Поцелуй с тенью

Два чертовых года работы медсестрой в травматологии без отпусков. Ох. Да уж, надо это исправить. Неудивительно, что у меня в голове последнее время такой хаос.

Ну, еще за это можно было благодарить Безликого. Может, он наблюдал за мной даже сейчас, через больничные камеры безопасности? Наверное, нет, но на всякий случай я показала средний палец одному из огоньков в углу комнаты отдыха.

Телефон просигналил о сообщении.

Я достала его, увидела незнакомый номер и одно-единственное слово:

«Грубо».

Я чуть не поперхнулась. Он взломал больничные камеры. Насколько человек должен быть хорош, чтобы это провернуть? И насколько он должен быть одержим, чтобы зайти так далеко?

И почему, ради всего святого, я из-за этого чувствую себя особенной, а не испуганной до чертиков?

Мне не стоило отвечать. Правда не стоило, но я не смогла удержаться и напечатала:

«Ты смотришь на меня прямо сейчас?»

«Мо-ожет быть», – ответил он и добавил подмигивающий эмодзи.

Я стиснула зубы, пытаясь игнорировать тот факт, что в рамках нашего общения он пока что казался скорее милым, чем стремным.

«Ты нарушаешь столько законов», – написала я в ответ.

«Ты не знаешь и половины того, что я планирую», – ответил он.

«Слушай, ты… УФ, я даже не знаю, как тебя называть!»

«Может быть, ‘бу’? – предложил он. – Ну, знаешь, из-за…»

После текста шли три эмодзи с привидениями, напоминавшими его маску.

Черт возьми, я не собиралась улыбаться! Не в этот момент, когда он за мной наблюдал. Достаточно плохо то, что он заставил меня смеяться вчера. Это все папа с его мрачным юмором, который передался мне. Желание посмеяться всегда нападало на меня в самые что ни на есть худшие моменты.

«Я не буду называть тебя ‘бу’, – написала я. – Остановлюсь на ‘говнюке’, с твоего позволения. А тебе больше совсем нечем заняться, кроме как шпионить за мной на работе?»

«Не особо, – признался он. – Бессонница на этой неделе не отпускает».

Я сморгнула, на секунду почувствовав к нему жалость, но потом пришла в себя. Он заслужил бессонницу за свое поведение.

«Я видел твой комментарий под моим видео, – добавил он. – Кажется, все остальные тоже. Ты сейчас реально популярна».

Тут он тоже прикрепил смеющийся эмодзи, видимо, чтобы спровоцировать меня.

Я открыла приложение и поморщилась. Мне ответили уже более сотни человек, и все они жаждали крови.

«Я виню в этом тебя», – заявила ему я.

«Ты сама оставила комментарий, Эли».

«О нет. Ты не повесишь это на меня. Я приняла дурацкое решение, оставив его, но только из-за твоего вмешательства его заметили. Ты прекрасно знал, что случится, если ты его лайкнешь и подпишешься на меня».

«Я не сожалею о том, что публично заявил на тебя свои права».

Заявил на меня права?

О господи. Нет, вагина, не надо так содрогаться. Черт возьми. И вы, яичники, – нет!

Понимая, что за мной все еще наблюдают, я не пошевелила ни одним мускулом, с трудом поборов импульс застенчиво опустить глаза. Его заявление подействовало удивительно успокаивающим образом. Теперь существовал цифровой след, связывавший меня с ним, так что даже если он все-таки убьет меня, найдутся сотни тысяч свидетелей, которые укажут на него и заявят: «Это сделал ее парень». Фактически он никогда не был моим парнем, но они-то этого не знают. По всем внешним признакам он только что засвидетельствовал, что так и есть.

Может, таким способом он пытался показать, что не представляет угрозы?

Я покачала головой. Нет. Нет, это меня не смягчит. Он снимал меня. Он наблюдал за мной даже сейчас. Он мог соврать о том, что видел в ту ночь. Черт возьми, он мог меня записывать! Может быть, на порносайте злобных бывших уже висит видео, как я трахаю себя вибратором.

Я не знала этого человека и была бы идиоткой, поверив ему.

«Я все равно тебя не прощаю», – написала я.

«Я пока тебя и не прошу», – ответил он. Это значит, что попросит позже?

Я подняла голову и посмотрела в камеру, и мысли в моей голове бурлили, как яростный прилив. Мне надо было прекратить это. Сказать ему испариться в пространстве. Но почему я не могла заставить себя это сделать? Неужели какая-то свихнувшаяся часть меня этим наслаждалась?

Наверное, внутренняя пытка отразилась у меня на лице, потому что он написал:

«Просто скажи мне прекратить, Эли, и так и будет».

Мои пальцы зависли над экраном. Мне надо было это сделать. Это здоровое решение. Правильное решение. Конечно, фантазия о том, как мужчина вламывается ко мне в дом и трахает меня, – очень соблазнительна, но это всего лишь фантазия. Реальная жизнь давно продемонстрировала мне, что подобное безумие приводит к единственному логическому завершению – я буду либо покалечена, либо убита.

Мне удалось напечатать букву «С», прежде чем у меня запиликал пейджер. Я посмотрела на сообщение, и все мысли о Безликом мгновенно улетучились из моей головы.

Все скорые были забиты пациентами с пулевыми ранениями. В ночном клубе произошла массовая стрельба.

Я бросила телефон в шкафчик, захлопнула его и выбежала в холл.

Бринли вывалилась из дверей туалета, когда я проходила мимо, и мы чуть не столкнулись. Я замедлила шаг, чтобы удержать ее, и мы вместе поспешили к стоянке скорой помощи.

– Слева! – закричала Таня, пробегая мимо нас.

– Черт, она быстрая, – выдохнула Бринли, пока мы как оголтелые неслись за ней.

– Она королева кардио, – сказала я. – Пробегает три марафона в год.

– Насколько все будет плохо? – спросила Бринли.

Я быстро глянула на нее.

– Правду?

Она кивнула.

– Хуже не бывает.

■ ■ ■

Через двадцать часов я выползла из больницы. Почти весь коллектив медсестер вызвали внеурочно, чтобы помочь с последствиями стрельбы, а многие коллеги появились даже до того, как мы нашли их номера. Когда происходит трагедия, мы знаем, куда приходить.

Мы приняли только часть жертв. Остальных развезли по остальным неотложкам и травматологиям по всему городу. Шесть человек погибли, еще шестнадцать подстрелены, а еще двадцать получили травмы во время давки у выхода из бара.

Как сообщил один из полицейских, собиравших свидетельские показания, стрелка устранила героическая барменша. Она выскочила из-за барной стойки вскоре после того, как он открыл стрельбу, ударила его бейсбольной битой и продолжала бить, пока его голова не стала похожа на расквашенную тыкву.

Она спасла много жизней, но у нас по-прежнему оставались трое человек, которые могли скончаться от полученных травм. К сожалению, это даже не самая страшная массовая стрельба, которую я видела. В прошлом году мужчина пришел на работу к своей бывшей жене, убил восемь человек и ранил еще жуткое количество, прежде чем снайпер спецназа его обезвредил.

Мне удалось поспать час или два в перерывах между беготней из одной палаты в другую, но этим нельзя было нивелировать тот факт, что я бодрствовала практически сорок часов. Именно поэтому я оставляю Фреду так много корма и воды. Мой ветеринар постоянно повторяет, что нельзя оставлять ему бесконечное количество еды, а то он растолстеет. Но по мне, так пусть лучше Фред станет немножко попухлее, чем будет голодать каждый раз, когда я вот так задерживаюсь на работе.

Я поднялась на лифте на третий этаж, на парковку, плотно укутавшись в свое тяжелое зимнее пальто, но когда открыла дверь, мне в лицо ударил порыв ледяного арктического ветра. Я оглянулась по сторонам и остановилась. Снова шел снег – он валил большими, толстыми хлопьями, которые уносил ветер. Отлично. Надеюсь, на дорогах все не очень плохо.

У меня возник соблазн развернуться и пойти спать в одну из специальных комнат, выделенных под долгие смены, но скорее всего, если я так сделаю, у меня снова будет только пара часов, прежде чем кто-нибудь найдет меня и попросит помочь. Говорить нет в таких ситуациях было для меня проблематично, а я достаточно хорошо себя знала и понимала: чтобы не подставить себя же, лучше поехать домой, пусть придется вызвать такси или службу перевозок.

Надо было только забрать несколько вещей из машины, а потом можно вернуться и вызвать «Убер». Было глупо думать, что я сейчас смогу сесть за руль. Всем только того и не хватало, чтобы я заснула за рулем и спровоцировала очередную аварию.

Я оторвалась от вида снега и потащилась в угол стоянки, где оставила машину.

Когда я дошла до нее, она оказалась заведенной.

Я остановилась в нескольких метрах, с недоумением уставившись на нее. У меня не было бесконтактного зажигания, которое могло бы это объяснить. Может, я так устала, что у меня уже галлюцинации?

Я оглянулась в поисках человека, которого можно было бы спросить, видит ли он то же, что и я. Но никого поблизости не оказалось. Сейчас было три утра, и на этом уровне стояли только машины сотрудников. Все мои коллеги крепко обосновались в больнице и пытались спасать жизни.

Я несколько раз быстро моргнула. Нет. Не галлюцинация. Моя чертова машина была заведена. Я не могла оставить ее такой – ключи были в сумке, – так какого хрена тут происходит?

Мой вялый мозг наконец-то начал просыпаться. Это что, его рук дело?

Я достала из сумочки баллончик и пошла параллельно машине, оглядываясь по сторонам на тот случай, если кто-то нападет из засады. Стоянка была ярко освещена, и я не заметила ни души, но лучше не рисковать. Я продолжала держать палец на кнопке распыления, пока в моем поле зрения не оказалось водительское место. И кто-то на нем сидел. Кто-то огромный. В капюшоне, который закрывал лицо.

Нет. Не может, мать твою, быть.

Ни с того ни с сего он повернулся, и я отпрыгнула, врезавшись в соседнюю машину. Из моего окна на меня глядел Безликий.

Что же, теперь я полностью проснулась. И была совсем не в настроении валять дурака. Какая наглость с его стороны исполнять такие номера после целых ночи, дня и ночи, как у меня!

Он поднял руку и помахал мне, потом показал пальцем, чтобы я подождала, опустил его и посмотрел вниз. У меня в сумке запищал телефон. Я не сводила с него глаз, пока рылась в поисках источника звука.

Мне понадобилось довольно долгое время, чтобы прочесть сообщение, потому что я то опускала глаза на текст, то снова быстро поднимала их, изучая обстановку. Я не верила, что где-то неподалеку у него нет сообщника, который ждет, пока я отвлекусь, чтобы они могли застать меня врасплох.

«Я подумал, что могу довезти тебя домой. Погода дерьмовая, а ты, наверное, без сил. Тебе сейчас небезопасно самой садиться за руль».

Я метнула в него глазами молнии, а потом согнула палец, показывая, чтобы он опустил стекло.

Он снова отвернулся и стал печатать.

«Не прыскай в меня баллончиком».

– Ты не в том положении, чтобы мне приказывать, – крикнула я ему. Он едва-едва приоткрыл стекло, чтобы лучше меня слышать. – В этой больнице сейчас двадцать копов, и большинство из них я знаю по именам. Один звонок – и ты в жопе.

Он снова начал печатать в телефоне.

– Серьезно? Ты не будешь со мной разговаривать?

Он покачал головой и продолжил.

Я должна настолько хорошо его знать, чтобы суметь распознать голос, раз он идет на такие крайние меры. Кто он? Один из тех копов, которыми я ему только что угрожала? Я смогла вспомнить только двоих с такой комплекцией, но это бы объясняло, как он так легко меня нашел, ведь он мог воспользоваться специальным полицейским оборудованием.

«Я просто тебя подвезу. Я видел, через что ты прошла и что ты еле стояла на ногах, когда собирала свои вещи, так что я решил приехать».

Я устало взялась за переносицу и на секунду задумалась, не стоит ли мне позвать на помощь.

– С чего ты так решил?

«Ты не сказала мне остановиться, Эли».

Я в бессилии опустила руки и уставилась на него.

– Потому что меня отвлекла чертова трагедия!

«Тогда скажи сейчас», – написал он, обернулся и взглянул на меня своими высасывающими душу черными дырами.

Я открыла рот, но не произнесла ни звука.

Скажи это, Эли, приказала я себе. Скажи это, черт возьми! Просто скажи ему на хрен остановиться, как сделал бы здоровый, рациональный человек, которым ты была до того, как его видео заполонили твою ленту.

Я пыталась выдавить из себя слова, но чувствовала, будто задыхаюсь. Черт. Я просто не могла. И что это обо мне говорило? Что это значило? Неужели мне правда нравилось?

Это от усталости, попыталась сказать себе я, но ложь не удалась. Уродливая правда заключалась в том, что в последние несколько дней я чувствовала себя более живой, чем за последние несколько лет. Понятно, что половину этого времени я пребывала в ужасе, но я находилась в таком положении, что ужас был предпочтительнее бесчувственности. До того как он проник в мой дом, я жила в мире серости и шла по жизни, словно робот. Работа, зал, дом и по кругу. Краткие проблески чувств, изредка прорывавшиеся сквозь этот мутный туман, крутились вокруг этого человека и его видео.

Я взглянула на него, и мой взгляд начал рассеянно блуждать по его маске, и хотя он смотрел на меня из-за неподвижного пластикового фасада, я готова была поклясться, что уголки его губ как будто слегка приподнялись в легком намеке на ухмылку.

Я навела баллончик в щелочку над стеклом.

– Если я настолько отупела, что не в состоянии сказать этого сейчас, это еще не значит, что я сяду в машину к человеку, который вломился в мой дом и снимал меня без разрешения.

Я надеялась, что камеры на стоянке все это записывали и он не отыскал способ как-то прервать съемку или заменить одну запись другой. Если бы кто-то сейчас напрыгнул на меня и повалил на землю, это было бы единственное визуальное свидетельство того, что случилось с моей тупой задницей.

Он опять что-то печатал, и меня уже выводил из себя такой способ общения.

Просто говори! – хотела закричать я.

Телефон тренькнул, и я снова начала совершать эти пируэты глазами, которые скакали вверх-вниз последние пять минут.

«Посмотри на пассажирское сиденье. Вся власть будет в твоих руках».

– Если кто-то там поджидает, чтобы накинуться на меня, я убью вас обоих, – предупредила я. – Не испытываю особого дружелюбия к мужчинам по ночам.

Он кивнул, как будто ничего иного не ожидал, и жестами показал мне поторопиться.

Я стиснула зубы и с опаской обошла бампер, чтобы посмотреть на машину с другой стороны. Он, должно быть, почувствовал мое нежелание подходить слишком близко, поэтому согнулся и сам открыл пассажирскую дверь. Мой пистолет и жуткого вида нож лежали рядом на сиденье. Он откинулся назад, показал на них, а потом на меня.

Еще один морозный порыв ветра с воем ворвался на стоянку, и я задрожала всем телом. Хоть я и была в толстом пальто, но мои форменные брюки были тоненькие, и у меня настолько не работала голова, когда я выползала из больницы, что я забыла надеть перчатки.

Я шагнула к открытой двери, навстречу льющемуся оттуда теплу, но продолжала ждать ножа за пазухой. Он даже не шевельнулся, чтобы кинуться на меня, только еще немного откинулся назад и поднял обе руки в перчатках, чтобы показать, что безоружен. Я бросилась вперед и схватила пистолет, а потом отскочила и быстро проверила, по-прежнему ли он заряжен. Он был заряжен.

Он приятной тяжестью лежал в моей руке, как гарантия безопасности. Насколько я могла видеть, у него не было никакого оружия, да и с такого близкого расстояния я могла легко пристрелить его, прежде чем он бы его достал. Власть действительно была в моих руках, и было очень приятно впервые за все время иметь перед ним преимущество.

В этой части спектакля я должна была приказать ему выйти из машины и вызвать копов, но я снова начинала валиться с ног, потому что адреналин падал, и мои зубы стучали от холода. Мне не хотелось вызывать «Убер», а потом придумывать, как добираться до больницы на следующую смену. И копов я тоже вызывать не хотела. Никакого рационального объяснения моему упорному нежеланию к ним обращаться не было – я работала с ними каждый день и знала, что они всегда готовы прикрыть товарищу спину, – но при этом что-то меня останавливало.

Наверное, дело было в том, что я в силу профессии встречала очень много плохих людей – убийц, насильников, бандитов, грабителей, педофилов, да всех на свете. Мое чутье пестовалось годами, и у меня развилось чуть ли не шестое чувство, помогавшее распознавать опасность. И сейчас все эти инстинкты молчали. Только разум призывал позвонить в полицию. Что еще немаловажно, он понравился Фреду. Фреду никто не нравился. Он шипел, убегал или прятался. Это было его классическое поведение со всеми, кто только ни приходил. Тот факт, что он по-настоящему играл с Безликим, до сих пор взрывал мне мозг.

Чутье подсказывало мне сесть в машину и смотреть, что будет дальше. Не то чтобы я оказалась беззащитной, сев на пассажирское сиденье. У меня был нож и пистолет, и я могла наставить их на него, пока он ведет машину. Стоило ему сделать одно неверное движение или попытаться напасть на меня, и – бум! Будучи медсестрой, я знала, куда целиться, чтобы нанести максимальный ущерб.

И да поможет мне бог, мне было любопытно. На каком-то уровне мне было интересно, что из всего этого выйдет. Несмотря на потенциально катастрофические последствия. Несмотря на то, что ни один рациональный человек бы так не поступил.

Ладно. Я не была рациональна. Пришло время признать этот факт. Когда-то, год или два назад, я самозабвенно сражалась с тьмой, а теперь ныряла ласточкой в самый темный омут. Я была озабоченной, переутомленной женщиной, которую больше интересовали сексуальные фетиши, чем безопасность и комфорт.

Это принятие вызвало во мне странные чувства. Теперь, когда я перестала бороться с собой, я оглянулась на последние несколько дней и увидела то, что пыталась игнорировать: мне этого хотелось. Всю мою взрослую жизнь мне было чертовски одиноко. Мужчины, с которыми я знакомилась в приложениях для знакомств, как будто не возражали, если я откровенно забивала на них или забывала писать неделями напролет. Они просто переключались на кого-то другого, как Тайлер.

Я всю свою жизнь посвятила заботе о других. Теперь я хотела, чтобы кто-нибудь позаботился обо мне. Я хотела, чтобы кто-то мечтал обо мне. Нет, нуждался во мне. Мне хотелось настолько одержимого мной мужчину, чтобы он взламывал камеры и наблюдал за мной, пока не может уснуть. Хотелось, чтобы он следил за тем, где я нахожусь, и заказывал мне домашнюю систему безопасности, чтобы никто другой не мог проникнуть в мой дом. Чтобы он угрожал убить любого, кто меня обидит.

Мне не нужен был мужчина с серой моралью. Я хотела кого-то с черной, как ночь, душой. Того, кто спалит ради меня весь мир и не будет знать покоя, пока этого не сделает.

Безликий опустил руки и поманил меня в машину.

Я втянула живительный морозный воздух, села внутрь и захлопнула дверь, скрепляя печатью свою судьбу.

8

Джош

Эли садилась в машину. Я наблюдал, как она проскальзывает на кресло рядом со мной, направив пистолет мне в живот, а потом не сводит глаз с моей маски, медленно затягивая ремень на груди и застегивая его.

Она дотянулась до ручки и не глядя захлопнула дверь, так же не желая отрывать от меня взгляд, как и я – от нее, только по другим причинам. Я издал вздох, который до этого сдерживал, – я не хотел даже дышать, не то что двигаться, чтобы не спугнуть ее.

На расстоянии вытянутой руки от меня сидела женщина с кинком на маски. Женщина, которая недавно мастурбировала под одно из моих видео. Я до сих пор не мог изгнать из памяти тот единственный короткий момент, когда она вставила в себя вибратор.

Так она любит? Грубо и жестко? Щепотка боли, чтобы усилить удовольствие?

Черт, я хотел ее. Здесь. Сейчас. Было так соблазнительно сейчас повернуться, пригвоздить ее к сиденью, и тогда…

Она уперла ствол пистолета в мой бок.

– Езжай. И да поможет нам бог, если нас остановят по дороге. С моим набором оружия и твоим прикидом из фильмов ужасов мы точно попадем в заголовки.

Точно. Насчет этого.

Я взял телефон с панели управления. Мне бы хотелось поговорить с ней, но скоро я сделаю это как Джош; я не мог рисковать и выдавать свой голос. Крутой модулятор голоса, который я себе заказал, должен прийти завтра. И тогда можно заканчивать этот цирк с печатаньем.

«Я буду ехать от начальной до конечной точки. Весь маршрут зафиксирован на карте, так что ты сможешь понять, что я не вру».

Я показал ей текст вместо того, чтобы отправлять.

Она наклонила голову набок и заглянула за край моей маски, как будто подумывала ее сорвать.

– А может, ты просто покажешь мне, кто ты, и поведешь мою машину как нормальный человек? Я уже поняла, что мы раньше встречались, а в этой штуке, наверное, ничего не видно.

Сердце заколотилось у меня в груди. Эли была первой в классе, когда оканчивала школу медсестер. Может, мне и стоило беспокоиться, что ей хватит ума разгадать мою личность, но это только возбуждало. Мы как будто играли в игру, в которой я всегда оставался на три шага впереди, чтобы она не могла меня поймать. Чувство риска кружило голову. И вопреки ее опасениям, я прекрасно видел в маске. Черный материал, прикрывающий широкие глазницы, был сделан из какого-то высокотехнологичного нановолокна, которое было непроницаемым снаружи, но прозрачным изнутри. Я смотрел сквозь него как сквозь обычные очки.

«Я вижу отлично. И ты правда хочешь разрушать фантазию?» – напечатал я, показал ей и начал молиться, чтобы она хотела этого так же, как и я.

Она судорожно вздохнула и отвела взгляд, а пистолет немного соскользнул. Я воспринял ее молчание как согласие.

Краем глаза я заметил, что ее палец даже близко не лежит на курке. Не то чтобы что-нибудь случилось, нажми она на него. Я заменил пули холостыми. Я похотливый, но не самоубийца. И да, я планировал поменять их обратно. Когда я представлял ее безоружной в этом городе, мне хотелось рвать, метать и блевать одновременно, а это была бы очень неприглядная картина, так что настоящие пули вернутся на место, как только мы доберемся до ее дома. Просто надо будет сделать это незаметно, чтобы она снова на меня не разозлилась.

Когда наши взгляды вновь встретились, она показалась мне настороженной, но на ее щеках появился легкий румянец, которого там раньше не было. Это жирно намекало на то, что она тоже будет вполне довольна, если я останусь в маске, неузнанным.

Я пристегнул ремень и начал сдавать назад, глядя в камеру заднего вида, чтобы аккуратно выехать со стоянки.

– Ты включил для меня подогрев сиденья, – констатировала она.

Я кивнул. По какой-то причине с ней быть эмпатичным становилось проще. Наблюдая за ней по камерам в больнице, я увидел женщину, готовую всеми силами помогать другим, даже в ущерб себе. Я решил, что у нее, наверное, все ноет после стольких часов на ногах, и хотя ее ортопедическая обувь выглядела вполне удобной, я все же был уверен, что ноги и спина у нее болят.

Наверное, она была еще и голодна – я особо не видел, чтобы она ела последние полтора дня. К счастью, у меня было решение. Я не выключил двигатель, но нажал на тормоза.

Подняв руки, я медленно повернулся на сиденье. Ствол пистолета пересчитал мои кубики при этом движении, и ее опустившийся взгляд подсказывал, что она это почувствовала. Я пошарил на заднем сиденье и нашел небольшой ланч-пакет.

– Воу-воу, дружок, – сказала она, отшатнувшись, когда я снова повернулся к ней вместе с ним. – Это бомба, что ли?

Я чуть не забылся и не выругался. Почему я не догадался, что Эли может прийти к этому умозаключению после такой смены? Это была тупая ошибка, и я никогда больше не допущу ничего подобного. Впредь я буду становиться только лучше ради нее. Она заслуживает человека, первого во всем.

Я покачал головой и поставил пакет себе на колени. Двигаясь очень медленно, чтобы не напугать ее, я открыл пакет и показал ей содержимое.

Она прищурилась и заглянула внутрь, чтобы получше разглядеть, а потом взглянула на меня, приподняв бровь.

– Ты купил мне перекус?

Я кивнул и поставил пакет на центральную панель, ближе к ней.

Она даже не пошевелилась, чтобы взять его, и с раздражением произнесла:

– Я не буду ничего этого есть. Ты мог отравить еду.

Справедливо. Я достал пакетик с яблочными дольками. У меня были достаточно тонкие перчатки, так что я с легкостью извлек одну. Я сдвинул маску с лица ровно настолько, чтобы открыть только краешек челюсти, и пихнул дольку себе в рот.

Я показал жестом: «Вот видишь?» и начал жевать, но Эли была слишком занята разглядыванием того места, где скрылась моя челюсть, чтобы обращать внимание на руки.