Кому достанется венок утопленницы?

– Ночью теперь ни шагу наружу, – вымолвил Петрович и поднял глаза. – Ангелина, слышишь?

– Слышу, – ответила она упрямо. Голос её звенел тонко, а в глазах блеснула слеза.

Тут во двор, даже не постучав, впорхнула баба Нюра – вся раскраснелась, дышала прерывисто, платок сполз на затылок, глаза метались, будто не знали, за что зацепиться.

– Вы… – начала она и сбилась, обвела всех быстрым взглядом. – Слыхали? Рыбаки на рассвете сети тянули… А там, у самой воды, на песке – следы. Босыми ногами всё истоптано, будто всю ночь туда-сюда ходили. И рыба… дохлая вся, пластами лежит, ровными полосами, как нарочно разложена. Я как услышала – сердце ухнуло. Ой, беда идёт, беда надвигается!

– Нюра, – сказал Петрович ровно, – у нас в сарае телёнок пал.

– Господи-и! – баба Нюра всплеснула руками так, что крест на груди перекосился. – И у вас… Так это она, кто ж ещё! Утопленница приходила. Ночью ходила, иначе не скажешь. Я сама слышала – под окнами шуршало, будто платье по траве скользило. Я и крапиву повесила… да видно поздно уж…

– Поздно-то, – перебила её мать негромко, – поздно… да что ж теперь делать-то?

– Воду надо отвести, – произнесла Нюра и оглянулась. – Тропу пересыпать солью. И… слушайте, я вам скажу… вчера к ночи у мельницы было движение, люди видели.