Зельеварка

– Перелейте во флакон темного стекла с притертой пробкой! – она указала на лоток с корявой надписью «Для целителей».

Я улыбнулась: мое зелье признали годным к использованию! После зачета моей работы профессор потеряла всякий интерес к занятию и углубилась в журнал «Бюллетень Королевского ботанического сада».

Я потерла руки, приступая к новому зелью.

К концу занятия на лотке сиротливо стояли три флакона со слабительным. А должно было стоять пятнадцать. Остальное было безжалостно раскритиковано и вылито мури Эванс. А карман моего рабочего фартука оттягивал флакон с новым зельем «Антижор». Надо ему будет придумать какое-нибудь благозвучное, красивое название. «Секрет тонкой талии», например. Или «Стрекозиное крыло», чтоб было возвышенно-непонятно. Дамочки из маминого бывшего круга оценили бы и заинтересовались.

После более, чем скромного обеда (жидкий овсяный суп и капустный салат), уныло побрела на работу. Нет, если бы меня официально приняли в «Верену» и платили жалованье, я бы бежала бегом! У нас многие мечтали там работать. Не надо арендовать лавку, покупать лицензию, не надо сертифицировать зелья, не надо проводить инвентаризации, терпеть проверки гильдии и магнадзора, мешай себе стандартные зелья с восьми до пяти и получай ежемесячно конвертик с известной, но все равно приятной суммой. Тоже стандартной. А так… до чего все-таки громадная сумма! Мне придется отрабатывать ее до старости. Значит, и спешить некуда, решила я.

– Сегодня выплата жалованья!

Девчонки были сегодня гораздо более разговорчивыми и веселыми. Со вкусом обсуждали, на что потратят денежки. Зато Марта отличалась мрачностью и багрово-фиолетовым кровоподтеком на половину лица. На участливые расспросы она злобно огрызалась, но по оговоркам выяснилось, что крем продать удалось, а порадоваться фоллисам – нет. Ее дружок наложил лапу на неправедно нажитые денежки и поколотил за утаивание доходов. Откуда бабе знать, как тратить деньги? Мужик знает лучше, как приумножить достояние! Половину он поставил на бегах, а вторую проиграл в карты. Не досталось Марте нового платья и сережек, одни колотушки. Это же она виновата, что он проиграл!

– Хочешь, я тебе намешаю зелье от синяка? – я оглядела стол.

– Как ты его смешаешь? – буркнула Марта.

– Академию в этом году закончу. Умею, – коротко ответила я.

– Делай! Если поможет, я тебе пять фоллисов заплачу! – оживилась Марта. – Сегодня танцы в «Весёлом гусе», а у меня лицо неподходящее!

– Да в «Весёлом гусе» таким лицом никого не удивишь, – захихикали девчонки. – Самая праздничная расцветка!

– Лали, взвесь крахмала пятьдесят гран, – попросила я. – Агата, пять капель лавандового масла выделишь? Еще мне нужна петрушка, лук, сок алоэ и капелька уксуса.

Лук я растерла с уксусом, добавила кашицу из петрушки, загустила крахмалом. Лаванда отобьет запах лука, и вообще, успокаивает ткани, снимает отеки и дезинфицирует. И капельку магии. Полученной светло- зеленой мазью я щедро намазала пострадавшее лицо Марты и завязала рединкой, чтоб не высыхала.

– Ну? – при звуке вечернего звонка подскочили девчонки.

Я развязала рединку и повела Марту умываться за стенку к умывальнику.

– Что? – занервничала Марта, когда ее встретили тишиной. – У меня что-то не так?

– Все так, – Агата сунула ей карманное зеркальце.

– Вроде не болит совсем, – Марта уставилась в зеркальце и замерла.

– Венди, как ты это сделала?! – тряхнула меня Лали. – Это же просто чудо какое-то!

Отек спал, щеки стали одинаковыми, а желтоватый след выглядел, будто синяку две недели. Хватит пудры, чтоб стало совсем незаметно.

– Да ничего не чудо, обычная мазь, – отмахнулась я.

– Венди, дай рецепт!

– Да вы же все видели, совсем не сложно сделать на обычной кухне, – тут я слегка покривила душой, капельку магии надо было добавить в нужный момент, когда мазь еще не трещит под пестиком, но уже достаточно однородна. Но папа всегда говорил, что рецепт продать можно, а секрет будет кормить тебя долгие годы.

– Пойду сегодня на танцы, найду кавалера и непременно наставлю рога Келу! – горячо пообещала Марта. – Держи пять фоллисов! Я держу слово!

Отказываться не стала. Деньги мне нужны.

Пиршество закатила в рабочей столовой на углу Кипарисовой и Зеркальной. В подвальчике, выходящем сразу на две улицы, жарили мясо, крутили домашнюю лапшу, рубили фарш для пирожков. Сытно и недорого, для тех, у кого большой аппетит и тощий кошелек. Сегодня я наемся! Сизый чад и аромат жареного лука раньше отпугнул бы меня. А теперь закажу миску лапши с курицей, миску фрикаделек с зеленым горошком и два, нет, четыре пирожка с мясом! Меня никто не трогал, тут не было принято отвлекать людей во время еды, все поглощали пищу жадно и молча, не таращась в чужие тарелки.

На пирожки не хватило места, я попросила их завернуть с собой. Даже пот выступил, отвыкла так наедаться. Сыто отдуваясь, с промасленным пакетом выбралась на улицу. Чтоб упереться носом в знакомую куртку с серебристым стриженым мехом. Это показалось мне таким смешным, что я захихикала. Куда не пойди, везде он!

– Малютка, что с тобой? – озабоченно спросил голос.

– Ничего, я просто сыта! Впервые за долгое время! – я рассмеялась и икнула.

– Тебе в академию?

Я икнула и кивнула. Привалилась к теплому меху, глаза неудержимо слипались.

Глава 3. Пропавший диплом.

Мне было тепло. Уютно и мягко. Это и заставило меня встрепенуться. Где вы видели уютную и мягкую кровать в общежитии? А если я не там, то…

Я лежала на заднем сидении магмобиля, мои ноги укрывала знакомая куртка, а под головой лежал свернутый плед. За окнами виднелись ворота академии.

– Который час? – испуганно пискнула, опуская ноги.

– Ты спала сорок минут, – отозвался с первого сиденья голос.

– Я что, потеряла сознание? Я не нарочно! – как в романах, свалиться под ноги спасителю, фу!

– Детка, сколько ты не ела, чтоб так опьянеть от еды? – мужчина обернулся ко мне, отложив газету.

– Простите, – не знала, что меня так развезет!

– Меня зовут Кристофер. Кристофер Ланце.

– Венди, – буркнула я. Гвендолин, но полное имя меня раздражало. А фамилию после взрыва и газетной шумихи вокруг исследований отца вообще старалась никому не говорить. Противно было смотреть на понятливо- сочувствующие, а то и злорадствующие лица.

– Очень рад знакомству.

– А я не рада. Спасибо, что не дали упасть лицом в грязь и все такое, но мне надо идти. – Я дернула дверцу, открывшуюся, к моему облечению. – Мои пирожки!

– Держи твои пирожки. Я на них не посягнул! – радостно улыбнулся новый знакомый. – Хотя весь измучился от запаха! Такую жертву с моей стороны необходимо компенсировать! Как насчет свидания? Маленького? Крохотного? На чашку кофе?

– Я работаю и учусь, у меня времени на кофе нет. Спасибо и прощайте! – неуклюже выбралась из мобиля.

– До скорой встречи, неприступная девушка Венди, – отозвался наглый красавчик. И имя у него наглое и красивое. Ему подходит.

Я вынуждена быть неприступной. Я одинокая, беззащитная, нищая, и стоит только дать слабину одному, как кинутся все, моя репутация будет растоптана, меня выгонят из общежития… нет, таких ужасов лучше не воображать.

Воскресенье – выходной. Вставать все равно пришлось рано, чтоб посетить столовую, пропускать завтрак не стоит. Пирожки сделают скудный завтрак роскошным, а еще парочку съем попозже с чаем, пока буду делать уроки. Надо подчистить все хвосты, подготовиться к занятиям. После обеда планирую заняться дипломом. Не нравится мне последняя серия первичных испытаний. Зелье концентрации «Недремлющее око» достаточно сложное и дорогое, я заменила привозные листья гингко распространенными местными растениями, фактически сорняками: бакопой2, баранцом3 и некоторыми другими. Все шло очень неплохо. Куратор достаточно мне доверял, чтоб разрешить испытывать зелье на добровольцах.

Первыми попались отстающие первокурсники, надеющиеся, что готовность служить науке поможет им пережить учебу. И в этой группе все получилось отлично! У них за месяц повысилась успеваемость, мы отметили повышение работоспособности, укрепление памяти. Кое у кого даже интерес к учебе прорезался.

Вторую партию куратор пристроил ночным рабочим на фабрику, и там зелье тоже показало достоверные результаты. А третью партию куратор обещал протестировать на военнослужащих, и у меня до сих пор не было никаких сведений об испытаниях. Я подозревала, что ценное зелье попросту не дошло до солдат: престарелые, впавшие в маразм генералы все растащили.

Последнюю партию я варила с использованием львиной гривы, тоже мох, он же «Грибная лапша» или «Дедова борода», как раз аспиранты-ботаники притащили из леса несколько плодовых тел. Мури Эванс со слезами на глазах отдала мне одно, самое маленькое. Но против профессора Лари́ма она и пикнуть не смела.

И вот это зелье у меня вызвало сомнения. Не должны были тонкие нити гриба раствориться совершенно бесследно в спирто-эфирной смеси. Мне просто нечего было отжимать после экстракции! И грибом даже не пахло. Какая-то опалесценция и муть. Кто-то испортил мое зелье!

В лаборатории всегда суетится огромное количество народа, но свои колонки и колбы я закрывала в именной ящик, как все дипломники-зельевары. Хоть самой в лес собирайся за новой порцией гриба! Он, кстати, съедобный и очень вкусный. А у меня еще клубни родиолы розовой под роспись получены, шесть штук. Скорее бы сделать вытяжку!

Не заметила на нервах, как смолотила все пирожки, и определила это только, нашарив рукой мятую промасленную бумагу.

Побежала в лабораторный корпус зельеваров, как и планировала, после обеда. Перед дверями стояла охрана, и взволнованная стайка старшекурсников колыхалась, как прибой.

– Что, Венди, каюк тебе пришел? – крикнул самый противный одногруппник, прыщавый Дэн Мортиг.

– Взорвался твой ящичек, тю-тю! – добавил его дружок, долговязый Крейми Брунн. – Пошла по стопам отца!

– Не ваше дело, – процедила я, пробиваясь вперед.

– Гвендолин Хайнц? Проходите!

Сердце тревожно заныло. Ох, не к добру, если всех задерживают, а меня пропускают. Впрочем, куда уж хуже?

Есть куда, поняла я, увидев в лаборатории мури Эванс, мура Ларима, декана нашего факультета мура Тариэля Бревиса, двух щеголеватых офицеров в серой форме и пустое место на полке вместо моего ящика. Я пошарила глазами, ища осколки. Хоть что-то должно было остаться!

Я открыла рот и закрыла глаза, прижав руку к груди, где бешено зачастило сердце. Мои образцы! Мои заменители «Недремлющего ока»! Клубни, травы, корешки!

– Мури Хайнц! Какие реактивы вы хранили в вашем ящике? – вкрадчиво спросил один из офицеров.

– Готовые зелья. Созревающие экстракты. Ректификационную колонку. Стекло, колбы, пробирки. Клубни родиолы, мох и травы, – непослушными губами произнесла я.

– Какой мох, какие травы? Что могло вызвать пирофорную реакцию? – блеснул термином офицер.

– Что вы несете? Там не было препаратов, способных к самовозгоранию! – взвилась я. – Жидкие зелья самопроизвольно не воспламеняются! Там противопожарная руна!

– Да что вы? – обманчиво ласково спросил офицер. – Тогда каким образом могло выгореть содержимое вашего ящика? Вместе с ящиком?

– Никак оно не могло выгореть! Это диверсия либо провокация… Кража интеллектуальной собственности!

– Так, – веско сказал декан. – Вы меняете куратора и тему дипломной работы с этого дня.

Что? Что?! Да как такое возможно? Я все жилы себе вытянула с этими ноотропами, у меня уже диплом почти написан и зелья готовы… были. Почему молчит мур Ларим? Как свою фамилию в статью вписать, так он не стеснялся!

– Это невозможно. Я не успею подготовить новую работу, – выдавила, убедившись в молчании научного руководителя.

– Отныне ваш куратор мури Эванс. Придется успеть, – декан повел мужественными плечами и покинул лабораторию. О нет, только не она! Не работа, а сплошное противостояние будет!

– Не могла взять тему попроще? – ехидно усмехнулась мури Эванс. – Ожирение, потливость, веснушки, окрашивание волос, натоптыши, стойкие духи? Непременно надо было выпендриться?

Я опустилась на стул у двери и закрыла лицо руками. Все кончено. Мой диплом уничтожен. Я должна неимоверную сумму компании. Если я не смогу защитить диплом, меня выгонят из общежития в тот же день. Куда я пойду? На панель? Я слышала краем уха о черных лабораториях, где маги-рабы создавали запрещенные зелья и артефакты, но…

– Держите ее! – воскликнула вдруг мури Эванс.

Ее голос пробился до меня, будто сквозь толщу воды.

Мне неоднократно приходилось бывать в лечебнице, и я без труда определила свое местонахождение. Возле меня жужжала целительская конструкция из полудрагоценных и драгоценных камней, и испуганно таращила глаза Хольда, помощница старшей целительницы.

– Венди, ты что? Переутомилась? – шепотом спросила она, выравнивая проволочный угол лечебного артефакта.

– В точку. Переутомилась, – безрадостно кивнула я. У меня украли дипломную работу! Мой ящик сперли! Да еще предстоит почти полгода изощренных издевательств от мури Эванс. И новая работа. Я закрыла глаза и застонала.

– Нет, нет! К ней нельзя! – Хольда встала насмерть в дверях палаты и не пускала офицеров. – Да хоть главный инквизитор, пускать к Венди никого не велено! Полный покой! У нее ядро на грани разрыва!

Я горестно вздохнула. Мало неприятностей, еще и здоровье пошатнулось. Впрочем, для укрепления и стабилизации ядра есть один чудесный эликсирчик… Мне нельзя болеть! Мне просто некогда.

Впрочем, для декана нашего факультета Хольда сделала исключение.

– Итак? – магистр Тариэль Бревис пошевелил идеальными изумительными бровями.

У магистра в предках отметились эльфы, и их изысканная красота в полной мере сказалась в нашем декане. Изящный, тонкокостный, длинноногий, с платиновым длинным хвостом, он вызывал трепет в животе у первокурсниц и поголовное слюноотделение у технического персонала. И специалистом он был хорошим, растения всегда охотно отзывались эльфам.

Я привыкла его видеть с раннего детства, он дружил с папой и часто приходил к нам. Они то весело смеялись, вспоминая студенческие проделки, то ожесточенно спорили над очередной гениальной формулой. Магистр Тариэль выбил мне стипендию и помог с общежитием.

– Не мог ящик взорваться бесследно! Кто-то его украл!

– Нам всем приказано придерживаться версии со взрывом, – тихо сказал магистр, складывая ногу на ногу. – Твои наработки, увы, слишком понравились военному ведомству. Делать стимуляторы из болотного мха и сорняков чрезвычайно перспективно. Твой диплом изъят и засекречен.

– А патент? Рецептура?

– Патентовать зелье можно было бы после официальной защиты диплома.

– То есть, меня попросту обокрали? – горько убедилась я.

– Есть и хорошая сторона: тебя не арестовали и не заперли в военной лаборатории. Дадут доучиться, – магистр покачал ногой. – Сделаешь какое-нибудь условно-полезное средство от прыщей, защитишь диплом, получишь специальность и рабочий сертификат.

– И буду сто лет отрабатывать долги отца, – угрюмо продолжила я.

– Какие долги? У Лоренса не было никаких долгов!

Я вытаращила глаза и посмотрела в безмятежно-зеленые глаза декана.

– К-как же… «Верена Фармари»?

– Так это они твоему отцу должны были выплатить за эксклюзивное право использования одного занятного зельица.

– Но их юрист сказал точно, что я должна фирме два миллиона!

Теперь глаза вытаращил декан.

– Что за дикая сумма? Откуда?

– Он сказал, неустойка за невыполненный заказ, – нахмурилась я.

– Так! – декан вскочил и наклонился над моей кушеткой. – Ты что-то подписывала? Тебе показывали бумаги? Документы? Формулы?

– Да, мне показали договор с подписью отца. Я там уже целый месяц работаю… даже почти два. Бесплатно, – добавила шепотом и вжалась в подушку.

– Тебя оформляли в отделе кадров?

– Да, там сделали жетон-пропуск.

– Ты где-то расписывалась? Контракт читала?

– В журнале за получение жетона, – растерянно ответила я. – Не было никакого контракта. Мне сказали, ничего не нужно, действует договор, подписанный отцом.

– Замечательно! – магистр отвернулся к окну. Посмотрел в него минуты две и сказал:

– Придется дипломникам ввести курс по праву. С экзаменом!

– А что случилось? – я почувствовала себя донельзя глупо.

– Почему ты не пришла ко мне и не сказала, что у тебя вымогают немыслимую сумму? Зачем у нас в академии целый штат законников, если лучшую дипломницу облапошили, как ребенка?

– Но они сказали, что подадут в суд и докажут… тогда сумма удвоится.

– Венди, ты конечно, наследница, только наследовать тебе нечего. Нет наследства – нет обязанности принять долги наследодателя. Контракт твоего отца окончился автоматически с его смертью. Никто не может заставить тебя что-то отрабатывать по его договору!

Я часто заморгала.

– Они сказали, что сегодня переведут меня с фасовки на растворы…

– Фасовка?! – Декан зарычал. – Примитивная тупая работа для лучшей зельеварки курса? Тебе самой это не показалось странным?

– Это испытательный срок. Даже интересно было, – пролепетала я.

– Бедная девочка! – Декан вздохнул, погладил меня по голове, как собаку и вышел из палаты.

Хольда застала меня в полном расстройстве, слезах и соплях.

– Ну почему я такая ду-у-ура? – спросила я ее, сморкаясь в салфетку.

– Ты умница! Только в своем деле. А в другом деле, незнакомом, любой человек окажется дураком. Нельзя все знать и во всем разбираться, – резонно ответила Хольда. – Вот моя бабушка разбирается абсолютно во всем: в политике, экономике, спорте, кулинарии, моде, психологии, педагогике… Но чем намазать колени, она спрашивает у меня! Правда, всегда критикует мои советы, и никогда не бывает довольна, – вздохнула Хольда.

Целители продержали меня в лечебнице до самого утра понедельника.

Утром я пошла на занятия. Нельзя было отстать, экзамены совсем скоро.

На лекции по конформности артефакторных модулей все перешептывались и пялились на меня. Я смотрела только на доску и в тетрадь, с тоской ожидая перемены.

– Что, звезда курса, говорят, ты завалила диплом? – ко мне приблизилась первая красавица Мэдлин со своими подпевалами Ойрой и Кристаль. Темой диплома Мэдлин было создание стойкого красителя для окраски бровей. Очень животрепещущая тема! Ойра занималась средствами для эпиляции, а Кристаль кремом от морщин. Зато теперь я знаю, что в вереновский крем от морщин входит яд тропических сороконожек и никогда его не куплю!

– Не волнуйся, Мэдди, сделаю новый. Создам зелье для ращения ресниц, например. Или эликсир от угревой сыпи.

– Тебя вчера по всей академии разыскивал мужик, кто он?

– Меня? Мужик? – что за глупости? Я и мужчина, уже смешно!

– Красивый, высокий, в кожаной куртке, – уточнила Ойра.

У меня был только один знакомый парень в кожаной куртке, но что ему делать в академии? Салон синего рейдоса намного предпочтительнее обшарпанной общаги. Он по возрасту давно не студент, старше меня лет на восемь, не меньше. И девушка у него должна быть яркая, броская, модно и дорого одетая. Блондинка. С тугими завитыми локонами, пухлым капризным ртом, идеальной фигурой и бесконечными ногами. На Мэдлин и ее подруг он даже не посмотрит, хотя отец Мэдди баснословно богат и Мэдлин натуральная блондинка. Впрочем, мне какое дело, на кого он будет смотреть?

– Наверное, из службы безопасности академии, отчет составить, – предположила я, на что Мэдди презрительно фыркнула.

Глава 4. Неудавшиеся похороны.

После лекций и беседы с законниками я бездумно вышла из ворот академии. Морально была опустошена и раздавлена. Это же надо быть такой наивной идиоткой и верить всему, что говорят! Только что мне убедительно доказали, что мне не то, что диплом и ценные зелья, мне погремушку давать в руки нельзя: отдам первому, кто попросит, да еще уговаривать буду.

Расследование гибели отца вовсе не закончено, в нем много белых пятен, и рано говорить о каком-либо результате. Нет, законники были вежливы, педантично разъясняя мне положения законов, но я просто видела в их глазах жирную надпись «ДУРА». И даже утешающее заявление, что девушке, никогда не сталкивающейся с изнанкой жизни, простительна некоторая легковерность, меня не успокаивала.

Стены академии давили. На работу мне больше не нужно, я видела, с каким азартом законники взялись за составление претензии к «Верена Фармари». Не будь я студенткой, меня не стали бы защищать, я бы и не знала, что меня обманули. Да еще так нагло!

Зазвенел колокольчик подъехавшего омнибуса, и я тут же шагнула на ступеньку. Прокачусь, проветрю мозги, а слезы осушит ветер. Никто и не заметит, что я плачу.

Сегодня было не менее сыро и промозгло, весна забыла придти в Десадан. На крыше омнибуса никого не было, все норовили спрятаться от ветра внутри кареты. Никто не мешал мне лить слезы по моим разбитым мечтам.

Папа обещал мне на выпуск самое красивое платье, какое я только захочу. После праздника – поездка на курорт и может быть, знакомство с интересным мужчиной. Папа смеялся, что на курорте для богатых встретить обеспеченного мужчину вероятность больше, чем в рыбацкой деревушке. Он заботился обо мне. А я даже не знала, над чем он работал в последнее время, не слушала его. Настолько была поглощена собой и своими эгоистичными заботами. Я отвратительная дочь.

– Тпру! – возница омнибуса натянул вожжи, останавливая пару флегматичных бретонцев.

Внутрь влетела стайка щебечущих девушек. Только бы они не полезли наверх! Я отвернулась не желая видеть чужую радость. С омнибусом поравнялся роскошный открытый катафалк. О да, вот то, что мне больше подходит под настроение!

Четверка белых лошадей с черными султанами, белый атлас, гирлянды из белых роз… Это весной-то, когда для белых роз не сезон! Их пришлось везти из соседнего Невасама, не иначе! Гроб был открыт, и в нем покоился пожилой военный в парадном мундире. Надо же, сколько орденов заслужил! Седые волосы веером лежали на подушке, ветерок шевелил пышные седые усы. Какой необыкновенно нарядный, респектабельный покойник. А папу не нашли. Не откопали, хотя там работала целая бригада магов-земельщиков. На месте нашего дома теперь голый пустырь.

Да я же его знаю! Я привстала с места. Это генерал Тобиас Блейз, его знаменитые усы! Любой ребенок знает прославленного героя пермитских войн! И к нам он заходил пару раз, папа что-то для него варил. Чаще приходил его адъютант, противный лощеный парень, при виде которого мама начинала многозначительно кашлять и подмигивать. Отправляла меня открыть дверь, будто это не обязанность лакея!

Омнибус тронулся, катафалк тоже, и я, не веря собственным глазам, увидела, как покойник чихнул, а потом почесал нос.

– Закрой рот, ворона залетит! – раздался веселый голос рядом и смешки. Девицы все-таки залезли наверх. Ну да, красоту надо показывать горожанам, несмотря на ветер и холод.

– Вы видели? Покойник шевельнулся! – я указала на катафалк.

– Что за бредни? Чушь! Тебе показалось! – раздались голоса, но все жадно уставились на гроб. Как назло, генерал лежал смирно, как порядочный мертвец.

– Бывает, что трупы шевелятся из-за напора гнилостных газов, – раздался рассудительный голосок одной из девиц.

– Фу! – остальные, как по команде, сморщили носики и прикрыли их надушенными платочками. – Смените тему!

Я встала и начала пробираться к выходу, не выпуская из поля зрения катафалк. Зачем решила его догнать и присоединиться к процессии? Не знаю. Зато сразу поняла, почему провожающие гроб не видели того, что увидела я с крыши омнибуса. Катафалк был высоким, с большими колесами.

Растерянно оглядывала лица сослуживцев и родных генерала. Они интересно, знают, что его хоронят живым? И главное, что мне теперь делать? Ни один жандарм мне не поверит! Я сама бы не поверила!

Подлетает взъерошенная девица и заявляет, что покойник жив, просто спит… да меня после этого из Патринваге не выпустят! Будут тщательно лечить холодными ваннами, ледяными обертываниями и розгами, чтоб не видела всяких глупостей и не беспокоила занятых людей при исполнении. У нас не любят тех, кто видит то, чего не видят другие. Хотя, например, ясновидение в почете, только это настолько редкий дар, что и парочки ясновидцев в стране не наберется. У них очередь на год вперед расписана.

Процессия медленно вползала в ворота центрального кладбища, а я ничего не могла придумать. Восемь дюжих гвардейцев в парадных мундирах спустили гроб с катафалка и понесли в часовню. Я поплелась следом. Черное длинное пальто уместно всегда, хотя мама одобрила красное… Служительница с метлой отошла в сторонку, пропуская гвардейцев. Я бросилась к ней.