Червь-6

Здесь Бог – это Я!

Я обхватил обеими руками голову Осси и запрокинул назад, чтобы кровь омыла глотку, чтобы она почувствовала вкус. Изуродованное лицо оставалась без эмоциональным, ни единый мускул не дёрнулся, но самая главная мышца отозвалась мне. Её сердце содрогнулось, нарушив и так поломанный такт жизни.

– Горечь и боль – наш учитель, – сказал я, положив руку на грудь Осси. – Я выполню твою старую просьбу, я сделаю тебя другой. Если ты пропустишь через себя боль и не падёшь на колени перед лицом страха, то обретёшь главную награду – жизнь.

Кровь вокруг изувеченного тела рыжей воительницы закипела. Ровную гладь нарушали вздувающиеся пузыри разных размеров. Они лопались с чавкающим звуком и пачкали тело Осси кровавыми ошмётками.

Я надавил на грудь воительницы.

Изломанное тело в кожаном доспехе мягко погрузилось в ванную густой крови. Вначале с наших глаз полностью скрылись её ноги, затем – руки; короткое мгновение вздувшиеся от гематомы женские кисти виднелись на поверхности, но и они были поглощены жадной гладью. Я прекратил давить Осси на грудь, когда на поверхности виднелись лишь её израненные губы, нос и закрытые отёком глаза.

Вся магия происходила там, внизу, за непроглядной пеленой из алого бархата. Другие ничего не видели, как и я, но мне довелось почувствовать всё так, словно это происходит на моих глаза.

Горячая кровь стремительно проникала в доспех рыжей воительницы. Затекала в рукава, в штанины, в ворот. Густая субстанция вела себя подобно лесному комару, стремящегося к тёплой коже. Кровь окутала женское тело и вгрызлась в поры. Проникнув под кожу, смешивалась с кровью Осси, насыщая её кислородом и чем-то магическим, что я никак не могу описать. Моя кровь как будто дописывала новые строки на страницах старой книги, а когда эти страницы закончились, вклеила новые, сделав из скучного сюжета – фильм, с номинацией на Оскар.

Губы Осси шевельнулись, но она ничего не сказала. Под непроглядной алой гладью тело девушки дёрнулось. Поломанные от сильнейшего удара о стену кости ног неестественно дёрнулись, притянулись к друг-другу, словно намагниченные, и соединились в местах переломах. Всем управляла кровь. Умная кровь сдвигала кости, очищала плоть и восстанавливала мышцы.

Когда лопнувшие лёгкие Осси освободились от пары проткнувших их костей, мы услышали тяжелый вдох, а после – крик.

Я приблизился к девушке и заглянул в чуть приоткрывшиеся глаза.

– Тише, – сказал я, – Боль – наш учитель.

Она не замолчала. В раскрытый рот затекла кровь, и Осси начала захлёбываться, плюясь багровыми слюнями.

– Не сопротивляйся боли! Ты уже умерла, боль не должна тебя страшить, – нашёптывал я сверху, искренне радуясь результату. – Сильная боль – дисциплинирует.

Я убрал ладонь с её груди и нежно положил ей на шею. Пальцы мои сжались, пробуя нащупать пульс. Пробуя ощутить жизнь. Переломанный позвоночник с громкими щелчками восстанавливался, возвращая в тело еще больше боли. Осси почувствовала конечности, и взвыла с новой силой.

Обеими руками я удерживал извивающееся тело, ощущая с каждой секундой прилив новых сил. Лопнувшие органы восстановились, кости срослись, с лица ушла гематома. Девушка притихла, открыла глаза, в которых застыл страх.

– Ты должна захлебнуться болью, – сказал я, обхватывая её шею второй рукой.

Она не повернула головы, лишь покосилась на меня и скривила лицо, словно ей вогнали кинжал в брюхо. Две выпачканные свежей кровью ладони вознеслись над алым озером и ухватились за зубья на моих массивных наплечниках.

– Если тебе так будет легче, я не возражаю, – сказал я, и погрузил её голову в лужу крови.

Перед тем как её лицо полностью скрылось из виду, она успела кинуть испуганный взгляд в позеленевшее от пылающих ветвей небо, и словно принять свою участь. Согласиться с неизбежным. Довериться мне, и стать тем, кем она хотела.

Женские ладони так крепко сжали мои зубья на плечах, что на её коже выступили вены, а костяшки побелели. Осси содрогнулась. Я чувствовал, как её ноги колотили дно, как дёргалась голова, в попытке вырваться из кровавой западни и сделать всего один вдох. Но я продолжал держать её. Я разрешил боли учить её новой жизни. Дисциплинировать. Делать лучше. Боль должна смыть страх.

Она вдруг замерла. Сердце бешено колотилось, только разгоняясь с каждой секундой. А потом её грудь вздулась – Осси сделала глубокий вдох через рот и ноздри.

Вот так, да, хорошо! Ещё! Ещё!

Молитва Ансгара стала громче, нервозностью Дрюни – невыносимой.

– Червяк…

– Не лезь! В тот день ты был моим проводником через мир боли. И мы прошли ужасный путь. Сегодня я – её проводник.

Я опустил глаза на гладь. Ни единого всплеска, не единой волны, вызванной испугом или болью. Я разжал пальцы в кровавой перчи, поняв, что Осси вдоволь наглоталась крови. Её пальцы разжались на моих наплечниках и замертво рухнули, скрывшись из виду. Невыносимая боль парализовал её тело огненным удушьем, а разум встал у порога восприятия мира и себя. Она должна принять себя. Она должна понять себя.

Воительница полностью скрылась с наших глаз, оставив моих друзей в глубоких раздумьях.

В глазах Дрюни застыла злоба, но не ко мне. Он злился лишь на себя. А взгляд Ансгара был полон разочарования. Он молчал, но губы его готовы были высказаться о глубочайшем поражении, но поймав мой взгляд, искрящийся уверенностью, парень промолчал.

Сейчас нам нужно всем помолчать.

Я выпрямился, не отрывая взгляда от алого глянца, на котором застыло отражение молодой девушки в кровавом доспехе и плаще из содранных лиц.

Осси либо опуститься на дно, либо переродится. Третьего не дано.

Женское сердце издало несколько стуков, которые уловить мог лишь я, после чего замерло. Замерло, но только для того, чтоб запуститься с новой силой. Застучать, как тяжеленный молот по наковальне. Заработать, как насос, прокачивая тонны крови по узловатым венам.

Скорее всего Дрюня разглядел на моём лице появившуюся улыбку. Он спросил:

– Червяк, что с ней?! Она жива?

– Потерпи…

– Вытащи её! – взревел мой друг, хрустя гнойными сочленениями доспеха. – Она не заслужила таких мучений!

– Не нам решать, что она заслужила, а чего – нет! Страшная плата уже внесена в счёт новой жизни. Вопрос в другом: примет она её или отвергнет. И теперь только ей решать, будет она жить или нет.

Я смолк, и алый пол под нашими ногами содрогнулся. Появилось несколько колец, как после брошенного камня в воду. Они многократно увеличились, добравшись до ног моих друзей и тут же скрылись. Рядом с моей ступнёй кровавую гладь испортил появившийся бугорок. Он начал медленно расти, принимая черты женского лица. Появился подбородок, губы, нос, глаза и лоб. Лицо было залито кровью, но постепенно она смывалась, впитываясь в поры на гладкой коже.

Осси. Лицо рыжей воительницы лежало у моих ног. А когда я наклонился, чтобы взглянуть на него, женские глаза вдруг распахнулись. Вместо белка – кровь. Чёрный зрачок расширился, с жадностью пожирая моё лицо. Золотистые веснушки, когда-то разбросанные по этому прекрасному лицу, словно зёрна на плодородном поле, ушли прочь с побледневшей кожи. Организм избавился от пятен, как от какой-то злой хвори, от болезни, способной погубить человека. Девушка полностью исцелилась. Она заново родилась.

А затем по нутру расколотого дуба пронеслось громкое эхо первого вдоха. Кровь в лёгких быстро насыщалась кислородом, вызывая у Осси жгучую боль. К ней быстро привыкаешь, но первые глотки всегда причиняют боль.

Осси взревела, как новорождённый младенец на руках врача.

Дрюня кинулся к нам, но я остановил его, вскинув руку.

– Осси, – сказал я, глядя на девушку, – Дыши глубоко, не противься боли. Ты познала её, очистилась от всех предрассудков. Ты так сильно обожглась, что уже ни когда не испугаешься раскалённого металла.

Девушка спокойно выдохнула, после чего сделала новый вдох. Взгляд отрезвел, наполнился смыслом. Она потянулась ко мне, а когда я наклонился еще ближе, её руки вырвались из алой глади и вновь ухватились за мои рога на плечах.

– Мне… – хрипела Осси, давясь кровью, – …страшно больно… Я вся горю изнутри…

– Ты давно сгорела, а сейчас воскресла, подобно птице Фениксу.

– МНЕ… БОЛЬНО…

– В тебе нет больше боли! В тебе есть только сила! Дисциплинируй свою силу!

Её глаза закатились, веки смежились. Она снова громко заорала, но в оглушительном вопле не было и тени боли. Осси никак не могла себя обуздать. Ей было выносимо принять себя другой, не такой, кем она была раньше.

Слишком тепличные условия для новорожденного создания, чья жизнь с пелёнок обречена на войны и страдания.

Я схватил её за шею и сжал пальцы с такой силой, что ей пришлось раскрыть рот и высунуть язык. Я приподнялся, вытягивая женщину из озера крови. Она дергалась и извивалась. Дура!

– Познай свою силу! – гаркнул я на неё.

– Червяк, – выдавил Дрюня, – Ты переходишь все границы, хватит её мучать…

– Андрей, посмотри на неё! Она жива, тебе этого мало?

– Так отпусти её!

– Чтобы она снова сдохла? Нет, нужно завершить начатое, мы еще не закончили!

Левой рукой я содрал с Осси полностью одежду, оставив её извиваться обнажённой. К моему удивлению, Ансгар стыдливо опустил глаза и даже отвернулся, не обронив ни слова. Дрюня на всё взирал с нечеловеческим терпением. Он всё понимал, он сам прошёл через эту боль и страдания, но, судя по всему, человеческого в его сердце было гораздо больше, чем в моём. Он переживал и боялся, но по-другому никак. И он закрыл глаза, когда понял, к чему всё идёт.

Медленно из моей левой ладони вылезло кровавое лезвие, короткое, как у кинжала. Я рассек Осси шею, вены на руках и артерии на бёдрах. Хватка её ослабла, мычание медленно угасало. Заливаемое кровью тело я бросил на пол и начал смотреть, как женский организм бросился защищать владельца.

Кожа испустила зеленоватую дымку, и первый тонкий слой наплывшей крови затвердел. За ним хлынул второй слой, а за ним – третий. Так повторилось много раз, пока смертельные раны полностью не скрылись под кровавым доспехом. Рыжие волосы вначале побледнели, став пепельно-серыми, а потом слиплись от струящейся по ним крови в локоны, которые на моих глазах затвердели и превратились в дреды, такие же как у меня.

Она лежала у моих ног и напоминала мне меня. Такой же слабой и растерянной. Потерянной, но вдруг поимевшей дом и семью. Боль сделала её сильной. Но сильная боль должна дисциплинировать её.

– Ты больше не человек, Осси, – сказал я, накинув на лицо мягкую улыбку. – Ты лучше. Ты другая. Прекрати вести себя как человек.

Расколотое дупло дуба еще никогда не слышало столь пронзительного женский крика, вызванного совсем не болью. Она вопила от отчаяния и безысходности. Я вспорол ей горло, а она даже не почувствовала боли. Кровь хлестала из её смертельной раны, а вместо упадка сил она испытала прилив.

Услышав мой спокойный голос, она и сама начала успокаиваться. Рассудительные слова, сорвавшиеся с моих губ, сумели добраться до её разума, достучаться через глухую дверь и вытянуть Осси к нам наружу.

Когда она замолкла, внутри расколотого духа воцарилась тишина. Дрюня открыл глаза. Ансгар, продолжая молиться, обернулся к нам и бросил удивлённый взгляд на Осси.

– Что ты со мной сделала? – донёсся до меня искажённый бульканьем женский голос с пола.

Окрашенные кровью слезы сорвались с окровавленных глаз, начертив на бледных щеках и подбородке Осси красные неровные линии.

– Я сделала с тобой то, что ты так давно желала, – продолжая улыбаться сказал я. – Ты стала тем, кем видела себя во сне, сражающейся с нами плечом к плечу, без боязни быть сражённой. Бесстрашной к металлу. Сильной. Ловкой. Теперь ты не будешь обузой для уродливых воинов. Ты стала равной нам.

– Ты видел мои сны?

– Теперь ты – это часть меня. Я не только видел твои сны. Я пощупал твою душу.

Она уселась на задницу, вытянула перед собой руки и осмотрела ладони. Покрутила кисти у самых глаз, словно не веря им, словно она до сих пор спит. И, единственный кошмар, которого она так боялась, – пробуждение.

А потом она вдруг громко расхохоталась.

Глава 6

– С Осси будет всё в порядке?

Юный правитель давно прекратил напевать молитву. Когда только лицо Осси прорезало кровавую гладь пола, Ансгар умолк, не веря своим глазам. Все чудеса это мира он узнавал из басен, шуток и рассказов отца, которые ему посчастливилось услышать в детстве. Перерождение видел он впервые. Впервые на его глазах умирающий стал здоровым, и даже больше. Умирающий получил силу, а в месте с ней и чуть-чуть безумия.

Сидя на полу, Осси продолжала истерически хохотать. Её разум никак не мог переварить случившееся, от чего психика включила дополнительны резервы, спасая мозг от непоправимой травмы.

– Она скоро успокоиться, – ответил я Ансгару, вставшему позади меня.

– Червяк, – к нам подошёл Дрюня. – Что ты с ней сделал?

– Андрей, твой голос будет хорошо звучать на похоронах. Сегодня же мы свидетели рождения новой жизни. Я сделал с ней то, чего она так страстно желала.

Дрюня бросился к хохочущей на полу Осси, но я успел схватить его за руку.

– Успокойся, – сказал я другу, – Дай ей осознать себя. Она оклемается. Мозг и тело абсолютно целы, её жизни ничего не угрожает.

– А разум?! – если бы Дрюня мог нарисовать на лице злость, я бы сейчас наслаждался шедевром, место которому в Третьяковской галереи.

– Разум – это другое, – улыбнулся я, стараясь не раздражать, а успокоить. – Разуму нужно время на излечение.

– Она смеётся как сумасшедшая!

– Это всего лишь реакция на ошеломительные изменения, – пояснил я.

– Когда ты пережил подобное, тебе было не до смеха!

– Видимо, моя психика способна выдержать любое дерьмо.

– А что с этим дерьмом будем делать?

Скрипнув гнойным доспехом, Дрюня повернулся к уродливому существу, стоявшего рядом с деревянным троном. Секира из срезанных лиц взмыла в воздух и уставилась на нечто, что когда-то было Хейном, дядей Ансгара.

– Нужно убить его! – рявкнул мой друг, тряся секирой. – Он предатель!

Моя ладонь в кровавой корке легла на древко секиры, опуская грозное оружие к полу.

– Не нужно его убивать. Этот уродец больше никогда не станет Хейном, как бы больно это не прозвучало для тебя, Ансгар.

Паренёк оторвал взгляд от хохочущей Осси и стыдливо посмотрел на раздувшееся до размеров газели бледное тело.

– Он предал свой народ. Он предал вас. Он предал меня. Я не испытываю к нему ни единой капли сожаления, но мне стыдно за то, что меня наполняет радость видя воочию его наказание.

– И что нам с ним делать, Червяк? – спросил Дрюня, поглядывая то на Осси, то на Хейна.

– Он отправиться со мной в дальний путь. Его тело послужит переносчиком огромного объёма крови. Станет моим рюкзаком, а там как знать, возможно найду ему иное применение.

– Ты так говоришь, – Дрюня недовольно фыркнул и отвёл глаза в сторонку, – как будто собираешься идти один.

– Мой друг, ты помог мне проделать сложнейший путь. В какой-то момент я потерял путь, но с твоей помощью сумел найти новый. Истинный. Ты спас мне жизнь. Ты сделал меня сильным, и с этой силой я смогу преодолеть любой путь. Я не вправе тебя просить следовать за мной на край света.

– Какой-же ты мелочный ублюдок, – Дрюня прищурился и смаковал каждое слово, проговаривая по слогам. – И что это вообще за словечки, наполненные пафосом? Куда ты собрался?

– В семи днях пути от сюда заканчивается земля песчаными берегами и начинается океан. Я должен переплыть его.

– И что там? Еще одна земля, которая начнётся золотистым песком?

– Земля “кровокожих”. И я не знаю, песок там стелется под ногами, или сплошной пепел.

– И откуда ты это узнал?

– Они поведали мне многое, – я взялся за край своего плаща и одёрнул в сторону, показывая моему другу жуткую вещь.

– Вот уродство! – сплюнул Дрюня, – Хуже моей секиры. Пизда! Эти лица… – он присмотрелся, вглядываясь в каждое лицо, – они что, шепчутся между собой? Они живые?

В свете зелёного пламени, пожирающего ветви дуба, без особого труда можно было разглядеть, как у срезанных лиц шевелились губы; они растягивались в улыбках и сразу же сжимались от неведомого страха или боли. Жутковатая накидка была в постоянном диалоге, в постоянном страхе, и в пребывании постоянной радости, сменяя эмоции каждую секунду.

– Они не только шепчутся между собой, – мои слова вызвали в глазах Дрюни неподдельное любопытство, он отстранился от всего, вслушиваясь в каждое моё слово, – они даровали мне силу, несравнимую с нашей.

– И что ты теперь умеешь делать? Плеваться огнём? Или сможешь меня заморозить, приковав к полу?

– Ну, как минимум, я теперь могу воскрешать людей, – пальцем я указал на Осси, продолжающую хихикать в истерике на полу из чистой крови.

– Это херня! – булькнул Днюя, издав смешок. – Ты же знаешь, такой фокус я могу проделать с любым мужиком. Ну да, сто процентной гарантии нет, что он выживет и не захлебнётся утробным гноем, но армию я себе набирал без проблем.

– Да, ты прав. Фокус так себе. Но посмотри себе под ноги. Вся эта кровь теперь моя. Хейн в моей власти…

– А я? – Дрюня ткнул себя пальцем в грудь, а затем ткнул пальцем в Ансгара. – А над ним ты тоже властен?

– Нет.

И я не солгал. Ансгар действительно являлся для меня неизведанным зверем. Где его нога ступала по кровавой глади – то место словно бунтовало, отдавая невидимыми волнами раздражения. Парнишка был необычным человек, я давно это заподозрил, но сейчас это стало очевидным.

Подойдя к Ансгару, я положил ладонь ему на кожаный наплечник, испорченный волчьей пастью.

– Как твои раны? – спросил я, натянув на лицо глуповатую маску.

Глаза парнишки попытались скрыться за бровями, но нервное подёргивание губ выдавали его с потрохами.

– Со мной всё в порядке, – промямлил он, в непривычной для него манере.

– На моих глазах кулак Хейна сделал из Осси мешок костей. А ты встал с пола, как ни в чём не бывало.

Ансгар, в свойственной форме любого юноши пойманным за враньём, принялся оправдываться. Красочно так. Даже на кожаном жилете распутал шнуровку, растянул ворот как можно шире, оттянул наружу показавшуюся рубаху, давая моим глазам полный обзор на молодую грудь, непокрытую растительностью.

– Видишь?!

Я увидел плоть сливового оттенка. Огромная гематома с кровавыми вкраплениями покрывала всю грудь юноши и опускалась по рёбрам вниз, до самого пояса.

– Хейн не промазал, – оправдывался парень, – вмазал мне так, что у меня искры из глаз посыпались!

– А что с твоими костями, друг мой? Сколько сломано?

– Наверно… – лицо парнишки играло всеми красками лжи. Глаза бегали обезумевшей собакой из стороны в сторону, подбородок трясся, ноздри широко раздувались. – Наверно, пару рёбер.

– Всего пару? – переспросил я.

– Ну, быть может… четыре.

– При такой гематоме, у тебя должны быть сломаны все рёбра.

– Я не знаю…

– Ансгар! Не лги мне! Я же вижу тебя насквозь, или ты сомневаешься в моих способностях? – тут я слегка напиздел, но парень и так уже был тёпленьким, сейчас поверит в любую чушь. – Я вижу, что у тебя нет не единого перелома! Как ты это объяснишь?

– Я… Я не знаю! – рявкнул он противным голосом, подростковым, до конца не сформировавшимся.

– А я знаю! – я заглянул ему в глаза, прятавшиеся за непослушными кудрявыми локонами, оттянутых на лицо потом. – Ты унаследовал дар своего отца!

– Еще Один не такой как все, – иронично пробулькал Дрюня, подходя к нам.

– Я сын своего отца! – лицо паренька покраснело от хлынувшей к голове крови. – И я наследник не только титула и земель. Я наследник отцовского проклятья. Мои кости – проклятье!

С теплотой на губах я рассмеялся. Какой же он глупый.

– Твои кости – дар! – сказал я.

– Благодаря этому дару, – на последнем слове он искривился, словно сглотнул кислой слюны, – мой народ страдает. Мой отец пережил мучения, которые вам и не снились!

После этих наглых слов мы с Дрюней рассмеялись, а сидящая позади нас на кровавой глади Осси словно обезумела, принялась хохотать с невероятной истерией и так громко, что даже пламя на дубовых ветвях заплясало танцем раненого зверя.

Парнишка умолк, и молчал пока мы не успокоились. Одарив нас тяжёлым взглядом презрения, окутанного блеском обиды, он нашёл в себе силы продолжить:

– Вы сами были свидетелями всего безумия, развернувшегося вокруг моего дара. Я не хочу, чтобы земля вокруг меня питалась кровью! Ни моих людей, ни чьей-либо!

– Слушай, Червяк, – Дрюня с каким-то извращённым вожделением глянул на паренька, опустил глаза на его трясущиеся от злобы губы. – А ведь мы можем ему помочь с его даром…

– Не смей даже думать об этом!

– Почему?! – Дрюня заглянул мне в глаза.

– Ты же знаешь, что случится. Мне нужно объяснять это?

– Ну ты же теперь можешь воскрешать людей, я правильно понял?

– Друг мой, ты запамятовал? Уйдёт дар – умрёт сознание. Я даже не хочу обсуждать это!

Дрюня наклонился ко мне, приблизившись твёрдыми губами к моему уху.

– И что же тогда нам с ним делать? – прошептал он.

– Он вернётся домой. И будет править на своей земле. Будет обмениваться с тобой товарами, зёрнами. Будете вместе поднимать экономику. Развивать землю.

– Значит ты меня бросаешь здесь, на этой земле?! А сам отправишься дальше путешествовать, веселиться и сражаться? Так значит! Использовал меня и выбросил, как использованный презерватив в унитаз?

– Не передёргивай. Мне смешно слышать эту чушь из твоих уст. Тебя никто не гонит прочь. Но разве ответственность за свои земли не давит на твои огромные плечи?

– Червяк, скажи правду, нам угрожает опасность невиданных размеров?

– Размеры её видимы. И да, над нами висит угроза, собственно, как и всегда.

– И вот пока она висит, моя ответственность за мои земли давит мне не только на плечи, но и на руки, в которых я могу сжимать свою секиру. Свой “Лицадёр”! И мне уже не терпится скинуть этот непосильный груз. Да и Осси… Ты сам сказал, что она стала частью тебя. И ты не отпустишь её со мной…

– Она свободна, как и я, как и ты. Но да, мы действительно связаны между собой. Умру я – умрёт она. Но никак не наоборот.

– Получается, это мы с Осси теперь тебя должны охранять?

– Получается так, – улыбка смягчила моё уставшее лицо от утомительных разговоров.

Короткую тишину нарушил юный голос Ансгара.

– Пока над нашей землёй витает опасность, и в любой момент “кровокожи” могут вернуться, я отправляюсь с вами!

– Это исключено, – отрезал я. – Ты отправишься домой! Твой народ ждёт тебя, им нужен порядок и процветание. Без тебя земли почахнуть, умрёт скот, а люди примутся убивать друг друга ради спасения и жалкого куска хлеба. Поверь мне, я знаю, что говорю. Мои глаза видели Хаос, который тебе даже и не снился. Я видел, как пылающие дома вместе с бедными жильцами пускали в небеса копоть, затмившей солнце. Я слышал, как мучительно кряхтел бетон, перед тем как рассыпаться песком и превратить девятиэтажное здание в груду мусора, погребя в душном подвале столько людей, сколько ты не терял ни в одной из самых кровопролитных битв.

– Такого быть не может!

– Поверь мне, Ансгар, может.

– Раз ты считаешь моё проклятье даром, так пусть мой дар послужит тебе верой и правдой!

Сладкие слова из уст подростка вызывали у меня тошноту. Он понятие не имел с кем связался. Но он доверился нам, и я никак не могу подвергнуть угрозе доверие юного правителя. Никто не сможет гарантировать ему безопасность в дороге, путь которой неизвестен даже мне. Я не могу рисковать, да и польза от него слишком сомнительная.

– Ансгар, вопрос твоего пребывания в нашем отряде давно решён. Мы очистили лес от “кровавой мученицы”, и вам больше никто не угрожает.

– Но “кровокожи” продолжают ходить по нашей земле…

– Эту проблему я беру на себя. Можешь не переживать.

– И как же ты решишь её? – спросил у меня парнишка, скривив лицо не от злости, а от сильной обиды.

– Тебе это не понравится, и я обещаю, я верну его, как только найду упокоение души и убью кое кого.

Плащ из двух десятков мужских лиц зашелестел о мои ноги. Я подошёл к распростёртому на кровавой глади телу “кровавой мученицы”. Она словно спала. Тело умерло, не испытав страха и боли, что отразилось маской успокоения на девичьем лице с распахнутыми глазами. Взявшись обеими руками за деревянное древко, я выдернул копьё из женской груди. Кровавый доспех издал громкий треск, влажно чмокнула плоть. И только сейчас я увидел, как из раздробленный груди наружу хлынула кровь. Пустая кровь. Струйки стекали по истерзанному телу в мою багровую лужу и сразу же в ней растворялись, чистые, словно всё это время жестокий мир не произвёл на них никакого влияния. Как будто я пролил младенческую кровь, без грязи, без похоти и боли. Странно, но это тело не было отравлено ядом времени.