Любовь в погоне за искусством

Алиса Рублева

Любовь в погоне за искусством

Часть 1

Захожу домой и громко хлопаю дверью. На телефон приходит входящее сообщение. Читаю его сквозь застилающую глаза пелену слёз.

«Я могу всё объяснить. Перезвони, если готова выслушать».

Меня аж передёргивает от злости и отвращения. И телефон летит через всю квартиру с хрустом врезаясь в стену и разлетаясь по дорогому мраморному кафелю. Хватаюсь за голову.

– Чёрт, я же никогда не расплачусь за эту плитку!

Бегу в другой конец гостиной. Осматриваю повреждения. На стене небольшой отпечаток. Легко затираю его рукой и мысленно проклинаю свою импульсивность. А вот мрамору на полу повезло меньше – есть заметные царапины.

– Дура!

Телефону конец. Немного обидно. Ему всего два месяца. Собираю куски пластика по полу. Да и чёрт с ним. Мысли снова возвращаются к сообщению, а потом уходят ещё глубже в самую душу. Туда, где засела раздирающая изнутри боль, царапающая когтистыми лапами, вскрывающая старые раны. Всё смешивается в единый комок отвратительных эмоций: прошлое, настоящее – всё воедино. Никому нельзя верить. Все мысли только об этой страшной правде, которую он так старательно от меня скрывал.

Он казался таким… искренним, настоящим, родным. Человеком, которому можно доверить всё, даже жизнь. И как можно было так глубоко заблуждаться? Чтобы он там не хотел объяснить, это не изменит того, что я узнала. Пусть катится ко всем чертям! Да куда угодно! Лишь бы подальше от меня!

Падаю на диван лицом вниз. Хочется спрятаться от всего мира. Почему-то всегда так, если ты ничего не видишь, то кажется, что и тебя не видно. Просто кричу до срыва голоса. Радует, что в квартире хорошая звукоизоляция. Можно выпустить все эмоции, и никто не узнает.

Раздаётся стук в дверь. Спокойный, короткий. Неужели меня всё-таки услышали? Не посмотрев, открываю. Сюда никогда не проберётся посторонний. У дома очень хорошая охрана. Вижу знакомый силуэт. Взъерошенные тёмно-каштановые волосы, ярко-зелёные, как свежая трава, глаза, как всегда игриво смотрят на меня из-под тёмных бровей и ухмылка на лице, будто он король этого мира. Аж бесит иногда. Но сейчас без слов впускаю его и просто утыкаюсь лицом в его крепкую грудь.

Чувствую сладкий запах цитруса и немного терпкий свежего табака. На нём белая дорогая футболка, а я эгоистично заливаю её слезами. Я бы никогда так не поступила. Он не какая-то подушка для слёз. Но сейчас мне так нужна поддержка, и он это знает. А я её принимаю.

Полгода назад

– За людей искусства! Ура!

Чокаемся с друзьями кружками пива. В сердце радость, несмотря на то что летние каникулы кончились и впереди второй год обучения и экзамены.

– Ура-а-а!

В воздухе стоит спёртый запах сырости, алкоголя и жареного хлеба с чесноком.

– Ви, дай мне эту жирненькую греночку, – перекрикивая музыку и гомон голосов просит Ирочка – моя подруга и соседка по комнате. Передаю ей лакомство с наигранным осуждением во взгляде.

– Виола! Не смотри ты на меня так!

– Ты сама хотела похудеть. Я-то что?

– Да знаю я всё, отстань, – Ира шутливо машет рукой в мою сторону и отворачивается, чтобы поболтать с нашим другом, Витей.

Мы сидим за большим столом в баре, недалеко от общаги. Здесь красиво. Стены завешаны картинами и уставлены стеллажами со старыми книгами. Круглые столы из тёмного лакированного дерева и длинная винтовая лестница на второй этаж добавляют заведению особенного шарма. Ира и привела меня сюда. Теперь это наше излюбленное место.

Ира на год старше. Мы познакомились, когда я переехала в Москву, поступать в вуз на искусствоведа и заселилась в студенческую общагу. Поначалу мне было неуютно. После жизни с мамой в родном городе, общага оказалась новым шагом в самостоятельность. Там всё было иначе. Незнакомые люди, и ты сам по себе, а родные за тысячу километров. Но сейчас я привыкла, и мне даже нравится.

– Ну как ты, Виолетт? – интересуется Катя, однокурсница с моего потока.

– Да всё отлично, – неуверенно протягиваю и чувствую: сейчас она начнёт лезть мне в душу. Будто нарочно пытается подковырнуть, задев за живое.

– Больше не грустишь о своём придурошном Кирилле?

Мысленно закатываю глаза и стараюсь сохранить спокойствие. Я обещала себе хотя бы пытаться контролировать эмоции.

– Да плевать… – отвечаю чётко, уверенно, чтобы отстала и поняла, что лучше не лезть.

– Как-то не верится, моя милая, – Катя приобнимет меня, будто мне сдалась её поддержка. – Ты ради него в Москву переехала, а он променял тебя на эту сучку Лерку с накачанными губищами. Мне она никогда не нравилась.

Ира отхлёбывает из своего бокала новое крафтовое пиво и передёргивается всем телом.

– Фу, мерзость!

Это она сейчас про вкус пива или мою бывшую подругу Леру?

– Мерзкая блондинистая сучка!

Понятно, про Лерку, значит.

– И закрыли тему, Кать, – продолжает Ира. – Оставь Виолетту в покое.

– Ладно, ладно, – отмахивается Катя, смотря то на меня, то на Иришку. – Просто она уже восемь месяцев одна.

Никто ничего не отвечает, игнорируя Катю. Ира снова отвлекается на пиво и нашего друга Витю. Они не вместе, но, кажется, он ей нравится. А я тихонько сижу и радуюсь, что хоть одна из подруг не пытается вывернуть мою душу наизнанку во всеуслышание. Хотя Ира и сама пару раз заводила разговор наедине, но я больше отмалчивалась. После всего случившегося сложно доверять людям. Её моя отстранённость обижает, но ничего не могу с собой поделать.

Друзья продолжают пить и веселиться, а я начинаю чувствовать слабость во всём теле. Кажется, мы сидим в баре уже часов пять. Совсем пьяная смотрю на часы. Стрелки двоятся и разбегаются по циферблату – значит пора домой. Надеюсь, общагу ещё не закрыли. Завтра второе сентября, лекция по теории искусства в восемь утра. Нельзя пропускать пары. Я должна доучиться до конца и получить самую прекрасную профессию в мире – искусствовед! Я так долго к этому шла. Целый год готовилась к поступлению на бюджет, и всё получилось.

Попрощавшись с друзьями, собираюсь домой одна. Никто не спрашивает, почему я ухожу раньше. Все привыкли. Я не отказываюсь от нашей весёлой компании, но всё чаще сама по себе.

Утро началось вполне доброе. Я выспалась. Вчера вернулась домой и сразу улеглась спать. Не знаю во сколько, но в общагу пустили, значит, пришла не позже комендантского часа – 23:00.

Сонная, медленно шаркая тапочками иду в ванную и в дверях сталкиваюсь с Ирой. Только сейчас замечаю, что её кровать пустая. Подруга еле стоит на ногах и чуть ли не падает на меня, заваливаясь в комнату. От неё сильно разит алкоголем, глаза практически стеклянные, вчерашняя одежда пахнет уличной прохладой и сигаретами.

– Ви, мне так плохо, – жалобно протягивает подруга, пока я снимаю с неё свитер и укладываю в постель.

– Ты чего же до самого утра пила?

– Да! – Ира оживляется и привстаёт в кровати. Пользуясь моментом, стягиваю с неё майку и надеваю домашнюю футболку. – Я пришла к общаге в пять. А этот урод, Шапкин не пускал меня до шести утра!

– Вот же гад! Не комендант, а тиран! – поддерживаю Иру, а сама по-доброму смеюсь. Шапкин – своеобразный человек. С одной стороны, он всегда борется за комфорт студентов, пытаясь выбить нам лучшую мебель или новый ремонт. С другой – он не выносит нарушителей порядка и никогда не идёт на уступки в просьбах своих жильцов.

– Да! Видите ли, у него правила. – Ярость подруги так же быстро, как и началась, исчезает за пеленой усталости. Ира закрывает глаза и проваливается в безмятежный сон.

Смотрю на часы. Я просидела с Иришкой почти двадцать минут. Надо скорее собираться, иначе опоздаю. Быстро бегу чистить зубы и умываться. Студенты уже выходят на пары. Если буду долго собираться, могу опоздать. Не без труда расчёсываю густые волосы. Наскоро делаю небольшой объём, взъерошив их руками. Разглаживаю на себе бежевую юбку и поправляю тёмно-синюю блузку. Вроде бы брюнеткам идёт синий цвет. Так мне сказала консультант в магазине одежды, когда втюхала эту блузку за пять тысяч рублей. И чем я только думала, отдавая такие деньги? Потом целый месяц пришлось есть лапшу быстрого приготовления.

По дороге в универ размышляю о дальнейших планах. Стипендии и денег, что присылает мама, хватает только на оплату общаги и еду. И, если удастся сэкономить, остаётся ещё немного на развлечения. Поэтому с этого года принимаю твёрдое решение найти работу, чтобы было на что жить.

Забегаю во двор университета в очередной раз восторженно окидывая взглядом красивейшее, величественное здание в имперском стиле. Уже у дверей в корпус засматриваюсь на огромный, ещё зелёный сад, раскинувшийся на территории. Наверное, я никогда не перестану восхищаться этой роскошью. В моём родном Кирове нет ничего подобного, поэтому мне безумно нравится Москва с её многогранной архитектурой и достопримечательностями.

У меня на удивление хорошее настроение. Глаза горят, с лица не спадает улыбка. Душа в предвкушении чего-то особенного. Смотрю на часы. Ещё семь минут. Показываю охраннику студенческий билет и бегу к лестнице. Попутно оглядываюсь по сторонам, оценивая новый ремонт в холле. И чуть не сшибаю с ног человека.

Поднимаю взгляд и вижу перед собой мужчину. В момент я испытываю то, неподдающееся объяснению, чувство, когда ты впервые видишь человека, но кажется, будто вы знакомы всю жизнь. Он такой близкий, родной. Каждая черта лица, мимика, запах – всё просто неумолимо кричит: он необыкновенный. Он тот, благодаря кому на душе всегда будет весна, ароматы цветов, тепло и гармония.

– Извините, вы не ушиблись?

Какой у него приятный голос… Невольно робею. Это он сейчас извиняется передо мной? Я же на него налетела и чуть не сшибла с ног.

– Всё в порядке. – Смущённо отвожу взгляд и, кажется, краснею! Какой позор! Только бы он не увидел. – Это вы простите. Я вас не заметила.

В ответ он только улыбается. Боже, это самая милая улыбка, которую я видела в своей жизни. Мы всё ещё стоим друг напротив друга. Снова позволяю себе поднять взгляд и встречаюсь с его ответным. Светло-карие, как карамель, глаза смотрят на меня с такой теплотой и нежностью, будто я хрупкий сосуд, который он чуть не разбил. Но в одну секунду этот взгляд рассеивается, и мужчина становится грустным, отстранённым. Будто я сделала что-то не так, хотя я стою как вкопанная и молчу. Улыбка исчезает с его лица, губы поджимаются, словно он чем-то недоволен.

– Раз вы в порядке, я пойду.

Делает шаг в сторону и уходит в другом направлении. После него в воздухе остаётся еле уловимый запах мяты и свежести. А я ощущаю в душе какую-то будоражащую сердце пустоту. Увижу ли я его снова?

Сбрасываю с себя наваждение и смотрю на часы. До лекции пять минут. Бегу к аудитории и успеваю как раз вовремя. Ровно 8:00. Преподавателя ещё нет. Все парты заняты студентами. Они переговариваются и смеются. Обсуждают прошедшие каникулы и делятся впечатлениями. Замечаю в третьем ряду Катю. Она машет мне рукой, указывая на место рядом с собой. Иду к ней.

– Виолетт, ты прости меня за вчерашнее. Я подвыпила, не знаю, что на меня нашло.

– Как будто в первый раз, Кать. Тебе бы тогда вообще не пить, – отворачиваюсь и достаю из сумки тетрадку и ручку. Боковым зрением вижу, как Катя обиженно надувает губы. Становится её жаль. Она же не виновата, что не умеет контролировать себя, когда выпьет. – Ладно, проехали. – Улыбаюсь ей.

– Ты солнышко, Виолетт! – Обнимает меня так крепко, что аж трудно дышать. – Всё, всё, Кать, пусти! – Смеюсь и отодвигаюсь от неё на безопасное расстояние.

– Ты вчера тоже, как Ира, до утра сидела?

– Не-ет, я почти сразу после тебя ушла. Там Витя в баре к какой-то девчонке подкатывать начал. Ира расстроилась.

– Вот чего она так напилась! – Меня осеняет. Бедная Иришка. Неужели она так серьёзно влюбилась в него…

– По-любому из-за него, – уверенно заключает Катя и аж подпрыгивает от какой-то новой мысли, посетившей её голову. – А ты слышала? У нас будет новый препод!

– Новый курс. Будет много новых преподов, Кать.

– Да нет, этот вместо Михалева пришёл. Говорят, Фёдор Степанович уволился.

– Значит, у моей группы теперь новый куратор?

– Получается, что да.

Дверь открывается и в аудиторию заходит мужчина. Все встают, чтобы поприветствовать преподавателя. А я, как только его вижу, чувствую, что ноги подкашиваются, а сердце бьётся с бешеной скоростью, готовое выпрыгнуть из груди. Это он! Мой загадочный мужчина, с которым я столкнулась в коридоре.

Часть 2.

– Доброе утро, студенты! Меня зовут Роман Дмитриевич Кольский. Я буду вести у вас теорию искусства.

Он пишет своё имя на доске красивым размашистым почерком. А я сижу и думаю: какой же у него приятный голос. Такой мягкий и тёплый, как уютный плед.

Роман Дмитриевич кладёт мел на место и поворачивается к нам. Осматривает аудиторию и на секунду останавливает взгляд на мне. Я вижу, как уголки его губ едва заметно ползут вверх, но он сдерживает улыбку, и его взгляд тут же холодеет. Да что я ему сделала?!

– Боже, какой красавчик! – орёт Катя мне в ухо, тем самым приводя меня в чувства.

Теперь я получше могу разглядеть нового знакомого. На нём белая рубашка, светло-коричневые брюки и тёмный пиджак нараспашку. Чёрные, как уголь, волосы аккуратно зачёсаны назад. Только одна короткая прядка выбилась и спадает на лоб. При ярком освещении аудитории его добрые глаза цвета карамели отдают в медовый оттенок. Но я улавливаю в них такую сильную грусть и тоску, что это пугает меня до глубины души. Всё в нём, начиная от внешности и заканчивая его речью, говорит о том, что такой человек не заслуживает быть несчастным. Что его так гложет? И почему эти эмоции появляются уже во второй раз, когда он видит именно меня?

– Во втором семестре нужно сдать курсовую. У вас есть целый год на её написание. Не затягивайте до последней недели.

По аудитории расходится нервный смешок студентов.

– Миссия невыполнима, сэр, – шутит парень с первого ряда.

– Всё будет делаться в последнюю ночь, – поддерживает его приятель.

Роман Дмитриевич никак не реагирует, только уточняет, обращаясь ко всем:

– Если нужна помощь с выбором темы, подходите после лекции.

– Ваш предмет можно сдать автоматом? – интересуется Оля, одногруппница, у которой в зачётке одни тройки.

– Она за ум решила взяться? – шепчет мне Катя.

Пожимаю плечами.

– Можно, если посещать все лекции и активно работать на практике, – спокойно отвечает преподаватель.

– А дополнительные уроки вы даёте? – Оля растягивается в какой-то глуповатой улыбке. Она что, флиртует?

– Нет, – твёрдо, но без грубости отвечает Роман Дмитриевич.

– Ну, ясно, – Катя разочарованно машет рукой в сторону Оли и смотрит на меня с видом знатока, который ставит пациенту диагноз. – Первая уже втюрилась. Вангую! У этого препода наберётся толпа воздыхательниц.

– И хорошо. Зато теорию искусства будут знать на отлично, – пытаюсь отшутиться, чтобы не выдать своё волнение. Но внутренне чувствую – начинаю закипать. С ним теперь все будут заигрывать?! И почему меня это так раздражает?

Девушки продолжают засыпать Романа Дмитриевича вопросами. А я слышу, как нервно стучит по полу моя нога. Слежу за реакцией мужчины. Отвечает всем коротко, общими фразами. Он непроницаем. Несмотря на то, что студентки явно переходят черту, ни одна эмоция не отражается на его лице. Полное безразличие. Наверное, ему часто приходится сталкиваться с таким вниманием, и он выработал иммунитет к флирту? Наконец, ненужные расспросы сходят на нет, и Роман Дмитриевич начинает лекцию.

После пары я не задерживаюсь. Хоть мне и хочется остаться и выбрать тему курсовой, но тут и без меня собралась очередь из девушек. Почему-то становится противно. Как бы Роман Дмитриевич мне ни нравился, как бы не запал в душу, я не стану вешаться ему на шею.

После занятий возвращаюсь в общежитие. Захожу в нашу комнату, подруга уже не спит. Лежит на кровати и копается в своём телефоне.

– Как себя чувствуешь? – спрашиваю не из вежливости. Я действительно переживаю за неё.

– Похмелье, – она отвечает устало, с глубоким вздохом.

– Ещё бы. Даже не представляю, сколько ты выпила.

Ира смотрит на меня всё ещё немного пьяными глазами.

– Очень много. Но пофиг. Витёк платил, – подруга смеётся, но заметно: на душе у неё кошки скребут. Я не знаю, как поступить. Сама не люблю, когда лезут с расспросами, но Ире нужна поддержка.

Ещё полминуты сомневаюсь и решаю не ворошить неприятную тему. Если захочет, расскажет всё сама.

– Ирусь, а пойдём блинчиков напечём? Покушаем, с вареньем, с чаем… М-м-м… – Прикрываю глаза и изображаю на лице эмоции высшего блаженства.

– Какие блинчики? – уныло кривится Ира. – Меня мутит до сих пор.

– Тем более! – беру её под руку и поднимаю с кровати. Подруга не сопротивляется. – Надо поесть и сразу полегчает!

Оставшийся день мы проводим в общаге. Готовим, едим, убираемся и болтаем о всякой фигне. Вечером, перед сном прокручиваю в голове события дня. Самым ярким из них становится встреча с Романом Дмитриевичем. Этот мужчина вызывает во мне бурю эмоций. Я чувствую к нему неподвластное влечение. Будто он магнит, а я металлический прут – тонкий, невесомый, готовый притянуться в любую секунду, стоит только повернуться ко мне нужной стороной. В то же время его непроницаемость и отстранённость… И то, как странно он на меня реагирует, оставляет кучу вопросов. Я очень хочу узнать причину его поведения. Чувствую, не всё так просто.

Часть 3.

За окном обычное солнечное утро, а на душе тоска. Не могу перестать думать о Романе Дмитриевиче. Но нужно сосредоточиться на учёбе. Сижу за столом в своей комнате и готовлюсь к сегодняшней практике по теории искусства.

– Виолетт, помоги застегнуть платье, – просит Ира. Ей сегодня к первой паре, мне только к третьей.

– Чего это ты так нарядилась? – подтруниваю над подругой и помогаю ей с застёжкой.

– Да просто, – очень расплывчато отвечает Ира. Явно что-то недоговаривает.

Довольная она крутится перед зеркалом, берёт с тумбочки сумочку и уходит. Снова возвращаюсь к домашке. Мне нужно провести анализ различных техник искусства. Слышу, как из коридора доносится задорный смех и крики. Шапкина на них нет. Чего разбушевались? Вдруг дверь в мою комнату распахивается.

– Бу-у! Приветик!

Я аж подскакиваю от неожиданности.

– Привет.

Стоя в одних трусах, на меня смотрит третьекурсник, Вадик с нашего этажа. Он единственный из жильцов, кто позволяет себе разгуливать по общежитию в таком виде.

– Вадик, когда ты уже вспомнишь про существование штанов?

– Да чё такого? – Улыбается парень. – Я всю жизнь так по дому хожу.

– Но ты не дома.

– А где тогда? – Вадик начинает глупо смеяться.

– Чего надо?

– А что такая серьёзная-то?

Сурово смотрю на соседа. Он уточняет:

– У нас там утренние посиделки на кухне. Шапкин на выходном, так что общага в полном нашем распоряжении.

– Я так и знала! – Всплёскиваю руками.

– Ну, ты идёшь?

Грустно мотаю головой.

– Не могу. – Показываю на гору учебников и тетрадь. – Надо готовиться к паре.

– Понял. Ну, мы гуляем до вечера. Если надумаешь, подтягивайся. – Вадим кивает мне и уходит.

Я снова возвращаюсь к домашке, но истошные крики и хохот не прекращаются. Нет, так заниматься невозможно! Быстро собираюсь, беру сумку и иду в университет. Закончу задание там. Ещё час до начала пары.

Иду к аудитории и вижу, что дверь приоткрыта. Захожу. Сердце у меня тут же ёкает и отдаётся горячим импульсом в груди. За столом сидит Роман Дмитриевич и разговаривает по телефону. Я не видела Кольского целую неделю.

– Перевозят в другую больницу? Зачем? – Роман Дмитриевич сосредоточен на собеседнике на том конце провода, но, заметив меня, быстро завершает звонок:

– Понял. Я перезвоню. – Он убирает телефон в карман пиджака.

Смотрит на меня. Лёгкая улыбка, коротко кивает.

– Доброе утро! Решили прийти пораньше?

Интересно, с кем он говорил… Вежливо отвечаю:

– Хотела спокойно подготовиться к паре. Не думала, что здесь кто-то есть.

– Что ж. – Указывает мне на парту. – Готовьтесь. – И возвращается к своему занятию, зарывшись в бумаги.

От его безразличия становится как-то грустно. Устраиваюсь в самом дальнем ряду и продолжаю выполнять домашнее задание.

Мы сидим в полном молчании. Иногда за дверью слышны чьи-то шаги. Через двадцать минут откладываю ручку и решаюсь посмотреть на преподавателя. Он, будто чувствуя на себе мой взгляд, отрывается от работы и тоже на меня смотрит. Снова отстранённо, непроницаемо. Становится холодно.

– Что-то хотите?

Что мне делать? Я разучилась общаться с мужчинами. После предательства моего бывшего я не знаю, как себя вести. Вдруг, если я начну с кем-то сближаться, он тоже меня предаст?

Смотрю на Романа Дмитриевича, и в голове кружится целый рой мыслей.

“Да! Я безумно хочу расспросить, поговорить, пошутишь, чтобы ты расслабился, чтобы ещё хоть раз увидеть твою искреннюю улыбку. Понять, что у тебя на душе. Подойти, взять за руку и уйти отсюда вместе. Гулять до самого вечера по осеннему городу говоря ни о чём и обо всём на свете. А потом прийти домой замёрзшими, уставшими и вместе пить горячий чай и смотреть фильм. Вот чего я хочу!”

Но вместо этого отвечаю:

– Нет. – И быстро уставляюсь обратно в свою тетрадку.

В аудиторию заходят сразу три студентки. Ещё ведь полчаса до пары. Но, кажется, воздыхательниц у Романа Дмитриевича действительно будет много.

– Доброе утро! – Девушки хихикают и бросают кокетливые взгляды на преподавателя. Затем садятся в первый ряд и с видом прилежных учениц достают тетрадки и ручки.

– Доброе утро! – Кольский коротко кивает и возвращается к делам.

Сидим молча лишь пару минут. Одна из студенток, Карина не выдерживает и заводит разговор первой.

– Роман Дмитриевич, вы можете отвлечься?

Преподаватель отрывает взгляд от своих бумаг и вопросительно смотрит на нас.

– Вопрос по заданию?

– Нет, – кокетливо отвечает Карина. – А вам нравится здесь работать?

Мужчина закрывает глаза и сжимает пальцами переносицу. Кажется, телефонный разговор выбил его из колеи. Сейчас он явно не готов к такому вниманию. Всего доля секунды и он собирается с мыслями, натянув на себя прежнюю маску безразличия.

– Нравится. – Он отвечает чуть резче, чем обычно. – Если вы не против, я вернусь к работе. Мне так же, как и вам, нужно подготовиться к паре.

– Вам совсем неинтересно узнать своих студентов получше? – не унимается девушка.

Я снова чувствую, как внутри поднимается волна раздражения. Сердцебиение учащается, в висках начинает пульсировать. Неужели ей так сложно заткнуться и никому не мешать? Шумно выдыхаю, и это не остаётся незамеченным. Карина на меня оборачивается. Вижу её ухмылку. Вот же мерзкая… Девушка ничего не говорит и отворачивается. Я пытаюсь унять эмоции. Опускаю взгляд в тетрадь, чтобы отвлечься от происходящего. Стараюсь абстрагироваться и не обращать ни на кого внимания. Мне нужно сосредоточиться на задании.

Практика проходит спокойно. Роман Дмитриевич ещё раз рассказывает о различных техниках в искусстве, а потом мы отчитываемся по выполненным заданиям. Я вижу, что женская половина группы вся, без исключения выполнила домашнее задание.

После занятия Роман Дмитриевич покидает аудиторию. Мы с одногруппниками ненадолго остаёмся поболтать в кабинете. Предметом обсуждения становится преподаватель.

– Я вам говорю, он хомо-гомо! – заявляет Карина. – Ещё ни один мужчина не смотрел на меня так безразлично.

– Может, стареешь? Уже не так хороша, как на первом курсе, – подтрунивает над ней один из парней.

– Да ну тебя, – возмущается она.

– Учёба она, знаешь, такая – высасывает все соки.

– Пошёл ты, Морозов! – Карина демонстративно от него отворачивается.

Парень разводит руками, мол: «а что я сказал?»

– Да не может такой мужчина быть нетрадиционным, – уверенно заключает подруга Карины.

– Это мы и проверим. – Карина снова ухмыляется, будто что-то задумала. А я еле сдерживаюсь, чтобы не зарядить ей оплеуху. Как же бесит. Не могу. Что она там собралась проверять?

Часть 4

Сижу в своей комнате и пытаюсь сделать домашку. После сегодняшней пары по теории искусства я во взвинченном настроении. Не знаю, как это работает и почему я так реагирую, но поведение Карины просто выводит меня из себя. Так нагло и бесцеремонно клеиться к мужчине! К преподавателю! Или я просто ревную?..

Сконцентрироваться на задании не получается. Шумно вздыхаю и отодвигаю учебники. Вспоминаю про вечеринку, на которую звал Вадик. Может пойти? Отвлечься, расслабиться… Смогу хоть ненадолго избавиться от навязчивых мыслей.