Фабрика личностей

– Однако последние два десятилетия исследований в области нейронаук показывают, что это представление фундаментально неверно. Личность человека – это не жесткая структура, а динамическая система нейронных связей, находящаяся в постоянном процессе реорганизации и адаптации.

Дальше последовал детальный, но доступный рассказ о нейропластичности, эпигенетике и современных методах нейромодуляции. Савина говорила увлеченно, иллюстрируя свой рассказ яркими примерами из клинической практики.

– И вот теперь мы подходим к самому интересному, – продолжала она. – Если личность – это система нейронных связей, а не какая-то метафизическая сущность, то теоретически мы можем не просто корректировать отдельные ее аспекты, но и полностью реконфигурировать эту систему. Создать, если хотите, новую личность на базе старой нейронной архитектуры.

В зале повисла тишина. Савина улыбнулась.

– Да, это звучит как научная фантастика. Но это уже реальность. Технология "Ренессанс", разработанная корпорацией "Новая Личность", позволяет именно это – глубинную реорганизацию личностного паттерна на нейронном уровне.

Остаток лекции был посвящен объяснению принципов работы технологии и демонстрации клинических случаев, где она помогла пациентам с тяжелыми психическими расстройствами. Все примеры были представлены в исключительно позитивном свете – люди, избавившиеся от хронической депрессии, тревожности, посттравматического стрессового расстройства.

Ни слова о "банке личностных паттернов". Ни намека на возможность полной замены личности одного человека личностью другого. Только терапевтические аспекты и научный прогресс.

После лекции началась сессия вопросов и ответов. Андрей не спешил поднимать руку, внимательно слушая, что спрашивают другие. Вопросы были предсказуемыми – о безопасности процедуры, о долгосрочных эффектах, о стоимости и доступности. Савина отвечала уверенно и исчерпывающе, демонстрируя глубокое знание предмета.

Наконец, Андрей поднял руку и был выбран ведущим.

– Доктор Савина, спасибо за увлекательную лекцию. У меня вопрос о этических аспектах технологии. Если личность можно "перезаписать", то кто гарантирует, что это будет делаться только с согласия пациента? И как определяется, какие аспекты личности "проблемные" и подлежат коррекции, а какие – нет?

Савина не выказала раздражения, хотя вопрос явно отличался от предыдущих своей критической направленностью.

– Отличный вопрос. Этические аспекты любой новой технологии всегда требуют особого внимания. В случае с "Ренессанс" мы имеем многоуровневую систему защиты. Во-первых, каждый пациент подписывает информированное согласие, в котором детально описаны все аспекты процедуры. Во-вторых, перед процедурой проводится психологическая оценка, чтобы убедиться, что пациент понимает все последствия и принимает решение самостоятельно. В-третьих, работает этический комитет, который рассматривает каждый случай глубинной модификации личности.

Она сделала паузу и добавила:

– Что касается определения "проблемных" аспектов – это всегда решение самого пациента. Мы не навязываем никаких стандартов "нормальности" или "правильности". Если человек считает определенную черту своей личности проблемной и мешающей ему жить полноценной жизнью – это его право.

Андрей не был удовлетворен ответом, но понимал, что в формате публичной лекции вряд ли получит более откровенное признание. Он решил задать более конкретный вопрос:

– А что происходит с "оригинальной" личностью после процедуры глубинной модификации? Она полностью исчезает?

На этот раз он заметил легкое напряжение в лице Савиной, но она быстро восстановила профессиональную улыбку.

– Это зависит от протокола. При базовой модификации большая часть личностного паттерна сохраняется неизменной, корректируются лишь проблемные аспекты. При более глубоких модификациях… – она сделала паузу, подбирая слова, – …происходит более существенная реорганизация нейронных связей. Но говорить об "исчезновении" личности было бы некорректно. Скорее, это глубинная трансформация.

Ведущий уже собирался передать слово следующему спрашивающему, но Андрей не сдавался:

– Последний вопрос, если позволите. Вы являетесь лечащим врачом Анны Соколовой, которая недавно прошла процедуру. Могли бы вы рассказать о результатах?

В зале повисла тишина. Савина пристально посмотрела на Андрея, ее взгляд стал холодным и оценивающим.

– Я не комментирую индивидуальные случаи пациентов. Это нарушение врачебной тайны. – Ее голос звучал ровно, но с отчетливой ноткой предупреждения. – Если у вас есть вопросы по конкретному случаю, вы можете обратиться в клинику официально, предоставив документы, подтверждающие ваше право на информацию.

Андрей кивнул и сел на место. Он получил то, что хотел – подтверждение, что Савина знает Анну и, возможно, в курсе ее судьбы после процедуры. Теперь нужно было найти способ поговорить с доктором наедине.

После окончания сессии вопросов и ответов большая часть аудитории направилась к выходу, но некоторые слушатели окружили Савину, желая задать личные вопросы или получить автограф на ее книге "Нейропластичность и будущее личности", которая продавалась прямо в холле культурного центра.

Андрей купил книгу и встал в небольшую очередь к автору. Когда подошла его очередь, Савина узнала его и слегка напряглась.

– Мне понравилась ваша лекция, – начал Андрей, протягивая книгу для автографа. – Извините за прямой вопрос об Анне Соколовой. Она моя бывшая жена, и я беспокоюсь о ней.

Савина открыла книгу и медленно надписала ее, не поднимая глаз.

– Я понимаю ваше беспокойство, господин…?

– Соколов. Андрей Николаевич.

– Господин Соколов. – Она закрыла книгу и протянула ему. – Но, как я уже сказала, я не могу обсуждать пациентов вне клиники и без соответствующих документов.

– Я просто хочу знать, что она в порядке, – настаивал Андрей. – Она не отвечает на звонки уже две недели.

Савина окинула его оценивающим взглядом, затем посмотрела на часы.

– У меня еще несколько человек в очереди. Затем я направляюсь в кафе напротив на чашку чая. Если вы случайно окажетесь там через… скажем, двадцать минут, я не смогу помешать вам сесть за соседний столик.

Андрей кивнул, понимая намек.

– Спасибо за автограф, доктор Савина.

Он покинул культурный центр и направился в указанное кафе – маленькое уютное заведение с панорамными окнами и видом на набережную. Заказав чай, он выбрал столик в дальнем углу и стал ждать.

Савина появилась точно через двадцать минут. Она заказала что-то у барной стойки, затем, словно не замечая Андрея, прошла к столику рядом с ним. Только когда официант принес ей чай и удалился, она заговорила, не глядя на Андрея и делая вид, что проверяет что-то в телефоне:

– У нас есть примерно пять минут. Говорите.

– Что произошло с Анной после того, как она зарегистрировалась на процедуру "Ренессанс-3"? – сразу перешел к делу Андрей.

Савина сделала глоток чая, затем тихо ответила:

– Она прошла процедуру экстракции личностного паттерна. Для интеграции в корпоративный банк данных.

– Экстракции? – Андрей почувствовал, как холодеет внутри. – Это означает…

– Это означает, что ее уникальные личностные характеристики были сканированы и сохранены в цифровом виде. – Савина говорила тихо и быстро. – Процедура не инвазивная и обычно не имеет серьезных побочных эффектов. После короткого восстановительного периода пациент возвращается к нормальной жизни.

– Тогда почему она не отвечает на звонки?

Савина на мгновение замолчала, затем произнесла еще тише:

– Потому что в ее случае произошло… осложнение. Кластерная фрагментация личностного паттерна.

– Что это значит? – В голосе Андрея появились нотки отчаяния.

– Это значит, что в процессе сканирования произошел сбой, и часть ее личностных характеристик была… повреждена. – Савина наконец посмотрела прямо на Андрея. – Она жива физически, но находится в состоянии, близком к кататоническому ступору. Ее держат в реабилитационном центре "Березки" под наблюдением.

– Боже мой… – Андрей почувствовал, как к горлу подступает тошнота. – И что будет дальше?

– Мы работаем над восстановлением ее личностного паттерна из резервной копии. – Савина сделала еще глоток чая. – Но это сложный процесс. Успех не гарантирован.

– Я хочу ее увидеть.

– Это невозможно. Доступ к пациентам с осложнениями строго ограничен. – Савина покачала головой. – Даже я, как ее лечащий врач, должна получать специальное разрешение для каждого визита.

– Вы же понимаете, что то, что вы делаете, незаконно? – Андрей с трудом сдерживал гнев. – Вы экспериментируете на людях, повреждаете их личности…

– Незаконно? – Савина горько усмехнулась. – Господин Соколов, все, что мы делаем, полностью легально. Анна подписала все необходимые документы, включая согласие на экспериментальные процедуры и отказ от претензий в случае непредвиденных результатов. С юридической точки зрения, корпорация безупречна.

– А с моральной?

– Мораль относительна. – Савина пожала плечами. – Мы продвигаем науку, помогаем тысячам людей избавиться от страданий. Да, иногда случаются осложнения. Но какой прогресс обходится без жертв?

Андрей смотрел на нее с недоверием. Как врач мог так холодно говорить о "жертвах прогресса"?

– Почему вы мне все это рассказываете? – спросил он. – Разве это не нарушение корпоративной тайны?

Савина на мгновение задумалась, затем тихо ответила:

– Потому что я тоже человек. И потому что… есть вещи, которые происходят в корпорации, о которых я не могу молчать. Не все, что мы делаем, направлено на благо пациентов.

– Что вы имеете в виду?

– "Проект Феникс". – Она произнесла эти слова почти шепотом. – Я не могу рассказать подробности. Но то, что планирует Северова… это уже не лечение и не улучшение. Это нечто гораздо более радикальное.

Савина посмотрела на часы и быстро поднялась.

– Мне пора. Я и так сказала слишком много. – Она застегнула пальто. – Если вы действительно хотите помочь Анне и другим… найдите доказательства. Доказательства того, что делает корпорация за закрытыми дверями. Публичного скандала они боятся больше всего.

– Как я могу с вами связаться? – спросил Андрей, тоже поднимаясь.

– Никак. Этот разговор никогда не происходил. – Савина на мгновение остановилась. – Но если вам нужна информация о пациентах реабилитационного центра "Березки", поговорите с доктором Громовым. Виктор Павлович. Он главный нейрохирург центра и… имеет определенные моральные сомнения относительно деятельности корпорации.

С этими словами она быстро вышла из кафе, оставив Андрея с новой информацией и еще большим количеством вопросов.

Реабилитационный центр "Березки" располагался в Лосином Острове, в окружении хвойного леса. Со стороны он выглядел как обычная частная клиника – современное трехэтажное здание с большими окнами и ухоженной территорией. Но высокий забор по периметру и камеры видеонаблюдения на каждом углу выдавали его истинное назначение.

Андрей несколько дней наблюдал за центром издалека, изучая режим работы, смены персонала, систему безопасности. Проникнуть внутрь незамеченным казалось невозможным. Оставался единственный путь – найти доктора Громова и попытаться получить его помощь.

Это оказалось неожиданно просто. Виктор Павлович Громов жил в скромной квартире в Измайлово и каждое утро выгуливал собаку – немецкую овчарку – в местном парке. Андрей выследил его маршрут и на третий день наблюдений решился на контакт.

Доктор Громов оказался высоким мужчиной лет пятидесяти с усталым лицом и глубокими морщинами вокруг глаз. Когда Андрей подошел к нему в безлюдной части парка, он не выказал удивления, лишь тяжело вздохнул.

– Я ждал, что рано или поздно кто-то придет, – произнес Громов, не дожидаясь, пока Андрей представится. – Вы от Марии?

Андрей напрягся.

– Вы знаете Марию Орлову?

– Знаю. – Громов кивнул. – Она связывалась со мной неделю назад. Говорила, что нашла журналиста, который может помочь раскрыть правду о "Новой Личности".

– Что с ней случилось? Почему она пропала?

– Не знаю. – Громов покачал головой. – Наш последний разговор был прерван. Возможно, ее обнаружили. Или она решила залечь на дно. С ее… особым положением это было бы разумно.

– Вы знаете о ее истории? О том, что она была первым успешным экспериментом по переносу личности?

– Конечно. Я был одним из хирургов, проводивших эту операцию. – Лицо Громова исказилось от боли воспоминания. – Тогда я еще верил, что мы делаем что-то великое. Спасаем умирающую личность, даем ей новую жизнь в теле, которое иначе было бы просто оболочкой. Теперь я знаю, что мы открыли ящик Пандоры.

Громов жестом предложил присесть на скамейку в стороне от дорожки. Его собака улеглась у ног, настороженно поглядывая на Андрея.

– Доктор Савина сказала, что вы можете помочь мне увидеть мою бывшую жену, Анну Соколову. – Андрей решил перейти к главной цели. – Она находится в вашем центре после неудачной процедуры экстракции личностного паттерна.

Громов нахмурился.

– Савина направила вас ко мне? Интересно. Я не думал, что у нее хватит смелости.

– Так вы знаете Анну? Вы можете организовать встречу?

Громов долго молчал, затем медленно кивнул.

– Я знаю ее случай. Один из самых тяжелых за последнее время. – Он сделал паузу. – И да, теоретически я мог бы провести вас в центр. Но вы должны понимать, чем рискуете. И чем рискую я.

– Я готов на любой риск. – Андрей подался вперед. – Я должен увидеть ее. Убедиться, что она жива, что с ней все в порядке… насколько это возможно.

– В порядке? – Громов горько усмехнулся. – Нет, господин Соколов, с ней не все в порядке. Фрагментация личностного паттерна – это не просто медицинский термин. Это означает, что ее сознание разорвано на куски. Она помнит фрагменты своей жизни, но не может связать их воедино. Не узнает людей, которых знала всю жизнь. Не понимает, кто она сама.

Андрей почувствовал, как к горлу подступает комок.

– И это… навсегда?

– Не обязательно. Теоретически, при правильном лечении, возможно частичное восстановление. Но корпорация… – Громов замолчал, подбирая слова. – Корпорация не всегда заинтересована в восстановлении пациентов с осложнениями. Особенно тех, чьи личностные паттерны уже успешно интегрированы в "банк данных".

– Что значит "не заинтересована"? – Андрей почувствовал, как внутри закипает гнев. – Они просто бросают этих людей?

– Не бросают. Содержат в медикаментозном сне или под сильными транквилизаторами. Проводят "экспериментальные процедуры", которые редко приносят улучшение. – Громов сжал кулаки. – Я пытаюсь помочь, насколько могу. Но моих ресурсов и влияния недостаточно.

Андрей помолчал, переваривая услышанное, затем спросил:

– Что такое "Проект Феникс"? Савина упомянула о нем, но отказалась говорить подробности.

Лицо Громова изменилось, в глазах мелькнул страх.

– Откуда вы знаете это название?

– Я нашел упоминание в файлах доктора Демина. И Савина сказала, что это… нечто более радикальное, чем просто лечение или улучшение.

Громов нервно огляделся, будто опасаясь, что их могут подслушать, затем наклонился ближе к Андрею.

– "Проект Феникс" – личная инициатива Елены Северовой. Официально это "исследование возможностей долгосрочного сохранения личностного паттерна". Неофициально… – Он сделал паузу. – Неофициально это попытка создать технологию бессмертия для избранных.

– Бессмертия? – недоверчиво переспросил Андрей.

– Не физического, конечно. Но бессмертия личности. – Громов понизил голос до шепота. – Представьте: вы богаты, влиятельны, но ваше тело стареет. Традиционная медицина может продлить жизнь, но не может остановить деградацию. А что, если бы вы могли перенести свою личность – все ваши воспоминания, знания, черты характера – в молодое, здоровое тело?

– Это… это же убийство, – выдохнул Андрей. – Уничтожение личности человека, которому принадлежит это тело.

– Именно. – Громов кивнул. – Но в документах это называется "добровольной глубинной трансформацией". И "реципиенты" формально дают согласие. Хотя на деле… многие из них – люди в отчаянной ситуации. Должники, зависимые, тяжелобольные без средств на лечение. Им предлагают огромные деньги для семьи, полное медицинское обслуживание, решение финансовых проблем. В обмен на "участие в экспериментальной программе".

– И они не знают, что фактически пожертвуют своей личностью?

– Они подписывают документы, не вчитываясь в юридические формулировки. А когда понимают, что произошло… уже поздно. Их личности стерты, заменены другими.

Андрей чувствовал, как холодный ужас охватывает его. Если все это правда, то "Новая Личность" была не просто неэтичной корпорацией, а преступной организацией, торгующей человеческими душами.

– Я должен остановить это, – твердо сказал он. – Разоблачить их, предать гласности то, что они делают.

– Благородное намерение. – Громов невесело усмехнулся. – Но у вас нет доказательств. А корпорация имеет связи на самом высоком уровне. Политики, судьи, медиамагнаты – многие из них уже клиенты "Новой Личности" или надеются ими стать. Они не допустят скандала.

– Тогда помогите мне собрать доказательства. – Андрей подался вперед. – Вы работаете внутри системы. У вас есть доступ к информации, к пациентам. Вместе мы можем разоблачить их.

Громов долго смотрел на него, затем медленно кивнул.

– Я помогу вам увидеть Анну. И, возможно, получить некоторые документы, которые могут послужить доказательствами. Но это все, что я могу сделать. У меня семья, дети. Я не могу рисковать их безопасностью.

– Я понимаю. И я благодарен за любую помощь.

Громов достал из кармана небольшой блокнот, написал что-то и вырвал листок.

– Вот мой личный номер. Звоните только в экстренных случаях и никогда не называйте по телефону ни моего имени, ни названия клиники. – Он протянул листок Андрею. – Завтра у меня ночная смена в центре. Приезжайте к служебному входу в 23:30. Я встречу вас и проведу внутрь. У вас будет около часа.

– Спасибо, – искренне сказал Андрей, пряча листок.

– Не благодарите меня. – Громов поднялся, натягивая поводок собаки. – То, что я делаю – это минимум, чтобы частично искупить свою вину. Я был одним из создателей этой технологии. И теперь я должен жить с осознанием всего зла, которое она принесла.

Он собрался уходить, но Андрей задержал его еще одним вопросом:

– Доктор Громов, есть ли черный рынок личностей? Места, где можно купить или продать личностные паттерны нелегально?

Громов медленно повернулся, и на его лице появилось выражение глубокой усталости.

– Есть. И он процветает. – Он помолчал. – Богатые клиенты хотят не просто улучшить свои качества. Они хотят таланты гениев, обаяние звезд, эмоциональный интеллект выдающихся людей. А корпорация не может официально предложить им это. Поэтому возник черный рынок.

– Кто им управляет?

– Формально – независимые дилеры. Неформально… – Громов покачал головой. – Неформально это тоже контролируется корпорацией. Они получают свою долю с каждой нелегальной транзакции. А взамен предоставляют доступ к "банку личностей" и техническое обеспечение для имплантации.

– Вы знаете кого-то из этих дилеров?

– Лично – нет. Но имя Игоря Ларина часто всплывает в определенных кругах. Он бывший нейрохирург, лишенный лицензии за неэтичные эксперименты. Теперь он организует нелегальные имплантации для тех, кто может заплатить.

Андрей запомнил имя. Это могла быть еще одна ниточка в его расследовании.

– Спасибо за информацию, доктор Громов. Увидимся завтра.

Громов кивнул и быстро ушел, увлекаемый собакой. Андрей остался сидеть на скамейке, пытаясь осмыслить все услышанное. История становилась все мрачнее и запутаннее. И где-то в центре этой паутины находилась Анна – женщина, которую он когда-то любил и которую теперь отчаянно хотел спасти.

Вечером Андрей тщательно готовился к завтрашней встрече. Он проверил маршрут до реабилитационного центра "Березки", изучил спутниковые снимки территории, отметил возможные пути отхода в случае проблем. Затем собрал небольшую сумку с необходимым: диктофон, миниатюрная камера, портативный внешний накопитель для копирования файлов, если представится такая возможность.

Когда приготовления были закончены, он сел за компьютер и начал писать. Если с ним что-то случится, кто-то должен знать правду о "Новой Личности" и ее преступлениях. Он изложил все, что узнал от Марии, Александра, Савиной и Громова, добавил собственные наблюдения и данные из файлов Демина.

Получился длинный, сбивчивый, но потенциально взрывоопасный материал. Пока без прямых доказательств, но с достаточным количеством зацепок, чтобы заинтересовать серьезное издание или правоохранительные органы.

Закончив, Андрей зашифровал файл и отправил его на почтовый ящик старого друга – редактора "Независимого обозрения", с которым они когда-то вместе работали. В письме он попросил сохранить файл, но не открывать его, пока Андрей сам не свяжется или пока не пройдет определенное время без вестей от него.

Это была страховка. Слабая, но лучше, чем ничего.

Перед сном Андрей еще раз просмотрел фотографии Анны на своем телефоне. Несмотря на годы после развода и обоюдные обиды, он все еще чувствовал ответственность за нее. И, может быть, что-то большее. Не любовь – это чувство давно угасло. Но связь, которую не могли разорвать ни время, ни расстояние.

Он вспомнил, как они познакомились – молодой амбициозный журналист и начинающий психолог. Как строили планы, мечтали о будущем. Как родился Кирилл – их маленькое чудо, которое должно было еще сильнее сблизить их, но в итоге стало свидетелем разрушения их семьи.

Развод был болезненным. Андрей погрузился в работу, затем в алкоголь. Анна пыталась строить новую жизнь, но, судя по редким разговорам с сыном, так и не нашла настоящего счастья. А теперь она стала жертвой корпорации, превращающей человеческие личности в товар.

Засыпая, Андрей думал о том, что завтра, возможно, снова увидит женщину, которая когда-то была центром его мира. Но будет ли она еще Анной? Или лишь оболочкой с фрагментами разрушенной личности?

Он не знал. Но был полон решимости спасти ее – и других жертв "Новой Личности" – независимо от цены, которую придется заплатить.

Глава 5: Чёрный рынок

Реабилитационный центр "Березки" выглядел ещё более зловещим в ночной темноте. Несмотря на современную архитектуру и благоустроенную территорию, при свете луны он напоминал скорее тюрьму, чем лечебное учреждение. Андрей нервно посмотрел на часы – 23:28. Доктор Громов должен появиться с минуты на минуту.

Он прятался в зарослях на краю леса, примерно в пятидесяти метрах от служебного входа. Холодный ветер пробирал до костей, но Андрей едва замечал это. Все его мысли были сосредоточены на предстоящей встрече с бывшей женой – с тем, что от нее осталось после экспериментов "Новой Личности".

Ровно в 23:30 боковая дверь центра открылась, и на пороге появилась высокая фигура в белом халате. Доктор Громов огляделся, затем сделал едва заметный жест рукой, приглашая Андрея подойти.

Андрей быстро преодолел открытое пространство и скользнул в дверь, которую Громов тут же закрыл за ним. Они оказались в узком техническом коридоре с тусклым аварийным освещением.

– У нас мало времени, – без приветствий начал Громов. – Камеры в этом крыле отключены для "технического обслуживания", но через час автоматическая система перезагрузит их. К тому времени вас здесь быть не должно.

Андрей кивнул, доставая из сумки маленькую камеру.

– Я могу снимать?

– Только в палате Анны. И никаких лиц персонала, включая меня. – Громов протянул ему медицинский халат и маску. – Наденьте это. Если кто-то увидит вас, делайте вид, что вы новый ассистент из ночной смены.

Пока Андрей переодевался, Громов продолжал говорить, понизив голос до шепота:

– Анна находится в особом отделении для пациентов с осложнениями. Сейчас там дежурит только одна медсестра, и я отправил ее на другой этаж. У нас есть примерно сорок минут.

Они двинулись по коридору, проходя через несколько запертых дверей, которые Громов открывал своей электронной картой. С каждой новой дверью обстановка становилась всё более клинической и стерильной – белые стены, яркие люминесцентные лампы, запах антисептика.