Каньон. Том 2. Алые крылья

Олеся Грибовская

Каньон. Том 2. Алые крылья

Вновь разгорается огонек

Рейд ощутил запах пропитанных солью водорослей, не открывая глаз. Голова кружилась даже в лежачем положении, и дышать было практически невозможно из-за подкатывающей к сердцу боли.

Рейд попытался чуть двинуть головой, инстинктивно пытаясь вдохнуть воздух. Сквозь веки ударил резкий белый свет. Откуда-то снизу пробивался теплый запах дубовых стружек. Рейд снова почувствовал болезненный удар сердца, и на этот раз от воспоминаний. Все возвращалось назад по спирали. Сознание еще не вырвалось из тумана обморока и болевого шока, но уже приходило ощущение, что ранение окончилось не смертью. Что-то странное давило изнутри. Рейд резко открыл глаза, заранее приготовившись к атаке света. На удивление, свет оказался теплым, но все равно мучил ослабевшее зрение. Рейд моргнул, пытаясь сфокусироваться. Что-то заслонило яркую лампу, тень плавно последовала за его взглядом, не давая смотреть на свет.

– Рейд, ты меня слышишь?

Голос Буаро прошел сквозь ватную оболочку и укрепил наплывшее чувство повторения. Рейд смотрел на командира крепости, медленно осознавая, что он даже руки скрестил так же, как и в тот первый раз. Запахи водорослей и дуба обволакивали, увлекая в новый обморок. Рука, появившаяся откуда-то сверху, мягко коснулась рта, и Рейд ощутил на языке горький привкус.

– Это поможет минут через десять.

Голос Буаро довольно резко вмешался в ожившее воспоминание. Рейд заставил себя не закрывать глаза и попытаться посмотреть на командира. С ним было связано что-то важное, только он еще не мог вспомнить что.

– Пока лекарство действует, я тебе напомню немного о произошедшем.

Буаро уже не в первый раз точно ощущал, что именно надо сказать.

– После битвы, где вы с Диком чуть не погибли, прошла уже неделя. Мы смогли вас вытащить только через сутки, спасибо Псу: он нашел в себе силы не паниковать и смог дождаться ночи, чтобы вывести разведотряд.

Дик. Пес. Имена застучали в голове, оставляя ощущение недосказанности, чего-то важного, но забытого.

– Дик жив, с ним все хорошо.

Слова Буаро прозвучали ровно в тот миг, когда в голове Рейда словно вспышкой высветило перекошенное яростью и гневом лицо брата. Дурнота снова накатила, и Рейд закрыл глаза, спасаясь от лавины воспоминаний. Пробуждение наступило внезапно, сразу расставив по местам события недельной давности. Значит, Дик не ошибся в своих, им удалось добраться до ямы и вытащить их обоих. Обоих…

Лекарство начинало действовать, заставляя держаться на поверхности, не погружаться в ватную дымку. Рейд снова перевел взгляд на Буаро. Тот молчал в ожидании, видя его состояние. Встретившись взглядом с Рейдом, он будто немного поежился, но не отвел взгляд.

– Рейд, прежде чем продолжить, я хотел бы извиниться перед тобой.

– Что, простите?! – Слова вырвались против воли, настолько он был изумлен. Голос после долгого молчания прозвучал хрипло, незнакомо, пугающе-громко. Непонимание понемногу разрушало иллюзию повтора. Тогда он был хоть примерно, но все же готов к тому, что может увидеть и услышать.

– Извиниться за то, что так обошелся с тобой. В момент, когда впервые за долгие годы ты наконец обрел семью и шанс на свободу, я запер тебя, как преступника, и связал по рукам и ногам.

Буаро провел по лицу рукой. Рейд с изумлением смотрел на него, не отрывая глаз. Голос командующего чуть дрожал от нескрываемого отвращения. Это было удивительно, но, несомненно, воспоминания о своем решении причиняли Буаро боль и вызывали стыд.

– Если бы не мое решение, для вас с Диком все могло бы сложиться по-другому. – Буаро говорил медленно, через силу, рука на колене побелела от напряжения. Тихий, глубокий внутренний вдох – и Буаро поднял на Рейда глаза. Пристальный взгляд был пронизан переживанием и сочувствием, но уже обрел обычную твердость и уверенность. – В этот раз все будет иначе. Когда поправишься, ходи где хочешь. Весь наш Каньон открыт для тебя.

Он встал и сделал шаг к двери. Рейд, скользивший за ним взглядом, только сейчас заметил повешенный на крючок белый плащ. Действительно, Буаро сидел рядом с ним в одной рубашке. Где-то далеко в сознании щелкнуло укором: расслабился, надо бы такие детали сразу замечать.

Буаро снова вернулся на свой стул, держа что-то в руках. Через мгновение Рейд ощутил правой ладонью холодный металл, и рука Буаро сомкнула его пальцы на такой знакомой рукояти.

– Пламя я тоже оставляю с тобой. – Буаро продолжил свою мысль с того же момента, как оборвал ее. – Думаю, так тебе будет спокойнее среди нас.

Рейд собрал все свои силы, чтобы притянуть кинжал поближе. Буаро моментально убрал руку, чтобы не мешать ему, но его легкое движение нечаянно помогло Рейду осуществить задуманное.

На губах Буаро на секунду возникла игривая, почти мальчишеская улыбка. Рейд снова вспомнил их первую встречу – как настороженный, поседевший командир крепости пытался разговорить его, а он пытался поверить, что этот суровый, уставший человек всего лишь на пять лет старше его. Улыбка давала хоть какой-то шанс поверить в такую небольшую разницу в возрасте.

– Я еще хотел сказать тебе, что слова о твоей свободе в Каньоне не просто формальное разрешение. – Буаро чуть запнулся, с волнением глядя Рейду в глаза. – Я не хочу давить на тебя и заставлять делать выбор, но, если ты захочешь присоединиться к нам или просто взлететь в небо, мы всегда рады тебе. Ты можешь в любой момент по своему желанию построить корпус – любой из Лётных, если надо, поможет тебе.

Рейд ощущал уже не просто непонимание, а шок от абсурдности происходящего. Лекарство, как ни странно, подействовало, и он уже не испытывал такого жуткого головокружения, но одних слов Буаро могло хватить, чтобы и при здоровом теле лишиться рассудка. Рейд в потрясении молча смотрел на Буаро, пытаясь осознать услышанное.

– Вы не казните меня? – Рейд понимал всю глупость, почти детскость вопроса, но других слов не мог подобрать даже мысленно.

– Что?! – Теперь уже Буаро смотрел на него непонимающим взглядом.

– Я вынес планы крепости и дал Фрегу в руки оружие против ваших семей. – Рейд не знал, как объяснить главе Каньона, что за такие поступки не гладят по голове. Особенно люди, которых он мимоходом обрек на гибель. Дик вот за пару секунд все тогда понял…

Даже мысленно произнесенное имя брата кольнуло так, что он сильнее вцепился в Пламя, пытаясь удержать себя в сознании.

– Рейд, ты выполнял приказ. Ни у кого и в мыслях нет винить тебя за верность Легиону, которую в тебя вколачивали с рождения. – Буаро посмурнел, замедляясь к концу фразы. – Ты, наверное, думаешь, что Дик из всех нас единственный в здравом рассудке и что только он по-настоящему понял, что ты натворил. Это не так. Мы все понимаем и видим последствия. Просто относимся к жизни иначе. И сам Дик будет очень долго уничтожать себя за то, что наделал в припадке ярости.

Слово «уничтожать» вспыхнуло в середине фразы – Рейд мысленно отметил его как что-то чужеродное среди остальных. Многолетний инстинкт заставил его забросить слово в мысленный запасник на потом. Сейчас он слушал Буаро, изо всех сил стараясь ничего не упустить.

– Он был просто не в себе, когда понял, что сделал. Пришел в себя дня три назад и, пока ему говорили, что ты без сознания, толком ни еду, ни лекарства не брал. Проблема в том, что его обмануть практически невозможно. Ну и заставить что-либо делать, если не хочет…

Буаро затряс головой: вероятно, понял, что сказал лишнее.

– Еще кое-что важное. Я попросил пока ограничить доступ к тебе, так что ты сможешь немного разобраться в своих мыслях. Это была еще одна моя большая ошибка – обрушить на тебя знакомство сразу со всей семьей. Мы все решили, что ты навестишь их, когда сам захочешь. Если захочешь, – поправил себя Буаро. – С командой Дика я, к сожалению, не в силах говорить по-человечески, но все же теперь тебе не придется общаться, если ты не готов к этому. Я надеюсь.

На лбу Буаро залегла складка. Чувствовалось, что он не был уверен в своих обещаниях. Рейд заметил, что, пока Буаро говорил, он пару раз бросил взгляд на дверь, и ему на секунду показалось, что чей-то силуэт перекрыл световую полоску за дверью.

Буаро снова встал, на этот раз, похоже, окончательно собравшись уходить.

– Я скажу сестрам, что ты очнулся, – может, тебе удастся немного поесть. Отдыхай пока и не очень думай о том, что я сказал. Все равно в ближайшие пару дней тебе будет сложно все это осмыслить.

Буаро стоял посередине комнаты, уже держа в руках плащ. Губы чуть подрагивали. Снова он колебался, прежде чем что-то сказать. Один разговор, а напряжен, будто гуляет под обстрелом…

– Рейд, я знаю, что ничем не заслужил этого, но могу я кое-что у тебя попросить?

Глава крепости стоял посреди палаты, закусив губы, как школьник, и с волнением ждал ответа морского легионера.

Рейд устало закрыл глаза. Информации было и правда слишком много для его состояния. После того, что он услышал, казалось, он уже ничему не способен удивляться.

Каньон казался фантасмагорией, и Рейд уже не был уверен, что пришел в сознание и все воспринимает здраво.

– Просите что хотите, мне все равно.

Как ни тихо это было сказано, Буаро услышал и удовлетворенно кивнул.

– Как это ни прискорбно, но я как раз рассчитываю, что тебе сейчас многое безразлично.

Рука Буаро играла на спинке стула, но он так и не сел.

– Рейд, я хотел бы попросить месяц твоей жизни. Ты смог бы пообещать мне, что ничего не сделаешь с собой в течение месяца, начиная с того момента, как сможешь сам выходить из лазарета?

– Ничего с собой не сделаю? – Голова вновь начинала кружиться, и Рейд определенно не до конца понимал просьбу.

– По сути, ведь твое бегство к Морю было самоубийством. Я уже знаю, что принять на себя кару Моря после неисполнения задания входит в клятву легионера. Отдавая тебе в руки Пламя, я опасаюсь по вполне понятным причинам. Мне хочется договориться с тобой. Я не буду мешать тебе выполнить обязательства легионера и не позволю твоей семье это сделать, но ты мне пообещаешь…

– …что месяц я буду живой. – Рейд закончил фразу, уже довольно обреченно понимая, что готовность ко всему была явно преждевременной. Но на фоне предыдущих речей просьба прозвучала и правда слишком неожиданно. – Вы не казните лазутчика, выхаживаете предателя, а теперь обещаете дать мне умереть?

– Да, именно так. Я уже говорил, что ты слишком слаб, да и непривычен к нашим понятиям, чтобы сразу принять то, что я скажу. И тем не менее я хотел бы услышать твой ответ сейчас.

– Мне поклясться на Пламени? – устало спросил Рейд, чувствуя всю несуразность вопроса. – Я клянусь, что не покончу с собой, а если нарушу слово, лишусь жизни. Замечательная гарантия клятвы. Своевременная, главное…

Буаро, вероятно, думал то же самое. Второй раз за разговор Рейд заметил его улыбку.

– Нет, этого не нужно. И дело не в сути клятвы, просто я тебе верю. Мне хватит твоего обычного слова.

– Хорошо, я даю вам это слово.

Рейду и в самом деле было все равно. Хочет Белый ему верить – пускай. Груз последних дней оказался настолько тяжел, что он не мог достойно обдумать каждое событие из длинной цепочки. Думать о будущем тем более не было ни возможности, ни сил. Он и сам не знал, собирается ли сдержать слово, данное… врагу? бывшему врагу?

– Спасибо тебе. – Буаро с явным облегчением смотрел на Рейда, задержавшись на секунду перед уходом. Потом уже обычно, спокойно кивнул на прощание и шагнул к двери. – Я пришлю сестру.

***

После разговора с Буаро Рейд снова провалился в полудремотное, полуобморочное состояние, заполненное болью, туманом и запутанными в клубок голосами. Когда с утра он наконец пришел в сознание, во рту стоял вязкий вкус незнакомых лекарств, а мешанина голосов в голове измучила до предела, даже заглушая боль. Тупое, бьющее в сердце покалывание в ране становилось привычным. Похоже, в прошедшем подобии сна Рейд наловчился вдыхать воздух, не охая от приступа боли.

Воздух чуть шевелился перед самым лицом. Память, приученная к непрерывной работе, тут же выдала последний запомнившийся запах – дуба и морских водорослей. Рейд моргнул, стараясь не шевелиться. Ложившаяся на подушку пыль оказалась снежными крупицами. Погруженный в апатию Рейд смотрел на нее несколько минут, потом взгляд зацепился за тонкую полосу света, в которой танцевали снежинки.

Свет из приоткрытого окна – уже день. Следующий после визита Буаро? Или прошла неделя? А может, визит Белого воина ему померещился в горячке? Эту мысль Рейд отмел почти сразу. Самое нереальное на фоне единственно реальной физической боли почему-то он не мог вычеркнуть из жизни. Возможно, понимал, что придумать такой разговор сам он не смог бы ни в каком бреду. А может, инстинктивно – ведь по-хорошему это было теперь единственным событием в жизни, на которое он мог опереться. Новая точка отсчета. После шестнадцати лет жизни, перечеркнутых его неудавшейся казнью…

Рейд постепенно против воли мог уже различать голоса, по крайней мере, выделять их по дальности. Где-то за стеной они смешивались со звоном металлической посуды. Короткие, глухие выкрики, как из-за окна, – команды человека, ведущего тренировку. Оглушительно громкий для неокрепшего слуха, сбивающийся с ритма мальчишеский тембр с перерывом на чавканье, звон миски и удары дерева. Слов Рейд не различал, но, чем дальше его глушила бессвязная болтовня, тем сильнее становилось ощущение, что говорящий и сам не особо осознает смысл своих слов.

– Очнулся-я-я!!! – гаркнуло что-то с диким восхищением прямо около головы.

Тело само отдернулось от источника звука, и Рейд взвыл от накрывшей его боли.

– Эй, я ж не хотел! Во блин, прости!!

Рейд почувствовал, как его ладонь сжали, испуганные извинения сыпались как горох.

– Черт!

Руку отпустили. Рейд с усилием смог наконец повернуть голову. Странная сгорбленная фигура прыгала вокруг своей оси на одной ноге. Только когда Пес уселся на стул перед кроватью и задрал ногу на ногу, вцепившись в палец, Рейд сообразил, что парнишка каким-то чудом, стоя на месте, ухитрился зашибить ногу о кровать.

– Простишь, да? А я суп ел…

Лицо Пса со слезами боли на глазах вынырнуло из-за ноги. Задорное, чуть лукавое. Прямо через глаза – локон вьющихся пепельных волос.

Рейд вглядывался в знакомые черты, собирая по кусочкам воспоминания. Парень, не умеющий с ходу правильно взять меч в руки. Быстрейший серый корпус – стрела в небе. Хаотичные, петляющие шаги на подкашивающихся ногах. Вечный окурок в зубах – и кулак Дика, летящий другу в зубы. Верный щенок его брата.

И этот мальчишка вытащил их обоих из ада?!

Пес откинулся на стуле, потянувшись за миской. Похоже, комментирование каждого действия было его неотъемлемой частью. Как же все-таки было здорово, когда он шел по пятам за Диком и тот мог заставить друга закрыть рот хоть на чуть-чуть!

Через две минуты Рейд уже знал, что у парня в миске, в какой сугроб он упал с утра и что сейчас он все-таки сидит на стуле.

Пес говорил немного тише – видно, все-таки учел реакцию Рейда, но не настолько, чтобы его приглушенный тон смахивал хотя бы на участие у постели больного. Рейд продолжал морщиться, завывать от громких звуков, но не прервал словесный поток ни единым жестом. Шум снаружи, боль внутри… Ему было по-прежнему все равно.

Пса это явно не смущало. Через полчаса, тянувшихся вечность, Рейд снова провалился в полудремоту. Голос Пса продолжал звучать где-то далеко фоном наравне с резким завыванием ветра.

Следующие дней пять прошли примерно так же. Рейд то на какое-то время возвращался к реальности, то вновь проваливался в долгие обмороки. Сперва промежутки времени были наполнены сумбурными рассказами Пса и голосами Коса и других Лётных из лазарета. Временами руку кололи, но на фоне ран Рейд этого не ощущал.

Обмороки также собирали вокруг него весь персонал лазарета. Несколько раз в такие моменты заглядывал Буаро, и тогда Кос с изможденным лицом бросал на него взгляд, тревожно качал головой. Буаро же каждый раз неизменно улыбался и тоже качал головой, но по-другому. Жизнь Рейда будто балансировала на лезвии ножа между этими двумя покачиваниями – реальностью Коса и верой Буаро.

День, когда весы окончательно качнулись в пользу Белого воина, ознаменовался первым настоящим сильным снегопадом. Рейд снова, как пять дней назад, после пробуждения первыми увидел снежные хлопья – в этот раз они были пушистые, большие, неторопливые. Казалось, после появления прежних злых белых крупиц прошла целая вечность. Рейд какое-то время просто смотрел на них.

Чутье опытного, не раз раненного воина подсказывало ему: черта пройдена. Как бы ни было мучительно и долго его выздоровление, он отвоевал себе жизнь. Человеческое уступило место животным инстинктам, и тело просто грелось, а взгляд следил за снегом – тот от ощущения жизни казался теплым и желтоватым. Тихий звук из-за угла – это трещали поленья, отблески пламени виднелись даже в небольшие прорези железной печурки. Рейд завороженно слушал эти простые, знакомые звуки. Казалось, хруст поедаемых огнем поленьев шел к нему прямо сквозь снежинки и они составляют одно целое. Тишина.

Тишина! Рейд мигнул и удивленно оглядел комнату – насколько мог это сделать, не отрывая голову от подушки. Пса не было, вот почему он впервые смог услышать что-то более тихое, чем удар грома.

Рейд наслаждался тишиной и светом не меньше часа, осторожно дыша и вслушиваясь в оживающее тело. Впервые он почувствовал ноющую боль в локтях, попробовал пошевелиться. Глубокое, живое тепло дрогнуло в пальцах. Рейд замер на мгновение, не помня, что могло оказаться в его руке здесь. Пальцы скользнули по узору на металле, и сердце стукнуло сильнее. Он сжал Пламя, спасаясь от приступа боли. От всего мира. Голову немного заволокла дурнота.

Это тоже было правдой. Слово Буаро никто не нарушил, и Рейд так и лежал все эти дни, сжимая кинжал, нагревая его своим теплом. Теперь ему показалось, что клинок в руке был для него цепью, приковавшей его к берегу жизни.

Буаро появился в его мыслях естественно, как его собственная тень. Его руки держали цепь…

Образ разогнал удар колокола. Рейд не сразу вспомнил значение сигнала, но что это не тревога, а что-то для внутреннего распорядка, было очевидно. Лазарет постепенно стал наполняться звуками.

Шесть утра, удар к завтраку. Рейд поймал еще один кусочек мозаики как раз в тот момент, когда дверь тихо открылась и появившаяся девушка внесла поднос. Первый раз Рейд полностью в сознании наблюдал за перевязкой, уколами: объяснилась боль в руке. Девушка не говорила с ним, только с явной радостью кивнула, поймав его взгляд. Рейд не вспомнил имени, только понял, что это не одна из его многочисленных сестер. Вскоре после ее ухода пришел Кос – его лицо отпечаталось у Рейда в памяти, даже несмотря на бредовое состояние последних дней. Кос проверил раны, поправил повязку.

– Габриэль – хороший медик, – коротко и тихо бросил Кос, опускаясь наконец на стул. Его глаза оказался на уровне глаз Рейда. – Если ты можешь говорить, подскажи, есть ли что-то, что может унять твою боль? Я боялся дать что-то сильное, учитывая, насколько ты пропитан ядами: может быть непредсказуемая реакция, а сил у тебя на эксперименты нет. Джол сказал, у легионеров есть индивидуально действующие яды и обезболивающие, но в твоем поясе слишком много незнакомых мне веществ, я не мог рисковать.

Рейд какое-то время пропускал через себя вопрос. Кос терпеливо ждал, в этот момент своей безмятежностью он был похож на Буаро.

Буаро. Я обещал месяц жизни. Я могу убрать боль и жить, хотя долг…

Рейд устало закрыл глаза. Слово «долг» не просто утратило смысл – оно рассыпалось, как старая, засохшая глина где-нибудь под потолком дома. Пустое, ненужное слово. В слове «жизнь» Рейд тоже не чувствовал смысла. Внутренний зверь уже услужливо подпихнул ему образ маленького зеленого пузырька. Тело хотело жить, но было поздно: пять дней апатии оказались слишком долгой паузой для разума. Мысли теперь было не заглушить. Зачем? Исчезновение боли тоже не имело смысла. Пальцы погладили Пламя. В нем был смысл, но как его существование связать с Рейдом? Пламени не нужен единственный живой владелец. Оно переживет его так или иначе.

Кос задумчиво вглядывался в лицо Рейда. Несмотря на слабость, в кои-то веки осознанный взгляд… идущий куда-то в пустоту. Пальцы чуть дернулись к корпус-контролю. Похоже, без Буаро сложный пациент ничем не сможет облегчить ему задачу.

Удар, сопровождаемый сдавленным ругательством, обрушился на дверь. Пес ввалился в комнату бочком, злобно потирая предплечье и вполоборота грозя кулаком дверному косяку.

Кос набрал в грудь воздуха для замечания, да так и выдохнул: этому ничего не объяснить.

Пес звякнул о стол жестяной миской.

– Пришел кормить тебя! – объявил он вместо приветствия, перегибаясь через Коса и обрушивая Рейду на лицо порцию какой-то горячей жижи.

– С ума сошел! – Кос быстро убрал кашу, умудрившись в то же время сильным движением отодвинуть Пса в угол. – Приспичило завтракать здесь, так хоть к парню не лезь!

– Я и ел! Это Габи сказала, что он пришел в себя, хотел дать поесть, он же кожа да кости становится, а ему силы нужны… – Пес пытался выскользнуть из угла в обход рук Коса.

Рейд облизнул сухие губы: запахи теперь тоже стали ощущаться, и он понял, что действительно дико голоден и очень слаб; пошевелить пальцами на кинжале – максимум, на что он сейчас способен. Голова закружилась. Голос Пса становился периодически громче: парень явно надеялся убедить Коса в своей правоте. Рейд уже понял, что час тишины получил благодаря тому, что проснулся раньше подъема и Пес еще спал. Если сама болтовня просто раздражала, то громкость голоса снова начала бить по ушам. Рейд сильно зажмурился от боли – и зверь внутри довольно поднял голову.

– Зеленый пузырек с тремя вертикальными засечками.

Слова были сказаны непривычным, незнакомым голосом, но Рейд был рад уже тому, что смог после такого перерыва внятно произнести фразу. Апатия на время ушла, уступив место раздражающему воина самосохранению.

– Спасибо! Уже лечу! – Кос появился в поле зрения Рейда и заглянул пациенту в глаза. – Я скажу Габи, чтобы попыталась тебя покормить. Пес не притронется к тарелке, обещаю. А то Буаро скажу, чтоб выгнал тебя отсюда! – Это уже было адресовано Псу.

Кос вышел из комнаты, показав парнишке напоследок кулак.

Пес на какое-то время затих, обиженно сопя в углу, затем плюхнулся на стул и с мрачным видом стал пересказывать свои сны. Его лицо постепенно прояснялось, и скоро он уже со своими обычными вскриками и взмахами руками взахлеб сыпал быстрыми, несвязными потоками рассказов.

Рейд закрыл глаза. Раздражение на себя из-за разрешенной поблажки прошло. Пережить дикую, нескончаемую боль и этот треп разом было нереально даже с его равнодушием к своей жизни.

Пес замолк буквально на пару минут, когда Рейд двумя-тремя словами пояснял пришедшему Косу дозировку капель.

В итоге возвращение к жизни получилось двойным: через полчаса капли притупили боль и Пес умчался дежурить на стену. Оглушенный свалившимся счастьем, Рейд не осознал даже брошенную Псом на бегу угрозу вернуться вечером.

Появление обезболивающего значительно упростило Косу задачу. Не терзаемый постоянной болью, Рейд смог понемногу есть и набирать хоть какое-то подобие сил, в итоге почти перестал проваливаться в обмороки. Кос боялся обнадеживать Буаро хорошими прогнозами: Рейд выкарабкивался медленно и даже с каплями мучительно, но командир видел скрываемую суеверным Косом радость.

Теперь, когда Рейд большую часть времени проводил в сознании, стало понятно, что Пес заглядывал к нему вовсе не каждый час, а раза три-четыре в день примерно в те промежутки, когда были перерывы на еду, поэтому раньше он и слышал его в периоды, когда весь лазарет гудел особенно громко и звуки разрушали туман вокруг.

На минуту-другую Пес приходил в любом виде: сонный и нечесаный вваливался с утра, долго зевая и непременно врезаясь в мебель. С красными от дыма глазами и в прожженном плаще после дежурства на стене. Одуревший от бессонницы – под вечер с куском пирога за щекой. И просто в любое время – в безрукавке под теплой курткой, со свежими синяками на руках и ссадинами на лице. Кос оказался прав: Пес больше не притрагивался к еде Рейда, просто плюхался на стул или сразу на пол и начинал свой монолог, часто прерываемый на собственный перекус.

К удивлению Рейда, общее время пребывания Пса в его палате оказывалось всегда небольшим, зато этого хватало до следующего визита с лихвой. Первые дни Рейд сразу засыпал или просто отдыхал в тишине после долгожданного ухода Пса. Сил объяснить Псу, что приходить не надо, еще не было, и Рейд с привычной теперь покорностью смирился.