Огненное сердце

Я возвращаюсь в палату и стараюсь не думать о том, что впервые за все это время мне придется остаться дома после работы. Может, Марк разрешит взять дополнительные дежурства?

Нет, не разрешит. Он тоже уже проел мне весь мозг по поводу того, что я не вылезаю из пожарной части. Я либо на работе, либо здесь. Дома бываю редко. Там я один, и в голове без конца прокручивается единственное слово – «кома».

Даже здесь, рядом с Гарри, оно не так сильно давит. Потому что я могу видеть, как он дышит. Как кривая красная линия все еще бежит по монитору.

Я резко обрываю поток мыслей, когда взгляд падает на кроссворд, брошенный на стол.

Слово из шести букв.

В клетках появилось:

«у л и т к а :)»

– Я узнал, кто самый медленный на ранчо, – удивленно усмехаюсь я, бросая взгляд на Гарри. – Это улитка, дружище.

А вот кто дал мне эту разгадку – большой вопрос.

Глава 2

Джемма

Если вы хотите узнать все последние сплетни и срочные новости Флэйминга, то мой салон красоты – идеальное место. Не проходит и дня, чтобы какая-нибудь дама не изложила мне всю свою биографию во время стрижки или не выложила тайные, но, разумеется, абсолютно точные подробности о сыне своей соседки во время сложного окрашивания.

Хотя, если подумать, наша центральная площадь в обеденный час может переплюнуть салон и сойти за некое шоу или даже цирк, где все выясняют, кто кому изменил, а потом вдруг оказывается, что жена – вовсе и не жена, их дети приемные, а тетка по материнской линии вообще владела наркокартелем.

Во Флэйминге всегда весело.

И нет, насколько нам известно, здесь нет тетки-владелицы наркокартеля. Но зато есть сплетни, которые распространяются быстрее, чем Нил Локвуд появляется на месте преступления.

– Ты знала, что Гарри собираются отключить от аппаратов? – спрашивает моя клиентка Луиза, с которой мы вместе учились в старшей школе. Она дергает головой, чтобы посмотреть на меня в зеркале.

Я случайно (а может, и нет) слишком сильно оттягиваю ее светлые волосы брашингом, потому что она несет полную чушь.

– Его не собираются отключать. Кто тебе это сказал?

– Ох, я уже и не припомню.

– Тогда не болтай, если не уверена. Сплетни о семейных передрягах – это одно, а вот жизнь человека – совсем другое. Мы закончили.

Я выключаю фен и начинаю складывать инструменты в тележку.

– Ты не будешь пшикать меня лаком?

Я могу напшикать тебя своим ядом, ведь ты меня злишь.

– Секунду. – Я хватаю флакон, который давно собиралась выбросить: у этой фирмы отвратительный, едкий запах.

Луиза кашляет в тумане лака. Может, хоть теперь немного помолчит.

Я подхожу к своему администратору, Каре, сообщаю сумму к оплате и иду в подсобку.

Наверное, мне стоило бы быть приветливее. Такими темпами у меня скоро не останется ни одного клиента. Но подумаю об этом в другой день…

Я люблю этот городок, но иногда наши солнечные жители обжигают сильнее, чем здешнее лето – своими мнениями, суждениями и разговорами. Когда-то это больно ударило по мне. А теперь, когда моя жизнь в еще больших руинах, чем когда меня бросили у алтаря, как какую-то дворнягу, я намерена защищать себя и свою семью из двух человек так, как лев оберегает свой прайд.

Телефон не перестает вибрировать в кармане. Я достаю его и плюхаюсь в темно-синее бархатное кресло в подсобке. Моя спина ноет после десятичасовой смены.

На экране вспыхивает шквал уведомлений из чата «Дурка», куда меня любезно добавила Лили – уже местная городская девушка, с которой я, черт возьми, не собиралась сближаться. Но, боже, эта женщина как ураган. Но, похоже, стать моей подругой – теперь ее новая миссия. Я совершила большую ошибку, когда прошлой осенью позволила себе проявить каплю доброты, которую от меня почти никто не видит. Лили ухватилась за этот лучик, как за спасательный круг, и до сих пор не отпускает.

Скажу честно, она действительно классная. Хотя поначалу я невзлюбила ее. Мы пересеклись в один из худших дней моей жизни, и вся моя злость вылилась наружу раньше, чем я успела заглушить ее текилой или сексом. Хотя последний вариант не сработал бы в любом случае: мой партнер по злостному сексу без обязательств оказался по уши влюблен в Лили.

Вот такая у нас Санта-Барбара. Но мы во Флэйминге, так что не удивляемся.

На протяжении нескольких лет мы с Саммерсом разделяли общую боль и ненависть ко всему живому. Но как только я увидела, как Марк смотрит на Лили, то сразу поняла, что наше рандеву окончено.

Я не из тех, кто борется за внимание мужчины, когда его глаза смотрят лишь на одну девушку. И уж точно не из тех, кто влюбляется из-за секса «для здоровья».

Поэтому я сказала ему не тупить и сделать эту женщину своей. Это Марк и сделал. А я убедилась, что городская девушка не разобьет его сердце.

Несмотря на то, что я предпочитаю одиночество, у меня все же есть люди, за которых я беспокоюсь. И я всегда готова оторвать голову любому, кто обижает моих близких.

Телефон снова вибрирует, и, сделав глубокий вдох, я врываюсь в «Дурку», где Лили, Мия и Лола ведут бурные обсуждения девичника, который я собираюсь проигнорировать.

Лили: Может быть, мы отменим девичник, у меня лодыжки размером с воздушный шар, не говоря уже о том, что я в целом ощущаю себя ОГРОМНЫМ, МАТЬ ЕГО, ВОЗДУШНЫМ ШАРОМ. 

Мия: Не истери. Девичник не отменяем, нам и так пришлось уже несколько раз перенести его, потому что ты рыдала из-за того, что не можешь влезть в свои розовые платья. Так что это не обсуждается. Мы уже купили леденцы-члены. Нам надо их пососать.

Лола: Настроение — сосать карамельный член, потому что реальный невозможно найти.

Мия: Согласна.

Лили: Значит ли это, что я могу пропустить девичник и карамельные члены, если у меня есть реальный…….

Лола: НЕТ!

Мия: Ты сейчас серьезно решила заставить мой мозг воспроизводить картину, где ты сосешь член моего брата? 

Лили: Я вообще даже не говорила об этом. Ты сама додумала.

Мия: У меня всегда было богатое воображение.

Лили: Джемма, я вижу, что ты прочла сообщения. Ты так и не ответила: придешь ли сегодня вечером? Вообще-т, я тебя и не спрашивала, потому что ты бы сказала «нет» своим сучьим тоном, но я типа вежливая, поэтому считаю важным уточнить. 

Лили: И да, ты все еще не можешь сказать «нет».

Лили: У нас, как мы уже выяснили, будут карамельные члены. 

Мия: Джемма, я знаю, что ты тоже предпочитала член моего брата, но сегодня только карамельные.

Вот же маленькая сучка. Я беззвучно хохочу над ее отвратительным выпадом.

Лили: МИЯ! Ты опять что ли выпила озверин?

Лола: Ощущаю неловкость.

Я тоже, Лола, я тоже.

Джемма: Мия, думаю, что карамельные члены для тебя тоже станут спасением, ведь шериф все еще не арестовал тебя. 

Лола: Неплохо. Жму руку.

Мия: Мы друзья, он может арестовывать всех, кого хочет. Я не планирую надевать наручники.

Лола: А если они будут пушистыми?

Мия: Тогда можно подумать.

Лили: Сконцентрируемся, дамы. Вернемся к теме, раз уж девичник отменить невозможно. Как и эту свадьбу, где я должна натянуть на свое пузо платье, в котором буду выглядеть, как снеговик, то жду вас всех сегодня у себя дома. 

Я ничего не отвечаю, но Лили не сдается и пишет мне лично.

Лили: Джемма, если ты не придешь, то я расскажу всем, что ты умеешь плакать. 

Джемма: Ненавижу тебя.

Лили: Я тебя тоже. Целую.

Мне никак не отделаться от этого, не так ли?

Энергия Лили Маршалл заразительна, и, возможно, это именно то, что нужно после ужасной рабочей недели. Недели, когда я пахала, как проклятая, на трех работах.

– Джемма, возьмешь еще одного? – Кара заглядывает в подсобку и смотрит на меня своими умоляющими серыми глазами. Должно быть, пришел кто-то, кому она не может отказать.

Скорее всего, кто-то с красивой задницей.

Нет. Я устала. У меня болят ноги и спина. Сегодня было больше десяти клиентов. Осталось пять минут до закрытия. Я хочу ванную и теплую кровать.

– Конечно.

Потому что мне нужны деньги.

Я встаю, убираю телефон и иду вслед за Карой, которая поправляет свои русые волосы и на ходу наносит блеск для губ.

– Стрижка? – уточняю я.

– Стрижка и борода.

Черт возьми.

Еще и долбаная борода.

Я морщусь от боли во всех мышцах, когда думаю о том, что мне придется наклоняться, чтобы подстричь бороду тому, кто вынудил Кару делать себе экспресс-макияж.

Я выхожу в наш залитый теплым светом зал. Мне нравится, как несколько лет назад мы с мамой все здесь оформили. У нее всегда был вкус намного лучше моего, поэтому она помогала мне на каждом шагу – начиная с выбора полов из светлого дерева, обработанного под старину, и заканчивая светильниками в виде стилизованных обычных лампочек.

У меня в салоне множество растений, которые создают уют и ощущение, словно вы попали в какую-то оранжерею прошлого века. Все цветы тоже выбирала мама. А еще однажды она привезла с кантри фестиваля ретро-фотографии, отлично вписавшиеся в интерьер.

Что я буду делать, когда мне потребуется ремонт, а…

Я потираю грудь и запрещаю себе думать о том, что мама не доживет до ближайшего ремонта. Или ближайшего чего бы то ни было.

Я бросаю взгляд в зону ожидания и вижу широкоплечего мужчину, который своими большими руками листает журнал с модными окрашиваниями этого года.

– Что-то приглянулось?

Томас отрывает взгляд от страницы и приветствует меня легкой улыбкой, при которой Кара не может сдержать мечтательный вздох.

– Думаю над балдаяжем.

– Балаяжем, – безэмоционально произношу я и взмахом руки приглашаю Томаса к креслу и раковине, чтобы вымыть его шевелюру.

Он встает во весь свой гигантский рост, расправляя плечи, и развязной походкой идет рядом со мной. Кара роняет ручку.

Я бросаю на нее грозный взгляд, чтобы она уже, черт возьми, взяла себя в руки.

Томас Саммерс является воплощением ярких улыбок, ослепительных подмигиваний и обладателем игривого вечно-позитивного настроения. Этот мужчина может очаровать даже самую вредную старушку Флэйминга, героически переведя ее через дорогу и бросив ей комплимент, свидетельствующий о ее молодости.

Мы с Томасом знаем друг друга, наверное, всю жизнь. Я ходила в один детский сад и школу с его сестрой, поэтому до сих пор помню, как однажды Мия лет в тринадцать в красках рассказывала, что Томас занимался сексом на своем письменном столе со Стеллой Маккартни.

Даже моя мама всегда таяла от Томаса, говоря мне, что у мужчин Саммерс есть особая энергетика, заставляющая женщин забывать свое имя.

Я воспринимаю его хорошим знакомым, который всегда на виду и приветствует меня взмахом руки, как и любой житель города. Или же я так думала, пока в один «прекрасный» день его глаза не прожгли во мне дыры.

– Ты запустил себя, Саммерс, – ворчу на него, когда он устраивается в кресле.

Я распределяю шампунь по волосам, делаю массаж головы и намыливаю густые пряди шоколадного цвета. Пальцы пробегают от висков к теменной части, затем – ото лба к затылку.

Глаза Томаса с бесстыдно длинными черными ресницами закрываются, и он стонет. Хрипло и с такой глубиной, что по моим рукам на мгновение пробегают мурашки. От этого стона может сдаться без боя половина женского населения Флэйминга, так что я не буду винить себя за эту мимолетную слабость.

– Джемма, я сейчас скончаюсь от наслаждения прямо в этом кресле.

Еще один стон.

– Тихо ты, – я шикаю, – а то люди нас не поймут.

А Кара потеряет свои трусы прямо за стойкой администратора.

Томас распахивает свои глаза насыщенного зеленного цвета и смотрит на меня снизу вверх. Этот взгляд не невинный. Нет… Он наполнен лукавством и бесстыдным флиртом с разрушительными флюидами Саммерса.

– Можно тебя нанять как личную помывчицу головы? – Томас игриво вздергивает одну бровь.

Мы смотрим друг на друга пару секунд, которые резко начинают тянуться чересчур долго. Взгляд Томаса становится слишком напряженным, слишком пристальным, поэтому я переключаю внимание на его волосы и откашливаюсь:

– Не думаю, что существует такая должность.

Я вытираю ему голову, а он непринужденно пожимает плечами, словно у нас только что не было непонятной битвы взглядами.

– Ну, я только что ее придумал. Значит, есть.

Мы перемещаемся в парикмахерское кресло из гладкой кожи приятного карамельного оттенка, и я приступаю к работе.

Томас время от времени закрывает глаза, словно борется со сном, а потом решает завести светскую беседу. Хотя я бы предпочла молчать. А еще я бы не отказалась сесть в соседнее кресло и проспать несколько суток.

– Ты уже слышала, что старушка Роуз забросала снегом машину Бена?

Боже, эти двое не могут поделить свою общую подъездную дорожку на протяжении полувека.

– Стоит отметить творческий подход Роуз. Она вылепила из снега огромный член на капоте. У Нила есть фото, ведь Бен вызвал полицию ради такого ужасающего преступления.

Я сдерживаю смех.

– Нил арестовал Роуз?

– Конечно, нет. Провел с ней очередную беседу и сбил огромным снежком член с капота.

Я заканчиваю со стрижкой, превращая Томаса из дровосека в мужчину с эффектом ветра в волосах. Длина не слишком короткая, но и не достигает мочек ушей.

Я встаю перед ним и приступаю к бороде. Наши с Томасом взгляды снова встречаются, когда мне приходится наклониться. Он тяжело сглатывает, слишком долго пытаясь найти что-то в моих глазах.

Я поворачиваюсь к зеркалу и проверяю свой внешний вид. Все в порядке. Темные волосы аккуратно убраны в высокий конский хвост, черные стрелки все еще не потекли и создают эффект кошачьих глаз. Что не так?

Я хмурюсь, разворачиваюсь к нему и продолжаю работу.

– Как дела у Гарри? – теперь моя очередь заводить беседу, чтобы отделаться от этого тревожного ощущения внутри.

– Стабильно. Максимально ровно. – Он ладонью демонстрирует горизонтальное положение. – Во всех смыслах.

Он старается шутить, но в его глазах вспыхивает такая печаль вперемешку с отчаянием, что эти эмоции слишком сильно похожи на мои.

– Он справится, Томас, – говорю я сквозь ком в горле.

Наверное, я не должна такое утверждать, но по собственному опыту знаю, что если не верить в выздоровление близкого, то можно не подняться на следующее утро с кровати.

Он откашливается.

– Да, он сделает это.

Пару мгновений Томас находится где-то в своих мыслях, а потом вдруг спрашивает:

– Ты случайно не знаешь, что делает трава, когда ты на нее не смотришь?

Я моргаю пару раз, удивленная этим вопросом, и заканчиваю подстригать бороду, оставляя совсем немного длины.

– Мы с Гарри так и не смогли сегодня разгадать это слово в кроссворде, – поясняет он. – Хотя я уверен, что он знал, просто не стал мне говорить. В слове шесть букв.

Я наклоняюсь чуть ниже, чтобы побрить места на шее и челюсти. Неожиданно Томас резко дергается, и я отскакиваю, крепко сжимая т-образную опасную бритву в одной руке, а другую прикладывая к сердцу.

– Боже, Томас! – выкрикиваю я. – Я могла поранить тебя.

Он медленно переводит взгляд с зеркала на мое наверняка испуганное лицо. Я оглядываюсь через плечо, пытаясь понять, что он там увидел, но ничего не нахожу. Поправляю задравшуюся футболку, оголившую поясницу, и возвращаю убийственный взгляд мужчине, который ведет себя очень странно.

– Прости, – тихо говорит он.

Я хмурюсь, ничего не отвечаю и заканчиваю работу с бешено колотящимся сердцем.

– Готово, теперь ты можешь пойти и сразить Кару наповал, если она еще не залила слюнями кассу, – шепчу я, чтобы разрядить обстановку.

Он криво ухмыляется и встает с кресла.

– Не в моем вкусе. Но если что, я помогу тебе помыть пол.

Клянусь, подмигивание, которое он мне дарит, обладает каким-то спецэффектом. Ну знаете, «дзинь», как в мультиках, или типа того.

– Ну и кто в твоем вкусе, Саммерс? Лола?

Я убираю рабочее место, пока он стоит рядом.

– Нет, – Томас почесывает высок, но отвечает уверенно.

– Мне казалось, что она питает к тебе нежные чувства. – Я заканчиваю с уборкой и поправляю кресла, разворачивая их ровно напротив зеркал.

– Однако я никогда не давал поводов думать, что испытываю то же самое к ней.

Я ничего не отвечаю, потому что, если задуматься, это действительно так. Томас дружит с Лолой, но почему-то все решили, что он не замечает или подавляет в себе симпатию к ней, однако ни разу никто не подумал, что может быть, он просто… добр, вежлив? Не хочет ее обижать?

Это логично, ведь Саммерсы, Локвуды и Эвансы дружат поколениями. Их предки основали наш город. Лола Эванс, дочь мэра, – милая девушка с нежно-розовыми волосами, и я могу понять, почему она влюбилась в такого мужчину, как Томас. От него на несколько миль веет безопасностью.

В общем, это не мое дело. Если бы не Лили, я бы вообще не имела никакого отношения к их компании.

– Ты на машине? – спрашивает Томас, когда подходит к стойке администратора, чтобы расплатиться.

– Нет.

Ведь в нынешних реалиях мой бюджет настолько ограничен, что я не могу позволить себе даже лишнюю поездку на машине, чтобы не тратить бензин зря. Мне нужно как-то добираться до Миссулы раз в неделю, поэтому приходится ходить по Флэймингу на своих двоих.

– Тебя подвезти? У меня смена, но я слышал, что у вас сегодня девичник. Я бы мог доехать до Марка и как раз захватить его на работу, чтобы он оставил свою машину вам, девочкам, если вечеринка дома станет слишком скучной, – он ухмыляется, сверкая ямочками на щеках, скрытыми за теперь уже аккуратной щетиной.

– Не думаю, что Лили изъявит желание куда-то пойти, – пожимаю плечами я. – По плану у нас просмотр фильмов, детское шампанское и карамельные чл…

Я чуть ли не рукой захлопываю себе рот. Чертовы члены.

– Карамельные… что?

– Леденцы, – отмахиваюсь я.

– Там было слово на «ч». Я стал хорош в кроссвордах. Сколько букв? – Он игриво постукивает пальцами по стойке. Кара пялится на его мускулистые руки.

– Я больше ничего не скажу, Саммерс, и перестань сверкать улыбкой, которой ты сражаешь весь город. Она на меня не действует.

Он поджимает губы, сдерживая смех, а потом молча расплачивается.

Когда я выхожу из подсобки после того, как переоделась и взяла сумку, Томас все еще здесь.

– Я не просила тебя ждать. Мне не мешало бы прогуляться.

Ложь.

Я бы отдала все на свете, чтобы меня телепортировали из салона на диван, но находиться в одной машине с этим мужчиной, который смотрит на меня то подозрительно, то игриво, – слишком опасно.

– Если хочешь отморозить себе задницу – вперед, – он надевает куртку и бейсболку, направляясь к выходу такой уверенной походкой, словно знает, что я все равно последую за ним.

– Ты прав, мне слишком дорога моя классная задница.

И я действительно иду за ним. Бесплатные поездки в мороз на дороге не валяются.

– Вот это задница, – еле слышно выдыхает позади нас Кара.

Чью именно пятую точку она оценила – неизвестно. Но могу предположить, что явно не мою, потому что у Адониса передо мной задница на сто из десяти.

– Не забудь включить сигнализацию, Кара, – я пригвождаю ее взглядом к стойке администратора и выхожу за дверь.

Мы подходим к темно-синему пикапу с открытым кузовом и забираемся внутрь. От холода я дрожу так сильно, что стучат зубы.

– Сейчас станет теплее, – говорит Томас, направляя все воздуховоды в мою сторону.

– Все в порядке. Мне не холодно.

В ответ доносится раскатистый смех.

– Именно поэтому ты села на свои ладони.

Я достаю руки из-под ягодиц и кладу их на колени.

Томас качает головой и поворачивает руль, выезжая на дорогу. Почти весь путь мы храним молчание, чему я безумно рада. Никогда не думала, что этот человек так мастерски может сбивать с толку одним своим пристальным взглядом и этой проклятой улыбкой. Он всегда казался милым. Относительно. Точно намного милее Марка. Но, может, я недооценила его…

Я знаю, почему нервничаю рядом с ним, и нужно как можно скорее перестать это делать, чтобы не приковывать к себе еще больше «пристальных взглядов».

Мой телефон вибрирует, и я, задумавшись и не глядя на экран, отвечаю на звонок. Вежливая девушка, которая на самом деле не такая уж и вежливая, оповещает меня радостным голосом:

– Напоминаем, что через два дня вы должны внести ежемесячную сумму по медицинскому кредиту размером…

Я сбрасываю звонок, потому что кто, черт возьми, не помнит свою сумму по кредиту? Все ее помнят. Просто игнорируют, чтобы не падать в обморок.

Я пишу гневное сообщение на одну из своих работ.

Джемма: Где мои деньги, придурок?

Рон-Иуда: Скоро. Следи за языком.

Джемма: Ты должен мне.

Рон-Иуда: Джемма, детка, это ты должна мне.

Я сжимаю телефон так сильно, что корпус до боли вдавливается в ладонь. Я уже ничего не должна этому мудаку. Однако он – моя единственная возможность заработать нужную сумму.

Джемма: Я давно не твоя «детка». Как и давно ничего тебе не должна. Жду деньги до вечера, иначе на следующей неделе не жди меня.

Рон-Иуда: Какие пустые угрозы. Мы оба знаем, что ты все равно выйдешь на работу. Деньги будут завтра утром.

Приходя в бешенство, я ударяюсь головой о сиденье.

– Кто он?

Я чуть ли не подскакиваю на месте. Боже, я так затерялась в усталости, мыслях и гневе, что совсем забыла о Томасе.

– Кто?

– Человек, который тебя так расстроил и разозлил. – Томас сжимает руль чуть крепче. Кожа скрипит под его ладонями.

– Я не расстроенная и не злая, – огрызаюсь, явно злясь, и поджимаю губы.

– Ты всегда злая, просто сейчас больше среднего показателя. – Он постукивает указательным пальцем по рулю.

Я фыркаю, поворачиваясь к окну.

– О, так ты замерял мои показатели злости?

Когда мы уже приедем?

– По десятибалльной шкале ты чаще всего находишься на пятерке. Сейчас твердая десятка.

– Заткнись, Томас.

В ответ он пропускает смешок.

Мы наконец-то добираемся до дома Лили и Марка, и я уже собираюсь пулей вылететь из этой медленной машины, но Томас обхватывает мое запястье своей горячей ладонью. Я прерываю побег, оглядываясь на него. Перевожу взгляд на наши руки и возвращаю взгляд к его лицу, вздернув одну бровь в немом вопросе: «Какого черта?».

– Ты же знаешь, что, если у тебя проблемы, ты можешь обратиться к своим друзьям?

– У меня нет друзей, Саммерс. – Вырываю свою руку и выхожу из машины.

Я знаю, что Томас не заслуживает такой грубости. Чаще всего ее никто не заслуживает. Но так легче оградить себя от всех людей, на которых я не хочу надеяться, рассчитывать и возлагать ожидания, которые потом разобьются вдребезги.

Я глубоко вдыхаю холодный воздух, затем разворачиваюсь и стучу в окно машины. Оно опускается, и этот мужчина снова одаривает меня своей мегаваттной улыбкой. Его вообще хоть что-то может обидеть?

– Что-то забыла?

– Свое десятибалльное злое настроение, сейчас заберу и пойду портить его остальным, но есть кое-что еще… – Я опираюсь на дверь. – Растет.

Томас хмурится и поправляет бейсболку. Почему он вообще в ней в конце зимы?

Не твое дело, Джемма.

– Что?

– Что делает трава, когда ты не смотришь? Растет. Шесть букв.

Он потирает подбородок, скрывая вновь рвущуюся на свободу улыбку. Я не отвечаю ему такой же радостью и просто направляюсь к дому. Он кричит мне в спину:

– Члены.

Я резко торможу и оборачиваюсь на дикого человека, решившего прокричать такое в городе, где у каждого человека сверхчувствительный слух.

– Карамельные члены. Слово на букву «ч». Пять букв.

Я качаю головой и глубоко вдыхаю, сохраняя маску равнодушия.

В этот момент из дома выходит Марк и переводит хмурый взгляд с меня на своего брата.

– Не могли бы вы не орать на всю Монтану слово «член»?