Красный Волк

Кёрт тяжело дышал. На руках выступили капли пота ещё сильнее, ладони дрожали – он едва избежал смерти. Но времени на раздумья не было. Если Марек решился на такое, значит, дальше будет ещё хуже.

Он бросил взгляд на закопчённую стену, где струя пара всё ещё шипела, оставив на металле тёмный след, и стиснул зубы. Нужно было найти Эллен и предупредить её о возможной опасности.

Кёрт шагнул дальше, вслушиваясь в дыхание машины. Коридоры двигались, перегородки менялись местами, механизмы вгрызались в пространство, перекраивая его каждый миг. В этом хаосе он учился искать закономерности – и теперь ускорился, обходя ловушки чуть раньше, чем они раскрывались.

Пар клубился вокруг, освещённый тусклым светом газовых ламп под потолком. Далеко впереди послышался крик – девичий, пронзительный.

Кёрт рванулся на звук, преодолевая новый изгиб коридора. Он чувствовал, как каждая секунда давит на виски. Лабиринт был создан, чтобы ломать людей, а теперь к нему добавилась ещё одна угроза – друг, превратившийся во врага. Он не имел права опоздать, ведь это, возможно, была Эллен.

Крик разрезал клубы пара, как лезвие, отозвавшись в груди Кёрта ледяным ударом. Он рванулся на звук, сердце колотилось так, будто готово было вырваться наружу. Коридоры менялись прямо на ходу – стены сдвигались, перекрывая путь, и открывались новые проходы. Кёрт скользил вдоль них, угадывая ритм механизма, пока не вылетел в очередной зал.

Там, в белой мгле, он увидел Эллен. Она боролась, захлёбываясь от нехватки воздуха, её лицо краснело, а над ней склонился Марек. Его руки сомкнулись на её горле, глаза горели фанатичной злобой. Половина его лица теперь была обезображена ожогом: кожа почернела, пузырилась, глаз заплыл.

Кёрт на секунду замер, но тут же ярость захлестнула его, хлынула в кровь горячей волной. Он подбежал, ударил Марека плечом в бок, сбивая его с Эллен.

Они рухнули на горячие плиты пола, и пар взвился вверх, обжигая кожу. Марек зашипел от боли, но тут же бросился на Кёрта, размахивая руками, пытаясь вцепиться ногтями в его лицо.

Кёрт отбивал удары, и в какой-то миг, когда Марек снова занёс руку, схватил его за запястье, резко вывернул и ударил головой в лицо. Хрустнул сломанный нос, кровь брызнула из-под кожи. Марек взвыл, отшатнулся, но Кёрт не дал ему упасть, а толкнул обратно, ударил кулаком в живот, потом в челюсть. Тот глухо грохнулся на плиты, задыхаясь и корчась.

Кёрт навис над ним. Вся его злость, обида и накопившийся страх требовали одного: закончить это. Он мог ударить ещё раз, мог переломить горло, раздавить его голову о металл. Марек был повержен, беспомощен, и всё же Кёрт застыл.

Собственная грудь ходила ходуном, пальцы сжались в кулак так, что ногти впились в кожу. Но он не смог. Внутри будто стояла стена: если он сейчас убьёт, то переступит ту грань, с которой уже не будет возврата.

Он резко оттолкнулся от Марека, оставляя того стонать на полу.

– Убирайся… – прошептал он, сдерживая дрожь в голосе. – Исчезни отсюда.

Он обернулся к Эллен. Девушка, тяжело дыша, держалась за горло, но была жива. Кёрт помог ей подняться. Её глаза, полные боли и страха, задержались на его лице чуть дольше, чем обычно. Она ничего не сказала, только кивнула, доверяя ему идти дальше.

Вместе они двинулись вперёд, сквозь новые коридоры, пока не вышли к свету. Перед ними открылся выход: огромные двери с выгравированным символом змеи, кусающей собственный хвост. Шипение пара стихало, а впереди виднелись силуэты надсмотрщиков и жриц.

Кёрт остановился на пороге. В этот миг он понял: браслет. Багровый браслет, его подарок, висевший на его запястье, исчез. Он ощупал руку – пусто. Сердце ухнуло вниз.

Он посмотрел на Эллен, сжал её плечо.

– Жди здесь. Ты должна выйти.

Она хотела возразить, но слова застряли в горле. Он мягко отстранил её и, не оборачиваясь, шагнул обратно в нутро лабиринта, в ревущие гулом и паром коридоры, где всё ещё дышала живая машина, ждущая новых жертв.

Кёрт шагнул обратно в нутро лабиринта, и дверь с гулом закрылась за его спиной, вновь отрезав его от Эллен и того узкого просвета, где теплится жизнь. Пар вновь сомкнулся перед глазами, и звук его шагов потонул в хрипе механизмов. Лабиринт будто ожил сильнее, учуяв возвращение.

Он двигался осторожно, снова ловя ритм дрожащих стен. Каждый толчок пола, каждый металлический скрежет выдавал новые перестройки. Вскоре он вышел к знакомому повороту, и сердце кольнуло – там, где остался Марек. Но пар был пуст, и только на мокрой плите алела клякса крови, ещё не успевшая высохнуть.

И тут он увидел браслет. Тот лежал у основания трубы, искривлённый и обожжённый паром, но целый. Кёрт шагнул к нему, и в тот же миг услышал крик:

– Помогите!.. прошу!

Голос был женский, надорванный от боли. Кёрт вскинул голову и увидел её: кадетка, совсем молодая, сжалась в углу коридора, где железные стены медленно смыкались. Она уже не могла выбраться сама – нога застряла в капкане, а стены с глухим лязгом приближались, готовые сомкнуться и раздавить её, как муху.

Её руки судорожно тянулись к нему. В глазах виднелось лишь отчаяние, такое пронзительное, что оно вонзилось в грудь Кёрта, будто нож.

Он застыл. В ушах бил пульс, а в голове раздирался внутренний голос: «Брось браслет, помоги… У тебя есть время!..»

Но другая часть его разума холодно отвечала:

«Ты погибнешь вместе с ней. Один неверный шаг – и ты там, между стен. Эллен ждёт тебя. Твоя миссия важнее».

Кёрт наклонился, поднял браслет. Его пальцы дрожали, но он сжал его, подтвердив свой выбор.

Потом сделал шаг назад, отводя взгляд от девушки, чьё лицо ещё несколько секунд искажалось в мольбе, а затем исчезло за смыкающимися плитами. Грохот, короткий вскрик… и тишина.

Он не обернулся. Стиснув зубы, прижимая браслет к груди, Кёрт пошёл обратно.

Вскоре он вновь вышел к вратам. Эллен стояла у выхода, её лицо всё ещё было бледным, но когда она увидела его, на миг в её глазах мелькнула надежда.

Жрицы в красных рясах со змеями на капюшонах ждали неподвижно, их иконы источали облака пара, подсвеченные алым. Они шагнули вперёд.

– Завершено, – произнесла одна из них низким голосом.

Эллен не выдержала. Она сорвалась с места и кинулась к нему, прижимаясь всем телом, обхватив руками за шею. Слёзы хлынули сами, горячие, неконтролируемые.

– Я думала, ты не выйдешь… – выдохнула она, уткнувшись в его грудь. Голос сорвался, и её плечи задрожали. – Думала, что он… что этот проклятый лабиринт забрал тебя, как остальных…

Кёрт не сказал ни слова. Он стоял, тяжело дыша, и его руки, колеблясь, всё же обняли её в ответ. Он чувствовал, как её горячие слёзы пропитывают ткань формы, и понимал: эта слабость сейчас настоящая, честная, без маски. Внутри него сжалось что-то, что давно цеплялось за холодное самообладание.

И именно в этот момент сзади раздался скрежет. Врата снова дрогнули и распахнулись. Из клубов пара, шатаясь, вышел ещё один силуэт. Это был Марек.

Его лицо было искажено ожогом, а глаза метали ненависть, но шаг его был твёрдым.

Жрицы отступили, давая ему пройти, их змеиные капюшоны качнулись, словно склонились перед фактом его выживания. Вслед за ним в зал вышли ещё несколько подростков – бледные, ослабленные, каждый со своим следом страха и боли на лице.

Эллен, всё ещё дрожа в руках Кёрта, подняла глаза и увидела, как Марек, обожжённый, с изуродованным лицом, но живой, выходит из клубов пара.

Слёзы на её лице сменились другим выражением – смесью ужаса и ярости. Она резко отстранилась от Кёрта и шагнула вперёд, прямо к алым фигурам, выстроившимся у выхода.

– Он… – её голос дрогнул, но она заставила себя говорить твёрже. – Он пытался убить меня. Там, в лабиринте! Это не испытание, это не проверка, это… это предательство! Вы должны что-то сделать!

Верховная жрица – высокая женщина в рясе чуть более тёмного оттенка, чем у остальных, с массивной иконой Герцогини, сияющей в металлической раме, медленно повернула голову к Эллен. Её лицо было скрыто капюшоном, но улыбку можно было услышать в её голосе.

– Дитя моё… – произнесла она тягучим, глубоким тоном, будто напевала заклинание. – Всё, что происходит в недрах змеи, принадлежит змее. Лабиринт – судия, и его приговор окончателен.

Эллен вскинула руки, указывая на Марека:

– Он хотел убить меня! Это не было частью испытания!

И тогда из-под капюшона донёсся тихий смех. Не злобный, а скорее снисходительный, как будто она слушала жалобы ребёнка.

– О, милая… – сказала жрица, склонив голову. – Любые методы, ведущие к выживанию, святы. Внутри нет друзей, нет врагов. Есть только те, кто дышит… и те, кого пар забрал себе.

Её руки поднялись, и икона в облаке пара вспыхнула красным светом. Голос её стал жёстким:

– Но знай, дитя: здесь, снаружи, ты под нашей защитой. Никто не осмелится поднять руку на тебя.

Эти слова не были утешением. Они звучали как приговор. Эллен, вслушиваясь в них, осознала всю правду: система не просто позволяла предательство, она возвышала его, как закон. То, что она считала низостью и чудовищностью, здесь было признано «естественным порядком».

Её губы дрогнули. Слёзы вернулись, но теперь в них не было прежней надежды – лишь бессильное отчаяние. Она обернулась к Кёрту, и в её взгляде читался надлом.