Наследник Фениксов. Начало

Svity

Наследник Фениксов. Начало

Глава 1. Огонь Предков

Летний вечер медленно истаивал багрянцем, и густые, бархатные тени, подступая, беззвучно топили в себе древний лес, ставший на время нашим родовым лагерем. Я сидел на поваленном древесном исполине, и вековой мох под моей ладонью был мягок и податлив, словно потёртый велюр на подлокотниках любимого кресла в дедушкиной библиотеке. Последние лучи закатного солнца, подобно раскалённым клинкам, пронзали густой лиственный свод, вычерчивая на земле причудливую, живую вязь из света и мрака. Эти могучие деревья, чьи стволы не объять и в три обхвата, казались безмолвными, древними стражами, что веками охраняли покой нашей ежегодной образовательной экспедиции – священного таинства рода Фениксовых.

Я сидел на поваленном древесном исполине и впервые по-настоящему слышал его. Не ушами, нет. А всем своим существом, как слышат низкий, подпороговый гул огромного механизма. Ветер проходил по кронам не отдельными порывами, а единой, неспешной волной, словно гигантское, спящее существо делало медленный вдох. В книгах по природной магии я читал о подобном – о «Корневой Сети Силы», соединяющей все деревья в единый организм, о легендарных «Древах-Сердцах», обладающих собственным, древним сознанием. Я всегда считал это лишь красивой метафорой. Но сейчас, здесь, эта метафора обретала плоть, и от этого становилось одновременно и жутко, и восторженно.

Ночная прохлада уже начала свою бесшумную осаду, но воздух оставался не просто тёплым – он был плотным, наэлектризованным, как перед грозой. В нём чувствовалось то звенящее напряжение, которое заставляет лесных зверей замирать в своих норах, а птиц – умолкать на ветвях. Он был пропитан сложным, многослойным ароматом хвои, влажной послеполуденной земли и терпкого дыма от ритуального костра, возле которого уже неспешно двигались тени взрослых. Я глубоко вдохнул, и этот запах, знакомый с раннего детства, впервые ощущался не как воспоминание, а как физическое присутствие. Я почти осязал его плотность, чувствуя, как первозданная магия этого места, эта невидимая пыльца силы, оседает в лёгких.

Каждый год мы собирались здесь, в этой зелёной твердыне, чьё сознание было старше нашей Империи, чтобы, как любит повторять дедушка, Пётр Алексеевич, «передать знания и традиции нашего рода молодому поколению». Но в этом году всё было иначе. Я перестал быть просто сторонним наблюдателем. Несколько дней этой экспедиции спрессовались в один тугой, звенящий миг, наполненный знанием до самых краёв. Лекции деда об истории рода и архитектуре магических сопряжений сменялись уроками по начертанию простейших рун, и я до сих пор помнил острый, щекочущий ноздри запах озона, когда одна из рун на демонстрационной дощечке вспыхнула под пальцами дяди Сергея. Мы учились читать знаки природы, ставить силки и оттачивали приёмы фехтования на деревянных мечах. А по ночам изучали звёздные карты, находя на них наших покровителей и мифических тварей. И теперь, в этот последний вечер, воздух казался особенно плотным от собранной в нём силы. Лёгкая грусть от скорого прощания с лесом смешивалась с предвкушением главного таинства.

Я поднял голову к небу, где первые светила уже начинали свой извечный хоровод. Созвездие Феникса, наш небесный покровитель, этой ночью сияло особенно ярко, словно само мироздание благословляло ритуал. В этот миг я особенно остро ощутил незримую, но нерушимую связь с моими предками, словно их бесчисленные взгляды сошлись на мне из глубины веков, ожидая чего-то. Здесь, в сердце этого древнего леса, граница между миром людей и миром подлинной магии истончалась, становясь почти неощутимой.

Я оглядел лагерь. Мягкое сияние магических фонарей выхватывало из полумрака лица собравшихся. Да, в этом году всё изменилось. Теперь я был старшим среди младших участников, и эта новая роль – помогать взрослым и присматривать за малышами – ощущалась как настоящая, весомая ноша. Я почти физически ощутил на себе их спокойные, оценивающие взгляды и невольно выпрямил спину, словно на плечи и впрямь легла невидимая мантия.

Древний лес вокруг нас шептал свои вековые тайны. Узловатые ветви могучих дубов, казалось, тянулись к чернеющему небу. Именно в этот миг я особенно остро ощутил себя той самой чашей весов, на которую медленно, но неотвратимо опускался тяжёлый, идеально выверенный груз. Имя ему было – наследие.

Мой взгляд остановился на младшей сестре, Анне. В своём лёгком платье цвета летнего неба она казалась воплощением детской непосредственности. Ей было всего восемь, и эта экспедиция всё ещё оставалась для неё волшебным приключением, а не священным долгом. Я видел, как она, затаив дыхание, наблюдает за приготовлениями, а в её широко раскрытых от восторга глазах пляшут отражения ритуального огня. Заметив мой взгляд, Анна тут же подбежала ко мне. Её светлые, растрёпанные лесным ветром волосы подпрыгивали в такт её лёгким шагам. Она схватила меня за руку, и я почувствовал доверчивое тепло её маленькой ладошки.

– Саша, что они делают? – её шёпот был едва слышен за потрескиванием поленьев. – Это тот самый, главный ритуал, о котором дедушка столько рассказывал?

Я улыбнулся, но внутри ничего не дрогнуло. На смену былой снисходительности пришло странное, отстранённое чувство. На одно короткое мгновение я увидел в ней себя, каким был всего пару лет назад. Но теперь между нами пролегла незримая черта. Я ощутил её чистое, как родниковая вода, любопытство, в котором не было ни тени моих собственных, тяжёлых и путаных дум. И от этого контраста между нами словно выросло толстое, чуть искажающее стекло.

– Да, это он, – ответил я, стараясь, чтобы голос мой звучал ровно и по-взрослому весомо. – Они не пробуждают, Анечка. Они просят. Просят старый лес и огонь предков уделить нам толику своего внимания. А мы… мы должны быть достойными свидетелями этого разговора.

Я обнял сестру за плечи, ощущая хрупкость её маленького тела, и мы вместе устремили взгляды к костру, где наш дедушка и дядя Сергей, руководившие ритуалом, неторопливо расставляли древние артефакты.

Вокруг нас, на почтительном расстоянии от огня, расположились другие члены семьи из разных ветвей рода Фениксовых. Я различал знакомые лица троюродных братьев и сестёр, некоторые были старше меня, другие младше. Я понимал, что для самых маленьких, как Анна, это было просто захватывающее приключение, возможность провести ночь у костра и послушать удивительные истории. Но во взглядах тех, кто был постарше, я уже замечал иное – тень осознания, робкое понимание масштаба нашего наследия.

Сначала я увидел их всех – от восторженных малышей до сосредоточенных старейшин. И только потом, глядя на эту живую лестницу поколений, я впервые по-настоящему осознал себя её частью – не ребёнком и не взрослым, а звеном в длинной, могучей цепи. Это чувство было одновременно и пугающим, и головокружительным, словно я стоял на самом краю пропасти, готовясь сделать шаг в ревущую бездну неизведанного.

Костёр в центре поляны жил своей жизнью. Его пламя, подобно пленённому огненному духу, то яростно билось, взмывая к темнеющему небу, рассыпая мириады искр, то смиренно опадало, облизывая сухие поленья. Языки огня отбрасывали на сосредоточенные лица собравшихся причудливые, пляшущие тени, придавая им загадочный, почти неземной вид. Я заметил, как некоторые из старейшин обменивались быстрыми, многозначительными взглядами. Безмолвный, отточенный веками язык, понятный лишь посвящённым.

Я почувствовал, как сам воздух вокруг загустел, налился тяжестью ожидания, и по коже пробежал колючий холодок, не имеющий ничего общего с ночной прохладой. Анна, всё ещё держась за мою руку, прижалась ко мне ближе.

Мой взгляд был прикован к сердцу поляны, где, обрамлённый кольцом мерцающих магических символов, жил своей первобытной жизнью ритуальный костёр. Его пламя не просто горело – оно дышало, танцевало, то взмывая к чернеющему небу рваным огненным столпом, то смиренно опадая, словно могучий зверь, склонивший голову перед волей своего повелителя. Языки огня, переливаясь всеми оттенками расплавленного золота и жидкого рубина, жадно пожирали сухие поленья, а когда старейшины бросали в него щепотки особых ритуальных трав, пламя на миг взрывалось то пронзительно-синим, то глубоким изумрудным цветом, наполняя воздух густым, пряным ароматом.

Начертанные на земле руны, окружавшие костёр, теперь светились ровным, пульсирующим серебристым светом, который казался почти невидимым в ярком сиянии пламени. В памяти тут же всплыл гулкий голос деда из полумрака его кабинета: «Руны – это не узоры, Саша. Это якоря, что держат наш мир, не давая ему уплыть в безвременье». Теперь, глядя на эти светящиеся линии, я почти физически ощущал их силу, словно невидимые нити тянулись от них к каждому из нас, связывая воедино прошлое и настоящее. Я понимал, что этот ритуал не просто обряд – это живое воплощение нашего наследия.

Дедушка и дядя Сергей, руководившие церемонией, двигались вокруг костра с неторопливой, отточенной грацией опытных магов. Их фигуры, освещённые пламенем, отбрасывали на землю и стволы деревьев длинные, извивающиеся тени, которые, казалось, жили своей собственной жизнью, вторя каждому выверенному жесту в этом древнем, безмолвном танце.

Я заметил, как дедушка подошёл к резному деревянному ящику, стоявшему чуть в стороне. Ящик был покрыт замысловатой резьбой, и в свете костра казалось, что вырезанные на нём фигуры оживают, беззвучно рассказывая свои истории. Дедушка с видимым благоговением открыл крышку, словно прикасаясь к чему-то бесконечно драгоценному. Первым он извлёк большой серебряный кубок.

В тот миг, когда артефакт покинул своё ложе, по поляне словно пробежала невидимая волна. Я почувствовал, как по спине промаршировал отряд ледяных мурашек от внезапного всплеска силы. Кубок был настоящим произведением искусства: его поверхность покрывала тончайшая гравировка, изображавшая феникса в полёте. Каждое перо птицы было прорисовано с невероятной детализацией, создавая иллюзию движения. Я знал, что этот кубок, символизирующий бессмертие и возрождение, использовался в каждом огненном ритуале нашего рода.

Дедушка бережно понёс кубок к костру, и пламя, повинуясь невидимому зову, потянулось к нему, словно признавая древний артефакт. Когда дедушка установил кубок на специально подготовленный плоский камень у самого огня, серебро ожило. Оно впитывало и отражало каждый язык пламени, и выгравированный на нём феникс затрепетал, задвигался, словно готовясь сорваться с места и взмыть в ночное небо. Я невольно сглотнул, вспомнив строки из родовой хроники: именно из этого кубка пил предок Василий отвар ярости перед своей последней битвой с химерами, и, осушив его до дна, увидел, как выгравированный на серебре феникс на миг вспыхнул живым огнём, оставив на его ладони не ожог, а огненный знак благословения.

Затем из того же ящика дядя Сергей извлёк несколько крупных, огранённых кристаллов. Каждый был размером с мой кулак, и их грани переливались в свете костра всеми цветами радуги. Это были макры – накопители магической энергии, добытые, как я знал из уроков дедушки, из тел могущественных тварей Изнанки. Глядя на их холодное, радужное сияние, я не мог не вспомнить главу из учебника по монстроведению, где говорилось, что самые чистые и мощные кристаллы – животного происхождения. По сути, это были окаменевшие сердца или кристаллизованные средоточия древних, давно погибших существ. Мысль о том, что эти прекрасные камни, играющие всеми цветами радуги, когда-то были вместилищем чужой, дикой жизни, заставила меня невольно содрогнуться. В этой красоте было нечто первобытное и пугающее. Их задача была усилить и направить магию ритуального огня.

Дядя Сергей начал расставлять кристаллы вокруг костра, и я, затаив дыхание, следил за его движениями. Он выкладывал их не хаотично, а по сложной, идеально выверенной спирали, известной, казалось, лишь ему одному. Каждый кристалл занимал своё уникальное место в этом магическом узоре, и, едва коснувшись земли, начинал теплиться собственным внутренним светом, словно маленькая, пойманная звезда. И от них по земле пошёл тихий, едва уловимый гул, похожий на дыхание спящего исполина. Их свет пульсировал в такт с пламенем, создавая гипнотический, завораживающий эффект. Я не мог оторвать взгляда от этого зрелища.

Каждый предмет, каждая руна, вычерченная на земле, каждый кристалл и каждый жест – всё было частью единого, сложного магического полотна, которое должно было соединить нас, живущих, с нашими великими предками. Я чувствовал, как воздух вокруг становится плотнее, наполняясь невидимой, но ощутимой энергией. Лёгкий ветерок, гулявший по поляне, казалось, нёс с собой шёпот давно ушедших поколений. И хотя я ещё не мог постичь всей глубины происходящего, я чувствовал важность момента каждой клеточкой своего тела. Это было больше, чем просто ритуал – это было прикосновение к самой сути нашего рода, к той силе, что текла в наших жилах и связывала нас с самыми истоками магии.

Анна, стоявшая рядом, крепко сжимала мою руку. Её глаза были широко раскрыты, отражая танцующее пламя костра. Она тихо спросила, и в её голосе смешались благоговейный страх и детское любопытство:

– Они вызывают духов предков?

Я почувствовал, как на меня ложится ответственность старшего брата. Мне нужно было объяснить ей происходящее, но как объяснить то, что я сам до конца не понимал? Я на мгновение задумался, пытаясь подобрать правильные слова, чтобы не напугать её, но и не солгать.

– Нет, – наконец ответил я, стараясь, чтобы слова мои звучали ровно и спокойно. – Они не вызывают их, как слуг. Они… они приглашают их быть с нами. Усиливают магию рода, чтобы мы могли быть ближе к нашим корням. Это подготовка… для нас.

Я сам до конца не понимал всех тонкостей, но знал, что этот огонь, этот ритуал, они были для нас. Для того, чтобы однажды, когда наша собственная магия пробудится, мы смогли взять на себя ответственность за сохранение рода. Эта мысль наполняла меня гордостью и одновременно холодным, почти леденящим страхом перед величием этой ноши.

Костёр продолжал свой яростный танец, его пламя взмывало всё выше, словно пытаясь дотянуться до первых звёзд. Кристаллы, расставленные дядей, теперь сияли ровным, глубоким светом, а серебряный кубок, отражая их мерцание и отблески огня, создавал на земле причудливые, движущиеся узоры. Мы, дети рода Фениксовых, стояли, заворожённые этим древним действом, чувствуя, как с каждым мгновением становимся ближе к тайнам нашего наследия.

Анна, не унимаясь, снова потянула меня за рукав. Ткань моей новой рубахи, расшитая золотыми нитями в виде языков пламени, мягко поддалась под её пальцами. Свет от костра играл в её растрёпанных светлых волосах, создавая впечатление, будто вокруг её головы танцует живой огненный нимб. Её голос был тихим, словно шелест листвы на ветру, но полным неподдельного любопытства:

– Саша, что они делают? Это правда-правда тот самый ритуал, о котором дедушка рассказывал? Тот, где маги древности общались с духами огня?

Я почувствовал, как в груди рождается сложное чувство, далёкое от простой нежности. Анна всегда была любознательной и подвижной, словно маленькая искорка, ищущая новые знания. Я любил отвечать на её вопросы, чувствуя себя важным в роли старшего брата. В такие моменты я ощущал гордость за то, что могу помочь ей понять наш сложный магический мир.

– Да, это он, – ответил я, стараясь говорить уверенно, хотя внутри меня самого всё сжималось от напряжения, словно туго натянутая струна арфы.

Я обнял сестру за плечи, чувствуя, как она слегка дрожит – не от страха, а от волнения. Её маленькое тело, хрупкое, как веточка молодого деревца, прижалось ко мне, ища защиты. Вместе мы наблюдали, как дедушка и дядя Сергей продолжали свои приготовления. Дедушка, высокий и статный, несмотря на годы, двигался с лёгкостью молодого мага. Его седая борода отливала серебром в свете костра, а глаза, глубокие и мудрые, казалось, видели сквозь завесу времени. Он держал в руках древний фолиант, страницы которого, пожелтевшие от времени, были покрыты таинственными символами. Дядя Сергей, более молодой и крепкий, с короткой тёмной бородой, в которой уже проглядывала седина, продолжал расставлять вокруг костра магические кристаллы. Каждый из них, занимая своё место, казалось, начинал ярче пульсировать, добавляя в сложный узор свой вклад в танец света и тени.

– А когда мы всё-таки сможем участвовать? – снова нетерпеливо спросила Анна, её глаза блестели, как две яркие звезды. – Я хочу научиться делать так же, как дедушка!

Я задумался, вспоминая слова деда о том, что каждый член нашего рода рано или поздно становится частью этих древних ритуалов. Перед моим внутренним взором пронеслись картины из рассказов о великих магах прошлого, наших предках, что творили невероятные чудеса.

– Когда мы будем старше… – ответил я, а сам подумал, что «понимать магию» – это как пытаться понять океан, зачерпнув из него пригоршню воды. – Это как огонь, Анна. Сначала нужно научиться не обжигать им пальцы, прежде чем пытаться согреть весь дом. Сейчас мы можем только наблюдать и учиться.

Я посмотрел на свои руки, представляя, как однажды они будут направлять потоки магической энергии, создавать защитные барьеры и исцелять раны. Но пока эта сила спала во мне, как семя, ожидающее своего часа, чтобы прорасти.

– А как мы узнаем, что готовы? – её любопытство было подобно неугасимому пламени.

Я улыбнулся, вспоминая, как сам задавал этот вопрос дедушке не так давно.

– Дедушка говорит, что магия сама даст нам знать. Однажды мы почувствуем её зов, как птица чувствует приближение весны. И тогда начнётся наше настоящее обучение.

Анна кивнула, явно удовлетворённая ответом, и снова сосредоточила своё внимание на ритуале. Её маленькая ручка всё ещё держалась за мой рукав, словно это была её связь с миром магии, в который она так стремилась попасть. Я смотрел на огонь, и он уже не казался мне просто пламенем. Это была великая книга, написанная языком живого огня. И я чувствовал всем своим существом, что этой ночью мне, одиннадцатилетнему мальчишке, предстояло перевернуть её первую, самую тяжёлую и самую важную страницу.

Глава 2. Таинство огня

Магия нашего рода была подобна древнему древу с корнями, уходящими в саму ткань времён, и кроной, касающейся звёзд. Мы, дети, были лишь молодыми побегами на его могучих ветвях, но однажды нам предстояло стать его новой силой, его будущим. Я знал это не умом – я чувствовал это кровью. Она словно стала гуще, древнее, наполнившись эхом тысячелетних приливов и отливов родовой мощи. Магия нашего рода была не просто метафорой – она была физическим ощущением, весомым и жарким, как сок, что бежит по жилам векового дуба.

Костёр не танцевал – он вёл свою огненную летопись. Каждый взметнувшийся язык пламени был строкой, вырванной из древнего гримуара, каждая искра – буквой в давно забытом алфавите. И мы, дети рода Фениксовых, стояли на пороге этого мира силы, готовые учиться, расти и однажды принять на себя ответственность за сохранение и приумножение нашего наследия.

Я не мог оторвать глаз от действий старейшин. Их движения были плавными и уверенными, воздух вокруг них, казалось, дрожал от напряжения, наполняясь невидимой, но ощутимой силой. Дедушка, величественный в своём длинном одеянии цвета тёмного пламени, расшитом золотыми рунами, медленно приблизился к центру ритуального круга. В его руках вновь покоился большой старинный кубок из серебра, отполированного до зеркального блеска веками служения. Свет костра играл на его поверхности, создавая иллюзию, будто сам металл оживает под касанием магии. Дедушка как-то обмолвился, что этот артефакт старше, чем многие королевства, и хранит в себе не только частицу силы, но и эхо их воли – отпечатки надежд, скорби и триумфов, запечатанные в холодном металле на веки вечные.

Он осторожно поставил кубок на землю, и в тот момент, когда серебро коснулось почвы, по поляне словно вновь пробежала волна энергии. Я почувствовал, как сама кожа на мгновение стала тонким, натянутым пергаментом, по которому невидимая игла чертит ледяные, колючие руны, а воздух наполнился едва уловимым ароматом озона, как перед грозой.

Огонь, который горел перед нами, не был обычным. Его пламя переливалось всеми оттенками красного, золотого и даже синего, мерцая в странном, завораживающем ритме. В костёр добавляли редкие травы и артефакты, которые усиливали магическое воздействие. Я заметил, как дядя Сергей бросил в огонь горсть какого-то порошка, и пламя на мгновение вспыхнуло ярко-зелёным, испуская сноп искр, которые, казалось, зависли в воздухе, прежде чем медленно опуститься на землю. «Лунный папоротник, измельчённый в пыль», – мелькнула в моей голове догадка, основанная на прочитанных в дедушкиной библиотеке трактатах. – «Проводник, истончающий завесу между мирами». Я знал, что эти добавки должны были сделать огонь порталом между нашим миром и миром духов предков, хотя для меня и других детей эффект пока был неощутим. Магия присутствовала повсюду, наполняя воздух, землю и даже наши тела, но ещё не откликалась на наш зов. Это было похоже на то, как если бы мы стояли на берегу огромного океана силы, но пока не умели даже коснуться его поверхности.

Я почувствовал, как Анна шевельнулась рядом. Её маленькие пальчики были холодными от волнения, но хватка на удивление сильной. Я посмотрел на неё: её глаза были широко раскрыты от восторга, отражая танцующее пламя костра. В её взгляде огонь отражался чистой, первозданной сказкой. Для меня же эта сказка уже начала превращаться в сложную, пугающую схему, полную сносок и скрытых смыслов.

Пламя костра, казалось, стремилось дотянуться до самих звёзд, чтобы поведать им о нашем таинстве. Кристаллы отвечали ему мерцанием, а кубок ловил и преломлял свет, рассыпая по траве причудливые руны. А мы стояли, заворожённые этим безмолвным, огненным диалогом.

Когда дедушка и дядя закончили расстановку артефактов, на поляне воцарилась тишина. Не просто отсутствие звука, а тяжёлое, звенящее безмолвие. Даже огонь, казалось, притих, его пламя теперь не трещало, а ровно гудело, словно подчиняясь воле магов. Я чувствовал, как наступил момент ожидания – ожидания, когда сила ритуала начнёт своё медленное, но неотвратимое действие. Мир вокруг замер. Листья на деревьях застыли, а ветер, который минуту назад мягко ласкал кожу, исчез, словно втянутый в невидимую воронку.

Стоя рядом с Анной, я почувствовал, как в воздухе зарождается нечто невидимое, но могущественное. Словно сама земля под нашими ногами сделала глубокий, медленный вздох, пробуждая нечто древнее, сокрытое в самых корнях нашего рода. Глаза дедушки, по-прежнему направленные на костёр, стали ещё более сосредоточенными. Его лицо, казалось, окаменело, но в движениях, которыми он приступил к следующему этапу ритуала, ощущалась такая внутренняя мощь, что я невольно сглотнул вязкий комок, вставший к горлу.

Старшие члены семьи встали в круг вокруг костра. Каждый их шаг, каждый жест были выверены и наполнены глубоким смыслом. Они начали медленно произносить слова на древнем языке, и его гортанные, перекатывающиеся звуки эхом разнеслись по поляне. Мой разум, привыкший всё раскладывать по полочкам, тщетно пытался ухватить структуру этого языка, но терпел поражение. И тогда, на смену анализу, пришло глубинное, интуитивное узнавание на уровне крови. Это было что-то родное, что-то, что отзывалось в самой сути, вибрируя в костях, хотя я ещё не мог назвать это магией.

В моём сердце пробудилась странная дрожь – не страх, а тот самый благоговейный трепет, что охватывал меня, когда дед позволял прикоснуться к древнейшему фолианту в его библиотеке. Огонь немедленно отреагировал на древние слова. Пламя, до этого спокойно покачивавшееся, вдруг с рёвом рванулось вверх, его яркие языки стали сильнее, выше, горячее. Но это был не хаос. Каждый виток огня, каждое его движение было словно подчинено этому древнему ритму. Магия начала свою игру, и она была видимой, осязаемой.

Анна, до этого момента стоявшая тихо, испуганно прильнула ко мне, её глаза расширились от восторга и лёгкого волнения. Она уже не шептала, а просто заворожённо следила за происходящим, боясь упустить хотя бы один миг этого волшебства. Я почувствовал, как её рука крепче сжала моё запястье.

– Ты чувствуешь это? – тихо спросила она, не отрывая взгляда от костра. – Что-то происходит…

– Да, – шёпотом ответил я, с трудом сдерживая собственное волнение. – Это не просто огонь. Это… сила нашего рода.

Дедушка тем временем наполнил кубок густой жидкостью из небольшой кожаной фляжки, которую передал ему дядя Сергей. Жидкость, словно расплавленное золото, тягучей, светящейся рекой стекала по краям серебряного кубка, её цвет был необычным – золотисто-оранжевым, как само сердце пламени. Я не знал, что это, но был уверен, что оно является неотъемлемой частью одного из самых древних ритуалов нашего рода.