Сэм Паттерсон. (черновик)

Сэм Паттерсон

(черновик)

Сергей Баранов

© Сергей Баранов, 2025

ISBN 978-5-0067-8942-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Сквозь пелену сна, словно острие ножа, пробивался назойливый, раздражающий звук будильника, надрывавшегося из последних сил. Он резал тишину, словно хотел разорвать саму ткань утра. Глаза Сэма приоткрылись, и сквозь узкие щелки век в них хлынул яркий солнечный свет, лившийся из окна. Он поморщился, перевернулся на диване, будто вампир, боящийся света, и натянул тонкое одеяло на голову, пытаясь укрыться от этого беспощадного сияния. Рука медленно поползла к тумбочке за спиной, пальцы нащупывали холодный пластик будильника. Голова гудела, и звук казался невыносимым, словно кто-то бил молотком по вискам.

– Да хватит уже, – пробормотал он, наконец нащупав кнопку. Голос был хриплым, полным раздражения.

Будильник умолк, и в комнате наступила долгожданная тишина. Словно весь мир на мгновение замер, затаив дыхание. Конечно, это была иллюзия. За окном уже гудел проснувшийся Нью-Йорк – город, который никогда не спал. Шум машин, далекие гудки, обрывки голосов прохожих проникали сквозь тонкие стены, напоминая, что жизнь там, снаружи, кипит, не обращая внимания на его усталость.

Сэм лежал еще минуту, глядя в потолок, где по углам змеились трещины. Квартира была маленькой, тесной, пропахшей пылью и застарелым одиночеством. На полу валялись смятые счета, пара пустых бутылок из-под пива, а журнальный столик был завален коробками из-под доставки пиццы. Когда-то он мечтал о просторном лофте с видом на Манхэттен, но реальность оказалась куда прозаичнее. Этот диван, продавленный и скрипящий, стал его убежищем – и тюрьмой.

Тяжело вздохнув, он заставил себя подняться. Тело двигалось медленно, словно принадлежало старику, а не тридцатилетнему мужчине. Каждый шаг отдавался легкой болью в суставах, напоминанием о бессонных ночах и литрах кофе, которыми он пытался заглушить усталость. Подойдя к окну, он прищурился от солнца, заливавшего комнату. Шторы – когда-то белые, а теперь пожелтевшие от времени – едва справлялись со своей задачей. Он потянул их, чтобы закрыть поплотнее, но замер, глядя в узкую щель.

Улица внизу бурлила. Прохожие сновали, словно муравьи, каждый спешил по своим делам: кто-то опаздывал, кто-то кричал в телефон, кто-то тащил тяжелые сумки. Машины гудели, застревая в пробке, водители перекрикивались, и весь этот хаос казался Сэму нелепой, пустой возней. «Странное чувство, – подумал он, – наблюдать за течением жизни со стороны, будто выглядываешь из-за кулис театральной сцены. Все играют свои роли, а ты – лишний актер, которого забыли позвать».

– Пф, – фыркнул он, дернув штору. Комната погрузилась в полумрак, и стало чуть легче дышать.

Времени до работы оставалось достаточно. Он всегда вставал заранее, чтобы не торопиться. Офис находился в пятнадцати минутах ходьбы, и эта близость была единственным плюсом его жизни. Сэм прошел через гостиную, наступив на хрустящую обертку от фастфуда, и остановился у полки, где стояла старая фотография. На ней он, молодой и улыбающийся, обнимал Скарлет на пляже. Ее белокурые волосы развевались на ветру, а он смотрел на нее так, будто весь мир принадлежал им. Теперь стекло покрылось пылью, и лица казались призраками прошлого. «Когда все пошло не так?» – подумал он, но тут же отмахнулся от воспоминаний. Скарлет ушла, и думать о ней было больно, как трогать открытую рану.

Он направился в ванную, включив холодную воду. После сна в квартире было душно, словно воздух застоялся, пропитанный его собственным отчаянием. Набрав в ладони воды, он плеснул ею в лицо, надеясь взбодриться. Холод обжег кожу, и он поднял голову, встретив свое отражение в треснутом зеркале. На мгновение он замер. Лицо в отражении было чужим: мешки под глазами, щетина, морщины, которых раньше не было, и взгляд – пустой, потухший. Он выглядел старше своих лет, будто время ускорилось, пожирая его молодость.

– Господи, где я потерял свою былую красоту и статность? – сказал он вслух, пытаясь пошутить. Но улыбка вышла кривой, и голос дрогнул. Он провел рукой по щеке, чувствуя грубую кожу, и отвернулся от зеркала. В груди шевельнулась знакомая тяжесть – смесь тоски и усталости, которая стала его постоянным спутником. «Соберись, – мысленно одернул он себя. – Еще один день. Просто еще один день».

Сэм взял зубную щетку, но движения были механическими, словно он выполнял чужую команду. Где-то в глубине сознания билась мысль: «Зачем все это? Работа, квартира, этот город – ради чего?» Но он отогнал ее, как отгонял уже тысячу раз. Ответа не было, а искать его не хватало сил.

Сэм натянул мятую белую рубашку, застегнул пуговицы дрожащими пальцами и накинул легкий черный плащ, который висел на спинке стула. Классические брюки со стрелками, черные носки, потертые кожаные туфли – его униформа для еще одного дня в этом бесконечном спектакле. Завтракать дома он не стал. Желудок был пуст, но готовить не хотелось. Вместо этого он решил заглянуть в кафе «Зерно» по пути на работу. Там подавали крепкий кофе, свежие круассаны и пончики, еще теплые, с хрустящей корочкой. От одной мысли о них в животе что-то заурчало.

Он провел руками по волосам, зачесывая их назад, и бросил взгляд в зеркало. Отражение не радовало, но он пожал плечами и направился к двери. Девятый этаж. В коридоре пахло сыростью и чьим-то вчерашним ужином. Сэм нажал кнопку лифта, мысленно молясь, чтобы кабина была пуста.

«Только бы никого не было, – подумал он. – Хоть раз обойдись без этого».

Ему претила мысль ехать в тесной коробке с чужими людьми. Это неловкое молчание, взгляды, от которых не спрячешься, ощущение, будто тебя разглядывают под микроскопом, – все это было для него пыткой. Для других, может, и обыденность, но он чувствовал себя загнанным зверем, мечтающим провалиться сквозь землю.

Серебристые двери лифта, блестящие, как нержавейка, распахнулись с тихим звоном. Пусто. Он выдохнул с облегчением.

– Спасибо, – пробормотал он, глядя в потолок, словно благодарил невидимого покровителя за эту маленькую милость.

Лифт мягко опустился вниз, и Сэм шагнул по мраморному коридору на улицу.

Солнечный свет ударил в лицо, заставив зажмуриться. Было только девять утра, но солнце уже палило, заливая асфальт ослепительным сиянием. Не жарко, просто слишком ярко для его уставших глаз. Он поправил воротник плаща и шагнул вперед, тут же утонув в море людей.

– Боже мой, – пробормотал он, оглядывая толпу, снующую по тротуарам.

Люди носились, словно ошпаренные: кто-то на велосипеде, кто-то на самокате, кто-то тащил собаку на поводке или толкал коляску. Казалось, невидимая сила каждое утро выгоняла их из квартир, заставляя создавать на улицах этот невообразимый хаос. Для Сэма это было словно река, кишащая крокодилами, где каждый шаг грозил нарушить его хрупкое равновесие. Он ненавидел, когда чужие локти задевали его, когда кто-то вторгался в его личное пространство, разрушая и без того шаткий внутренний баланс.

Он шел быстро, лавируя между прохожими, стараясь добраться до кафе как можно скорее. На пути возникла старушка, скрюченная от возраста, еле переставляющая ноги. Она двигалась так медленно, что Сэм стиснул зубы от раздражения. Обогнать ее было непросто – навстречу шли люди, кто-то ехал на велосипеде, кто-то толкался. В голове мелькнула злая мысль: просто толкнуть ее, пусть падает, и идти прямо по ней. Он сотни раз представлял это мысленно, но, конечно, никогда бы не сделал. Воспитание и страх осуждения сковывали его, как цепи. «Только не стань таким, – одернул он себя. – Ты не чудовище».

На углу улицы стоял уличный музыкант, играющий на саксофоне. Мелодия была тоскливой, почти заунывной, и на секунду Сэм замер. Ноты напомнили ему о вечере, когда он и Скарлет сидели в баре, слушая джаз. Тогда он еще верил, что жизнь может быть хорошей. Музыкант, пожилой мужчина в потрепанной шляпе, поймал его взгляд и кивнул. Сэм отвернулся, ускорив шаг. «Не сейчас», – подумал он, отгоняя воспоминания, как назойливых мух.

Пять минут ходьбы, пять минут борьбы с толпой – и вот он у кафе «Зерно». Внутри уже толпились люди: кто-то потягивал кофе, кто-то жевал круассаны или синабоны, источающие сладкий аромат. Запах свежей выпечки ударил в ноздри, и живот Сэма заурчал, требуя еды. Он оглядел зал, выискивая свободный столик. К счастью, один нашелся – в углу, у окна. Сэм быстро занял его, боясь, что кто-нибудь опередит. Садясь, он облегченно выдохнул. Ему не придется делить стол с чужаками, вымученно улыбаться или притворяться, что он не против компании. Конечно, кто-то мог подсесть, но это случалось редко. Утро – время, когда даже ньюйоркцы хотят тишины и одиночества.

Он снял плащ, повесил его на спинку стула и оглядел кафе. Потертые деревянные столы, стены, увешанные черно-белыми фотографиями города, и стойка, за которой суетились бариста. Шум кофемашины смешивался с гулом голосов, но здесь, в углу, было чуть спокойнее. Сэм откинулся на стуле, чувствуя, как напряжение в плечах немного отпускает. «Еще один день, – подумал он. – Просто доживи до вечера».

Кафе «Зерно» встретило Сэма гулом голосов и ароматом свежесваренного кофе, который смешивался с запахом теплых круассанов. Он сидел за угловым столиком у окна, глядя на пустую деревянную столешницу, исцарапанную временем. После толпы на улице, где каждый локоть норовил нарушить его хрупкое равновесие, здесь было почти спокойно. Но мысли о предстоящем рабочем дне – бесконечных таблицах, придирках Бигмэн Пига (босса), равнодушных лицах коллег – давили, как свинцовый груз. Он уставился в одну точку, и мир вокруг начал расплываться, словно он смотрел через мутное стекло.

– Вам чай или кофе, сэр? – голос официанта вырвал его из оцепенения.

Сэм моргнул, не сразу сообразив, что к нему обращаются. Перед ним стоял молодой парень в белой рубашке, с усталыми глазами и легкой щетиной. Его тон выдавал раздражение, будто Сэм был сотым клиентом, не способным ответить с первого раза.

– Сэр, – парень растянул слово, словно уговаривая, – вы будете чай или кофе?

– А? Что? – Сэм растерянно поднял взгляд, встретившись с нетерпеливым взглядом официанта.

– Простите, я спрашиваю, что вы будете: чай или кофе? – повторил тот с усталостью в голосе.

– Ах да, простите. Кофе, пожалуйста, – ответил Сэм, прикрыв глаза ладонью, будто пытаясь отгородиться от мира.

Парень вздохнул, записал заказ в блокнот и ушел, бросив взгляд, полный равнодушия. Сэм проводил его глазами, чувствуя укол стыда за свою рассеянность. Он посмотрел на пустой стол и подумал, что кофе, возможно, выведет его из этого состояния. Хоть немного.

Кафе гудело жизнью. За соседним столиком деловой мужчина в костюме стучал по клавиатуре ноутбука, не отрываясь от экрана. Напротив него студентка в оверсайз-свитере листала учебник, подчеркивая строчки желтым маркером. Их движения, их сосредоточенность казались Сэму чужими, будто они принадлежали к другому миру – миру, где люди знали, зачем живут. Он отвел взгляд к окну, где прохожие продолжали сновать, как муравьи. «Все куда-то бегут, – подумал он. – А я? Куда бегу я?»

Стены кафе были увешаны черно-белыми фотографиями Нью-Йорка: небоскребы, мосты, толпы на Таймс-сквер. Когда-то Сэм мечтал стать частью этого города, покорить его, как герои фильмов. Теперь эти снимки казались насмешкой – напоминанием о том, как далеко он от своих юношеских грез. Кофемашина шипела, бариста выкрикивали заказы, и этот шум только усиливал его головную боль. Он потер виски, пытаясь прогнать тяжесть, которая поселилась в нем еще утром.

На столе лежало меню, но Сэм не стал его открывать. Кофе и, может быть, круассан – этого хватит. Еда давно перестала приносить радость, став просто топливом для тела. Он вспомнил, как раньше любил завтракать с друзьями: шумные посиделки, смех, разговоры о будущем. Где теперь эти друзья? Разъехались, исчезли, оставив его одного в этом городе, который пожирал людей, как ненасытный зверь. «Может, я сам виноват, – мелькнула мысль. – Может, это я их оттолкнул».

Официант вернулся, поставив перед ним чашку кофе. Черная жидкость дымилась, и Сэм обхватил чашку ладонями, чувствуя тепло. Он сделал глоток, надеясь, что горечь взбодрит его, но вкус показался пресным, как и все в его жизни. За окном мелькнул силуэт уличного музыканта, чья мелодия все еще звучала в голове. Сэм закрыл глаза, пытаясь отогнать воспоминания, но они уже накатывали, как волны, унося его в прошлое, где он был другим человеком.

Молодой двадцативосьмилетний Сэм сидел в кафе недалеко от своего дома. Он часто заходил сюда, чтобы немного отдохнуть после тяжелого, напряженного рабочего дня.

Сэм Паттерсон —кареглазый брюнет высокого роста (около 183 см). Его волосы коротко острижены по бокам и аккуратно зачесаны на правый бок. Это придавало его лицу приятные черты. Сэм был достаточно хорош собой, но выглядел действительно старше своего возраста.

Белая улыбка словно голливудское сияние говорила о своем хозяине, что у него все хорошо и он счастлив, богат. Сэм располагал к себе практически любого собеседника и в этом была его сила. С ним просто хотелось общаться. Сам он был строен и подтянут. Взгляд выражал открытость этого человека всему миру. Его голубые глаза словно сияли добротой и теплом изнутри.

Да, так было раньше.

Но в последнее время Сэм смотрел на мир совсем по-другому. Он много работал, лицо его выглядело не выспавшимся и измученным. Накопившаяся усталость давала знать о себе. Под глазами были мешки от бессонницы синюшного оттенка, а взгляд был потерянным и потухшим.

Характер Сэма спокойный, мягкий. Он никогда не любил шумных компаний и старался избегать их. Друзья шутили над ним по этому поводу, Сэм только лишь улыбался в ответ. В последнее время он не мог похвастаться тем, что у него есть друзья. Были. Когда-то были, а теперь никого не осталось. В основном все разъехались кто куда. Многие из них уже женаты и имели детей, поэтому общение с таким безынтересным, по их мнению, человеком как Сэм Паттерсон не входило в их планы. Но Сэм не обижался, в этом нет чьей-то вины. По крайней мере он сам себе так говорил, успокаивая себя.

Три года назад у Сэма была девушка, с которой они планировали даже пожениться. Белокурая Скарлет. Стройная фигура, она была достаточна высокого роста. Ее тонкие изгибы тела манили и пленяли взгляды. Она знала что весьма хороша собой и не стесняясь пользовалась этим. В ее больших голубых глазах можно было утонуть. Она была такой живой, душа компании. С ней было весело и легко. Не нужно было притворяться или искать какую-то «маску», чтобы за ней прикрыться и играть какую-то роль чтобы понравиться или произвести впечатление. Со Скарлет самый беспроигрышный вариант это было оставаться самим собой, быть искренним и открытым.

Но, кажется, именно это она добивалась, чтобы узнать о вас все и использовать против вас.

Она была красива и хороша собой и поэтому, часто изменяла Сэму, причем без всяких угрызений совести и не от кого не скрывая этого факта. Это было ужасно. Мало кто такого ожидал от нее. Самое странное что она это делала как будто бы назло, но не Сэму, а самой себе. Ей словно хотелось причинить кому-то сильную боль, чтобы ее боль была менее заметной, чтобы ее боль не казалась ей такой сильной.

Вечеринки, клубы, алкоголь… Скарлет частенько ускользала из виду, и что там творилось за закрытыми дверьми, одному богу лишь известно. Но так долго не могло продолжаться. Рано или поздно таким вещам все же приходит конец и кто-то не выдерживает.

Сэм до последнего не верил слухам и своим знакомым, которые рассказывали ему об изменах Скарлет. Но когда он сам застал ее с поличным, то понял, что Скарлет – это далеко не та девушка, на которой он бы хотел жениться, и жить с ней долго и счастливо. Уже никогда. Не получится.

Разочарование в любви самое сильное разочарование, которое может испытать человек.

Измены Скарлет и разрыв с нею были для Сэма сильным потрясением. С тех пор он впал в депрессию. Он начал замыкаться в себе и практически перестал общаться с друзьями, да и вообще с людьми. Единственное что держало его на этом свете – работа. Он целиком отдавал себя работе. И кто знает, если бы не работа, возможно Сэм бы уже спился или еще чего похуже.

Сэм работал трейдером на Уолл-стрит – достойное место работы, к тому же весьма прибыльное. Но такая работа отнимает много времени и сил, требует специальной подготовки. Трейдер должен владеть математическими знаниями, уметь планировать и быть дисциплинированным. Анализ фондовых рынков требует большой концентрации внимания. Не каждый сможет заниматься этим. Да и нужно разбираться в финансах, как работают деньги, котировки и все что с этим связано.

Сэму нравилось, чем он занимался, и он превосходно выполнял свою работу. К тому же это приносило ему хорошие деньги. Он имел просторную трехкомнатную квартиру в центре Нью-Йорка недалеко от работы (в пятистах метрах). Сэму нравилась его квартира. В ней было много дорогой мебели и все, что в ней находилось, Сэм купил на собственные деньги.

Сэм следил за своим внешним видом, но его нельзя было назвать стилягой. Во всяком случае теперь. Даже по меркам трейдеров, которые были его коллегами. Он предпочитал простую одежду, которая не выделялась ничем особым. Сэм Паттерсон предпочитал надевать рубашку белого или светло-голубого цвета с классическими брюками или темными джинсами, заправляя рубашку и закатывал рукава по локоть, а две верхние пуговицы рубашки были всегда расстегнуты. В офисе всегда было душно.

Черные лакированные туфли и часы Rolex на левой руке – еще одна неотъемлемая часть гардероба Сэма.

Такой внешний вид не был похож на стиль трейдеров с Уолл-стрит. Именно это отличало Сэма от его коллег по работе, которые носили классические костюмы и галстуки известных и дорогих брендов.

После выпитого кофе Сэм чувствовал себя немного взбодрившимся. Сэм посмотрел на часы и уже было без пяти минут девять.

«Черт я опаздываю» – выругался Сэм.

Он оставил деньги за кофе на столе, буквально выбежал на улицу на ходу надевая свой плащ. Остановился у входной двери и его взгляд вдруг поймал рекламный билборд на экранах которого мелькала какая-то реклама музыкального выступления сегодня в воскресенье. И тут его словно осенило: «Черт, сегодня что воскресенье?!».

Он достал телефон из кармана брюк и убедился что сегодня биржа закрыта ведь сегодня выходной.

«Боже сегодня воскресенье» – Сэм провел ладонью по лицу, будто бы пытаясь стянуть с себя ту пелену, что затмевала его разум.

«Чертов будильник, автоматически звенит каждый божий день» – думал Сэм. «теперь понятно почему и лифт был пуст. Обычно в нем каждое утро едут эти назойливые соседи с верхних этажей».

Но город и в воскресное утро жил в своем бешеном ритме.

Вокруг все по-прежнему мельтешило и суетилось: люди, машины; город кипел и куда-то мчался без оглядки, все было похоже на сумасшедшие гонки.

Сэм увидел всех этих людей на улице, что сновали вокруг, огромный серый город и вдруг он ощутил себя маленьким, ничтожным человеком. В его голове мелькали мысли, что если такой человек, как он вдруг исчезнет, то никто в целом мире не заметит его исчезновения. Каждый занят собой и никому нет дела до других. Весь этот большой механизм, вся эта система будет работать и без такой мелкой шестеренки как Сэм.

Он засмеялся над ситуацией, засмеялся над своими мыслями и осознанием своей ничтожности. Затем он резко затих и глубоко вздохнул.

Внутри все это еще больше нагоняло тоску. Осознавать свою ненужность – это все равно что перестать дышать.

Сэм живет в многоквартирном доме, который находится посреди улицы. Там всегда многолюдно. От кафе, из которого он только что вышел, до его «особняка» пешком было минут пятнадцать не более.

«Что ж… Надо б немного пройтись, а потом пойти до дома. Сегодня весь день в моем распоряжении. Осталось лишь придумать как не свихнуться от такого количества свободного времени» – размышлял про себя Сэм.

2

Шум города тут же обрушился на него, как стая голодных собак. Улицы Нью-Йорка гудели: клаксоны машин, обрывки чужих разговоров, скрип тормозов – все сливалось в какофонию, от которой хотелось зажать уши. Он поправил воротник плаща и шагнул в поток прохожих, стараясь держаться ближе к стенам зданий, подальше от толпы. Солнце клонилось к закату, окрашивая асфальт золотистыми бликами, но этот свет не приносил тепла – он лишь подчеркивал, насколько чужим стал для Сэма этот город.

Люди вокруг спешили, их лица были полны цели, которой у него давно не было. Он старался не смотреть на них, но взгляд невольно цеплялся за детали. Вот молодая пара остановилась у витрины ювелирного магазина. Девушка, с каштановыми локонами, смеялась, показывая на кольцо, а парень обнимал ее за талию, шепча что-то на ухо. Их счастье было таким осязаемым, что Сэму стало больно, будто кто-то сжал его сердце в кулаке. Он вспомнил, как когда-то гулял так же с Скарлет, как ее смех звенел в его ушах, как он верил, что они вместе покорят этот мир. Теперь от этих воспоминаний осталась только горечь, как от проглоченного яда. Он ускорил шаг, опустив голову, чтобы не видеть больше этих чужих радостей.

Улица вела его мимо кафе, где гремела музыка, мимо лотков с хот-догами, от которых пахло жареным луком, мимо нищего, сидящего на картонке с табличкой «Помогите на еду». Сэм отвернулся, чувствуя укол вины, но не остановился. «Каждый сам за себя, – подумал он. – Этот город не прощает слабых». Его собственная слабость давила на плечи, как невидимый груз, и каждый шаг казался борьбой с самим собой.

Сэм дошел до парадной и поднялся по лестнице на девятый этаж. Как мы уже поняли, последнее время он старался избегать лифтов, не желая с кем-либо тесниться в этом замкнутом помещении. Он был весьма поражен, когда открыл для себя простую вещь, что по лестнице люди ходят крайне редко, а если кто-то и встречался на пути, то тебе не приходилось с ним стоять или разговаривать на лестничной площадке, вы просто расходитесь – каждый в свою сторону. Легко, просто, удобно.

Сэм бросил плащ на стул, не заботясь о том, что тот соскользнул на пол. Он прошел в гостиную, наступив на хрустящий пакет из-под чипсов, и остановился у полки, где стояла одинокая рамка. В ней была фотография – он и его старый друг Марк, смеющиеся на каком-то пикнике много лет назад. Марк давно уехал, как и все остальные, оставив Сэма в этом городе, где дружба растворялась, как дым. «Мусорная свалка, – подумал он, глядя на квартиру. – Вот во что превратилась моя жизнь». Он провел пальцем по рамке, стирая пыль, но это только подчеркнуло, насколько ветхим стало все вокруг.

Он опустился на диван, и пружины скрипнули под его весом. Тишина квартиры была не той, что приносит покой, а той, что душит, напоминая о пустоте. За окном город продолжал жить: гудели машины, смеялись прохожие, мигали неоновые вывески. А здесь, в четырех стенах, время будто остановилось, заморозив Сэма в его собственной тоске. Он закрыл глаза, чувствуя, как усталость проникает в кости, как мысли тонут в сером тумане. «Зачем я вообще вернулся? – мелькнуло в голове. – Кому нужна эта жизнь?» Никто не ждал его дома, никто не позвонит, никто не спросит, как дела. Он был один, и эта мысль, как ржавый гвоздь, вонзалась все глубже.

Сэм откинулся на спинку дивана, глядя в потолок, где темнели пятна от старой протечки. Город за окном жил своей жизнью, но для него он был лишь декорацией, фоном к его падению. Он не знал, что делать дальше, но одно было ясно: этот день, как и все предыдущие, не принесет ничего хорошего или такого, чего он не ожидал бы.

Сэм включил телевизор.

«Посмотрим, что здесь интересного» – думал он.

Но листая каналы, Сэм стал сильно раздражаться и приходить в ярость.

– Куда ни переключи везде эта долбанная реклама. Все время твердит мне: «купи, тебе это нужно, стань мужчиной» и все такое. Откуда вы, черт возьми, знаете, что мне нужно, – вдруг закричал он в телевизор, – разве настоящий мужчина лишь тот, кто брызгается дезодорантами или бреется вашими «брендовыми» станками?! А?! Бред какой-то. Достали.

Его перепады настроения были результатом того, что на публике ему часто приходилось быть кем-то другим. Другим человеком от слова совсем. Он играл персонажа, который выполнял свою работу, был покладистым и верным сотрудником, который не доставлял никаких хлопот. А дома… Дома в пустой квартире часто все то напряжение накопленное за день или недели выплескивалась наружу в виде агрессии а подобие той что сейчас. Сэм часто ругался с невидимыми персонажами или телевизором, иногда с телефоном. Соседи слышали что в его квартире что-то происходит, но часто никто не вмешивался и все считали что это нормально. «Ведь все мы люди и в каждой семье бывают конфликты» – что-то подобное можно было услышать у соседских женщин и мужчин, если они обсуждали кого-то на лестничной площадки или когда ехали в лифте или в парадной – фойе.