Оливковые истории

– «Милая моя! Сонечка! – Алла подняла девочку на руки, и та рассмеялась еще громче, – Смотри, что я привезла тебе! Ты будешь самая красивая в ясельной группе!»

Сонечка терпеливо ждала пока Алла доставала со дна сумки шуршащий пакет и увидев нежно-голубой наряд забавно развела маленькими ручками. Антонина Семеновна уже успела накрыть чай, когда на кухню вошла Алла, держа за руку очаровательную малышку в красивом, но чуть великоватом для нее платье.

– «Какая красавица у нас выросла!» – воскликнула Антонина Семеновна и наклонившись к Сонечке, расцеловала ее яркие щеки.

– «Она так похожа на Софию! У меня есть фотография с сестрой… она в таком же платье… и взгляд…» – Алла вытерла набежавшие слезы, и чтобы совсем не разреветься громко скомандовала:

– «Все к столу!»

Чайник игриво свистел на голубом пламени газовой плиты, запах свежего торта наполнил воздух маленькой кухни, а шоколадные кусочки на фарфоровых блюдцах манили своим белоснежным суфле – вот оно счастье, повисшее большим облаком над кухонным столом, окутав теплотой и уютом. Никто и представить не мог, что в эти лучшие минуты их жизни за дверью уже стоял человек планирующий бездушно разбить этот хрупкий, с трудом созданный уголок любви и уюта.

Антонина Семеновна и Сонечка любопытно уставились на высокого мужчину в длинном плаще, появившегося на их ароматной кухне, они не видели его раньше, но Алла почему-то покорно пустила его в дом.

– «Добрый день! Может чаю?» – неуверенно, но дружелюбно произнесла пожилая женщина, а Соня вжалась в стул и смотрела на сурового человека исподлобья.

– «Здравствуйте! Нет, не нужно… я подожду в машине». Незнакомец бросил взгляд на ребенка и вышел в коридор, где послышался скрип двери и жуткий, надрывный плач Аллы. Испугавшись, Антонина Семеновна и Соня подбежали к девушке абсолютно недоумевая, что произошло в эти несколько минут? Кто это хмурый человек и какую страшную весть он принес в их маленький мир? Алла не могла выдавить ни слова и, лишь вцепившись в родную девочку, плакала навзрыд, повторяя: «Нет! Нет! Не отдам!»

Только сейчас мудрая Антонина Семеновна осознала весь ужас происходящего:

– «Он пришел забрать ее? – дрожащим голосом произнесла она, – Навсегда?»

– «Да-а-а-а!» – заревела Алла, еще крепче прижимая Сонечку и разнервничавшуюся старушку, а девочка, почувствовав общее настроение, панику и страх тоже расплакалась и Алле пришлось взять себя в руки.

Это были самые страшные и жестокие минуты в жизни молодой Аллы, сквозь пыль обочины она смотрела в наглухо закрытое окно автомобиля, отъезжающего от сырого подъезда и увозящего кусок ее раненного сердца, из которого ручьем вытекала кровь, слезы и душа. Страшнее этого были только глаза Сонечки, наполненные детской болью и мольбой… но Алла ничего не могла сделать! Она умоляла, просила, обещала, ползала на коленях… она готова была отдать жизнь, весь мир, только бы ее любимая малышка осталась с ней. Соня не плакала, дикий страх парализовал ее маленькое тело и сердце, заставив замолчать, скрыть все чувства и эмоции и безропотно выполнять то, что ей указывали посторонние люди, ведь она понятия не имела, что этот холодный человек в темном плаще – ее родной отец.

В этот вечер Антонину Семеновну забрали в больницу с гипертоническим кризом, сердце пожилой женщины не выдержало такого жестокого удара, ведь она успела привязаться к Сонечке как к родной внучке, а что испытывала Алла страшно было даже представить! В груди у несчастной девушки образовалась огромная дыра, которая заполнялась невыносимой болью и переживаниями, восполнить такую потерю было невозможно. Еще одна весна отобрала двух любимых людей, оставив Аллу в глухом одиночестве.

На фарфоровых блюдцах все еще лежали куски заветренного торта, остывший чайник смиренно молчал, а кухонное пространство теперь заполнилось жуткой тишиной, страхом и несправедливостью, но даже тогда Алла еще не знала, что не сможет увидеть любимую племянницу долгие – долгие годы и лишь нежно-голубое платье в белый горох останется у Сонечки, как напоминание о ней.

Глава 7

С тех самых пор маленькая Соня больше не улыбалась, не смеялась звонко, не дурачилась и не чувствовала на своих щеках теплых поцелуев и заботливых рук, в новом доме все было строго и холодно. Нежный цветок, который только-только пустил корни, бездушно вырвали из благоприятной почвы, пересадив в неподходящий климат и заставив расти в безразличной тени чужих растений, а точнее в тени сводной сестры Риты и новой матери. Всего лишь год спустя после смерти супруги отец снова женился на женщине с ребенком и по каким-то необъяснимым причинам забрал, в эту вновь созданную семью, свою родную, но ненужную дочь. Несмотря на разницу в возрасте всего в полтора года Рита была намного сообразительнее и хитрее, и пока младшая сестра хмурила лоб и молчала, старшая лепетала и крутилась вокруг родителей, получая похвалу и восхищение, в то время как в сторону Сони бросались только безразличные и разочарованные взгляды.

– «Ты помнишь что-то из этого периода или детская память не сохранила никаких эпизодов?» – с искренним интересом спросила Алекса, пытаясь сравнить свое восприятие отца в этом возрасте.

– «Помню, но немного, отдельные фрагменты… Например, иногда отец отводил меня в ясли, почему-то в памяти всплывает пасмурная погода, звук подъезжающего троллейбуса… Он шел огромными шагами, грубо держа мою ладошку, а я почти летела за ним как шарик на тонкой ниточке, испытывая смешанные чувства: с одной стороны испуг, а с другой – внутреннюю радость, ведь это единственные минуты, когда он вел меня за руку, только меня, одну… Лишь на этой остановке были отец и Соня…

Потом он молча передавал меня в руки воспитательницы и также безмолвно уходил, как будто стараясь избавиться и забыть эти несколько пасмурных минут.

– «А Рита? Как сложились ваши отношения? У вас были конфликты, обиды и ссоры?»

– «Нет! Совсем наоборот! Рита была светлым лучиком в этом доме, я всегда восхищалась ей, старалась подражать и очень ее любила! В детстве у Риточки было много друзей, они приглашали меня на прогулки и принимали в свои игры, с ней я забывала о своих неприятностях. Сестра была невероятно талантлива, способна и незаурядна, с ней всегда было интересно и, конечно же, отец гордился Ритой, ставил в пример, хвалился перед родственниками и знакомыми, а я, как серое никчемное пятно, маячила за ее тенью. Меня заставляли заниматься бальными танцами, учиться в музыкальной школе и «засовывали» во все кружки и секции, где занималась Рита, хотя мне нравились подвижные игры, а Рита, наоборот ненавидела спорт и суету.

Долгое время мне казалось, что такое противоположное отношение связано лишь с разницей в возрасте: Рита – старшая, сейчас она нуждается в этом внимании, а потом наступит и мой период, меня тоже начнут замечать, хвалить и поддерживать, но время шло, а наши роли не менялись. Риточку бесконечно воспевали, старались создать ей максимально комфортные условия для обучения и спокойствия, в то время как меня приобщали к домашним работам, не требующим особого таланта и ума: мытье посуды, уборка и прочие бытовые обязанности. Сочувствуя мне, она старалась сгладить сложившуюся ситуацию, помогая мне с уроками или просто по-дружески поддерживая. Я не обижалась на сестру, ведь мы были очень близки, казалось, она была единственной, кто искренне любил меня в этой семье несмотря на то, что не являлась моей кровной сестрой, но тогда мы об этом еще не знали».

Соня действительно хорошо училась, старалась быть полезной и прилежной, но девочку не воспринимали как перспективную хоть в чем либо, к ее достижениям и успехам относились все также равнодушно, как и раньше. Тогда подростковый несформированный мозг принял решение привлечь к себе внимание отрицательными поступками и Соня, связавшись с новой компанией, начала курить, ругаться матом и с ненавистью относиться ко всему происходящему, к слову сказать Рита с удовольствием поддержала младшую сестру в этом начинании, раскуривая вместе с ней сигаретку или выпивая разбавленный бренди «Солнечный берег», который хранился в домашнем баре в достаточном количестве. Крепкий напиток и табачный дым расслабляли обиженный разум и девчонкам становилась безразлична окружающая несправедливость, они казались еще ближе и откровеннее друг другу, делясь наболевшим и желанным.

В то время как Соня переживала пубертатный озлобленный этап и была полностью забыта взрослыми, Рита в полном объеме вступала в период влюбленности и юношеской страсти, оказавшись абсолютно не готовой к той ответственности и «ставкам», которые были в планах у родителей: поступление в самое престижное высшее заведение страны – Московский Государственный Институт Международных Отношений, перспективная работа международным журналистом и удачное замужество. Рита же думала совсем о другом – о любви, пока персональный автомобиль отца доставлял ее к репетиторам, она безнадежно влюблялась в его молодого водителя, осознавая, что отец никогда не примет это выбор, а значит эти страстные отношения должны держаться в секрете и лишь единственное доверенное лицо – младшая сестра, была посвящена в подробности этой романтичной истории. Но как известно все тайное обязательно становится явным…

Вскоре отец узнал о Сониных прогулах и курении, казалось, он подсознательно ждал подобной ситуации, ждал, когда эта прилежная девочка оступится и даст наконец повод обрушить на нее тот накопившийся за долгие годы гнев и ярость, ведь он считал ее виноватой… Все остальные причастные давно понесли заслуженное наказание, и только Соня не испытала страшнейший ураган его озлобленного сердца.

Скулы раздулись от ударов его огромных ладоней, худощавое тело дрожало, но не от физической боли, а от бессилия, от ощущения внутренней разрушенности и осознания того, что этот холодный человек никогда не станет для нее родным.

«Мужчина в темном плаще на маленькой уютной кухне…» – вдруг пронеслось в туманной от слез голове… «Где эта кухня? Кто эти женщины, которые тогда были рядом?»

Соня мгновенно успокоилась и, к удивлению разгневанного отца, задала абсолютно не связанный с этой ситуацией вопрос: «Где мое голубое платье в белый горох?»

Отец оторопел от тона и уверенности, с которой опухшая от ударов и слез девочка произносила слова, а следующая фраза и вовсе выбила его из равновесия – Соня кричала изо всех сил, которые только смогла собрать в своем хрупком нескладном теле:

– «Где моя Аля? Зачем ты забрал меня тогда?!»

Это было немыслимо и невозможно, ведь Соня не виделась с Аллой с того самого мая тысяча девятьсот восемьдесят первого года. Как будто ярость отца вернула не только его к тем страшным событиям, но и память Сони, она отчетливо видела фрагменты того дня: платье в горох, торт на фарфоровых блюдцах, плачущую Аллу, темный плащ и страх…

В комнату вошла Рита, держа в руках именно то детское голубое платье:

– «О чем она говорит? – озадаченно заговорила сестра, – Кто такая Аля?»

Соня схватила маленькое платье и остервенело прижала его к груди, подняв сверкающие от слез и ненависти глаза:

– «Я хочу, чтобы ты ответил, где Аля и зачем ты меня увез?»

– «Папа! Ответь!» – вдруг также настойчиво прозвучал голос Риты.

– «Она не Аля, а Алла! Живет на той же старой кухне» – пренебрежительно бросил отец и громко хлопнул входной дверью. Девочки устремили свои испуганные взгляды в сторону матери, но та развела руками и прошептала:

– «Я ничего не могу вам объяснить без его согласия».

Соне было жаль маму, ведь она знала, что та тоже побаивалась гнева отца и в этом вынужденном браке не была счастливой. В комнате повисла разъедающая тишина, как после цунами, когда волна сошла, но погубила все живое и лишь громкий грозный голос вновь напомнил о случившейся беде:

– «Я жду всех в машине!» – и снова хлопнула входная дверь.

Дорога была долгой, невыносимо напряженной и безмолвной, девочки испуганно переглядывались на заднем сидении, крепко вцепившись в ладони друг друга, мама отрешенно и отчаянно смотрела в окно, а отец, почернев от злобы, пристально вглядывался в мелькающий серый асфальт. За окном мелькали безликие дома, постепенно редея и уступая место свежей зелени и загородным просторам; периодически накрапывал дождь, добавляя минорных нот этой поездке.

Сестры даже предположить не могли в каком направлении движется этот заполненный страхом автомобиль, Соня думала, что отец везет их на ту «старую кухню», а Рита и вовсе не могла осознать происходящее. Машина съехала с шоссе на грязную деревенскую дорогу и еще несколько километров ползла по ямам и колдобинам, добавляя девочкам ужаса и растерянности. Наконец отец резко затормозил и командным тоном велел всем выйти из машины, увиденное окончательно потрясло неокрепшее детское воображение – впереди виднелись высокие кованные ворота с жуткой надписью «Кладбище».

– «Папа же сказал, что она живет на той же старой кухне, – прошептала Рита на ухо младшей сестре, – Я ничего не понимаю… эта Алла… она что умерла?» На глазах у Сони набежали слезы, и она неуверенно последовала за отцом в направлении старых могил, крепко сжимая руку Риты и всхлипывая.

Старое деревенское кладбище на высоком берегу реки хранило тишину и особую печальную атмосферу, наполняя каждую молекулу этого воздуха грустью и раздумьями о вечном. Отец приоткрыт калитку высокой ограды приглашая пройти вперед именно Соню, и девочка аккуратно шагнула к черным гранитным плитам, изумленно уставившись на фотографию молодой красивой женщины с именем София и датой смерти в апреле тысяча девятьсот восьмидесятого года.

– «Это твоя мама» – вдруг прогремело за спиной испуганного подростка, и Соня вздрогнула, застыв в оцепенении, не чувствуя ни тела, ни души, ни разума. Лишь несколько минут… и отец огромными шагами направился в сторону выхода, а Соня вновь бежала за ним, как тот шарик на ниточке, но теперь он не держал ее за руку, хотя крепкая отцовская ладонь так нужна была этой растерянной девочке именно в эти страшные мгновения жизни.

По дороге домой было озвучено несколько скупых фраз, кратко обрисовавших историю шестнадцатилетней давности, но ни сожаления, ни поддержки, ни желания смягчить эту жуткую информацию не прозвучало… Соня получила то, что просила – правду, страшную болезненную правду о том, что ее мама умерла из-за внезапно начавшейся родовой деятельности, то есть, по сути, из-за того, что Соня решила родиться невовремя; любимая сестра Рита и мама не являются кровными родственниками, а родной отец, скорее всего, ненавидит ее за то, что она родилась. Соня должна была принять эти факты, самостоятельно справиться с навалившимися эмоциями и жить… как-то дальше жить… Выходя из машины, отец протянул Соне маленький блокнотный лист с семизначным номером телефона и с неразборчивой надписью «Подольская улица дом…»

Этот тяжелый день расставил все на свои места, дал наконец объяснения каждой минуте, прожитой в этом холодном доме, избавил от иллюзий и безнадежных ожиданий. Воспользовавшись отъездом родителей, девчонки сидели в старой беседке детского сада, затягиваясь крепкими сигаретами, запивая эту неожиданную правду клюквенной настойкой, плача и искренне клянясь, что никогда не перестанут любить друг друга, как родные сестры.

Глава 8

На сцене актового зала испанской гимназии, принимая поздравительную речь, стояла красивая девушка в строгом белоснежном костюме с атласной лентой «ВЫПУСКНИК» – Соня больше не была похожа на нескладного подростка, ведь обнародованная правда заставила ее повзрослеть и сильно измениться всего за несколько недель. Теперь она много думала, переживала и испытывала постоянное чувство вины попадая под строгий отцовский взгляд, жить в этом доме становилось невыносимо.

В очередной раз оставшись одна в неубранной одинокой квартире, София бродила из комнаты в комнату, разглядывая мелочи и перекладывая вещи, стараясь убедить себя в правильности и необходимости принятого решения, ей хотелось вспомнить счастливые периоды, хорошие дни, зацепиться хоть за что-то… Из окна виднелся фасад Строгановского училища, шумные трамваи и оживленное Волоколамское шоссе, вдоль которого они с Ритой ходили в школу, и троллейбусная остановка, где когда-то были только отец и Соня… и он вел ее в ясли…

Оставив в холодильнике приготовленный ужин, перегладив около двадцати отцовских рубашек и наведя в комнатах идеальный порядок, Соня взглянула в зеркало, положила ключи на деревянную полочку в прихожей и аккуратно захлопнула дверь.

На станции метро «Текстильщики» было многолюдно и жарко, Соня с трудом пробиралась к эскалатору, мечтая покинуть подземку и вдохнуть свежего городского воздуха, но к ее разочарованию на улице оказалось также душно, а на летнем небе сгущались тучи, оповещая о приближающейся грозе, что еще больше увеличивало и без того огромные очереди на остановках общественного транспорта из желающих максимально впихнуться в автобус или маршрутное такси, следовавшее по длинной Люблинской улице, казалось состоящей из одних светофоров. Девушка отыскала конец длинной вереницы и заняла свою позицию отсчитывая количество пассажиров впереди и деля его на число посадочных мест в маршрутке, но оказалось, что водители этого скоростного транспорта любезно предлагали ехать стоя всем способным вместиться в эту коробку на колесах, ведь главное в этой поездке было не комфорт и безопасность, а скорость прибытия на место назначения и максимальная выгода. В ожидании Соня рассматривала манящие палатки, с красочной рекламой «ВСЕ ПО 300 РУБЛЕЙ», на ветринах которых были развешаны яркие топы, блузки и синтетические кардиганы, ей так хотелось заглянуть в одну из них и выбрать себе обновку, но здравый смысл одергивал и напоминал об экономном расходовании средств. Соня привыкла одеваться в таких ларьках и на Вьетнамском рынке, который с некоторых пор был открыт в районе Коптево за зданием общежития Министерства Внутренних Дел, там царила невыносимая суета, зловонный запах сырости и вьетнамской быстрой еды, абсолютно непонятная исковерканная русская речь, но самое главное – низкие и даже очень низкие цены. На картонных коробках за грязной занавеской можно было примерить и купить все, что только душа пожелает. Отец иногда давал Соне определенную сумму денег в качестве подарка на день рождения или Новый год, и тогда девчонки мчались на шумном двадцать третьем трамвае к «вонючему» рынку, чтобы приобрести дешевые и некачественные шмотки. Редко родители баловали младшую дочь дорогими нарядами, всего лишь несколько раз они с мамой посещали торговый комплекс «Комсомольский», дорогущий рынок ЦСКА, где торговали яркими лосинами и белоснежными высокими кроссовками Adidas, и «приличные» ряды Черкизовского рынка, заваленные дублёнками и кожей.

– «Девушка, Вы лезете?!» – раздался женский визг за спиной задумчивой Сони.

Несмотря на то, что маршрутка была заполнена под завязку, желающих поместиться в эту банку с потными шпротами было полно и Соне пришлось просочиться внутрь, крепко прижимая к груди рюкзак, ведь воровство в таких «удобных» местах процветало.

– «Передаем за проезд!» – прозвучал грозный голос с кавказским акцентом и «шпроты» стали извиваться, стараясь доставить до водителя свои денежные средства, а маршрутка рванула с места с ревом и скрипом, оставив за собой несчастные лица, не поместившиеся в этот заход.

Транспортная ситуация в этом районе действительно была крайне напряженной, автобусы ходили редко, а маршруты занимали более часа, останавливаясь на каждой остановке, и пассажирские газели очень выручали граждан, но перемещались крайне небезопасно, нарушая правила дорожного движения, заботясь только о максимальной прибыли и скорости.

Когда салон маршрутного такси немного опустел, Соня приблизилась к неопрятному водителю и осторожно спросила:

– «Подольская улица… подскажите где выходить?»

Бородатый мужчина подмигнул симпатичной блондинке, давая положительный ответ, и уже через десять минут Соня неуверенно шагнула в старый сырой подъезд. В эту самую секунду на улице раздался раскатистый гром и звонкий шум проливного дождя, как будто отрезав все пути назад, усилив знакомый запах и звук дверного звонка…

Алла распахнула дверь и безразлично крикнула куда-то вглубь квартиры:

– «Дочь, это к тебе!» – вдруг резко остановившись, женщина обернулась и, ослабев, прижалась к стене обшарпанного коридора.

– «Сонечка!» – прошептала Алла, уткнувшись заплаканным лицом в ее теплое родное плечо.

Спальный район Марьино с многоподъездными панельными девятиэтажками сильно отличался от района «Сокол», где Соня провела шестнадцать лет своей жизни, успев привыкнуть к кирпичным сталинским домам, к шуму оживленных дорог, к близости метрополитена, к трамвайным путям, к магазинам в шаговой доступности и прочим бытовым удобствам, но здесь все было иначе, да и люди, казалось, были проще и добрее, а главное семья, в которой теперь жила Соня, была настоящей, искренней, любящей и теплой, и ради этого стоило смириться с двухчасовой дорогой до института, научиться покупать продукты на рынке и приветливо здороваться со старушками и безобидными алкоголиками, сидящими на лавочке у подъезда.

Для Софии наступило прекрасное время, окутанное заботой и согревающим спокойствием, оказалось, что люди могут быть благодарны за помощь по дому или чашку горячего кофе, за добрую вечернюю беседу или искреннюю улыбку, за пожелание хорошего дня – эти простые мелочи создавали уютную атмосферу в доме, формировали взаимопонимание и уважение друг другу. В этом благоприятном состоянии души Соню впервые настигла нежная трепетная влюбленность, заставив забыть о прожитых годах, проблемах, душевных терзаниях и чувстве вины. Поздними вечерами девушка взахлеб рассказывала Алле о произошедших событиях, о неиспытанных ранее ощущениях, о мечтах и планах… она была влюблена! Страстные вибрации, переживания, эмоции, встречи, свидания – все это теплой волной накрыло наивную и неопытную Соню, подарив неиссякаемое ощущение счастья.

К тому моменту как рассказ Софии подобрался к приятному периоду ее молодости, девушки успели вернуться с пляжа, плотно пообедать и устроиться в тени оранжевых деревьев с ароматными кофейными чашками, и настроение их заметно улучшилось в предвкушении интригующих пикантных подробностей романтической истории.

– «Где ты познакомилась с ним? – любопытничала Алекса, – Это была любовь с первого взгляда?»

София задумчиво улыбнулась, вспомнив первую встречу, первые эмоции и первые слова…

– «Думаю, что мы влюбились ни с первого взгляда, а с первой молекулы воздуха, который окружал нас, ведь сначала я услышала аромат его туалетной воды – она звучала так восхитительно, маняще, просто будоражила все мои внутренности, а только потом разглядела того, кто излучал этот божественный запах. Он стоял около аудитории в компании однокурсников и увлеченно что-то рассказывал, потом резко замолчал и посмотрел в мою сторону, его друзья тоже обернулись и стали перешептываться, а мне в тот момент было так неловко, что я убежала. После той ситуации я думала о нем постоянно, искала глазами среди толпы студентов, грустила и расстраивалась из-за дней, в которых его не было и так продолжалось больше месяца. Меня накрывало отчаяние и странное ощущение тоски, часто хотелось плакать без причины и представлять ночами его образ. Алла сразу догадалась, что я влюбилась, но отнеслась с пониманием и терпеливо выслушивала мое нытье. Однажды я прогуливала лекцию по философии, расположившись в институтской курилке с занимательным журналом «Лиза», как вдруг за спиной почувствовала волну тепла, вибраций и тот самый обожаемый запах, он приближался, заставляя меня дрожать и изнывать от предвкушения, я не испытывала раньше ничего даже близко похожего на это чувство. Он спросил не убегу ли я на этот раз… и мир «поплыл» от его голоса. Он был так красив – смуглое лицо и темные волосы дополняли ярко-голубые глаза – это смотрелось необычно, эффектно и завораживающе, мне хотелось поцеловать его прямо в этом прокуренном холле, прижаться к его небритой щеке и прогулять с ним все оставшиеся лекции, все курсы, всю жизнь. Я была так счастлива! Мы убегали к Алле на дачу, чтобы оставаться наедине, наслаждаться друг другом, любить до изнеможения, я не знала, что можно быть настолько любимой и желанной. Спустя столько лет я помню его прикосновения, интонацию нежных слов, горячие объятия и искренность, с которой он любил меня. Он всегда был рядом, даря уверенность, спокойствие, чувство защищенности от этого сурового мира и надежду на то, что наша семья будет идеальной. Но по странному стечению обстоятельств, именно в тот момент, когда я обретала истинное счастье, в мою жизнь снова стучалась беда».

Глава 9

С тех пор как София переехала жить к Алле ей редко удавалось встретиться с сестрой, возможно из-за длительной дороги или из-за слишком насыщенной увлекательной жизни, в которую она окунулась, может ее полностью поглотила первая влюбленность или она просто стала более эгоистичной… Конечно, девочки созванивались, изредка виделись, но той привязанности и родственных чувств почему-то больше не испытывали, Рита казалась странной, отчуждённой и очень скрытной, у нее появились новые знакомые, которые не вызывали у Сони доверия и положительных откликов, им стало сложно общаться, и сестры отдалились друг от друга. Но проигнорировать приглашения на двадцатилетие сестры София не могла, хотя и не горела особым желанием присутствовать в компании малознакомых и неприятных ей людей. У Сони всегда была сильно развита интуиция – это уникальное чувство, странным образом, передалось ей от отца, и эта интуиция подсказывала, что девушка не должна присутствовать на этом дне рождения, но не предав значения этому тревожному сигналу, купив двадцать одну белую розу, София все же поехала в ненавистный дом на станцию метро «Сокол».