Мой принц с кредитной картой. Том 2

– Возможно, это правда… но особого смысла я в этом не вижу, – с сомнением произнёс Джи Ук.

Си Ын улыбнулась загадочно.

– Тогда давай придадим ей наш собственный смысл?

Она сделала шаг к нему, протянула руку – и вдруг ловко оторвала маленькую пуговицу со своей одежды. Затем вложила её в ладонь Джи Ука.

– Если однажды мы расстанемся… и если это – судьба… тогда эти пуговки станут невидимыми нитями, которые снова свяжут нас вместе. Ты хранишь мою, а я – твою. Ладно?

Джи Ук ничего не ответил. Но именно в этот момент он почувствовал, как она уже предчувствует расставание.

Меньше чем через неделю Си Ын исчезла.

Она пропала внезапно – без объяснений, без записки, без прощания.

Из парка Бланши Леви, где они гуляли. Из кафе, где она рисовала его лицо на салфетках. Из их общего мира.

Больше он её не видел.

Их история закончилась, не успев по-настоящему начаться. Менее чем за шесть месяцев.

Любовь, вспыхнувшая слишком ярко, погасла слишком быстро, оставив послевкусие сожаления.

С тех пор пуговка лежала у него в ящике – почти как реликвия.

Как она могла вновь оказаться перед ним – спустя столько лет, словно ничто не изменилось? Джи Ук стоял, не в силах отвести взгляд, не веря своим глазам. Сердце забилось чаще, а в голове вихрем закружились забытые воспоминания, давно похороненные под слоем времени.

Они с Си Ын стояли друг напротив друга в гробовой тишине, будто мир вокруг затаил дыхание. Время, казалось, замедлило свой ход, оставив их одних в этом зыбком настоящем, связанном с прошлым тонкой нитью.

Со стороны, наблюдая эту немую сцену, Ын Джи почувствовала нарастающее напряжение между ними – неуловимое, но ощутимое. В груди что-то ёкнуло.

«Неужели… Они были знакомы?»

Первой тишину нарушила Си Ын:

– Мистер До!..

– Мистер До?.. – недоверчиво переспросила Ын Джи.

Она с трудом поверила услышанному: никто и никогда не называл Джи Ука так официально – тем более с такой интонацией. В следующее мгновение раздался его низкий, удивлённый голос:

– Чан Си Ын… Си Ын…

Имя прозвучало, как воспоминание, вырвавшееся из глубины души. Ын Джи ощутила, как сердце внезапно учащённо забилось. Слышать, как Джи Ук произносит чьё-то имя таким тоном, было для неё почти непривычным, даже тревожным.

На лице Джи Ука читались противоречивые эмоции – он, словно сам не знал, как реагировать на этот внезапный поворот судьбы. В это время Си Ын, не говоря больше ни слова, передала микрофон помощнику преподавателя и медленно направилась к нему.

* * *

– Кажется, я прирождённый художник. – сказала она, ставя чашку кофе на стол с лёгким звоном.

Джи Ук хранил молчание, его взгляд был прикован к ней, но он словно не слышал слов. Си Ын, не дождавшись ответа, продолжила:

– Тебе не любопытно, что я имею в виду?

– Скажи. – отозвался он кратко, сдержанно, но в его голосе прозвучало нечто большее – ожидание, сомнение, усталость.

– Когда я рисовала твои портреты, я всегда думала… Каким ты станешь через десять лет. И как-то раз я сделала эскиз, основываясь на своём воображении. И знаешь, ты стал именно таким, каким я тебя тогда увидела. Чёткий, собранный, немного отстранённый… Но всё такой же великолепный.

– Чан Си Ын… – тихо произнёс Джи Ук, с трудом сдерживая накатившие эмоции.

Она улыбнулась уголками губ, и в её взгляде появилась грусть.

– С чего ты хочешь начать? С того, почему я здесь? Или…

– Тогда… – резко перебил её Джи Ук, но она не дала договорить.

– Тогда я не могла поступить иначе. – мягко сказала она, опуская взгляд.

На мгновение повисла тишина. Только еле слышное позвякивание ложечки в её чашке сопровождало слова, прозвучавшие чуть позже:

– Люди часто жалеют не о сделанном, а о несделанном. О тех путях, по которым не пошли. Я тоже. Иногда думаю: что было бы, если бы я осталась, не вернулась в Корею, если бы провела с тобой чуть больше времени… Мне не хватает тех дней. Я скучаю. По парку Бланши Леви… и по тебе, мистер До.

– Что-то случилось? – спросил Джи Ук, пристально глядя на неё.

Ответ был неожиданным.

– Чан И Хан, художник… – произнесла Си Ын так, будто отвечала на другой, невидимый вопрос.

– …

– Он мой отец.

Услышав это, Джи Ук приподнял брови – удивление было заметным, хотя он и пытался его скрыть.

– Сейчас его имя уважают, к его творчеству относятся с почтением. Но десять лет назад всё было совсем иначе. Его обвиняли в подделке работ, в плагиате, и он оказался на грани – изгнанный, отвергнутый, униженный. Мир искусства отвернулся от него…

Голос Си Ын стал тише, но в нём чувствовалась внутренняя сила, накопленная годами боли и молчания.

– !..

Слова застряли у неё в горле, но вскоре Си Ын всё же заговорила, её голос звучал мягко, но сдержанно, словно в ней шла внутренняя борьба.

– Я не оправдываю поступки отца. Но как художник… Я понимаю его чувства. Падения, ошибки, периоды тьмы – это неотъемлемая часть творческого пути. И да, я понимаю, что он сделал неправильно. Это вовсе не значит, что я поддерживаю его, нет… Просто я вижу в нём не только художника, но и человека. Обычного человека, испуганного, уязвимого.

– Именно поэтому ты тогда ушла?.. – голос Джи Ука был тихим, но в нём слышалась сдержанная боль.

– Для меня семья – это только один человек на всём свете. Мой папа. – Си Ын посмотрела в чашку, словно пыталась заглянуть в глубину собственных воспоминаний. – Когда он сказал, что может умереть… В ту минуту у меня не было другого выбора. Я должна была быть рядом с ним. Это был мой единственный ответ.

– Я не знаю, как поступили бы другие… но ты хотя бы могла сказать мне. – Джи Ук резко выдохнул, его голос задрожал. Он всеми силами пытался удержать нарастающее волнение, но оно всё сильнее прорывалось наружу. – Мне. Хоть слово…

Си Ын слегка сжала пальцы на коленях, её голос стал почти шёпотом:

– Мне было страшно. Я боялась, что ты тоже начнёшь указывать на него, осуждать, как все. Я знала, что не смогу это пережить. Ты ведь был для меня кем-то особенным… И потерять тебя в тот момент – это было бы слишком. Прости.

– …

Ответом была тишина. Джи Ук опустил глаза, не в силах подобрать слов. Ни обвинений, ни упрёков, лишь тяжёлое молчание, наполненное недосказанным.

Чтобы разрядить обстановку, Си Ын сделала глубокий вдох и, вдруг заулыбавшись, словно специально, чтобы вернуть лёгкость, сказала:

– Давай оставим прошлое… в прошлом. Всё равно мы его не изменим, правда? А вот настоящее – оно ведь прямо перед нами. Кстати! У меня давно был один вопрос… и сейчас наконец появилась возможность его задать.

– Какой? – спокойно спросил Джи Ук, стараясь вернуть голосу прежнюю ровность.

Си Ын посмотрела на него с мягкой искренней улыбкой – такой, какой он помнил с юности, – и вдруг спросила:

– Мы ведь были первой любовью друг для друга? Для меня ты – точно. Ты стал первым человеком, к которому я почувствовала нечто настоящее. Я всё это время была уверена, что для тебя – я тоже. Или я ошибалась? Скажи.

– …

Джи Ук не ответил сразу. Его молчание было не от равнодушия, а от нахлынувших чувств, которые он пытался упорядочить.

Не дожидаясь ответа, Си Ын вдруг достала из сумки маленькую, аккуратную шкатулку для украшений. Щёлкнула застёжка, крышка открылась, и на ладони показалась небольшая пуговица.

– Помнишь её? Это – твоя пуговица.

Она бережно держала её, как нечто драгоценное, и её голос стал особенно тёплым.

– Я тогда говорила: если мы связаны судьбой, то невидимая нить обязательно вновь соединит нас – через эту маленькую дырочку. И смотри… Мы снова встретились. Значит, я не ошибалась. Я носила эту пуговицу с собой каждый день. Десять лет. Не пропустила ни дня. И, похоже, это всё было не зря. Мы действительно встретились снова.

Глава 42

– Помнишь это? Твоя пуговица. – Си Ын бережно держала её в раскрытой ладони, словно какое-то сокровище. – Я ведь тогда говорила: если мы связаны судьбой, то невидимая нить через это маленькое отверстие однажды снова соединит нас. Смотри сам – мы ведь действительно встретились. Я носила её с собой каждый день. Десять лет. Значит, всё было не напрасно… судьба всё-таки существует.

За массивной колонной у входа в кафе стояла Ын Джи. Она не просто слышала этот разговор – каждое слово отзывалось у неё в груди глухой болью. Она почти не дышала, сливаясь с камнем стены, как будто надеялась, что так станет незаметной не только для них, но и для самой себя.

Женская интуиция – та самая, которую она пыталась игнорировать, – вдруг заговорила во весь голос. Всё внутри сжималось, и, как бы она ни старалась отогнать это предчувствие, оно не отпускало. Её ноги сами привели её сюда, в это кафе, словно толкали навстречу неприятной истине.

Сквозь промежутки между колоннами Ын Джи наблюдала за лицом Джи Ука. Его спокойствие, будто вырезанное из камня, вдруг дало трещину. Черты стали мягче, но вместе с тем – болезненно сложнее. На нём отразились сомнения, воспоминания и что-то глубоко личное, что было для неё недосягаемо.

– Почему только сейчас… – едва слышно произнёс он.

Эти простые слова обрушились на обеих женщин с разной силой.

Лицо Си Ын озарилось надеждой, как будто только этого она и ждала. Она, словно ребёнок, которому вернули веру в чудо, не сводила с него глаз.

А вот у Ын Джи всё внутри оборвалось. Казалось, земля под ногами стала зыбкой. Она будто услышала окончание этой незавершённой фразы:

«Почему только сейчас?.. Я ведь ждал тебя. Всё это время…»

Каждая возможная версия продолжения била в самое сердце. Всё становилось ясным. И оттого – безнадёжным. Оставаться там, где ты лишний, – пытка. Она с трудом заставила себя сделать шаг вперёд, ощущая, как весь мир вокруг медленно рушится.

* * *

– Трагическая героиня на фоне великой сцены воссоединения. Ах, как это драматично. – Прозвучал голос Чон Нама, который, как оказалось, всё это время наблюдал за происходящим. Он снял солнцезащитные очки и пристально всмотрелся в Си Ын.

На его лице читалось удовлетворение. Картина, которую он видел, вполне соответствовала его ожиданиям. Си Ын, по его мнению, идеально вписывалась в образ будущей невестки: дочь именитого художника, признанная в арт-среде, умная, воспитанная – и, как оказалось, первая любовь Джи Ука. Все совпадения говорили сами за себя.

Чон Нам вспомнил свою первую встречу с ней, случившуюся ровно год назад.

Это было в одном из уважаемых аукционных домов в районе Чондам – месте, где искусства было больше, чем воздуха. В тот день на торги выставляли работу Чан И Хана, и Чон Нам, известный среди бизнес-элиты коллекционер, не мог упустить такого события.

Перед началом аукциона он зашёл в подвал, где располагалась небольшая галерея. Именно там его взгляд зацепился за одну необычную картину. На холсте была изображена пуговица – но не просто пуговица, а словно остановленное в полёте мгновение утраты, с философским подтекстом. Название гласило: «Split Button» – Сломанная пуговка.

– Изабелла Чан? Никогда не слышал. – с лёгким удивлением прокомментировал он, обращаясь к куратору.

– У Вас действительно тонкое чутьё, господин председатель. – Куратор понизил голос, словно делясь чем-то исключительным. – На неё сейчас обращают внимание и в Европе, и в Штатах. Корейская художница с американской школой. Обещаю, это имя скоро будет у всех на слуху.

Чон Нам слегка кивнул, и в этот момент куратор наклонился ближе, почти шепча:

– К слову… Это дочь Чан И Хана. Единственная. В арт-кругах это уже не секрет.

– Дочь самого Чан И Хана?.. – в голосе Чон Нама мелькнуло искреннее удивление.

И как будто в ответ на его мысли, рядом послышался женский голос:

– Добрый день. Я Изабелла Чан.

Он обернулся и на мгновение растерялся. Перед ним стояла женщина с утончённой внешностью и взглядом, в котором сочетались уверенность и хрупкость. Он вновь перевёл взгляд на картину – и теперь увидел в ней её. Увидел её внутренний мир.

– Не ожидал, что столь выразительное полотно принадлежит столь очаровательной художнице. – вежливо заметил он, не скрывая одобрения.

Си Ын, улыбнувшись, вдруг произнесла:

– Сломанная пуговка.

– А?

Чон Нам непроизвольно опустил взгляд на свой пиджак и, услышав слова девушки, быстро проверил, на месте ли пуговицы. К счастью, они были целы.

– Это название картины. – пояснила Си Ын, сдержанно улыбнувшись.

– А… понятно. – Чон Нам слегка смутился. – Я как раз хотел спросить. Этот слегка расколотый круг действительно напоминает пуговицу, а вот эти тонкие, пересекающиеся линии… Это нить, верно? Судьба?

Си Ын кивнула. Казалось, её мысли на мгновение унеслись куда-то далеко, туда, где живут воспоминания. И, собравшись, она заговорила:

– В кампусе Университета Пенсильвании есть небольшой парк, Бланши Леви. Среди студентов он был особенно популярен – там стояла скульптура сломанной пуговки. Мы часто назначали встречи именно у неё. Я много раз рисовала это место… Пуговица, разлом, и между ними – встречи и расставания, судьба, связь, нить… Всё переплелось.

– Ах, мой сын тоже окончил Уортонскую школу. – сказал Чон Нам с нескрываемой гордостью.

Имя университета, как кодовое слово, заставило Си Ын вздрогнуть. На её лице промелькнуло едва уловимое выражение – что-то между растерянностью и воспоминанием. Слишком знакомое название. Слишком близкое прошлое.

– Разве корейские студенты не поддерживают общение между собой за границей? – с лёгкой настойчивостью поинтересовался Чон Нам, будто намеренно нащупывая слабое звено.

– Как зовут вашего сына? – спросила она, стараясь говорить спокойно, но в голосе всё же проскользнула нотка тревоги.

– Он не особо общительный… – со смешком ответил Чон Нам. – Его зовут До Джи Ук. До. Джи. Ук.

Си Ын замерла. Её сердце будто провалилось сквозь грудную клетку. Это имя… Имя, которое она тысячу раз пыталась забыть и столько же – сохранить. Имя, к которому были привязаны её надежды, страхи, воспоминания. Человек, с которым она хотела встретиться вновь – и боялась этого.

Когда-то она мечтала узнать всё о нём: от любимого цвета до семьи, что его окружала. Но он всегда обходил разговоры о близких стороной. Всегда хранил дистанцию. И вот теперь… она стоит перед его отцом.

Какая нелепая, и в то же время удивительно точная шутка судьбы.

– Верно же? – вдруг спросил Чон Нам, не отрывая от неё взгляда. – Я смотрю, Вы знаете моего сына?

– … Да. – тихо произнесла она после долгой паузы.

У Чон Нама на лице отразилось неподдельное воодушевление.

– Прекрасно! В следующий раз встретимся втроём – с нашим сыном. Тогда и обсудим ваши работы подробнее, мисс Изабелла. Думаю, ему будет очень интересно…

– Это невозможно! – Си Ын резко перебила его, её голос прозвучал неожиданно твёрдо. Она выглядела так, будто пожалела о своей реакции, но уже было поздно.

– А?.. – Чон Нам удивлённо приподнял брови.

Он окинул её внимательным взглядом, и спустя мгновение, словно осознав что-то важное, медленно кивнул. Пазл начал складываться.

Куратор подошёл и вежливо сообщил:

– Господин председатель, пора проходить в аукционный зал.

– Ну что ж, ещё увидимся. – сказал Чон Нам, направляясь к выходу, но, прежде чем скрыться за дверями, он обернулся.

В его душе зашевелилось странное чувство. Он не мог точно определить, что именно вызвало это ощущение. Но выражение лица Си Ын, её мгновенный отказ, её голос, дрогнувший при имени Джи Ука – всё это не могло быть случайным.

Едва оказавшись вне зала, он тут же дал секретарю Чхве краткое распоряжение:

– Выясни всё, что касается общения Джи Ука с корейскими студентами в Пенсильвании. Особенно – с девушками.

Ответ пришёл быстрее, чем он ожидал. И то, что он услышал, поразило его до глубины души.

– Говорят, у него была короткая, но близкая связь с одной девушкой. Изабелла Чан. Корейское имя – Чан Си Ын.

– Что?.. – Чон Нам едва не выронил телефон. – Они были близки?..

– Похоже, у них была не просто дружба, – продолжил секретарь Чхве. – Всё развивалось в романтическом ключе. Но потом Си Ын внезапно исчезла.

– Исчезла? – переспросил Чон Нам, не веря ушам.

– Да. Это произошло во время скандала, связанного с работами художника Чан И Хана. После попытки самоубийства отца Си Ын срочно вернулась на родину, чтобы быть рядом с ним. А господин Джи Ук… Он, по всей видимости, не знал, что произошло. Он мучился, ничего не понимая.

Слова прозвучали как гром среди ясного неба. Для Чон Нама его сын всегда казался холодным, уравновешенным, даже немного отстранённым. А тут – такая любовь? Такие чувства? Значит, за этим спокойствием скрывалась целая история, глубокая и болезненная.

Теперь он понимал, почему лицо Си Ын побледнело, стоило только назвать имя Джи Ука. Почему её реакция была такой – будто встретила призрака прошлого.

У Чон Нама были на примете невесты для сына – успешные, умные, с хорошими семьями. Но теперь в его глазах всё изменилось. Си Ын, дочь знаменитого художника, талантливая, с глубокой душевной организацией – внезапно стала самой интересной кандидаткой. И всё началось с того разговора о картине. Он ведь тогда намеренно завёл разговор о её работах, чтобы увидеть, как она отреагирует… Это было год назад.

Несмотря на его предложения, Си Ын отказывалась появляться перед Джи Уком. Говорила, что не готова. Что слишком рано. Но вдруг она изменила своё мнение – именно после того, как узнала о существовании Ын Джи.

Чон Нам был уверен: как бы сильно сейчас Джи Ук ни был привязан к Ын Джи, возвращение первой любви всё изменит. И, наблюдая за Си Ын, он перевёл взгляд на сына – и, как и ожидал, увидел растерянность. На лице Джи Ука читалось то, что он сам, возможно, ещё не осознавал.

* * *

Ын Джи стояла, прислонившись к стене общежития, погружённая в мысли. Всё происходящее казалось ей сюжетом дорам – только теперь она сама оказалась в эпицентре драмы.

Первая любовь, внезапное возвращение, мужчина между двумя женщинами… Где-то глубоко внутри хотелось закричать: ну не может же это быть по-настоящему!

Когда раньше по телевизору показывали такие сцены, она обычно сидела на полу, раскладывая бельё, и возмущалась:

– Ну и зачем эта лиса появляется именно сейчас?! Всё им мало! Обязательно нужно влезть и всё испортить.

Но больше всего её раздражала реакция главных героинь – слёзы, бегство, вечная нерешительность…

– Ну почему они всегда ведут себя так, будто проглотили килограмм сладкого картофеля?! – вслух говорила она тогда. – Снова и снова одно и то же. Убегают в слезах, даже когда ничего плохого не сделали!

Но теперь, когда всё происходило с ней, оказалось, что чувства – не просто слова в сценарии. Они были комком в горле, тяжестью в груди, голосом, который не выходит наружу.

– Ян Ын Джи! Эй, Ян Ын Джи! – окликнула Кён Ран, тряся её за плечо.

– А? Что?.. – Ын Джи вздрогнула, словно очнувшись ото сна.

– Ты что, в прострации? Я тебя зову, а ты будто под водой.

– Просто… – Ын Джи хотела сказать хоть кому-то, что творится у неё на душе. Хотела спросить: а что бы ты сделала на моём месте?

Но слова застревали. Они не шли.

– Говори, пока я по-хорошему, Ян Ын Джи, – усмехнулась Кён Ран. – Что случилось?

– Я… Только что видела историю одной девушки на форуме…

– А, понятно. Ты опять за своё. Ты ведь просто обожаешь вмешиваться в чужие дела. Всегда находишь, кому посочувствовать. Заботишься обо всех… Кроме себя.

– И… Её парень вдруг встретил свою первую любовь, – тихо продолжила Ын Джи. – А она это увидела. Ну, автор поста.

– И что? – спокойно спросила Кён Ран.

– Он сказал: «Почему только сейчас…», и… Не закончил.

– Реакция парня не важна! – резко перебила её Кён Ран.

– Что? Почему? Как это не важна?

– Потому что мужчины, – сказала она, скрестив руки, – в большинстве случаев носят первую любовь в себе всю жизнь. Даже если всё давно прошло. И если эта любовь внезапно появляется снова – конечно, он растеряется. Ну, кто бы не растерялся?

– То есть… Это нормально?

– Ненормально – молчать. Самое важное – не он. А ты.

– Я?

– Да. Именно ты. Текущая девушка. Вот кто в этой ситуации главный человек. Всё зависит от того, как ты себя поведёшь. Иногда мужчинам тоже нужно, чтобы их кто-то защитил. Чтобы рядом была та, кто скажет: «Я рядом, всё под контролем. Всё пройдёт».

Кён Ран говорила это уверенно, не отрывая взгляда от подруги.

– Ты должна показать, что этот ветер – просто лёгкий бриз, а не ураган. Понимаешь? Настоящая сила женщины – в умении выдержать бурю и удержать того, кто дорог.

Слова Кён Ран прозвучали так чётко, что у Ын Джи будто расправились крылья. Будто в лёгкие хлынула свежая газировка. Лёгкость. Прояснение.

Да, первая любовь Джи Ука – красивая, талантливая, как с обложки. Но сейчас… сейчас он с ней, с Ян Ын Джи. И это значит всё.

Она выпрямилась, расправила плечи, словно внезапно вспомнила, кто она есть.

– Кён Ран, я отойду ненадолго.

Кён Ран молча кивнула. Потом, будто вспомнив что-то, сказала:

– Эй, Ян Ын Джи. Только не вздумай изображать жертву. Не смей. Это тебе не идёт. Мы не будем подругами, если ты станешь такой.

– Что? Да это же не я, это просто история с форума…

– Ой, да брось. Ты думаешь, я не вижу? Быстрее иди уже.

Она сама подошла к двери, распахнула её и хлопнула Ын Джи по плечу.

– Будь сильной!

Ын Джи вышла с торжественным выражением лица, будто внутри неё что-то щёлкнуло. Как будто она впервые не убежала – а пошла вперёд.

Глава 43

Джи Ук сидел в задумчивости, не отрывая взгляда от угла стола, словно тот был порталом в прошлое. Его разум, будто наивный путник, снова и снова возвращался к тому дню, случившемуся десять лет назад. Тогда, с самого раннего утра до самого заката, он без конца бродил по парку Бланши Леви. Он ждал. Ждал её. Но она так и не появилась.

Пальцы машинально коснулись маленькой пуговицы, когда-то оставленной Си Ын – того символа, которому она приписывала особую силу. Он долго смотрел на неё, как будто искал ответы в её гладкой поверхности.

«Существует ли на самом деле та самая нить судьбы, о которой она говорила?..»

Если и существует, то почему она так жестока именно к нему?

В его жизни всё было именно так: дорогие ему люди – как сломанные пуговицы. Они однажды отскакивали и исчезали, оставляя в груди только пустоту. Словно сама Вселенная играла с ним в жестокую игру – мама, которую он любил больше жизни, и Си Ын, его первая любовь. Никто не остался.

Он приходил к той скульптуре – сломанной пуговице – снова и снова. Дни сливались в однообразную цепь, и каждый раз он надеялся увидеть знакомый силуэт. Он стоял, ждал, надеялся… Но нить судьбы, как он понял, не двигается просто потому, что кто-то тянет за неё изо всех сил. Она безмолвна, если чувства не взаимны.

Прошли месяцы, и лишь спустя много времени, пронёсшегося как в тумане, его сердце начало замирать не от боли, а от воспоминаний. Постепенно он научился отпускать её.

– Джи Ук, – донёсся до него голос Си Ын. Она сидела напротив и наблюдала за ним, нахмурившись. – О чём ты так задумался?

Он медленно поднял глаза, будто выныривая из глубин прошлого. В её голосе звучала осторожность, а во взгляде – смесь надежды и тревоги. Си Ын колебалась, прежде чем задать свой вопрос:

– У тебя… Случайно не осталось моей пуговицы?

Её слова прозвучали легко, с небрежной улыбкой, но он знал – она просто пыталась казаться уверенной. За этой улыбкой скрывалось беспокойство. В её голосе дрожала ностальгия, словно вино, выстоявшее слишком долго.

– Я просто так спросила… В конце концов, прошло уже десять лет. Тогда мы были такими милыми, правда? Такими наивными… И глупо счастливыми.

Именно в этот момент он прервал её, тихо, но чётко:

– Нет.

Лицо Си Ын застыло. Она знала, что это возможно. Даже ожидала этого. Но услышать это вслух было больно, почти унизительно. Она не смогла скрыть разочарования.

– … Ты её потерял? Или… Выбросил? – голос её стал едва слышен.

Джи Ук опустил глаза. Потом медленно произнёс:

– Я закопал её.

Ответ прозвучал так неожиданно, что Си Ын замерла, не зная, как реагировать. Её глаза расширились, а в груди сжалось что-то болезненное.

Он вспомнил день выпуска. Последний день в Уортонской школе. Он стоял тогда у сломанной пуговицы и держал её – ту самую, которую она ему когда-то вручила. Не осталось сил винить её за то, что она исчезла. Он устал обвинять невидимую судьбу за обрыв связи, которую они когда-то считали вечной.

Он просто захотел её отпустить – и её, и все воспоминания, живущие в нём. Он написал строчку из её любимого романа, аккуратно сложил записку и закопал её вместе с пуговицей под деревом, рядом с той самой скульптурой.