Слепая любовь

Слепая любовь

Владимир Вдовиченко

© Владимир Вдовиченко, 2025

ISBN 978-5-0067-9354-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Задумывались ли вы когда-нибудь, почему из 8 миллиардов людей, проживающих сегодня на нашей планете, мы находим ту единственную и неповторимую в своём ауле, в своём городе, на своей улице, в соседнем подъезде, на университетском курсе?

Когда я начинал эту повесть, не было замысла писать о слепоте.

Я хотел рассказать о видимости и невидимости – в чувствах, в словах, в том, как мы находим друг друга не глазами, а чем-то глубже.

«Слепая любовь» – это не история о героизме или жертвах. Это путь. Иногда тихий, иногда болезненный, но всегда человечный и честный.

Это книга о том, что чувствовать – важнее, чем видеть. И что быть рядом – значит слышать, даже когда другой молчит.

Автор не скрывает, что при написании и оформлении повести пользовался услугами искусственного интеллекта для корректорской и редакторской правки (см. стр. 208). Но замысел, стержень, канва, выбор литературного стиля написания повести и описание многих жизненных сцен и психологических характеров, принадлежат автору. Поверьте, я эту тему знаю не понаслышке.

Спасибо вам, если вы открыли эту повесть – и особенно, если прочли её с открытым сердцем.

Владимир Вдовиченко

Вступление

История – это не то, что было.

История – это то, что рассказывают.

И не важно, основана ли она на фактах и документах, подсмотрена или выхвачена из контекста чьей-то жизни, а может, просто высосана из пальца.

Пушкин не был лично знаком с Евгением Онегиным и Татьяной Лариной. И они никогда не рассказывали ему о своих чувствах и переживаниях.

Толстой не пил в кабаке пиво с Пьером Безуховым и не танцевал на балу с Наташей Ростовой.

И всё же они подарили нам прекрасные истории любви – живые, трепетные, настоящие, полные чувства и правды.

Просто История не должна быть сухой, как старый пергамент или опавший лист. Она должна быть живой, захватывающей, гибкой и правдоподобной – чтобы читатель переживал и верил в неё, даже зная, что это вымысел.

В этой повести вы найдёте не только глубокую и трогательную историю о преодолении жизненных трудностей, внутренней духовной силе и ценности настоящих чувств. Она расскажет о том, как любовь – с её радостью, болью, надеждами и разочарованиями – становится определяющим фактором в судьбе человека. О том, что делает нас людьми. О том, что остаётся в сердце, когда перестают звучать слова.

И эта история – уже здесь. Она ждёт вас.

Пролог

Любовь – странная вещь. Она приходит тихо, почти неслышно. Иногда – в шелесте листвы, в запахе дождя, в случайной фразе, произнесённой почти шёпотом. А иногда – в молчании. В долгом взгляде глаза в глаза. Или даже… во взгляде, которого собственно и не было, который никогда не видел, а может быть, и не увидит вашего лица и ваших глаз,

За окном город дышал сумерками: окна домов медленно загорались тёплыми огнями, улицы звенели шагами спешащих людей, а в воздухе витал тонкий аромат осени – чуть горьковатый, чуть сладкий, как ожидание чего-то большого.

В её комнате царил полумрак, мягкий и спокойный. На столе – чашка остывшего чая, рядом раскрытая книга, которую она давно перестала читать: мысли уплыли далеко, туда, где ни страницы, ни буквы уже не имели значения. Она сидела на подоконнике, обняв колени, глядя на отражение в стекле – на девушку с тихими глазами, в которых будто прятался вопрос, который она никогда не решалась себе задать.

Там, внизу, за стеклом, шумела жизнь. Она же – слушала её, как чужую мелодию, слишком красивую, чтобы не любить, и слишком далёкую, чтобы принадлежать ей.

И всё же он был уже где-то рядом. Его шаги ещё не коснулись порога её двери, его голос ещё не прорезал тишину, но он шёл – через улицы, через годы своей собственной судьбы. Шёл к ней.

Он не видел её лица и, возможно, никогда не увидит. Не знал цвета её глаз, не замечал, как солнечный свет играет в её волосах, не видел, как она улыбается, когда слушает музыку. Для него, замкнутого, ранимого, не верящего в жалость и не ждущего любви, она была нежным голосом. Тихими шагами. Тёплым прикосновением, пахнущим ванилью и весной.

А она… Она видела всё. И многое – впервые. С ним. Через него. Через его мир, в котором не было цвета, света и теней, но было что-то гораздо большее – глубина. И в этой глубине протекала его жизнь. Она училась видеть по-другому – не глазами, а сердцем. Слушать, как он слушает. Чувствовать, как он чувствует.

Они были разными. Она жила в мире, полном образов, он – в мире ощущений и звуков. Но что-то неуловимое потянуло их друг к другу, и чем дальше они шли вместе, тем меньше им хотелось возвращаться обратно, в привычное, понятное, безопасное одиночество.

И в тот вечер Настя ещё не знала, что наступит день, когда их взгляды впервые встретятся, всё станет иначе. Что в этот день её жизнь раскроется, как книга, в которой страницы уже исписаны невидимыми чернилами.

Но пока она сидела у окна и не знала, что в этой тишине уже дышит её будущее.

Эта история – не о слепоте. И не о жалости. Она о выборе.

«Слепая любовь» – это повесть о том, как два человека, каждый по-своему уязвимый, учатся слышать, чувствовать друг друга и доверять. О том, как страх становится опорой. Как прикосновение оказывается сильнее взгляда. Как чувства обретают смысл, даже когда мир прячет правду за чем-то внешним.

Это история не о слепоте. Это история о прозрении. О любви, которой не нужны глаза. Любви, которой нет нужды смотреть. Любви, которая чувствует не глазами, а сердцем.

Глава 1. Белая трость

1

Зареченск был городком тихим, словно шёпот осеннего ветра. В тот вечер город дышал спокойной, почти робкой красотой. Узкие улочки, будто вытканные из старого холста, хранили тёплый запах нагретых за день камней и слегка влажной травы у заборов.

Неспешная река Ласка мягко обнимала его излучиной, отражая в прозрачных водах багряные кроны и унося куда-то зеркальные отблески облаков. Вдоль берегов, словно мудрые хранители времени, стояли берёзы, дубы и клёны, облачившиеся в золото, медь и пунцовые тона. Осень здесь не просто приходила – она царила, рассыпая под ноги ковры из листьев, устилая ими аллеи парка, деревянные мостики и старые скамейки с облупившейся краской. В воздухе стоял терпкий аромат сырой коры, прелой листвы и лёгкий холод вечернего тумана.

Настя возвращалась с занятий мединститута. В её руках, крепко прижатых к груди, лежала стопка учебников; в голове ещё бродили обрывки лекций. Рядом шагал Виктор – её сокурсник – высокий, стройный, светловолосый, с той лёгкой улыбкой, что нравилась почти всем девушкам на курсе. Они болтали, перебрасывались шутками, смеялись так искренне, как умеют смеяться только в двадцать лет, когда кажется, что вся жизнь впереди и непременно будет щедра на радость. Их смех звучал особенно звонко в прозрачном, прохладном воздухе.

Они шли по узкой аллее, укрытой от ветра старыми липами. Листья, дрожа, нашёптывали свои непостижимые истории. В воздухе витал аромат влажной земли после ночного дождя, и этот запах странно отзывался в сердце Насти – словно обещание чего-то нового, ещё неведомого. Лёгкий аромат спелых яблок смешивался с прохладой реки, а над всем витало предчувствие перемен.

Виктор оживлённо рассказывал какую-то историю. Настя слушала его, но в глубине души ловила себя на мысли: «А вдруг он однажды сделает мне предложение?» Эта мысль была словно солнечный луч сквозь тучи – тёплая, но робкая.

И вдруг, за поворотом аллеи, её взгляд задержался на одинокой фигуре. На старой скамейке, засыпанной жёлтыми листьями, сидел молодой человек. Тёмные очки, белая трость, аккуратно прислонённая к колену. Лицо – бледное, с чёткой линией подбородка – было обращено чуть вверх, словно он вслушивался в небо, пытаясь уловить то, что недоступно другим.

Что-то в этой неподвижной фигуре тронуло Настю до глубины души. С одной стороны – они с Виктором: юные, лёгкие, смеющиеся. С другой – этот юноша, одинокий в своём молчании, лишённый возможности увидеть всю роскошь осени, её яркость и увядание.

«Каково это – сидеть в полной темноте, не зная, как золотится лист клёна на солнце?» – промелькнуло в её сознании.

Они прошли мимо. Но Настя ещё несколько раз обернулась, пока аллея не свернула к городской площади.

2

На следующий день Настя возвращалась после учёбы домой тем же маршрутом. Серая куртка промокла на плечах, тонкие капли стекали по вороту. Было не холодно, но ощущение лёгкого одиночества не отпускало. День не задался: на паре она поссорилась с преподавателем, у подруги был свой мир, а дома – тишина, которая ждала её на пороге.

Парк, в который она свернула, был полупуст. Лавки – мокрые, дорожки блестели от дождя, деревья шелестели, словно перешёптывались между собой. И всё же здесь было спокойнее, чем в городе. Здесь она могла идти медленно, не думая ни о чём, растворяясь в ритме шагов.

Она заметила его сразу. Юноша был там же, на той же скамейке, в той же позе, словно не уходил отсюда с вечера. Он сидел неподвижно, словно был частью этого осеннего пейзажа. Листья падали рядом, касались его плеча и скатывались вниз, но он не шевелился. Настя задержала дыхание: было ощущение, что любое слово нарушит его невидимый диалог с миром

Настя осторожно прошла мимо раз, другой, третий… Каждый раз замедляя шаг, потом возвращалась по аллее. Её взгляд скользил по нему – аккуратная стрижка, лёгкая сутулость, ладони, спокойно лежащие на коленях, и странная, тихая улыбка уголками губ. Высокий, худой, с внимательным лицом, он словно вслушивался не только в мир, но и в самого себя.

Когда он снял очки, чтобы протереть их платком, Настя заметила: его глаза, красивые и глубокие, смотрят куда-то в сторону, но не фокусируются ни на ней, ни на чём-то ещё. И тогда она поняла – он совершенно не видит.

На мгновение её охватило странное волнение: не жалость и не испуг, а острая нежность – как бывает при встрече с чем-то хрупким и бесконечно ценным. Она замедлила шаг, и в этот момент лёгкий ветер донёс до неё запах осенних цветов, смешанный с влажной пылью, словно дыхание земли после дождя и дневного зноя.

На четвёртый раз она остановилась недалеко, но подойти так и не решилась.

– Девушка, вы уже в пятый раз проходите мимо меня и всё не решаетесь заговорить.

Настя вздрогнула. Его взгляд был направлен мимо неё, в невидимую даль. На губах играла лёгкая, почти насмешливая улыбка.

– А как вы… – начала она, но запнулась.

Он слегка повернул голову, всё так же глядя мимо – в пустоту или в свой невидимый мир. И Насте показалось, что в этом взгляде есть что-то судьбоносное, словно сама жизнь ненароком повернула ключ в каком-то тайном замке и приоткрыла дверцу в её будущее.

Он прислушался к её дыханию и едва заметно улыбнулся – так, как улыбаются, узнав что-то важное в совершенно незнакомом человеке.

– Слышу шаги. Узнаю их. У вас они… лёгкие, но решительные. Такие шаги легко запоминаются.

Вечер стал гуще, насыщеннее; каждый звук – шаг, шорох листвы, далёкий плеск воды – казался теперь частью их странного, но естественного знакомства.

Настя вдруг поймала себя на том, что улыбается.

– Меня зовут Настя, – произнесла она, чувствуя, как тонкая дрожь проходит по кончикам пальцев. Она сказала это слишком тихо, будто боялась потревожить. Её голос прозвучал осторожно, но сердце колотилось так, словно она призналась в чём-то. Где-то неподалёку пролетела синица, её резкий взмах крыльев прозвенел в вечерней тишине, подчеркнув полноту момента.

– А меня – Антон, – ответил он. – И теперь у вас есть повод не проходить мимо в шестой раз.

Настя присела рядом. Не думая. Просто осталась.

– Ты часто тут гуляешь? – спросила она.

– Иногда. Мне нравится этот парк. Он… звучит красиво.

– Звучит?

– У него свой ритм. Вот дерево справа скрипит, как старая дверь. А вон там, слышишь? – он указал влево, – сидит дрозд. Он поёт не как остальные. Он упрямый.

Настя прислушалась. И вдруг поняла, что действительно слышит всё это. Как будто он дал ей пароль от другого восприятия.

– Ты живёшь поблизости?

– Да. Через пару кварталов. А ты?

– За университетом. На третьем этаже. У нас балкон, и я часто слушаю дождь. Но раньше не слышала птиц…

Листья тихо кружились между ними, словно подслушивая их первое знакомство.

Они говорили просто. Но в этих простых фразах рождалось что-то хрупкое. Настя смотрела на его руки – длинные пальцы, чуть дрожащие. Он говорил немного отстранённо, будто оберегая свою территорию. Но не прогонял. И это уже значило многое.

Ветер усилился, снова забарабанил дождь, но под густой кроной липы было уютно и сухо.

Они посидели в тишине. Где-то капал дождь, шелестела трава. В воздухе витало что-то зыбкое, ещё не осознанное. Как будто они оба стояли у границы чего-то большего, чем просто встреча.

Он повернул голову в её сторону. Внимательно.

– Ты пахнешь дождём. И чем-то сладким… ванилью?

Она растерялась.

– Наверное… У меня духи такие. Вы… ты чувствительный.

– Когда зрение подводит, всё остальное становится острее.

Дождь закончился так же внезапно, как и начался. Они встали. Настя предложила проводить его. Он отказался – вежливо, но твёрдо. Её это задело: он будто ставил границу.

– Тогда может, я тоже приду завтра? – нерешительно сказала она.

– Это свободная страна, – ответил он с лёгкой улыбкой. – Приходи.

Настя возвращалась домой с новым чувством. Ей не хотелось анализировать его. Просто было тепло.

На следующий вечер она снова пошла в парк. Он уже ждал её. С белой тростью, с упрямым дроздом рядом, с полуулыбкой в уголках губ.

Так началась их история. Без громких признаний, без мимолётных вспышек. Просто – с того, что кто-то стал слушать мир внимательнее, а кто-то – смотреть на него другими глазами.

На третий день она пришла раньше. И чуть не ушла. Антона не было – лавка у липы была пуста, дрозд не пел, даже дождя не намечалось. Всё казалось обманчиво обычным, и в какой-то момент Настя подумала, что, может быть, она слишком многого ждёт от случайной встречи.

Но потом услышала трость. Ритмичную, узнаваемую. И сердце почему-то подпрыгнуло.

– Привет, – сказала она, когда он подошёл. – Я уж думала, ты не придёшь.

– А я, вообще-то, не обещал, – мягко заметил он. – Но хотел.

Они пошли гулять. Не спеша. Настя шла рядом, слегка поддерживая его за локоть. Он позволял это, но не искал прикосновений. Его движения были осторожны, будто каждый шаг он взвешивал. А она училась замедляться.

– У тебя необычный голос, – сказал он вдруг.

– Не люблю свой голос, – призналась она. – Кажется скучным.

– Он мягкий. Не режет слух. Такой голос… остаётся в памяти. Даже когда ты молчишь, он не исчезает.

Она покраснела, сама не зная почему.

– А ты часто говоришь комплименты?

– Нет. Я просто замечаю, когда что-то… звучит неправильно.

Они молчали какое-то время. Настя чувствовала, как дрожит в воздухе что-то тонкое, почти неуловимое. Словно мир слегка покачнулся, сбился со своей оси, и она вдруг стала слышать не только звуки, но и молчание.

– А как ты представляешь окружающий мир? Его цвета и оттенки? – спросила она вдруг.

Он улыбнулся – уголками губ, чуть иронично.

– Я помню, что такое красный цвет или синий. Я знаю, что они есть. Могу вспомнить их по отдельности. Но не могу представить картину в целом. Зато я знаю, как звучит дождь. И как пахнет утро после грозы. Как шепчутся деревья по утрам и умолкают в жаркий зной… У меня свой мир. Он не хуже вашего. Просто другой.

– Прости… я глупо спросила.

– Да нет. Часто спрашивают хуже.

– А как ты представляешь людей?

– Не лица. Их характер, эмоции, движение, шаги. Вот тебя, например, я представляю… как весенний ручеёк. Ты не сидишь на месте. В тебе постоянная внутренняя спешка. Но голос… голос твой журчит спокойно, неторопливо. И это странно.

Она чуть прикусила губу.

– Ты много видишь, вернее, чувствуешь, – поправилась она тихо.

– Я просто слушаю.

В тот вечер Настя возвращалась домой в состоянии, которое не умела описать. Это было не влюблённость. Не увлечение. Это было… вовлечение. Как будто её втягивали в пространство, где всё иначе. Где слова важнее взглядов. Где шаги – это признания. А прикосновение – событие.

На четвёртый день она принесла яблоки и маленькую пачку печенья. Он не стал отказываться.

– Ты заботливая?

– Наверное. А ты не привык?

– Нет. Люди часто жалеют меня. Это очень неприятно. А забота – не то же самое. Это когда знаешь и помнишь то, что нужно кому-то другому. А ты помнишь. И это приятно.

Они сидели на той же скамейке, под тем же деревом. Он ел медленно, будто пробуя не вкус, а момент.

– Когда ты потерял зрение? – спросила она почти шёпотом.

– Зачем тебе это?

– Я хотела бы понять – каково это быть незрячим.

– Это лучше почувствовать. Когда-нибудь я тебя этому научу. Глаза часто мешают. Они кричат, а сердце и разум шепчут.

Настя замолчала, прислушиваясь к себе, к своим новым ощущениям. Сердце у неё и правда шептало. Очень тихо. Но чётко.

Ближе к вечеру он неожиданно протянул руку в её сторону и немного мимо.

– Покажи свою ладонь.

Она положила свою руку в его. Он провёл по ней пальцами – медленно, почти благоговейно.

– Длинные. Худые. Холодные. Ты много держишь телефон, и часто злишься. Вот тут – мышца напряжена. Удивительно… У тебя мягкая кожа, но твои пальцы будто защищаются от чего-то, выдавая твой сильный характер.

Она не знала, что ответить. Просто смотрела, как он «читает» её, как книгу. И чувствовала – сердце её становится теплее.

– Я… могу тоже попробовать? – вдруг спросила она.

– Что?

– Закрыть глаза. И… попробовать почувствовать тебя, как ты меня.

Он кивнул.

Настя закрыла глаза. Провела рукой по его лицу. Лоб – тёплый. Скулы – резкие. Подбородок – с маленькой ямочкой. Она коснулась его волос – мягкие, чуть вьются. Он не шелохнулся.

– Ты похож на кого-то… из старого фильма, – сказала она тихо.

– Интересно, на кого?

– Не помню. Просто такое чувство. Что-то знакомое.

Они так и сидели – один с невидящими глазами, спрятанными за тёмными очками, другая – с желанием понять – каково это ничего не видеть. И в этот момент Настя ощутила: этот человек уже внутри её мира. Не как гость, а как часть.

Поздно вечером они расстались у входа в парк. Он ушёл первым. Настя стояла и смотрела ему вслед – хотя знала, что он этого не увидит, но, возможно, почувствует. Она закрыла глаза, прислушалась и услышала, как затухали его удаляющиеся неторопливые шаги и мерное постукивание его трости.

Странно, – подумала Настя, – а ведь когда я смотрела ему вслед, то на это совершенно не обратила внимание. Действительно, с закрытыми глазами мир тишины и звуков воспринимается совсем по-другому.

3

Настя не планировала влюбляться. Особенно так – без встреч взглядом, без уверенности, что её чувства будут разделены. Но с каждым днём внутри разгоралось что-то новое, тонкое, почти болезненное.

Её утро теперь начиналось с мысли: «А будет ли он сегодня в парке?» Даже если шёл дождь или первые заморозки покрывали всё вокруг лёгким инеем, она всё равно шла. Потому что стало невозможно не идти.

Антон говорил мало, но каждое его слово казалось Насте весомым. Иногда – тёплым, иногда – острым, будто вскрывающим давно спрятанные мысли. Он не спешил открываться, словно боялся чего-то. Или просто умел быть осторожным.

– Ты боишься людей? – спросила она как-то, когда они сидели на его скамейке.

– Нет, – после паузы ответил он. – Я просто научился не ждать от них многого.

– А от меня ты что ждёшь?

Он помолчал.

– Пока – ничего. Но… я тебя чувствую. Особенно когда ты молчишь. Это редкость.

Им нравилось молчать вместе. В этом молчании не было неловкости. Было доверие. Он чувствовал, когда она рядом, даже если она не издавала ни звука. А она всё больше училась слушать мир, как он: по шелесту листвы, по дыханию ветра, по далёким голосам.

Иногда Настя закрывала глаза и пыталась представить, каково это – жить так всегда. И ей становилось страшно. А потом – спокойно. Потому что рядом был человек, который это пережил.

Разговоры у них были странные. Не о том, о чём говорят влюблённые в кино. Не о поцелуях, не о свиданиях, не о будущем. Они говорили так, словно долго искали друг друга и наконец нашли, но не спешили называть это словами.

– Ты умеешь плакать? – неожиданно спросил Антон.

– Да… Конечно.

– Я нет.

– Совсем?

– Плакать – значит отпустить. А мне нельзя. Я держусь. Всегда.

– Ты боишься, что развалишься?

– Да. И никто не соберёт.

Он сказал это спокойно, как факт. А Настя вдруг почувствовала: ей хочется обнять его. Сказать, что она бы собрала. Но не сделала этого – знала: он не примет. Пока – нет.

Настя сидела рядом, слегка склонив голову. Ветер шуршал листьями, и каждый звук казался важным, словно отдельным аккордом их молчаливого разговора.

– Ты часто гуляешь один? – спросила она.

– Раньше да. – Антон чуть улыбнулся. – Но сейчас я люблю, когда кто-то рядом. Не важно кто. Главное – чувствовать присутствие.

Настя улыбнулась – лёгкой, едва заметной улыбкой, которая всё же заставила его отвлечься от мыслей.

– А ты когда-нибудь боялся быть один? – тихо спросила она.

– Всегда. Но одиночество другое, когда зрение подводит. Ты учишься доверять не глазам, а всему остальному. Каждое движение, каждый звук становится важным.

Настя задумалась. Она пыталась представить мир его глазами – мир без образов, но с насыщенной звуковой и тактильной картиной. И чем больше она пыталась, тем яснее ощущала: он воспринимает глубже.

– И ты никогда не теряешься?

– Иногда теряюсь, – признался он. – Но каждый раз нахожу путь. Люди помогают. Или музыка. Или запахи. Всё, что даёт ориентир.

Настя поняла, что для него слушать мир – не просто умение, а жизненная необходимость. И чем больше она смотрела на него, тем сильнее росло чувство уважения и тихого удивления.

– Я хочу попробовать понять тебя лучше, – сказала она осторожно. – Даже если будет трудно.

Антон слегка улыбнулся.

– Я не знаю, можно ли полностью понять мир другого человека. Но попытки важны. Очень.

Настя кивнула. В её сердце появилось ощущение: между ними рождается нечто большее, чем дружба. Это было взаимное доверие, которое нельзя объяснить словами.

– Я рада, что пришла, – сказала она тихо. – Погода сегодня хорошая.

– Я тоже, – ответил он. – Каждый день здесь другой. Даже не из-за погоды. А потому что кто-то проходит рядом.

Вечер постепенно угасал. Парковые аллеи окутывались мягким полумраком. Они сидели на скамейке, слушая, как шепчется мир. Слов не требовалось: ощущение близости говорило само за себя.

На следующий день Настя пришла в парк чуть раньше обычного. Антон уже сидел на скамейке, трость рядом, а неподалёку снова пел дрозд. Она остановилась и почувствовала, как сердце бьётся быстрее.

– Привет, – сказала она. – Я думала, что ты не придёшь.

– Как видишь, пришёл, – улыбнулся он.

Они пошли по аллее. Настя слегка касалась его локтя, он позволял это. Каждый шаг был внимательным, будто он считал их. Настя училась быть рядом – не спеша, внимая каждому звуку.

– Сегодня тихо, – сказала она. – Наверное, потому. что дождя нет.

– И хорошо. Тогда слышно всё, что важно.

Настя изредка поглядывала на Антона и думала: «Он слышит мир так, будто тот больше, чем просто пространство.» И в этом внимании к жизни Настя видела его силу – тихую, незаметную, но глубокую.

– Ты всегда так наблюдаешь за миром?

– Я учусь. Иначе нельзя. Даже если глаза не видят, можно почувствовать всё вокруг.

Настя кивнула. Ей стало ясно: их встречи – это не просто прогулки. Это уроки чувств, уроки слушания, уроки присутствия.

– Иногда мне страшно, – призналась она. – Не за себя, а за то, что могу не понять твой мир.

– Страх – часть жизни. Он учит ценить то, что есть.

Они снова сели на скамейку. Листья кружились, дрозд пел, ветер шевелил ветви. Настя закрыла глаза и слушала. Мир казался ярче, чем прежде. Настя улыбнулась. В её сердце было тепло – от того, что кто-то понимает её без слов.

– Ты чувствуешь то же, что и я? – спросила она.

– Чувствую. Каждый звук, каждый шаг, каждый вздох. Мир здесь – наш.

Солнце садилось, наполняя аллеи мягким золотым светом. Настя и Антон сидели рядом, ощущая друг друга и тишину.