезили однажды стать огромной, цельной массой, неделимой субстанцией. Например, вот (показывает в сторону воды) как эта жижа, которая покрывает озеро. Может, мы плывём сейчас по людям. Может, они всё-таки стали этой неделимой субстанцией.

Н.1 А куда мы плывём?

Н.2 Существует легенда, что это озеро конечно. И если плыть очень-очень долго, можно добраться совершенно до другого ландшафта. Там будут… не знаю… может, там будут другие озёра.

Н.1 А ты хоть что-то видел, кроме этого озера?

Н.2 Нет. Точнее, я слышал, что существуют некие звёзды. Но они далеко, и о них не принято говорить.

Н.1 От кого ты это слышал? Я никого тут, кроме тебя, больше не видел.

Н.2 А ты уверен, что меня ты видишь?

(В этот момент из озера прямо в лодку прыгает рыба, точнее – кусок чёрной жижи. Н.1 ловит её на лету и в бешенстве начинает её поглощать. После того, как от рыбы не остаётся даже скелета, он дико начинает смеяться.)

Н.2 Что смешного?

Н.1 Я никогда не ел рыбу. Я никогда не ел.

Н.2 И что, разве когда поешь, становится смешно?

Н.1 Видимо. А ты когда-нибудь ел?

Н.2 Нет. Но я слышал, что это интересно.

Н.1 От кого ты это слышал?

Н.2 Люди любили есть. Говорят, им больше ничего было не надо.

Н.1 Значит, они вечно смеялись.

Н.2 Да, наверняка.

Н.1 А ты знаешь, что такое свобода?

Н.2 Да. Мне говорили, что это похоже на то, как рыба выпрыгивает из озера.

Н.1 А как думаешь, вот эта рыба, которую я съел, была свободна?

Н.2 О да, она же выпрыгнула.

Н.1 Как всё-таки хорошо – съесть свободную рыбу.

Н.2 А ты знаешь, что среди этих мелких рыбёшек плавает такая огромная, что она бы нас проглотила, даже не заметив этого?

Н.1 Разве так бывает?

Н.2 Я точно не знаю. Но она явно несвободна.

Н.1 Почему?

Н.2 Она не умеет выпрыгивать.

Н.1 А что она умеет?

Н.2 Только заглатывать рыбёшек поменьше. Например, таких, как мы.

Н.1 А мы – это рыбы?

Н.2 Я точно не знаю. Но я слышал такую теорию.

Н.1 А я слышал, что раньше такие, как мы, могли видеть себя. Это называлось «отражение». Ты представляешь, как здорово – видеть себя?

Н.2 Мне тебя не очень здорово видеть. С чего ты взял, что тебе это понравится?

Н.1 Так не смотри на меня, раз тебе не нравится.

Н.2 А ты что, даже не знаешь, что мы прибиты к этим местам, на которых сидим? Я не могу смотреть никуда, кроме как на тебя.

Н.1 (Пытается встать, потом повернуться и понимает, что он не может пошевелиться.)

Я не знал, что мы прибиты… не знал… Кто нас прибил??

Н.2 Этого я знать не могу. Но есть поверье, что это сделали люди.

Н.1 Разве люди были так недавно?

Н.2 Они были давно. Но и мы были давно.

Н.1 Я себя помню лишь со слов: «хорошая вода».

Н.2 Я тоже это помню. Я сказал эту фразу.

Н.1 Это я сказал, а не ты!!!

Н.2 Нет, это сказал я. Ты не мог такого сказать – ты даже не знаешь, что такое вода.

Н.1 (начинает орать) Это сказал я! И точка! Я не хочу больше ничего слушать насчёт этого!

Н.2 Можешь не слушать. Но ты прекрасно знаешь, что это сказал я, а не ты.

Н.1 Я тебя убью за эту поганую ложь.

Н.2 Ты хоть знаешь, как это – убивать?

Н.1 Я знаю. Точнее, я могу предположить.

Н.2 Ты не знаешь, что значит убить. Ты не знаешь ни как убивать, ни зачем!

Н.1 Но я хочу тебя убить! Я это явственно ощущаю!

Н.2 На самом деле ты хочешь убить себя, а на меня лишь перенаправляешь это желание.

Н.1 А разве можно убить себя?

Н.2 Я думаю, если подойти с чисто математическим взглядом на эту проблему, то, исходя из некоторых формул, выходит, что убить себя довольно-таки возможно. Но есть всегда небольшая погрешность. В общем скажу так – это можно, но и нельзя одновременно.

Н.1 А давай раскачаем нашу лодку и просто-напросто её потопим – вот и проверим, возможно ли это или нет.

Н.2 А ты знаешь, ведь, если верить легендам, последний написанный человеческий трактат был посвящён самоубийствам. Я даже больше скажу – он пропагандировал самоубийство как единственно верное решение в обстоятельствах произошедшей с вами жизни.

Н.1 Чего? Ты сейчас серьёзно? Посмотри, как вокруг прекрасно! Какое озеро! Какие рыбы в нём плавают! Какие мы с тобой! Как можно предпочесть этому какую-то глупую смерть? Жизнь чудесна, мой друг! Я всегда буду это твердить!

И тут они, не сговариваясь, начинают изо всех сил раскачивать лодку. Лодка вначале сопротивляется, но потом поддаётся. Она переворачивается и начинает увязать. Чёрная жижа поглощает лодку. Но перед тем, как герои окончательно исчезли в этой первозданной жиже, можно было разглядеть – если хорошо присмотреться – крохотную улыбку, которая плескалась на лицах Некто 1 и Некто 2. И я вам скажу: эта улыбка была насмешливая. Лодки больше не было. Ничего больше не было.

ЗАНАВЕС

Третий акт

Абсолютно пустое пространство. Я бы сказал – чёрное, но оно избавлено даже от черноты. Неизвестно, на чём, и неизвестно, как стоят два человека. Они смотрят друг на друга. На лицах у них – искреннее непонимание. Назовём их работниками пустоты. У одного будет имя – Неделимый, у другого – Квант.

К. Бесконечность – это отсутствие движения. Бесконечность может существовать только в полной статике. Движение – язык времени. Или время – язык движения. В бесконечности не может быть времени. Каждая часть бесконечности – такая же бесконечность. В бесконечности не может быть частей, только одно сплюснутое целое, которое расстелено во всех возможных пространствах и измерениях.

Н. Что? Что всё это значит?

К. Я выучил это, когда был совсем ребёнком.

Н. Кем?

К. Ребёнком – это когда… когда тебя ещё нет.

Н. Значит, я ребёнок. Я наверняка знаю, что меня нет.

К. Как ты это докажешь?

Н. Я не преломляюсь ни в каких вещах, и вещи не преломляются во мне. Я никогда ничего не видел, не слышал и не ощущал. Значит, меня нет.

К. Но если ты ничего не ощущал, значит, ты не должен иметь представления, что такое ощущение. А если у тебя нет понимания, что такое ощущение – значит, возможно, ты что-то да ощущал, просто не смог это правильно интерпретировать.

Н. Я не хочу говорить об этом. Когда появляется даже небольшая возможность, что я есть – мне становится дурно.

К. Вот ты даже говоришь, что ничего не слышал. Но меня-то ты слышишь. И даже мне отвечаешь.

Н. Я не хочу об этом думать. Я никогда не думал ни о чём.

К. И опять-таки ты лжёшь.

Н. (Достаёт из кармана пистолет, заряжает, подносит к виску, стреляет.) Видишь? Видишь? Я не могу себя убить! Значит, меня нет.

К. А разве в нём есть патроны?

Н. (Высыпает патроны из пистолета вниз.) Это невыносимо. Я что только ни пробовал – и повеситься, и утопиться…

К. На чём ты хотел повеситься? И где утопиться?

Н. Какая разница? Какая тебе вообще разница? Ты кто такой?

К. Я… я не знаю. Я знаю, кто ты.

Н. Кто я? Откуда тебе это знать?

К. Мне рассказала она.

(Появляется молодая девушка. Лицо у неё полностью чёрное. Она встаёт между Неделимым и Квантом, смотрит сначала на одного, потом на другого, потом – куда-то вдаль. Подходит к Неделимому, смотрит прямо в глаза.)