Дружба с жизнью – продолжение внутренних путешествий. Избранные заметки

Философия – строительница мировоззрений.

Выстраивание или освоение мировоззренческой конструкции помогает задуматься над центральными вопросами жизни.

Излишняя самонадеянность, ложное ощущение достигнутой истины под воздействием логической гармоничности системы создаёт крен в сторону выстраивающего мышления, пытается подчинить ему уловленные смыслы.

Догматическая приверженность к хорошо освоенной конструкции препятствует дальнейшим поискам и находкам.

Общие принципы должны пройти по некоторому поведенческому подиуму, чтобы показать свои конкретные, реальные возможности. Но они не всегда готовы к этому.

Учение, остерегающее от перевеса рационального мышления над интуитивным и образным, не против разума, а за его полноценность. Учение, призывающее к отказу от обращения к обеим сторонам разума, всегда сомнительно.

Мировоззренческая конструкция может быть незаметна, как скелет, но на ней держится привычный способ жизни и поведения, которого мы придерживаемся.

Подавляющее большинство индивидуальных мировоззрений напоминают лачуги в бидонвилях, составленные из металлических, фанерных и картонных фрагментов. Они защищают от ветра и дождя, и не всегда можно угадать, из каких конструкций позаимствованы эти детали.

В основе всякого учения лежит мировоззренческая конструкция как вклад выстраивающего мышления. Но к ней сводится далеко не всё в этом учении. Она обрастает разнообразными находками и озарениями улавливающего мышления. Именно в таком виде учение становится ориентирующей структурой.

Не надо забывать, что любая схема мировоззрения – лишь дружеский шарж на жизнь, которая всегда глубже и насыщеннее условного изображения.

Конструкция – дело выстраивающего мышления. Но мировоззрение невозможно без участия мышления улавливающего. Поэтому «мировоззренческая конструкция» – это необходимый синтез двух способов мышления.

Эклектика – это что-то вроде философского «лего». В принципе, всё со всем можно соединить. Но надо ещё, чтобы в этом соединении был глубинный смысл.

Умственную конструкцию делает органичной личность основателя учения, а укрепляют личности его последователей.

Модели мировоззрения нужны и хороши тем, что пробуждают в человеке его собственные восприятия жизни. Это намного важнее теоретико-философских разворотов любой модели.

Ведёт ли увязывание к каким-то мировоззренческим конструкциям типа философских? Конечно. Эти личные конструкции полны импровизаций и затейливости – в соответствии с характером увязывания, но вполне могут служить каркасом личного мировосприятия.

На мировоззренческие конструкции идёт разнообразный материал. Это и свой жизненный опыт, и чужой, и воображение, и логические подходы, и образные идеи… Главное, чтобы в этом доме хорошо жилось смыслам.

Создание систем, конструкций или моделей – не профессионально философских, любительских – вполне естественное стремление привести результаты своего увязывания в некоторый законченный вид.

Всякое учение для живого человека, принявшего его к руководству, – лишь конструктор, из элементов которого он сооружает собственную конструкцию. Может быть, она сделана не по правилам и даже не отвечает всем предпосылкам самого выбранного учения, но в этой конструкции участвуют усвоение человека. Поэтому именно она хорошо вмещает его представления о мире.

Всякое философское учение, будь то личная система мышления о мире или целая школа с основоположниками и последователями, – это не только некий продукт, задающий ориентацию. Это ещё и часть общечеловеческого мышления о жизни.

Учение должно позаботиться не только о мировоззренческой конструкции, но и об инструкции: как ею пользоваться.

Задача философского учения – не научить, а обеспечить возможность чему-то научиться.

Философское учение должно вызывать человека на полемику. И даже если он останется при своём, учение всё равно принесёт ему пользу возможностью альтернативного взгляда.

Философий очень много. Но у каждого человека – своя личная философия, сотканная из многих и не совпадающая ни с одной. Даже у создателя любой философии, достигшей общеизвестности, его философия-для-всех отличается от философии-для-себя. И дело не в лицемерии, а в невозможности сделать публичными все личные тонкости осмысления жизни.

Каждая из этих путевых заметок – лишь краткое упоминание о встреченном и увиденном во внутреннем мире. Например, когда-то давно у меня была написана отдельная книга под названием «Человек среди учений». Но вот я снова попал в эти края и делюсь с тобой новыми ощущениями, даже не заглядывая в написанное прежде.

Мировоззрение может быть цельным или фрагментарным. Оно может быть чисто внутренним или нашедшим проявление для других – словесное или поведенческое… Важно усваивать лишь то, в чём нуждается твой собственный взгляд на мир.

Свободная философия – это не совсем то, что принято называть свободомыслием. Это не просто независимость от догм, которыми руководствуется окружение, но и первопроходство в тех областях мышления, которым не было уделено достаточного внимания.

Никакое учение не может сказать, каким должно быть твоё мировоззрение. Учение может лишь предложить некоторые основы для него.

Даже самое близкое тебе философское учение может остаться лишь костяком твоего мировоззрения. Плоть придётся наращивать самому – своим осмыслением и усвоением того, что довелось узнать.

Некоторые мировоззренческие конструкции можно было бы назвать деструкциями, настолько они разрушительны для самостоятельного мышления. Это схемы, на которых основаны фанатизм, зомбирование, цинизм, скептицизм (уничтожающий всё, даже сам себя) и прочие агрессивные модели мышления.

На рынке вооружений ищут возможности добиться силой власти над другими. На рынке мировоззрений можно найти возможности добиться власти над собой и своим миром. Над целым своим миром!..

От мировоззрения до философской системы – большой участок работы для выстраивающего мышления. От философской системы до мировоззрения – большой участок работы для личного усвоения.

Мироздание – работа Творца.

Мироустройство – наш взгляд на мироздание, по-человечески прагматичный.

Миропорядок – конгломерат попыток человечества организовать собственную жизнь на Земле.

1-2-2. Религиозные учения

Окна к Высшему или заповедники веры?

Принять религиозное учение – значит стать на путь его освоения. Стержень приверженности к нему – живое чувство веры. Ориентиры учения требуют личностного увязывания. Но религия как способ личной ориентации отличается от религии как идеологии, подчиняющей личность догматам.

Даже из нескольких религий не соорудить одной веры.

Бери у религии соединяющее с Высшим и с другими людьми. Остерегайся разъединяющего.

Главный смысл религии остро воспринимается людьми, нашедшими в нём свою духовную Общность. Для других это учение может быть значительно своим образным потенциалом, позволяющим прикоснуться к области Тайны.

Каждая религия представляет собой особую систему ориентирования в жизни. Но и среди религий тоже нужно сориентироваться. Особенно если ещё не сделал свой выбор.

Религиозное учение – это сумма стараний интеллекта выстроить пирамиду мысли, руководствуясь озарениями и опытом веры. Это веровательная эстафета поколений.

Соединение веровательного и мистического опыта с теологией, философией и социальными принципами позволяет религиозному учению сохранять себя как единую сущность.

Религия – поддержка для веры и великое её испытание.

Вера – это стремление быть причастным к Тайне, а не понимать её.

Религиозные учения соединяют в едином поле многие образные идеи. Помогают сопоставить крупицы личного мистического опыта с верхними уровнями смысла.

Взгляд свысока на все религии как на спекуляции или как на результат недалёкого мировосприятия возникает вследствие резкого перекоса в сторону рационализма неуважения к Тайне.

Храм вырастает вокруг тебя всюду, где ты творишь искреннюю молитву.

Церковь – это храм из храмов. А община – городок, в котором личные храмы соседствуют друг с другом.

Религия соединяет. Вера обеспечивает способность к соединению.

Вера необходима как единственный путь восприятия всего, чьи истоки скрыты в Тайне. А есть ли на свете что-нибудь другое?..

Религия – это прежде всего уважение к Тайне. Лишь бы не сводить Тайну только к тому, что известно тебе. Тайну на куски не разрезать.

Молитва – как поворачивание листка или цветка к свету – естественный импульс. Он может быть заглушён какими-то обстоятельствами жизни. Но в твоей власти высвободить его, дать ему действовать.

Жить надо по своей вере, а не по той, которую от тебя ожидают.

Чтобы не стать книжником и фарисеем, нужно всегда быть немного еретиком.

Ощущение богооставленности знакомо только тому, кто испытывал богоприсутствие.

Религия – путь к спасению – полон губительных соблазнов. Вера – часть души – всегда спасительна.

Увязывание своей веры с общей религией не всегда просто, но на пользу вере, если её жизнеспособность при этом утверждается, а не угнетается. Это на пользу и религии, если она готова считаться с живыми чувствами, а не подчинять их во что бы то ни стало накопленным догмам.

Как донести центральное представление о сущности жизни до каждого? Подумай как следует – и ты придёшь к религиозной проповеди.

Проповедь – напоминание о заповеди. Исповедь – раскаяние в забвении её.

Порою Тайну боязливо подменяют житейской полезностью, веру – религиозной традицией, заповеди – уходом от эгоизма. Это можно назвать миловерием. Оно толерантно, экуменично, удобно… но… но… но…

Когда миловерие перестаёт жаждать большего, недалеко и до маловерия.

Молитва – это рыхление душевной почвы для духовной влаги. Этим мы создаём поле духовного напряжения жизни. И оно само по себе – уже ответ на молитву.

У веры есть свои Сцилла и Харибда – это фанатизм и безверие.

Фанатизм – это заострение веры до безжалостности.

Теология – это своего рода приусадебный философский участок той или иной религии.

Мировоззрение – это ориентация. Но какие бы точные карты перед тобой ни лежали, надо ещё решать, куда идти.

Принцип диалога между религиями: расхождения остаются нашим частным делом. Общности заслуживают развития и углубления.

Религиозной философии трудно быть свободной. Увы, она зажата между теологией (вкупе со всеми авторитетными источниками, на которые теология опирается) и мирской философией (с её собственными авторитетами). Но отвечает религиозный философ лишь перед Всевышним.

Последователей религиозного учения собирают вместе авторитет основателя, традиция и личный веровательный опыт, который имеет принципиальное значение: без него религия превращается в механику управления толпой.

Всякое религиозное учение должно учить вере, а не религиозности.

Человек верующий – не антоним и не синоним человека мыслящего. Вера направляет мысль. Мысль укрепляет веру. Им не из-за чего противоборствовать.

Тогда как философские учения ведут между собой постоянную дискуссию, строят и перестраивают свои модели и конструкции, религиозные учения тяготеют к традиции и «твёрдости в вере». Но борьбу за человека, то есть поведенческую полемику, понятную людям, ведут как раз религиозные учения – в той степени, в которой они обращаются к обычному человеку и к его жизненной проблематике.

Проблема прозелитизма – это вопрос подмены свободы души её перевербовкой.

Каждому религиозному человеку полезно время от времени представить себя среди множества религий, разноречивых и в каком-то смысле равноправных. Представить себя в ситуации выбора среди них. И выбрать себе религию заново – свободно и обоснованно. Скорее всего, это будет его собственная религия, но отношение к ней станет обновлённым и укрепившимся.

Доброкачественность религиозного учения состоит в том, чтобы оно стремилось уловить что-то важное в области Тайны. Если оно направлено на это, то достойно уважения. Впрочем, и доброкачественное учение иногда используют унижающим его образом: для манипулирования, для достижения корыстных или социальных целей. Это не вина учения, а злоупотребление им.

Религиозные учения миролюбивее друг к другу, чем люди. Область Тайны бесконечна, и им там нечего делить: каждое учение по-своему старается уловить своё главное. Но люди желают недостижимого – абсолютно истинного знания – и норовят объявить таковым именно то, что уловило учение, приверженцами которого являются они сами.

Народные верования, как и фольклор, выглядят стихийно, но порождают самоцветы образов и символов, которым суждено войти в сокровищницу мировой культуры.

Всякое религиозное учение – оазис особой приметчивости в области Тайны, результат обращения к улавливающему мышлению.

Атеизму можно найти более точное имя: безрелигиозность. Тогда обнаружится, что это гораздо более редкое явление, чем принято думать. Отрицая существование Бога, человек обзаводится, тем не менее, различными религиозными (или псевдо-религиозными) пристрастиями к тем ценностям, которые культивирует то или иное общество: к определённой идеологии, к науке, к семье, к родине и так далее.

Религия беззащитна перед чисто рациональным способом мышления. Но каждый истинно религиозный человек знает нечто, относящееся к улавливающему мышлению, что делает его неуязвимым для рационалиста.

1-2-3. Философичность и религиозность

Средства для воздухоплавания или надувные пуфы?

Философии – пути постижения себя и мира – противостоит философичность как чисто психологическое свойство. Религии – пути познания Высшего – противостоит свойство религиозности. Философичность и религиозность полезны как разумный стиль внимания к жизни, но опасны, если пригашают это внимание и равнодушны к смыслам.

Не прячься в философичность или религиозность от себя самого. Пусть они продвигают тебя по твоему пути, а не притормаживают.

Помогает ли философичность или мешает осмыслению жизни? Помогает ли религиозность развитию чувству веры? Хочется понять их возможности, их достоинства и недостатки.

Наряду с философией как путём постижения себя и мира существует философичность как беспредметная задумчивость, тормозящая на этом пути. Наряду с глубинным чувством веры существует и общая беспредметная религиозность. Важно избегать эмоционального самообмана.

Философичность полезна как стиль поведения, которому свойственна толерантность, продуманность суждений, внимание к существенным проблемам, требующим глубинного решения. Философичность опасна, когда превращается в равнодушие, в прагматизм, когда подменяет реальное осмысление декоративным глубокомыслием.

Философия как внимание к смыслам определённым образом противоположна философичности как уходу от глубинной работы постижения. Но доброкачественная философичность вполне может быть естественным свойством натуры, практическим проявлением философского отношения к жизни.

Религиозность может способствовать укреплению чувства веры, но может и рассредотачивать его, подменять главное второстепенным, культивировать патетику, восторженность, ханжество.

Философичность – это склонность к мудрствованию вместо мудрости. Но это и способность сохранять равновесие в неравновесных ситуациях.

Философичность может придавать характеру уравновешенность, мышлению любознательность, а поведению созерцательность. Но иногда это просто смесь терпимости, скепсиса и желания поумничать, интеллектуальный дизайн мировоззрения или маскировка его отсутствия.

Подмена личностного увязывания интеллектуальными рассуждениями и демонстрацией эрудиции для произведения впечатления не помогает решать человеческие проблемы. Это склоняет к скептической критике возможностей осмысления жизни вместо восприятия перспектив, которые они открывают.

Философичность и философоведение – две крайности, уводящие от главной идеи увязывания. Философичность подменяет увязывание фатализмом и умственной леноватостью. Философоведение вместо увязывания изучает его историю и логические аспекты.

Философичность разглагольствует там, где философия конструирует.

Людям свойственно больше восхищаться философичностью философа, нежели его философией.

У юмора больше шансов быть воспринятым. Парадокс в том, что он держит человека на плаву, помогая не утонуть, но вместе с тем мешает ему погрузиться, чтобы добраться до глубинного.

Мудрость и мудрёность – разные вещи, в чём-то противоположные.

Можно пожать плечами и сказать: «Какое это имеет значение для…», подставив вместо многоточия что-то масштабное, вроде судеб Вселенной. Но всё имеет значение: прежде всего для тебя самого. Если этого не понимать, можно и пожать плечами…

Философичность – просто свойство. Само по себе оно не достоинство и не недостаток. Всё дело в том, каким другим свойствам философичность содействует, а какие пригашает.

Философия и философичность – два разных стиля увязывания. Философский стиль подразумевает внутреннюю работу, результатами которой можно поделиться и с другими. Философический тяготеет к упрощённому замазыванию неувязок за счёт снисходительного отношения к ним.

Должен ли философ быть философичным? Он должен быть прежде всего философом – то есть искателем важных для людей ракурсов миропонимания. И в этом он может быть страстным и неугомонным, азартным и красноречивым. Или сухим и последовательным, рационально-педантичным. Впрочем, и философичным – тоже.

Философия занимается сущностным увязыванием. Философичность – личностным, частным. Но и философии, с её сущностным подходом, стоит заниматься общими основами увязывания: личностной философией…

Философичность человека нужна ему для себя самого.

Мудрствование – уклонение от мудрости в сторону замысловатой риторики. А философоведение отклоняется от философии в сторону эмоциональной удовлетворённости.

Чужая философичность не должна тебя раздражать. Относись к ней философично. Но помни, что во внимании к главному для тебя самого философичности мало. Главное нуждается в осмыслении.

Философичность относится к сфере психологии, а не философии.

Само сопоставление философичности и религиозности помогает обратить внимание на их различающиеся качества, схожие своей заметной ролью в формировании личности.

Религиозность – это лишь эмоциональная расположенность к благоговению, в отличие от чувства веры, играющему свою роль в организации государства чувств. Можно лишь говорить и о внерелигиозном чувстве веры, и о безрелигиозносм.

Философичность – это просто-напросто эмоциональная расположенность к рассудительности. Если говорить об увязывании, философичность – это скорее декоративное вязание, а не умение управляться с морскими узлами.

Философичность и религиозность – не чувства, а свойства, но они очень похожи на любовь к мудрости и чувство веры. Похожи раздумчивостью и благоговением, вопрошанием и уважением к Тайне. Различия становятся заметнее, когда дело доходит до поступков. До выбора того, что тебе дорого, до готовности отвечать за своё всем собою. Тут философичность обычно впадает в неопределённую задумчивость, а религиозность оглядывается по сторонам, выбирая, где лучше компания.

Основной признак и основной недостаток философичности – отстранённость. Она мешает заинтересованному отношению к различным явлениям жизни и тяге к увязыванию, поискам смысла, соединению значений.

Религиозности свойственно проявляться в эмоциях, в непосредственных переживаниях по тем поводам, которые открывает перед человеком религия. Религиозность доверчива к учению настолько, что принимает предложенное без достаточного осмысления.

И философичность, и религиозность интересны тем, что могут как содействовать поиску ориентиров, так и притормаживать его, а то и вовсе завести человека в тихую заводь, где поиски становятся как бы не актуальными. От самого человека зависит, чем обернётся каждое из этих свойств, окажется ли оно тормошащим или тормозящим.

Мудрствование – это имитация мудрости, дискредитирующая её. Но мудрость не сосредотачивается на обличении мудрствования. Она просто ему улыбается.

Глава 1—3. Внешние псевдосущества

1-3-1. Внепс и люди

Внимание к повадкам внешнего псевдосущества

Внепс, внешнее псевдосущество, – это большая или малая организация, а то и просто общность. Внепс состоит из людей, живёт и действует среди людей. Это неизбежный элемент человеческой жизни, надо представлять его повадки хотя бы для самозащиты. Все социальные процессы происходят через конкуренцию и борьбу внепсов.

Социальные создания должны знать своё место. Это реальное существо, но мнимое по сути.

Внепсы опасны для человека тем, что являются внеличностной формой социальной жизни и поэтому могущественнее отдельного человека. Они руководствуются совершенно иными принципами существования, часто затрудняющими отдельному человеку жизнь и становление личности.

Внепс – это разноликая безличность. Это услужливый вампир, постоянно нуждающийся в донорах наёмного труда.

Представление о внепсах помогает структурировать понимание общества и сил, движущих им.

Не стоит излишне идеализировать или демонизировать внепсов, а также их значение для общества и отдельного человека. Это вредно тем, что теряются из вида или связанные с ними опасности, или их полезные для общества свойства.

Самые страшные внепсы – созданные для нужд деспотизма и управляемые деспотически. Чаще это происходит под маскировкой демократии, но суть остаётся той же.

Силовой орган-внепс, натравленный на людей, вредит и тем, на кого натравлен, и тем, кто вынужден участвовать в травле.

Удивителен мир внепсов среди мира людей. Незримые и могущественные, созданные и руководимые людьми, но преобладающие над ними, внепсы живут своим особым существованием. Обычно именно их жизнь мы называем историей человечества.

Когда семью называют ячейкой общества, речь идёт сразу о двух внепсах: о маленьком (семье) и о большом (обществе). Но если большого легче увидеть как некое существо, то внепсы семей менее заметны. Часто ли мы различаем взаимодействие с человеком как индивидом и как с членом семьи?..

Каждый внепс – это не только псевдосущество, но и важная часть судьбы людей, которые входят в него или взаимодействуют с ним. Обозначение «внепс» годится лишь для части ракурсов его существования. Не стоит забывать про остальные.

Люди часто принимают внепса в свою деловую среду, обозначая его как «юридическое лицо». Но и неформальные внепсы вполне дееспособны, а иногда даже могучи. Скажем, человечество обходится без юридического лица.

Хуже всего, когда государственные внепсы превращаются в копсов, корпоративных псевдосуществ. Те начинают жить по собственным законам – на беду тем, кто от них зависит, и во вред тем, кто в них входит.

В нашей цивилизованной жизни множество внепсов. Некоторых мы зовём по имени, некоторых до поры до времени не замечаем, но все они стараются не упустить нас из вида. Их много – больших организмов, состоящих из людей и превозносящихся над человеком. Их много – Больших Братьев, следящих за нами…

Внепсы – ориентаторы масс, ориентаторы толп. Поэтому первостепенное значение для становления личности имеют ориентиры, помогающие выходить из-под влияния внепсов.

Государство – гигантский внепс, претендующий на определение ориентиров для своих граждан и наказывающий тех, кто этих ориентиров не придерживается.

«Корпоративный дух», который культивируют и которым гордятся успешные фирмы, – это здоровье внепса. Когда где-нибудь в Японии сотрудники корпорации начинают рабочий день с пения гимна фирмы, это свидетельствует о том, что внепс поддерживает свою форму. Но речь не идёт о духовном здоровье человека, который во всём этом участвует.

Когда говорят: «Народ для него – быдло, расходный материал, стадо, которое должно резать или стричь…» – говорят не о конкретном человеке, а о внепсе. Или о функционере, сжившемся с внепсом, которому служит.

Внепсу естественно считать, что людей много, а он – такой вот конкретный – один. Достоинство личности в том, чтобы увидеть обратное и сказать себе: их, внепсов, много, а я – такой как есть – один.