Огненное сердце

Она только сейчас вырывает свою руку из моей хватки, и мне хочется, чтобы она немедленно вернула ее на место. Джемма устало проводит рукой по лицу.

– Это неправильно. Мы не вместе и не будем вместе.

Я засовываю руки в карманы и опираюсь на стену.

– Но сегодня ночью мы были вместе.

– Это было ошибкой и больше никогда не повторится.

– Если только ты не выпьешь текилки? Видимо, я тебя привлекаю только под ее влиянием, – нерадостно усмехаюсь я.

– Я не это имела в виду… – Джемма шумно выдыхает. – Это никак не относится именно к тебе. Прости, если…

– Не извиняйся, Сирена, – подмигиваю я, хотя внутри закипаю от множества непонятных чувств. – Я переживу.

Джемма нервно облизывает губы и пытается подобрать слова, в которых я, на самом-то деле, и не нуждаюсь. Вне зависимости от того, что скажет эта девушка, я все равно не отступлю. Потому что мне точно известно, что сегодняшняя ночь не была ошибкой. Так же, как известно, что текила не полностью затмила разум Джеммы. Она хотела меня, даже если отказывается это признавать.

– В моей жизни сейчас нет места отношениям.

– А я и не веду тебя под венец. – Я смотрю ей прямо в глаза, надвигаясь на нее. – Пока что.

Джемма выбрасывает руку вперед, пытаясь держать между нами дистанцию.

– Боже, будь серьезен хоть секунду.

Мы отводим друг от друга глаза в тот момент, когда меня обхватывает ураган маленьких рук. Я перевожу взгляд на девочку-подростка, и когда она поднимает голову, улыбаюсь во весь рот.

– Супер-Кот, – хихикает она.

– Собственной персоной. Как дела? Вижу, ты в полном порядке.

– Все хорошо. Мама и сестра еще приходят в себя, а мы с папой оказались самыми крепкими. – В моей груди теплеет от того, что все идут на поправку. Девочка переводит взгляд на Джемму и спрашивает: – Твоя Леди Баг?

В точку.

– Отказывается ей быть, – сдерживаю смех я.

– Ну и глупая, – хмыкает девочка.

Джемма закатывает глаза, но я вижу проблеск веселья на ее лице.

– Ладно, я пойду, а то папа меня потеряет. Если тебе потребуется новая Леди Баг, то зови меня, я соглашусь.

Она убегает, хихикая.

Джемма бормочет рядом со мной:

– Ну конечно, он очаровал даже подростка.

– Я спас их с сестрой сегодня. На курортном ранчо был большой пожар.

Джемма сразу же становится серьезной и, виновато прикусив губу, бормочет:

– Да, я слышала. Мне жаль.

– Обошлось без жертв.

Она встречается со мной взглядом, а потом выдавливает из себя слова так, будто изо всех сил пытается их не говорить:

– Ты в порядке?

Я щурюсь, пытаясь разгадать эту женщину. Почему она так сопротивляется доброте, нежности и чувствам, которые пытаются прорваться через ее стены, увитые колючей проволокой под напряжением?

– Буду.

– Что ж, я… – Она замирает, словно хочет сказать что-то важное, но в конце концов отступает к палате. – Пойду. Скоро меня отсюда выгонят. Я хочу побыть с ней еще немного.

Я киваю, но не двигаюсь с места.

Джемма обхватывает ручку двери и оглядывается на меня.

– Томас, – она поджимает губы. – Ты не можешь никому об этом сказать. Пожалуйста.

Ей не нужно уточнять, о чем именно. Обо всем. О ее маме. О ней. О нас.

Я становлюсь личным тайником Джеммы Найт, но почему-то мне кажется, что до главного откровения мне еще далеко. Ведь только чудо поможет узнать, что творится в душе этой девушки.

– Тебе не нужно меня об этом просить.

Я киваю и отступаю. Джемма снова поворачивается к двери, но на этот раз ее окликаю я.

– Джемма?

Она оглядывается, и мы смотрим друг на друга, кажется, целую вечность. Воздух между нами рябит и нагревается, пока наши глаза ведут какое-то безмолвное общение.

Я тяжело сглатываю и шепчу:

– Мне жаль.

– Мне тоже. – Она опускает свои глаза в пол и исчезает за дверью.

Мне тоже не нужно уточнять, что имеется в виду. Я не стал спрашивать, что именно случилось с ее мамой. Но не нужно быть гением, чтобы догадаться. А так как я не собираюсь оставлять Сирену в покое, то она обязательно расскажет мне подробности потом. В конце концов, мисс Найт ждет свадьбу. Так что я дождусь всех откровений Джеммы.

Я возвращаюсь в палату Гарри в подавленном состоянии. Ощущение такое, что меня целый день безостановочно переезжал грузовик. Я плюхаюсь в свое кресло и смотрю на друга, который тоже выглядит изнеможденным. Надеюсь, в своей сонной голове он не составляет список предсмертных желаний.

Я перевожу взгляд на кроссворд и тут же хватаю его, чтобы прочитать слово, которое написано в клетках чужим почерком. Взгляд возвращается к Гарри.

– Сюрприз, оказывается, твоя тайная поклонница кроссвордов – моя тайная девушка, у которой на меня аллергия.

Я возвращаюсь к кроссворду и читаю:

«Диагноз, который каждый раз дает тебе гугл при любых симптомах?». Три буквы.

Р А К.

И Джемме, к сожалению, этот ответ известен как никому другому.

Глава 7

Джемма

Я захожу в палату и сразу же иду в уборную. Мне нужно пару минут, чтобы собраться с мыслями и решить, как разгрести все то, что Томас сказал маме.

Она ведь не поверила в этот бред? Или она действительно уже подбирает себе платье на свадьбу, на которую хочет успеть перед своим, по ее мнению, запланированным отбытием на небеса?

Боже, я скоро либо сойду с ума, либо вколю себе литр успокоительного.

Полтора года назад мама узнала, что у нее рак молочной железы. Поставить меня в известность она не посчитала нужным, и я поняла, что все не на своих местах, когда навестила ее прошлым летом в Миссуле. Все изменилось в одно мгновение, когда я увидела, что у женщины, которая когда-то вскормила меня грудным молоком, больше нет груди…

Сказать, что мой мир рухнул – значит не сказать ничего. Подо мной буквально провалилась земля, поглотив меня в пучину обжигающей лавы. Я прошла все стадии принятия. Но на стадии злости я застряла надолго – горящей, разъедающей злости, которая трещала внутри, будто раскаленный металл.

Меня разрывали вопросы. Почему она скрыла? Почему решила бороться в одиночку? Разве она не знала, что я бы все бросила ради нее?

Возможно, все могло сложиться иначе, если бы мы изначально вместе боролись с этой дрянью под названием рак.

Может, многочисленные метастазы не распространились бы так стремительно, если бы лечение началось раньше. Сейчас болезнь уже охватила кости, печень, легкие… И я злюсь на все: на мир, на чертову судьбу, на то, что моя мама – мой самый близкий человек – оказалась в ловушке болезни, которую невозможно победить простым «выздоравливай».

Я узнала, что рак молочной железы – это не просто опухоль, это биологический враг с разными уродливыми лицами. У мамы агрессивная форма, тройной негативный рак, не поддающийся гормонотерапии и не имеющий таргетных точек. Ей назначили мастэктомию с удалением всей груди и множество курсов химиотерапии. После – иммунотерапию и даже пересадку стволовых клеток крови, чтобы попытаться дать организму хоть какую-то опору.

Я выучила слова, которые никогда не хотела знать: «неоперабельный», «прогрессия», «вторичные очаги», «резистентность». Я могу отличить паклитаксел от доцетаксела, знаю, как действуют PARP-ингибиторы и чем отличаются HER2+ опухоли от тройного негатива. Я словно получила медицинское образование – не по своей воле.

Но ни одно из этих знаний не дает мне ответов. Ни одно не приносит облегчения, когда я слышу, как она тихо стонет от боли. Ни одно не избавляет меня от слез, которые я проливаю только ночью, боясь, что утром вернусь в больницу и не обнаружу ее в палате. Ни одно не помогает мне понять, почему именно моя мама. Ни одно не возвращает мне ту женщину, которая раньше пела вместе со мной, читала сказки и учила, что в этом мире можно все исправить, если очень захотеть.

Оказывается, нельзя. Не все.

У меня нет уверенности в завтрашнем дне, не говоря уже про следующий месяц или год. У меня нет уверенности, что женщина, которая подарила мне жизнь, не умрет. Но я продолжаю вкладывать все силы в свой взгляд, в прикосновения и слова, чтобы мы верили, что все наладится. Я стараюсь… жить за нас двоих. Бороться за каждый ее вдох до тех пор, пока у меня самой не останется сил.

Иногда кажется, что мы убегаем от смерти, будто она живое существо, мчащееся за нами.

Я бегу, бегу, бегу.

Бегу с мамой на спине, но наши затылки то и дело покалывает от промерзшего, гнилого дыхания, предвещающего конец.

Но я отказываюсь сдаваться. Я отказываюсь думать о том, что у меня может не стать мамы. Я отказываюсь говорить ей «прощай». У нас впереди множество ярких событий. Она обязана прожить еще много лет, полных улыбок и сладкого дыхания жизни. Она обязательно должна подняться по своей любимой туристической тропе и насладиться видами Монтаны. Я хочу, чтобы мама когда-нибудь присутствовала на моей свадьбе и подержала на руках моего ребенка. Она будет самой лучшей бабушкой – я точно это знаю, потому что на свете нет мамы лучше нее.

Эта женщина отдала мне каждую частицу любви в своем сердце, воспитав меня в одиночку. Она могла валиться с ног, но никогда не отказывала мне в помощи. Поэтому я ни за что на свете не откажусь от нее, даже если мне придется пожертвовать собой.

Я смахиваю с щеки одинокую слезу усталости. Глубоко вдохнув, растягиваю губы в улыбке и возвращаюсь к маме. Она, видимо, задремала, пока паника снова и снова захлестывала меня, а Томас Саммерс испытывал мое терпение и выдержку.

Невыносимый мужчина. Просто невыносимый.

Однако… однако я не могу отделаться от вспышек воспоминаний о том, как его большие руки скользили по моему телу. Как губы оставляли ожоги на шее. Как мое сердце… было спокойно, но все равно трещало, будто раскаленное. Этой ночью я не плакала.

Не сказать, что я сожалею о том, что мы переспали. Это просто застало меня в врасплох. Мои чувства заставили меня нервничать. Я знаю себя. И мне точно известно, что если я не хочу мужчину, то никакая текила и уж точно никакая шляпа не заставят меня лечь к нему в постель.

Мама распахивает глаза, как только я сажусь в кресло.

– Поспи, – шепчу я, поглаживая ее хрупкую, как хрусталь, руку. – Я просто посижу еще, пока меня не выгнали.

– Я не спала. Просто глаза отдыхали.

Я усмехаюсь. Она тоже всегда пытается провести со мной как можно больше времени, даже если ее усталость слишком сильна. Иногда кажется, что мама утомляется даже от обычного разговора.

– Ну так что там с моим любимым мальчиком из Саммерсов? – Она удобнее устраивается на подушке, словно не может сдержать в себе энтузиазма.

Я закатываю глаза и вспоминаю утренний монолог Томаса. По моему позвоночнику бегут мурашки, а груди начинает жечь. Именно в тот момент моя паника достигла, наверное, апогея, ведь стало понятно – Томас Саммерс не из тех мужчин, которые забывают твое имя на утро. Он не из тех, кто принимает отказы. Я поняла, что могу быть слишком слаба перед его упрямством и харизмой, даже если все еще могу послать его к черту.

Будем честны. Вероятно, я поняла, что Томас опасен, еще тогда, когда наши взгляды пересеклись в баре.

– Он давно не мальчик.

– О, я заметила. Думаю, ты тоже. Судя по вашему сексуальному напряжению.