Полная версия
– Чарм или Денис?
– Чарм.
– Лежал под телом. Зайцев нашел.
– А что с ним не так?
– С чармом? – Паскаль посмотрел на Серафима.
– С Зайцевым, – в голосе блондина звучало искреннее любопытство.
Паскаль заложил крутой вираж, съехал на шоссе, утопил педаль газа в пол и произнес:
– Он и сам не знает.
Эпизод 1.2: Голос с того света
Жизненная линия Алексея Зайцева была прямой, как взлетная полоса. Потомственный сыщик. Школа, спортивная школа, юридический институт, служба в органах внутренних дел. Он не выслуживался перед начальством, не шел по головам к очередной звездочке на погонах. Его подъему по карьерой лестнице способствовали упорство, трудолюбие и маленькая деталь, о которой знали только двое: отец и Паскаль. Отец называл это «сыщицкой чуйкой», Паскаль не называл никак, но против «чуйки» не возражал.
С малых лет Зайцев обращал внимание на то, на что другие не обращали. Под странным углом лежащая сигарета, невидимый след на подоконнике, который позже обнаруживали криминалисты при помощи оборудования, светящаяся точка на карте…
Подробная карта города и окрестностей с красными флажками меток сейчас висела за спиной у подполковника. Флажков было три. Пока три, но Зайцев чувствовал, что скоро их станет больше. В городе объявился маньяк-душитель. Его делом поручили заниматься именно Зайцеву, потому что оно грозило попасть в длинный список висяков. Преступник не оставлял следов, между убитыми не было ничего общего, погибли две женщины и один мужчина, которых связывали лишь детальки детского металлического конструктора, найденные в карманах их одежды.
Алексей раздраженно бросил на стол фотографию, которую разглядывал. К остальным двум. На них были изображены: уголок, полоса и пластина, все с отверстиями для гаек. В отчете, тоже лежащем на столе, детали относили к популярным в 60-е-70-е годы наборам типа «Конструктор», «Конструктор-механик» или «Металлоконструктор» и писали о том, что на них не обнаружены ни отпечатки, ни генетический материал, ни еще какие-либо следы.
Над делом не думалось. Зайцев снова и снова прокручивал в голове события вчерашнего дня. Неприятное, тянущее чувство под ложечкой, заставившее достать из бардачка Патриота бумажную карту, несколько минут пялиться в нее с видом слабоумного, ожидая, пока не проснется «чуйка». Резкий разворот машины, приезд «на труп» в лесу, сильно изумивший его коллегу, чуть ранее выехавшего с дежурной опергруппой на вызов. Жутковатое лицо Дениса Берданцева, вопреки законам анатомии смотрящее не в землю – труп лежал ничком, – а в небо. Желание сдвинуть мертвеца с места…
Пока судмедэксперт осматривал тело, Зайцев с трудом справлялся с этим желанием. Помог коллега, продолживший осмотр. Перевернул труп, открыв ветку-треугольник. У Зайцева при виде нее заныли разом все зубы, а тянущее чувство под ложечкой превратилось в тошноту. Во рту стало горько, как тогда, когда он тащил окровавленного Паскаля на себе, среди кромешного дыма и ужасных, полных боли, человеческих криков. То дело закрыли – главарь секты под названием «Зеленая благодать» погиб вместе со своими последователями в памятном пожаре, полностью уничтожившим рощу у деревни Красные Всходы. Но подполковник помнил, что перед тем, как Паскаля на каталке засунули в машину скорой помощи, тот схватил Зайцева за руку и горячечно прошептал: «Жди, они вернутся!»
И он ждал. Проклинал себя за то, что верит похожему на цыгана типу с мозгами набекрень и лукавой улыбкой, но ждал. В тот день, когда на карте из бардачка вспыхнул видимый ему одному маячок, подполковник понял, что дождался. Прежде чем тронуть машину с места, набрал Паскаля и лаконично сообщил: «Координаты сбросил, приезжай». После чего прервал связь, продолжая надеяться, что ошибся.
Перед глазами все поплыло. На миг, на краткое мгновение между секундами, Зайцев оглянулся на карту и увидел светящуюся точку – будто некто фонариком с узким лучом подсвечивал место на карте. Пригляделся: парк, разделенный оврагом надвое.
Зазвонил телефон. Не отвечая на звонок, подполковник достал из ящика стола красный флажок, встал и воткнул в подсвеченное место. Телефон звонил настойчиво, даже настырно. Сдержав тяжелый вздох, подполковник поднял трубку. Он уже знал, что услышит.
***
Девятиэтажка в закоулках Новогиреево встретила Паскаля унылой гримасой. Проходя в подъезд, Паскаль коротко глянул на девчушку лет тринадцати в поношенной куртке, сидевшую на скамейке. Ребенок пялился в телефон, иногда поднося пальцы ко рту, чтобы согреть дыханием.
На третьем этаже Паскаль дождался, пока дверь приоткроется, жестом фокусника вынул из воздуха красную «корочку», помахал перед глазами стоящей за дверью девушки и представился:
– Оперуполномоченный Алексей Зайцев, разрешите войти?
– Но меня уже спрашивали…
Ее голос был бесцветен, даже труп Берданцева произносил слова более эмоционально. Паскаля это задело.
– Возникли новые обстоятельства, – веско произнес он, оттирая девушку в сторону и входя в маленькую квартирку. – Вы позволите?
Она развернулась и ушла на кухню. Взлетели и опали гладкие волосы цвета воронового крыла, ноздрей Паскаля коснулся горьковатый, раздражающий аромат духов, и он, не выдержав, чихнул.
Девушка уже сидела на табуретке у стола. Сложив руки на коленях, равнодушно смотрела в окно.
– Вас зовут Диана Берданцева, вы – дочь Дениса? – сев напротив, спросил Паскаль.
В ее взгляде промелькнуло удивление.
– Шмелева – по мужу. Я уже говорила…
Окинув взглядом чистую куухоньку, без стоящих как попало чашек, крошек на столе и брошенных ложечек, Паскаль кивнул:
– Да, вы в разводе с мужем, я помню. Скажите, пожалуйста, вы знали, с кем общается ваш отец?
– Нет, – качнула головой она. – У него осталась пара старых друзей, но в последние годы он с ними не встречался, только с такими же… Этих я не знаю.
Ее голос предательски задрожал, и Паскаль решил, что она расплачется. Однако девушка не заплакала, видимо, пристальный взгляд в какую-то точку на столе помогал сдерживаться.
– Вот бумага, – он вырвал лист из блокнота, извлеченного из кармана куртки, – вот ручка – напишите, пожалуйста, имена его старых друзей, телефоны, адреса – если знаете.
Пока она писала, Паскаль рассматривал ее. Невзрачная – только на первый взгляд. Чистая смугловатая кожа без следов косметики, четко очерченные губы, упрямый подбородок. Веки опухшие, отчего глаза кажутся меньше, под ними – глубокие тени. Радужки непонятного цвета из-за покрасневших склер.
Вторую ночь не спит.
Плачет.
Жалко ли ему ее? Нет. Но сердце царапнуло – в том, что она плакала, была несправедливость.
– Может быть, отец говорил что-нибудь, что показалось вам необычным? – спросил Паскаль, когда она дописала и вернула ему бумагу и ручку. – Опасался кого-то?
– Он ничего не рассказывал, – пожала она плечами. – Когда, очень редко, приходил нормальным, мы больше про мои дела разговаривали. А после его очередного визита я не нашла золотые украшения… Они еще от мамы остались. И вот тогда поняла, что все, его уже не вернуть.
Она закрыла лицо руками, плечи задрожали.
Оглядевшись, Паскаль поднялся, достал стакан из сушки, налил в него воды из чайника и поставил перед Дианой вместе с рулоном бумажных полотенец.
– А как звали его подружку? – словно между прочим спросил он.
– У него не было подружки, – Диана благодарно кивнула и взяла стакан. – Какой-то одной не было, всегда разные.
– Большое вам спасибо за помощь следствию, – с чувством произнес Паскаль. – До свидания, Диана!
– Постойте, – вдруг сказала она. – Оставьте свой номер. Я сегодня соображаю не очень, вдруг потом вспомню?
Паскаль вырвал из блокнота лист, собираясь написать телефон настоящего Алексея Зайцева, старшего оперуполномоченного по особо важным делам Главного управления МВД. Но в последний момент передумал и указал свой.
***
Когда Паскаль вошел, Аякс азартно играл в шахматы с искусственным интеллектом. Компьютер выигрывал, освещая смуглое, грубо вылепленное лицо соперника синим демоническим светом монитора. Хватаясь за голову, Аякс обещал вырвать ему материнскую плату, потрясал пудовыми кулаками, однако расположение фигур на виртуальной доске ясно указывало на шах и мат.
– Пробей номера, – Паскаль бросил Аяксу на клавиатуру листок с телефонами и прошел в альков, где стоял низкий «восточный» диван, с которого уже стекал, тянулся и шел к нему лохматый Бармалей.
– Привет-привет, бегемот, – засмеялся Паскаль, похлопывая его по спине, – знаешь, хитрюга, что у меня в кармане, да?
Он достал из кармана куртки полиэтиленовый пакет, а из пакета – говяжий стейк.
Бармалей вежливо открыл пасть. Стейк был помещен внутрь и унесен на диван.
– На один из этих номеров твой жмурик звонил за неделю до смерти, – подал голос Аякс. – Кофе будешь?
Мелодичная трель прервала его порыв направиться к кофемашине.
– Кого нелегкая принесла? – удивился он, пригладил буйные черные кудри, все время норовившие торчать в разные стороны, и пошел открывать дверь, не заметив ироничной улыбки Паскаля.
– Батюшки! – раздался возглас. – Это ж кто тут у нас?
– Зачем я здесь? – послышался в ответ высокомерный голос. – Да еще с пирожными…
– Пирожные – это Паскалю, он у нас сладкоежка, – захохотал Аякс, – а мне бы чего покрепче!
– Обойдешься, – фыркнул Серафим и прошел в центр помещения, оглядываясь.
Глазам его предстала просторная студия, отделанная в темных тонах, с окнами в пол. В алькове за диваном цвета охры стена была выкрашена золотым. Над диваном солнцем в затмении парил черный циферблат с лаконичными золотыми полосами, обозначающими часы и секунды. В центре комнаты стоял круглый стол, окруженный четырьмя стульями. Одну стену помещения занимал функциональный кухонный гарнитур, другую – несколько объединенных в систему компьютеров и повешенных в два ряда мониторов. В настоящее время мигал только один снизу – тот, с которым Аякс играл в шахматы.
– Ничего не изменилось, – протянул Серафим, словно ожидал другого. – А, нет… Что это за монстр на диване уничтожает чью-то бедную плоть?
«Монстр», не отвлекаясь, помахал хвостом.
– Это Бармалей, – выходя из алькова, пояснил Паскаль и забрал из рук Серафима коробку с пирожными. – Предупреждаю, не любит, когда его гладят по голове, и ошейник. Проходи, будь как… на работе.
Пришедший поморщился, скинул белое пальто и аккуратно повесил в шкаф-купе у входа. После чего огляделся и сел в кресло, стоящее в углу, у одного из окон, демонстративно закинул ногу на ногу. Кресло было огромное, алое, и худосочный Серафим во всем белом казался в нем случайно уроненной спичкой, которая вот-вот вспыхнет.
– Тебе капучино, ангел мой, правильно помню? – прогудел Аякс от дальней стены помещения, занятой кухоней. – Сладкий и без корицы.
– Без нее, – подтвердил Серафим.
Кофе-машина, на которую Паскаль потратил кучу денег, работала почти бесшумно, и о скорой готовности напитка сообщил лишь аромат, разлившийся по помещению.
– Опять нагрузка на сердце? – раздался приятный женский голос.
На пороге стояла элегантная дама в сером пальто и шляпе. Была она стройна и хороша собой, но что-то во взгляде добавляло ей плюс двадцать к облику тридцатилетней чаровницы.
– О, наш Пушкин пришел, – обрадовался Аякс, полез в шкаф и достал банку с цикорием. – Специально для вас, Александра Сергеевна, будет цикоричино!
– Цикориально! – засмеялась она.
– Оцикореть, – добавил Паскаль, галантно помогая ей повесить пальто в шкаф.
Теперь, кроме его черной куртки и кожанки Аякса, их там было два, в чем-то даже похожих друг на друга.
– Александра, – Серафим поднялся и тоже подошел. – Рад видеть!
– Дорогой мой, – раскрыла объятия она, – я знала, что увижу тебя здесь!
– Естественно, – фыркнул тот.
Паскаль отошел к Аяксу, забрал у него маленькую чашку черного как смоль эспрессо и сел за стол, лицом к окну. С высоты двадцать седьмого этажа город виднелся как на ладони и сам казался ладонью со своими линиями жизни, ума и сердца, своими выпуклостями богатства и впадинами нищеты. Паскаль, если бы захотел, мог нагадать этому городу будущее, но он гадал крайне редко, предпочитая холодному знанию увлекательные выверты судьбы.
Все потянулись за ним. Аякс, поставив перед остальными чашки с заказанными напитками, сел по правую руку Паскаля, Александра – по левую. Серафиму ничего не оставалось, как устроиться спиной к окну и, заодно, приглянувшемуся креслу.
Паскаль как ни в чем не бывало вылил в себя обжигающей кофе и положил на стол чарм, полученный от Зайцева, который из всех присутствующих не видела только Александра Сергеевна. Она разглядывала чарм с интересом, однако не спешила взять в руки.
– Серафим эту историю знает частично, Александра – не знает вообще, – негромко заговорил Паскаль, – поэтому сейчас немного страшной сказки. В черном-пречерном городе несколько лет назад появилась секта под названием «Зеленая благодать». Вроде бы, ничего в ней особенного не было: набирались последователи, обрабатывались, переводили свои сбережения главарю, а сами уходили жить в общину, которой принадлежали обширные земельные угодья в соседней области. Там, в лесных домиках, они жили тихо и мирно, пока из-за границы не вернулся брат одного из состоятельных сектантов. И не обнаружил, что имущество, принадлежащее родственнику, ему больше не принадлежит, а сам родственник пропал. От знакомых и друзей он узнал, что тот ушел в секту, где навсегда отрекся от мира. Но… – Паскаль сделал эффектную паузу, – когда брат явился в поселение в сопровождении крепких ребят с автоматами из своей охраны, родственника не нашел. Тот исчез бесследно. Полиция начала расследование, в ходе которого выяснилось, что, на самом деле, без вести пропало около трех десятков человек…
– Их никто не искал? – изломал тонкую бровь Серафим. – У них не было близких?
– У большинства, – кивнул Паскаль, – либо они находились в отношениях, не подразумевающих общение. Когда полиция прибыла в поселение и начала обыск, главарь на глазах у толпы совершил самосожжение. Случилась паника, огонь перекинулся на резервуар с запасом топлива для дизельных генераторов, тот взорвался. Пламя охватило стоящие рядом строения и деревья, и распространилось дальше…
– Паша, ты так рассказываешь, словно… – зрачки Александры блеснули. – Ты все это видел?!
– Собственными глазами, – невесело усмехнулся Паскаль и взглянул на Серафима.
– Так вот кого я поднимал из небытия! – от осознания тот подавился воздухом. – Все, с кем я разговаривал, погибли в ту самую ночь?
– Да. Полученные тобой сведения я передал в полицию, неофициально, разумеется. Однако, дело закрыли, посчитав, что раз главарь и большинство сектантов мертвы, значит, наказывать некого и копать дальше не стоит.
– Это ты взял там? – Александра Сергеевна указала на чарм. – Его пытались сжечь… – она прикрыла веки: – Как вижу, несколько раз пытались.
– Не там, – качнул головой Паскаль.
Аякс молча поднялся, отошел к столу с оборудованием, а затем вернулся с ручной газовой горелкой и протянул ее Паскалю.
Взяв чарм, Паскаль поднес его к горелке и пустил пламя. Минуты шли, черный треугольник оставался черным треугольником, не превращаясь в горстку пепла. Когда Паскаль выключил горелку, на нем еще вспыхивали огненные искры, а затем потухли и они. Положив чарм перед Александрой Сергеевной, он мягко попросил:
– Посмотри.
Женщина кивнула, расстегнула и сняла с запястья золотые часики, отодвинула по столешнице подальше. После чего накрыла чарм ладонью.
Какое-то время она сидела неподвижно, закрыв глаза, и лицо ее казалось прекрасной маской вечности, застывшей между секундами. А затем резче проявились тени под глазами и в углах рта, потекли, преображая гладкую кожу, растворяя ее в млечный туман, в котором ворочалось нечто, не поддающееся описанию. Рука Александры Сергеевны взметнулась и, словно принадлежала кому-то другому, легла на ее шею. Умело подкрашенные губы приоткрылись, выпуская слова коротким, похожим на лай, кашлем:
– Мой голос отовсюду, где он может быть, приведет твою душу ко мне, заставит достичь меня… Дай душе твоей прийти ко мне отовсюду, где она может быть! Ты пойдешь против всех ради меня, и я возликую! Я существую в тебе и даю тебе путь, по которому ты идешь ко мне!
– Я вышел из Дуата, – вдруг громко произнес Паскаль, и Аякс посмотрел на него с изумлением, а Серафим – с ужасом. – Я пришел из приделов Земли, дабы узреть, откуда раздается твой голос, покажи мне это место!
Туманное лицо повернулось к нему. Уста, почти растворившиеся в мороке, искривились, издавая шипение гигантской кобры:
– Ниссвергаю тебя дыхханием моего ртааа! Не найдешшшь моих грехов в записсях Сссуда!1
Пальцы Александры неожиданно сомкнулись на ее горле, женщина захрипела и забилась. Туман кольцами змеи свивался в воронку, втягиваясь в щель между умело подкрашенными губами… Паскаль вцепился в очарованную смертью узкую женскую ладонь, подскочивший Аякс схватил Александру за волосы, заставив посмотреть себе в глаза. Под его взглядом она обмякла, едва не упав со стула.
Выпустив ставшую безвольной руку женщины, Паскаль убрал чарм в карман брюк, посмотрел на Серафима и рявкнул:
– Чего сидишь, Ангел? Воды подай!
Тот, белый как полотно, неловко завозил длинными ногами по полу, вставая не с первого раза, метнулся, сшибая стулья, к кухне.
Аякс осторожно уложил голову Александры на плечо Паскалю и вернулся на место.
Пушкина пришла в себя спустя несколько минут. Благодарно посмотрела на Паскаля, держащего у ее губ стакан с водой, провела сильно дрожащей рукой по лбу. У нее потекла тушь и размазалась помада, придавая ей вид то ли паяца, то ли проститутки из фильма про маньяка. Голос хрипел даже после нескольких глотков воды, когда она произнесла:
– Погано… как…
– Что вы видели? – безжалостно спросил Паскаль, отставляя стакан в сторону.
Серафим с ногами забрался в кресло и сверкал оттуда глазищами. Выглядел бы истинным духом тьмы, если б не был во всем белом.
Александра закрыла глаза, с натугой свела изящные брови.
– Огонь… послушание… вознесение… – Она открыла глаза и посмотрела на Паскаля: – Тебя видела, Паша… Ты умер.
– Так, – кивнул он, – дальше?
– Желание чем-то обладать… чем-то небольшим, кажется, это ключ.
– Ключ от чего?
– Не… не могу сказать.
Она закрыла лицо руками.
Паскаль коснулся ее плеча.
– Спасибо! Аякс отвезет вас домой. Отдыхайте, я позвоню.
Она по-стариковски мелко закивала, поднялась, опираясь на могучую руку Аякса, и пошла к выходу.
Едва дверь за ними закрылась, Серафим произнес, не шевелясь:
– Какая ты восхитительная сволочь, Паскаль! Ты же знал, что ей будет плохо!
Не отвечая, Паскаль поднялся и подошел к компьютерам. Рядом с клавиатурой лежал листок с телефонами, который он отдал Аяксу, когда приехал. Разбудив уснувший монитор, Паскаль вгляделся в появившуюся на экране карту с отмеченными адресами, а затем посмотрел на блондина и усмехнулся.
– И я тебя люблю, Ангел. Одевайся, прокатимся.
Пес, давно расправившийся со стейком, спрыгнул с дивана и потрусил к двери, будто сказанное относилось к нему, а не к Серафиму.
В машине Серафим откинул голову на подголовник и закрыл глаза. Устроившийся на заднем сидении Бармалей, громко чавкая, вылизывал лапы. Судя по болезненному выражению, появившемуся на лице у блондина, звук его раздражал.
– А из чего, все-таки, сделан этот чарм? – спросил он, не открывая глаз.
– Из дерева, – последовал ответ.
– Этого не может быть, он же не горит в огне.
– Некоторые виды дерева не горят в огне.
– Но это не «некоторые виды дерева» – это обычная ветка, как выглядит.
– Многое выглядит не тем, чем выглядит, – засмеялся Паскаль.
Серафим посмотрел на него с подозрением:
– Твое хорошее настроение меня пугает! Тогда ты тоже был в хорошем настроении. А потом я узнал, что ты сбежал из больницы, сшитый лоскутами, как Франкенштейн. Зачем ты рассказал эту историю? Ты ничего не делаешь просто так.
– Еще не понял? – Паскаль коротко глянул на него. – Они вернулись.
Эпизод 1.3: Черный человек
Двор со всех сторон, кроме одной, окружал длинный дом. Внутри закольцованного пространства стоял храм, блестя золотыми луковками куполов и крестами, белея свежеокрашенными стенами.
Выбравшись из машины, Серафим передернул плечами, как от озноба.
– Ты чего? – удивился Паскаль.
– Ненавижу старые районы! – едко сказал тот. – У меня от них депрессия.
– Поэтому так далеко свалил – аж в Новую Москву? – усмехнулся Паскаль, ожидая очередную отповедь.
– Куда денег хватало, туда и свалил, – неожиданно мирно ответил Серафим. – А теперь и сам рад, что там живу. Смотри, тут везде тьма по углам, шевелится, копошится, а там светло как днем даже в полночь! И кофейни везде, с пирожными!
– А говорят – это я сладкоежка, – засмеялся Паскаль и открыл заднюю дверцу: – Жди, Бармалей, потом погуляем с тобой. Жди.
Пес, навостривший уши, когда Паскаль выходил из машины, положил голову на лапы.
Захлопнув дверцу, Паскаль огляделся и уверенно пошел в сторону арки на противоположной стороне двора, а выйдя из нее, повернул в первый подъезд налево. Шел быстро, Серафим, который быстро ходить не любил, едва успевал за ним.
Они зашли в подъезд, поднялись на второй этаж по заплеванной, в окурках, лестнице. Тяжелый запах мусоропровода не отставал, вместе с ними пересчитывал ступени, нажимал звонок рядом с обтянутой дерматином дверью.
– Ну кто там еще? – раздался сердитый голос.
Дверь открылась, на пороге показался взлохмаченный мужик в майке и спортивных штанах.
– Вы кто? – спросил он.
– Мы насчет Дениса Берданцева, гражданин, можно войти? – практически в одно слово произнес Паскаль и, потеснив парня, шагнул в квартиру.
– Из ментовки, что ли? – уточнил мужик и изумленно взглянул на Серафима: – И этот тоже?
– Стажер, – лаконично пояснил Паскаль, прошел в маленькую кухню и без приглашения сел на табурет. Достал блокнот и ручку: – Ваше имя?
– Скопцов Александр, – представился хозяин квартиры. – А ваше?
– Подполковник ГУ МВД Зайцев Алексей, – Паскаль строго посмотрел на него и неожиданно спросил: – О чем вы разговаривали с Денисом Берданцевым по телефону второго числа?
Белоснежный Серафим, который никак не сочетался ни с этой квартирой, ни с «ментами», ни даже со «стажером», и неловко топтался в коридоре, застыл, услышав имя подполковника.
– Я сильно удивился, когда он позвонил, – Александр Скопцов присел на табуретку напротив и почесал в затылке. – Все знали, что Денис плотно на наркоте сидит, я уже и забывать начал, как он выглядит…
– Что он хотел от вас?
– Да ничего особенно… Мне кажется, он под кайфом был, нес какой-то бред!
– Вспомните, пожалуйста, что именно он говорил, это очень важно.
– Вы его повязали? – поинтересовался парень. – Небось, как курьера взяли? Сколько ему светит?
Паскаль неопределенно покрутил пальцами в воздухе и поторопил:
– Ну же!
– Да… я даже не знаю, как сказать… Он после смерти Аленки – это жена его была, чудной стал какой-то, а наркота, похоже, ему мозг совсем выела. Мне сказал, мол, вижу тьму по углам, и она сгущается, и скоро он совсем в ней пропадет. Ну это еще как-то можно понять, но потом его вообще понесло, я ничего не понял, только он все повторял «они хотят сделать из нее…» – он запнулся. – Слово какое-то чудное, типа ушлепка. Я не слышал ни разу…
– Какое слово? – Паскаль наклонился вперед и легко дунул в лицо собеседнику. – Александр, вспоминайте!
– У… ушебти! – хлопнул себя по лбу мужик.
– А как зовут подружку, о которой он говорил?
– Да я не знаю, – растерялся парень. – Я вообще не знаю, как он живет, с кем, где? Если подружка и была, она, наверняка, тоже наркоманка.
– Что ж, – Паскаль поднялся. – Спасибо за помощь, гражданин.
И пошел к двери, где затихший Серафим с тоской косился на старенькие обои и потертый линолеум.
– Товарищ подполковник, – вскинулся Александр, – он еще в конце разговора сказал, следят за ним, мол, если случится что, чтобы я не поминал лихом. Знал, наверно, что у вас под колпаком.
Паскаль кивнул, подтолкнул Серафима к выходу и вышел сам.
Они вернулись к машине. Открыв дверцу, Паскаль дождался, пока собака спрыгнет на землю, засунул руки в карманы и посмотрел на блондина:
– С нами пойдешь или в машине подождешь? Там сквер есть, на той стороне улицы, мы туда.
Серафим хотел было сказать, что останется, но вдруг увидел ее. Она сидела на скамеечке напротив храма, и промозглый ветер шевелил полы одеяния.
