Хромированное эхо

Оливия не спала. Сон казался непозволительной роскошью, капитуляцией. Она сидела в библиотеке, в его арсенале. На столе перед ней лежали раскрытые книги – Макиавелли, Сунь-цзы, биография одного из римских императоров. Она не просто читала. Она вскрывала его разум, пыталась собрать из этих фрагментов психологический портрет, найти закономерность в его безумии. Впервые за эти дни она чувствовала хрупкое, призрачное подобие контроля. Она была в наступлении.

Он появился беззвучно. Не вошел, а просто материализовался в дверном проеме, словно был соткан из теней, сгустившихся в коридоре. «Призрак». Он был босиком, в одних темных брюках. Голый торс в тусклом свете настольной лампы казался высеченным из мрамора. Оливия вздрогнула, ее хрупкое чувство контроля разлетелось на осколки. Вся ее теория, вся стратегия рассыпались перед лицом грубой, физической реальности его присутствия.

– Готовишься к войне, chérie? – его голос был тихим, почти ленивым, но он пронзил тишину, как стилет.

Она не ответила, только сердце пропустило удар и забилось быстрее, отдаваясь глухим стуком в ушах.

Он медленно вошел в комнату. Его движения были плавными, как у пантеры. Он подошел к столу и остановился позади нее, глядя через ее плечо на раскрытую книгу. Она чувствовала его тепло, его запах. Ее тело реагировало раньше, чем разум успевал отдать приказ. Кожа покрылась мурашками, дыхание стало поверхностным.

– Макиавелли, – протянул он. – Банально. Он учит, как удержать власть. Но он не говорит главного.

Он обошел стол и остановился напротив. Взял стул, развернул его и сел, оседлав, положив подбородок на скрещенные руки на спинке. Теперь их лица были на одном уровне.

– Он не говорит, что истинная власть – это не стратегия. Не манипуляции. Это знание. Знание самых грязных, самых постыдных желаний твоего противника. Желаний, в которых он боится признаться даже самому себе.

Он смотрел ей прямо в глаза, и ей казалось, что он видит ее насквозь, видит тот трепет, который она испытала на мотоцикле, то отвращение и восторг, которые она увидела в зеркале.

– Чему ты научилась за сегодня, Оливия?

– Тому, что вы недооцениваете своего врага, – ее голос дрогнул, но она заставила себя говорить.

Он усмехнулся.

– Нет. Это ты переоцениваешь свои силы. Ты читаешь книги о войне, но ты не знаешь ее запаха. Ты не знаешь, как пахнет страх.

Он подался вперед, протянул руку и взял ее ладонь, лежавшую на столе. Его прикосновение было обжигающе холодным. Он перевернул ее руку и прижал свои пальцы к ее запястью, где бился пульс.

– Вот. Я чувствую его прямо сейчас. Твой пульс учащается. Твоя кожа становится прохладной. Ты боишься меня. И это не то, о чем пишут в книгах. Это химия. Это инстинкт.

Она попыталась вырвать руку, но его хватка была стальной.

– Ты можешь строить планы, – прошептал он, наклоняясь так близко, что она чувствовала его дыхание на своей щеке. – Ты можешь читать все книги мира. Но твое тело… твое тело всегда будет говорить мне правду. Оно не умеет лгать.

В этот момент снаружи грохнул гром. Дом содрогнулся, и на долю секунды свет моргнул и погас, погрузив библиотеку в абсолютную тьму. Остался только звук их дыхания и бешеный стук ее сердца под его пальцами.

Свет вернулся так же внезапно. Он все еще был там, так близко. Его зеленые глаза в полумраке казались почти черными.

– Это был твой первый урок, Оливия, – сказал он, отпуская ее руку. – Война ведется не на страницах книг. Она ведется здесь. – Он коснулся кончиком пальца ее виска. – И здесь. – Его палец скользнул ниже и легко коснулся ее ключицы, над самым вырезом платья.

Он встал и так же беззвучно вышел, растворившись в тенях.

Оливия осталась одна. Она сидела неподвижно, глядя на пустой дверной проем. Она проиграла. Этот ночной бой она проиграла вчистую. Он позволил ей почувствовать себя умной, позволил ей сделать ход, а затем пришел и одним движением смахнул все ее фигуры с доски, напомнив, кто здесь на самом деле игрок, а кто – всего лишь доска.

И кожа в тех местах, где он касался ее, горела огнем.

Глава 10. Урок на площади Комедии

Утро после ночного урока в библиотеке было пронизано звенящим, как натянутая струна, напряжением. Оливия ожидала последствий. Наказания за ее дерзость или продолжения жестоких психологических игр. Но он, казалось, полностью игнорировал произошедшее. За завтраком он был отстранен и молчалив.