(Без) Права на ошибку

Алла Нестерова

(Без) Права на ошибку

Глава 1

Я сидела в кухне, обхватив ладонями горячий стакан с чаем, пытаясь согреть озябшие пальцы. За окном январский мороз расписал стекло тонкими, почти кружевными узорами, а город утопал в белой тишине, словно мир замер, затаив дыхание. После суточного дежурства в детской больнице, где я, врач-педиатр, успокаивала капризных малышей и их встревоженных родителей, тело гудело от усталости. Но внутри меня бушевала буря – страх, боль и холодное, липкое предчувствие, от которого сердце сжималось в тугой комок. Чай, пахнущий мятой и бергамотом, уже не спасал – его тепло не могло пробиться сквозь ледяной панцирь, сковавший меня изнутри.

В десять утра телефон завибрировал, высветив сообщение с незнакомого номера. Мой муж, Александр, врач-хирург, сегодня тоже дежурил, но его задержала срочная операция, и я уехала домой одна, не дождавшись его. К сообщению были прикреплены три фотографии. Я открыла их, и пальцы задрожали так, что телефон чуть не выпал из рук. Мир вокруг будто треснул, как тонкий лёд под ногами, и я почувствовала, как земля уходит из-под ног.

На первом снимке Александр обнимал женщину у входа в кафе «Пушкин». Его рука лежала на её талии – слишком низко, слишком интимно, с той уверенностью, которая не оставляла места для сомнений. На втором они смеялись, глядя друг на друга, их лица почти соприкасались, и в этом взгляде не было ничего дружеского – только тепло, которое когда-то принадлежало мне. Третий снимок ударил сильнее всех: их губы были в миллиметре друг от друга, его пальцы запутались в её тёмных волосах, а её рука покоилась на его груди, словно отмечая право собственности. Я узнала её – Марина, его ассистентка из операционной. Та самая, с которой он «обсуждал сложные случаи» до поздней ночи, пока я ждала его дома, убеждая себя, что это просто работа.

Подпись под фотографиями гласила: «Встреча в кафе «Пушкин» сегодня вечером, в 18:30. Не пропустите!» Каждое слово звучало как насмешка, как вызов. Кто-то очень хотел, чтобы я это увидела. Коллега из больницы, которая давно косилась на меня с жалостью? Или кто-то из друзей Александра, решивший, что я должна знать правду? Но в глубине души я была уверена: это она, Марина. Ей надоело быть в тени, на правах любовницы, и она решила положить этому конец, поставив меня перед фактом. Эта мысль кольнула, как игла, но сейчас было не до того.

Сердце колотилось, отдаваясь в висках, дыхание стало рваным, а в груди разрастался холод, будто лёгкие сковало льдом. Я сжала кулаки, и ногти впились в ладони, оставляя жгучие полумесяцы. Боль была реальной, она держала меня на плаву, не давая утонуть в отчаянии. Два года. Всего два года брака. Как он мог? Или это началось раньше? Может, их связь тянется ещё со времён, когда мы только начали встречаться, когда я, ослеплённая любовью, не замечала ничего вокруг? Эта мысль резала, как скальпель, которым Саша так ловко орудовал в операционной.

Теперь всё складывалось в пугающе ясную картину: его поздние возвращения, отговорки про «срочные операции», отменённые ужины, его отстранённость и резкость в последние месяцы. Я вспомнила, как он отмахивался от моих вопросов о Марине. «Она отличный специалист, нам повезло, что она в нашей команде», – говорил он, а я, наивная, верила. Уговаривала себя, что его холод – это просто усталость, что наш брак крепок, что он меня любит. Как же я ошибалась. Каждая его отговорка теперь казалась ложью, каждый взгляд – маскировкой.

Я медленно поднялась из-за стола, чувствуя, как решимость пробивается сквозь боль, как росток через асфальт. Разум шептал: не торопись, дождись вечера, поговори спокойно. Но сердце кричало: действуй! Верни себе контроль над своей жизнью. Месть? Нет, не месть. Мне нужна правда. Я должна увидеть их своими глазами, убедиться, что это не ошибка, не чья-то злая шутка. Я должна услышать, как он объяснит это предательство, если вообще сможет.

Я подошла к окну. Снег мягко оседал на подоконник, укрывая его пушистым покрывалом. За окном всё было тихо, почти волшебно, как в детских сказках, но внутри меня рушился мир. Сегодня вечером я пойду в кафе «Пушкин». Увижу их. Услышу, как он оправдывается, если у него хватит смелости. А потом… потом я решу, что дальше. Может, я уйду, начну всё с чистого листа. Может, останусь и буду бороться за то, что ещё можно спасти. Но одно я знала точно: как прежде уже не будет. Моя спокойная, размеренная жизнь только что рухнула, и осколки её ещё звенели в ушах.

Я вернулась к столу, взяла телефон и снова открыла фотографии. Каждая деталь жгла сердце раскалённым железом: его улыбка, такая родная и теперь такая чужая, её рука, небрежно лежащая на его плече, их взгляды, в которых было то тепло, которое он когда-то дарил мне. Я выключила экран и закрыла глаза. В голове мелькали лица малышей, которых я лечила этой ночью, их доверчивые глаза, их родители, смотревшие на меня с надеждой. Я всегда находила силы быть для них опорой, даже когда сама еле держалась. Но сейчас… смогу ли я найти силы быть опорой для себя?

Я допила остывший чай, оставивший горьковатый привкус на языке, и пошла в спальню. На комоде стояла наша свадебная фотография. Мы были такими счастливыми: я в белом платье, с сияющей улыбкой, он в строгом костюме, с той самой улыбкой, которая теперь принадлежала другой. Я взяла рамку, провела пальцем по стеклу, чувствуя холод поверхности. «Как ты мог, Саша?» – прошептала я. Голос дрогнул, но слёз не было. Вместо них внутри росла пустота, холодная и тяжёлая, заполняя всё, как свинец.

А что, если я ошибаюсь? Что, если это просто момент слабости, а не предательство? Я вспомнила, как мы мечтали о будущем: о детях, которые будут бегать по дому, о маленьком домике у моря, где мы будем встречать закаты, о том, как будем вместе стареть, смеясь над своими морщинами. Неужели всё это было ложью? Или это я позволила нам отдалиться, погрузившись в работу, в бесконечные дежурства, в попытки спасти всех, кроме нас самих? Нет, я не буду винить себя. Он сделал выбор. И теперь я должна сделать свой.

Я аккуратно поставила рамку на место, словно прощаясь с той версией нас, которая осталась только на фотографии. Глубоко вздохнула, выпрямляя спину. Что бы ни ждало меня в этом кафе, я справлюсь. Я всегда справлялась. Пусть сердце разрывается, пусть мир рушится – я найду в себе силы шагнуть вперёд.

И в этот момент тишину разорвал резкий звонок телефона. Я вздрогнула, будто вырванная из транса. Экран засветился, и я увидела тот же незнакомый номер. Сердце замерло. Что ещё они хотят мне показать? Я замерла, глядя на телефон, который продолжал вибрировать на столе, словно бомба, готовая взорваться.

Глава 2

Я смотрела на вибрирующий телефон, не решаясь ответить. Рука замерла в воздухе, пальцы дрожали. После пятого гудка я всё же нажала на зелёную кнопку.

– Алло? – голос прозвучал хрипло, словно не мой.

Молчание. Только чьё-то дыхание в трубке, размеренное, спокойное. Потом мужской голос, низкий, с лёгкой хрипотцой:

– Ника? Это Сергей, муж Марины. Вы получили фотографии?

Кровь застыла в жилах. Муж Марины? У неё есть муж? Я судорожно сглотнула, пытаясь найти слова.

– Да, – выдавила я. – Получила.

– Нам нужно встретиться, – его голос звучал устало, словно он долго решался на этот звонок. – У меня есть ещё материалы. Думаю, нам обоим будет полезно поговорить.

Я закрыла глаза. Значит, не я одна. Мы оба – обманутые, преданные, брошенные. Странное чувство солидарности с незнакомцем захлестнуло меня.

– Где? – спросила я, удивляясь собственной решимости.

– Кофейня «Маяк» на Тверской. Через два часа. Я буду в чёрном пальто, за столиком у окна.

Он отключился, не дожидаясь ответа. Я опустила телефон и посмотрела на часы. Половина одиннадцатого. До встречи с ним – два часа, до вечернего свидания в «Пушкине» – семь часов. Семь часов до момента истины.

Я быстро приняла душ, позволив горячей воде смыть усталость после дежурства. Надела тёмные джинсы, серый кашемировый свитер, накинула чёрный пуховик. В зеркале на меня смотрела бледная женщина с тёмными кругами под глазами и решительным взглядом. Я нанесла немного туши и румян – не для красоты, а чтобы выглядеть живой, чтобы не вызывать жалость у незнакомца.

Выйдя на улицу, я вдохнула морозный воздух. Он обжёг лёгкие, но это было приятно – физическая боль отвлекала от душевной. Снег хрустел под ногами, город жил своей жизнью: спешили прохожие, сигналили машины, смеялись дети, катаясь с горки в соседнем дворе. Жизнь продолжалась, безразличная к моей трагедии.

«Маяк» встретил меня запахом свежесваренного кофе и корицы. Я сразу увидела его – мужчина лет тридцати пяти, с короткими тёмными волосами, тронутыми сединой на висках, сидел у окна, глядя на улицу. На нём было чёрное шерстяное пальто, а на столе перед ним стояла чашка эспрессо, к которой он, похоже, не притронулся. Его лицо, с резкими чертами и глубокой складкой между бровей, выдавало усталость и сдерживаемую боль. Когда я подошла, он поднял голову. Карие глаза встретились с моими, и в них я увидела отражение собственного отчаяния.

– Ника? – спросил он, приподнимаясь.

Я кивнула и села напротив. Официантка подошла почти сразу. Я заказала капучино, больше для вида – сомневалась, что смогу что-то проглотить.

– Сергей, – представился он, хотя мы оба знали, кто есть кто. – Спасибо, что пришли.

– Как вы узнали? – спросила я без предисловий, стиснув пальцы под столом.

Он достал телефон, пролистал что-то и протянул мне. На экране – переписка в мессенджере. Я узнала фото Саши в кружочке аватарки. Сообщения были откровенными, интимными. Мой муж писал его жене о том, как скучает, как хочет её видеть, как тяжело притворяться дома. Были и более личные строки – о том, как он мечтает увести её на выходные в загородный дом, как устал от «двойной жизни». Последнее сообщение датировано вчерашним вечером: «Завтра в половине седьмого на нашем месте. Очень соскучился».

– Она забыла телефон дома, – пояснил Сергей, глядя в стол. – Я искал зарядку для своего и случайно открыл её чаты. Сначала думал, что это ошибка, что я неправильно понял. Но потом нашёл их переписку за последние три года. – Он замолчал, сжав кулаки так, что костяшки побелели. – Мы женаты четыре года. Она начала мне изменять спустя всего год после свадьбы. Я думал, что у нас всё хорошо, что она просто занята на работе. А я… я был слишком занят своими проектами, чтобы заметить.

Его голос дрогнул, и он отвёл взгляд к окну, словно пытаясь скрыть эмоции. Я заметила, как напряглись его плечи, как он сжал челюсти, будто сдерживая крик.

– Почему вы прислали мне фотографии? И откуда они у вас? – спросила я, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё кипело.

– Я не хотел, чтобы вас продолжали обманывать, – ответил он, наконец посмотрев на меня. – Фото мне прислали вчера вечером, с незнакомого номера. Не знаю, кто это. Кто-то, кто знает их обоих, кто знает о нас. Я пытался звонить на этот номер, но он отключён. – Он покачал головой, словно хотел стряхнуть неприятные мысли. – Сначала я думал, что это кто-то из коллег Марины, может, кто-то из больницы, кто заметил их и решил… не знаю, наказать? Предупредить? Но чем больше я думаю, тем меньше понимаю, зачем это кому-то нужно.

Мы оба замолчали, осознавая странность ситуации. Кто-то третий знал об их романе и решил вмешаться. Но кто? И зачем? Коллега, завидующий Марине? Друг Александра, решивший, что правда лучше лжи? Или кто-то, кто просто хотел разрушить всё, что у нас было?

– Что вы собираетесь делать? – спросил Сергей, отпивая глоток остывшего эспрессо.

– Пойду вечером в «Пушкин». Хочу увидеть всё своими глазами.

– Я тоже, – кивнул он. – Может, вместе?

Я посмотрела на этого незнакомца, который за час стал самым близким человеком – единственным, кто понимал мою боль. В его глазах я увидела то же отчаяние, ту же решимость, то же нежелание сдаваться без боя.

– Вместе, – согласилась я.

Мы ещё час сидели в кофейне, делясь деталями, которые теперь складывались в очевидную картину. Сергей рассказал, как Марина в последние годы стала отстранённой, как она начала избегать совместных поездок, ссылаясь на работу. Он вспомнил, как однажды нашёл в её сумке чек из ресторана, где они с Александром, видимо, ужинали, но тогда он не придал этому значения, решив, что это была рабочая встреча. Он говорил о том, как пытался спасти их брак, как предлагал ей съездить в отпуск, начать всё сначала, но она лишь отмахивалась, говоря, что слишком занята. Его голос был ровным, но я видела, как тяжело ему держать себя в руках.

– Я проектирую дома, – сказал он в какой-то момент, словно пытаясь отвлечься. – Знаете, это странно. Я могу построить здание, которое простоит сто лет, но не смог построить семью, которая продержалась всего четыре года.

Я не знала, что ответить. Моя боль была слишком свежей, слишком острой, чтобы находить слова утешения. Но я чувствовала, что мы с Сергеем – как два солдата на одном поле боя, связанные общей бедой.

Когда мы прощались у дверей кофейни, Сергей протянул мне визитку. «Сергей Варламов, архитектор» – было написано на плотной белой бумаге, с чётким шрифтом и минималистичным дизайном, который выдавал его профессию.

– Мой номер, – сказал он. – Встретимся в половине седьмого у «Пушкина»?

– До вечера, – ответила я, убирая визитку в карман.

По дороге домой я думала о странности судьбы. Утром я была просто уставшим врачом после тяжёлого дежурства. А теперь у меня есть союзник в этой войне за правду, человек, с которым нас связала чужая ложь. Дома я легла на диван, закрыв глаза. До вечера оставалось шесть часов. Шесть часов до момента, когда я увижу их вместе, услышу их смех, стану свидетелем их счастья, построенного на обломках наших браков. Но теперь я была не одна. Мы с Сергеем – два обманутых человека – вместе войдём в это кафе и потребуем ответов.

Телефон завибрировал. СМС от Саши: «Задерживаюсь на работе. Не жди с ужином. Люблю».

Люблю. Это слово резануло острее ножа. Я отбросила телефон и уставилась в потолок. Шесть часов. Всего шесть часов до правды.

Глава 3

Снег падал крупными хлопьями, оседая на моём чёрном пуховике и волосах, но я не стряхивала его. Холод прояснял мысли, удерживал меня от того, чтобы сорваться в пропасть эмоций. Я стояла у входа в кафе «Пушкин», чувствуя, как сердце бьётся в груди, словно молот о наковальню. Сегодня я увижу правду. Сегодня я узнаю, кем стал мой муж.

– Ника, – голос Сергея раздался за спиной, низкий и твёрдый, как гранит.

Я обернулась. Он стоял в нескольких шагах, в чёрном пальто, с тёмными волосами, припорошёнными снегом. Его карие глаза горели холодной решимостью, но в них плескалась та же буря, что раздирала меня изнутри. Этот человек, ещё утром чужой, теперь был моим союзником в этой войне за правду.

– Готова? – спросил он, и в его голосе не было ни тени сомнения.

– Да, – ответила я, выпрямляя спину. Мой голос звучал спокойно, но внутри я стиснула боль, как кулак, не давая ей вырваться наружу.

Мы вошли в кафе «Пушкин» вместе, плечом к плечу. Тёплый свет свечей, аромат свежесваренного кофе и звуки скрипичного концерта Вивальди встретили нас, но всё это казалось декорацией к нашей личной трагедии. Официант шагнул навстречу, но я жестом отмахнулась, давая понять, что мы сами найдём свой путь. Мой взгляд обшаривал зал, пока не остановился на дальнем углу.

Они были там. Александр, мой муж, сидел спиной ко входу, но я узнала бы его даже в темноте – эти широкие плечи, лёгкий наклон головы. Напротив него – Марина, в облегающем чёрном платье, с идеально уложенными тёмными локонами. Она что-то рассказывала, её руки порхали в воздухе, а он смеялся – тем самым смехом, который когда-то был моим, а теперь принадлежал ей. Их мир казался таким уютным, таким самодостаточным, словно нас с Сергеем никогда не существовало.

Сергей тронул меня за локоть, его прикосновение было лёгким, но твёрдым, как напоминание: мы здесь не для того, чтобы отступить. Я кивнула, и мы двинулись к их столику. С каждым шагом мир сужался, звуки кафе – звон бокалов, гул разговоров, скрип стульев – растворялись, оставляя только стук моего сердца и хруст собственных шагов.

Марина заметила нас первой. Её глаза расширились, губы замерли, а бокал с вином, который она подносила ко рту, повис в воздухе. Александр, уловив её реакцию, начал оборачиваться. Его взгляд встретился с моим, и я увидела, как в нём мелькнул страх, тут же сменившийся холодной маской.

– Добрый вечер, – сказала я, удивляясь твёрдости своего голоса. Боль кипела внутри, но я не позволяла ей вырваться. Не здесь. Не сейчас.

– Ника? – Александр прищурился, его тон был пропитан раздражением, словно я вторглась в его личное пространство. – Что ты здесь делаешь?

– Интересный вопрос, – ответила я, скрестив руки на груди. – А ты? Уютный вечер с коллегой? Или уже не просто коллегой?

Марина поставила бокал на стол, её движения были резкими, почти вызывающими. Она подняла подбородок, и в её глазах вспыхнул циничный огонёк.

– О, Ника, не начинай, – её голос был сладким, как патока, но с ядовитым привкусом. – Не надо драматизировать. Это просто ужин.

– Просто ужин? – Сергей шагнул вперёд, его фигура казалась ещё массивнее в тусклом свете. Его голос был холодным, как зимний ветер, и в нём чувствовалась сталь. – Тогда объясни, Марина, почему твой телефон полон сообщений от этого человека? – он кивнул на Александра. – Сообщений, которые ты прятала от меня три года.

Марина побледнела, но тут же взяла себя в руки, её губы искривились в насмешливой улыбке.

– Сергей, дорогой, не устраивай сцен. Ты же у нас такой занятый, такие важные проекты. Когда ты вообще замечал, что происходит дома? – Она наклонилась чуть ближе к нему, её тон был пропитан сарказмом. – Я просто нашла того, кто видит во мне женщину, а не тень твоих чертежей.

Сергей стиснул кулаки, но его лицо осталось непроницаемым. Он не сорвался, не повысил голос, но от его взгляда Марина невольно отшатнулась.

– Ты забыла телефон дома, – сказал он, и каждое слово падало, как камень. – Я видел всё. Твои «встречи», твои «переработки». Ты лгала мне три года, Марина. Три года из четырёх, что мы женаты.

Александр, до этого молчавший, вдруг выпрямился, его глаза сузились. Он посмотрел на меня с такой холодной злостью, что я едва узнала человека, которого любила.

– Ника, хватит этого цирка, – бросил он, его голос был острым, как скальпель, которым он орудовал в операционной. – Ты вечно занята, вечно спасаешь своих пациентов, вечно ставишь работу выше нас. Что ты хотела? Чтобы я жил как монах, пока ты играешь в святую?

Его слова ударили, как пощёчина, но я не отвела взгляд. Боль рвала сердце, но я стиснула её внутри, не давая вырваться наружу. Я не доставлю ему удовольствия видеть мои слёзы.

– Ты обвиняешь меня? – мой голос был тихим, но в нём звенела сталь. – Два года лжи, Саша. Два года, пока я ждала тебя дома, пока верила твоим «срочным операциям». А ты… – я посмотрела на Марину, – ты выбрал её. И теперь смеешь говорить, что это моя вина?

– А почему бы и нет? – он наклонился ко мне, его глаза горели циничной яростью. – Марина знает, как быть женщиной. Она живая, страстная, настоящая. А ты? Ты робот в белом халате, Ника. Работа, дежурства, пациенты. Где в этом месте для меня?

Я почувствовала, как кровь прилила к щекам, но не от стыда – от гнева. Он посмел переложить вину на меня, словно я заставила его изменить, словно я разрушила наш брак. Но я не успела ответить – Сергей шагнул вперёд, его присутствие заполнило пространство.

– Хватит, – его голос был как удар молота, твёрдый и неумолимый. – Вы оба. Думаете, ваши оправдания что-то меняют? – Он повернулся к Марине. – Ты лгала мне три года. Пряталась, как воровка, пока я строил для нас будущее. А ты, – он посмотрел на Александра, – ты разбил семью ради своей слабости. И смеешь винить её? – он кивнул на меня.

Марина фыркнула, её губы скривились в презрительной усмешке.

– О, Сергей, не строй из себя рыцаря, – бросила она. – Ты сам виноват. Вечно в своих проектах, вечно в офисе. Когда ты последний раз смотрел на меня? Когда говорил, что я тебе нужна? – Она откинулась на спинку стула, скрестив руки. – Александр даёт мне то, чего ты никогда не мог – внимание, страсть, жизнь.

– И ради этого ты разрушила нашу семью? – Сергей наклонился к ней, его голос стал тише, но от этого ещё опаснее. – Ты думаешь, это делает тебя особенной? Нет, Марина. Это делает тебя лгуньей.

Атмосфера в кафе сгустилась, как перед грозой. Посетители за соседними столиками начали коситься на нас, но мне было всё равно. Мир сузился до этого стола, до этих четырёх людей, связанных ложью и предательством.

Сергей резко встал, его стул с глухим стуком отъехал назад.

– Довольно, – сказал он, и в его голосе не было ни капли сомнения. – Марина, мы уходим. Прямо сейчас.

– Я никуда с тобой не поеду, – она вскинула подбородок, но в её глазах мелькнула тень неуверенности.

– Поедешь, – Сергей наклонился к ней, его взгляд не предвещал ничего хорошего. – Или я позвоню главврачу прямо сейчас. Расскажу, чем вы с доктором Петровым занимаетесь в ординаторской во время «срочных операций». Думаешь, больница обрадуется такой новости?

Марина замерла, её лицо стало белым, как снег за окном. Она бросила взгляд на Александра, но тот лишь отвёл глаза, словно она уже перестала для него существовать.

– Сергей, – начала она, но он оборвал её:

– В машину. Сейчас.

Она медленно поднялась, её движения были скованными, словно она пыталась сохранить остатки достоинства. Сергей не прикоснулся к ней, но его присутствие было как невидимая цепь. Они ушли – она впереди, он следом, твёрдый и непреклонный.

Мы с Александром остались вдвоём. Его лицо, ещё минуту назад полное злости, теперь выглядело потерянным. Он открыл рот, но я не дала ему заговорить.

– Не надо, – сказала я, поднимаясь. Мой голос был ровным, но внутри я чувствовала, как стальной стержень, который всегда держал меня, становится только крепче. – Ты всё сказал, Саша. Спасибо за правду. Хоть и запоздалую.

Я достала из кошелька купюру и бросила на стол.

– За кофе, которого мы так и не выпили.

– Ника, подожди, – он схватил меня за запястье, но я вырвала руку.

– Не смей, – я посмотрела ему в глаза, и он отшатнулся от моего взгляда. – Ты сделал выбор. Теперь мой черёд.

Я повернулась и пошла к выходу, не оборачиваясь. Слёзы жгли глаза, но я не позволила им пролиться. Не здесь. Не перед ним. Холодный воздух ударил в лицо, когда я вышла на улицу. Снег падал всё гуще, укрывая город белым покрывалом. Я подняла лицо к небу, позволяя снежинкам таять на щеках. Они смешивались с теплом слёз, которые я наконец выпустила.

Телефон завибрировал. СМС от Сергея: «Простите за сцену. Если нужна поддержка – звоните. Мы справимся».

Я убрала телефон и глубоко вдохнула. Да, мы справимся. Я справлюсь. Потому что внутри меня всё ещё горел огонь, который никто – ни Александр, ни Марина – не мог погасить. Позади остался ресторан, остался мужчина, которого я, оказывается, совсем не знала. Впереди была боль, но также и свобода.

Глава 4

Дома я едва успела закрыть дверь, как ноги подкосились. Я сползла по стене в прихожей, не сняв чёрного пуховика, который всё ещё хранил холод январского вечера, глядя на себя в зеркало. Снежинки таяли в моих тёмных, чуть вьющихся волосах, собранных в небрежный пучок, из которого выбивались непослушные пряди. Мои карие глаза, обычно тёплые, с золотистыми искрами, теперь были затуманены слезами. Лицо, обрамлённое мягкими чертами, с чуть вздёрнутым носом и бледной кожей, отражало усталость и боль. Я всегда выглядела моложе своих тридцати – коллеги шутили, что я похожа на студентку-медика, а не на врача с пятилетним стажем. Но сейчас, в отражении зеркала, я видела женщину, которую предательство состарило за один вечер.

Слёзы текли горячими ручьями, смывая остатки туши, которую я наносила утром, чтобы скрыть тёмные круги под глазами после дежурства. Рыдания вырывались из груди, сотрясая тело. Я плакала так, как не плакала с детства – отчаянно, безудержно, словно вместе со слезами уходила вся боль последних часов. Прихожая, такая знакомая, теперь казалась чужой: кроссовки Саши у двери – чёрные, потёртые, с развязанными шнурками; фотографии на стене, где мы смеялись, обнимаясь на фоне осеннего парка; его серая куртка на вешалке, от которой всё ещё пахло его одеколоном – древесным, с ноткой цитруса. Каждая деталь била по сердцу, напоминая о жизни, которая ещё вчера была моей, а теперь лежала в руинах.

Я закрыла глаза, и память подбросила картинки прошлого. Наша первая встреча – конференция по педиатрии три года назад. Я влетела в зал, опоздав, в простом синем платье, с растрепавшимися от бега волосами. Единственное свободное место оказалось рядом с ним. Саша тогда был воплощением уверенности: высокий, с атлетичной фигурой, которую не скрывал строгий тёмно-синий костюм. Его русые волосы были чуть длиннее, чем нужно, и падали на лоб, заставляя его время от времени отбрасывать их назад лёгким движением. Серо-зелёные глаза искрились лукавым теплом, а улыбка – широкая, с ямочкой на левой щеке – обезоруживала. Он подвинул свои бумаги, улыбнулся и шепнул: «Не волнуйтесь, самое интересное ещё впереди». После конференции он подошёл, представился – молодой хирург, только что защитивший кандидатскую. Его голос, глубокий и чуть хрипловатый, звучал так, словно он уже знал, что мы не ограничимся одним разговором. Мы проговорили в холле больше часа, обсуждая медицину, а потом он вдруг спросил: «А кофе вы тоже обсуждаете так страстно?»