Дом холодных ветров

Василий Бурцев

Дом холодных ветров

Пролог

Шторм закончился, и теперь свежий ветер разносил запах выброшенной на берег морской капусты по всей округе. Дерзкий и порывистый, он взъерошил чёрные вихры на голове мальчишки, спутал их и помчался дальше.

Старик улыбнулся. Его и без того раскосые полоски вместо глаз, подёрнутые паутиной глубоких морщин, стали совсем незаметными и заблестели от умиления, наполнившись влагой. Сухая как ветвь кисть коснулась макушки внука, пригладив непослушные волосы.

– Нэлгу, скажи отцу, что тебе пора уже стричься, – шепнул он на ухо ребёнку.

– Ага, – отмахнулся тот и добавил нетерпеливо тонким голоском: – Эпэкэй, долго нам ещё ждать?

Мальчик перестал всматриваться в морские волны и, повернувшись, пристально посмотрел в глаза дедушке.

– Может, нет, а может, и да, – пожал тот плечами, отвёл взгляд и снова вгляделся в кромку воды, накатывающую на крупную гальку. По правде говоря, ему самому не нравилось лежать в засаде на холодных камнях, едва затянутых тонким слоем плешивого мха. Вечером немолодые кости непременно отблагодарят его за эту опрометчивость болью в суставах и ноющих мышцах. Но упустить столь редкий теперь случай было никак нельзя. Другой может долго не представиться… Старик потёр затёкшую шею и тихо произнёс:

– Потерпи немного. Рыбаки заметили его в бухте недалеко от посёлка. Он плыл в нашу сторону. Если это так, и он действительно выйдет у нас, то ты сможешь увидеть, как это работает.

– А если нет? Значит, мы зря тут прятались столько времени? – шмыгнул носом внук.

– Значит, зря, – согласно выдохнул Эпэкэй.

Малыш насупился, но с места не сдвинулся. Старческое сердце отрадно застучало. «Хороший охотник получится, – подумал старик, – стойкий и усидчивый».

Сопка, на которой они укрывались, обрывалась у самой воды, образуя неприступную каменную стену. Порода там осыпалась, обнажив чёрно-рыжий скальник, и камни ощетинились острыми гранями. Попробуй вскарабкайся на такую! Но никто и не пытался. Однако левая сторона была достаточно пологой. Её и использовали в качестве спуска, о чём свидетельствовала изрядно вытоптанная дорожка.

Тропа располагалась в распадке между двух сопок. На одной стороне заняли свои места дед с внуком, а на другой начинался посёлок.

Одноэтажное здание, построенное ещё при Союзе, имело печальный вид старой заброшки. Облезшие стены, оголившиеся шлакоблоком углы и осевший угол с широкой трещиной от фундамента до обвалившейся крыши. Слепые окна, как водится, заколотили досками. Осыпь строительного мусора, частично заросшая мхом и травой, довершала картину. Когда-то давно там располагался местный клуб, отдушина для всей поселковой молодежи, так как других развлечений для них не имелось. Вокруг на многие километры раскинулась тундра и необъятное, вечно холодное море.

Перед клубом на сварных сваях из автомобильных колёсных дисков и металлических труб лежала большая бочка. Даже цистерна – резервуар, когда-то предназначавшийся для опреснённой питьевой воды. В её торцевой части, обращённой к побережью, имелось одно, но довольно широкое прямоугольное отверстие. Над ним поднимался толстый лист железа, который являлся задвижкой. Возле конструкции суетились мужики, наспех укладывая внутрь приманку и раскладывая припасённое оружие – стальные пруты, кувалды и обрезки труб.

Тундра дышала во всю мощь своих зелёных лёгких, наполняя округу жидкой дымкой влажного тумана. Он быстро оседал крупными каплями, которые тускло сверкали с каждого листа куцей поросли. Серые тучи, словно комья свалявшейся ваты, низко нависли над землёй, угрожая залить всех дождём. Или засыпать снегом.

Нэлгу осмотрелся. И тут, и там, затаились наблюдатели. У некоторых в руках было оружие. Его наличие взволновало ребёнка – дыхание его стало частым, но интерес ещё более жгучим. Он был уже достаточно взрослым, а отец-охотник научил отличать ружья друг от друга. Огнестрел понапрасну не достают. А это значит – дело серьёзное, и точно стоящее того, чтобы ждать.

Однако терпение подходило к концу…

Неожиданно со стороны послышался окрик. Что именно кричали, мальчик не разобрал, но по тому, как все зашевелились, понял – началось. Он вытянул шею, стараясь разглядеть отца в суетившейся толпе, и даже будто бы узнал пёструю клетчатую куртку, мелькнувшую среди остальных, как вдруг…

– Смотри, – шепнул старик, и, придерживая голову парнишки за подбородок, слегка развернул её.

Мальчик ахнул.

Между тонких барашков морской пены поднимался опасный хищник. Сначала показалась его голова с острой мордой. Уши торчком, нос и два глаза – чёрными пятнами. Движения заторможенные. Белый медведь вплавь может преодолеть очень большое расстояние. Неизвестно, сколько проплыл этот, но явно выбился из сил. Он грузно вышел на берег, сильно сутулясь. С мокрой шерсти, сбившейся в клочья, стекала вода.

Зверь был огромным, хоть и походил на мешок с костями. Очень худым, наверняка оголодал… Немного постояв, он задрал к верху морду, активно работая носом, и медленно, но верно направился в сторону бочки.

Вокруг все замерли. Нэлгу поспешно, даже чересчур резко, набрал полные лёгкие воздуха, и задержал дыхание. Твёрдые пальцы Эпэкэя коснулись спины, и мальчик тихо выдохнул, успокаиваясь.

Запах рыбы, уложенной охотниками внутрь ловушки, манил к себе. Это был способ, хорошо показавший свою эффективность. Он и сейчас не подвёл. Чем ближе становилась бочка, тем быстрее делались движения измученного животного. На последнем отрезке пути тот сорвался на бег и быстро добрался до желаемого. Не медля ни секунды, медведь нырнул в чёрную утробу железного резервуара.

Сразу же появились охотники. Они обступили бочку и разобрали заранее припасённое оружие. Один из них быстрым движением сбил заслонку, которая гулко рухнула вниз, запирая единственный путь для отхода.

Один за одним посыпались удары по корпусу бочки, и каждый сильнее предыдущего. Металлический звон дробью разлетался по округе, неприятно бил в барабанные перепонки. Нэлгу прикрыл уши ладонями и зажмурился. Он представить себе не мог, что чувствует сейчас медведь, находясь внутри и в полной темноте. Грохот продолжался очень долго, как показалось мальчишке, и прекратился лишь тогда, когда руки мужчин опустились от усталости, но в ушах всё ещё звенело.

– Открывай! – донёсся до Нэлгу, словно сквозь вату, знакомый голос.

– Смотри-смотри! – толкнул внука в плечо Эпэкэй.

Мальчик открыл глаза. Отнял ладони.

Сверху на бочку уже кто-то забрался, и, используя трубу как рычаг, потянул засов. Из ловушки тут же рванулся зверь. Однако проём всё ещё был недостаточно широк, и, врезавшись в железную пластину, медведь лишь сильно сотряс стенки, но выбраться не смог. Засов сорвался и снова ухнул вниз. Мужики тут же принялись колотить в железные борта. Мальчик снова закрыл уши, но зажмуриваться теперь не стал.

Вторая попытка оказалась успешнее. Засов был поднят. Однако медведь отчего-то выходить не торопился. А вот такого быть не должно… Обычно они сразу же вылетали из бочки, не задерживаясь ни на секунду.

Дедушка подался вперёд. За ним выпрямился и мальчик.

К этому времени как-то незаметно побережье укутал туман, но, увлечённые действом, люди не обратили на это внимание.

Было плохо видно. Неясные силуэты охотников осторожно приближались к распахнутому отверстию резервуара. Резкий крик, метнувшееся в воду белое пятно, всплеск и запоздалые выстрелы. Это всё, что можно было отсюда рассмотреть.

Старик поднялся в полный рост и потянул за собой внука:

– Вставай, Нэлгу. Пойдём, нам пора, – на лице его были обеспокоенность, сосредоточенность и растерянность одновременно. – Ты ступай домой, а я посмотрю, что там случилось. Возможно, нужна моя помощь.

– Эпэкэй, можно мне с тобой? – запротестовал мальчик и с надеждой заглянул старику в глаза.

– Нет, – покачал тот головой. – Беги домой, а я позже всё тебе расскажу. Согласен, Нэлгу, что скажешь?

Мальчик смиренно опустил голову, вынул свою ладонь из ладони деда и поплёлся к дому. Обернулся лишь однажды – сгорбленная спина старика уже была едва различима в тумане.

И вдруг Нэлгу увидел, что к берегу бросилась чья-то тень. Присмотревшись, он опознал в ней Бориса – своего друга. Тот однозначно собирался тайком подкрасться к ловушке, где сейчас столпилась большая часть мужского населения их небольшого посёлка.

Лишь секунду поколебавшись, мальчик бросился следом и настиг его возле старого клуба. Встретившись взглядами, мальчишки сразу поняли друг друга. Борис приложил палец к губам и махнул рукой, увлекая за собой. Оказавшись на остатках перекрытий крыши, они превратились в слух.

Одного из охотников зацепил медведь при побеге. Сейчас его руку быстро перематывали какими-то тряпками. Много крови… Ругань и сожаления по случаю промаха по хищнику. Кто-то говорил, что теперь этот медведь, отведавший человеческой крови, опасен для жителей посёлка, и было бы хорошо выследить его и застрелить1. Другой возражал, что прямо сейчас этого сделать не получится. Послышалось слово «людоед», что сильно не понравилось детям. Пострадавшего взяли под руки и потащили в посёлок. Мальчики побыли в своём укрытии ещё недолго и тоже поспешили домой. Оставаться одним на берегу было страшно, особенно когда рядом этот монстр…

Чукотка никого не оставляет равнодушным!

Врач-психиатр Гуцул И.Н.

Глава 1

Гул турбин авиалайнера жутко раздражал, нагружая невыносимым однотонным звуком болезный, отходящий от алкогольной интоксикации мозг. Желудок подрагивал в такт вибрациям фюзеляжа, норовя вывернуться наизнанку. «И нафига надо было так набираться», – мысли медленно ворочались внутри головы Сергея, словно несмазанные шестерни. На лбу страдающего диким похмельем мужчины выступила липкая испарина. Ватный, будто опухший язык прошёлся по пересохшему нёбу, словно наждачная бумага. Привкус во рту вызывал отвращение: «Где эта кошка, которая нагадила мне в рот?» – вдруг всплыли в памяти чьи-то слова.

Превозмогая ломоту во всем теле, он кое-как дотянулся до кнопки вызова бортпроводника, чтобы попросить стакан воды. Чувствуя, как от него несёт перегаром, и чтобы не мучить попутчика, сидящего в соседнем кресле, мужчина отвернулся к иллюминатору и прижался к его прохладному стеклу, от чего на секунду испытал блаженство. «"Дорогие коллеги". Нет бы просто проводить, обязательно надо всем набухаться», – Сергей медленно закрыл глаза, давая им отдохнуть от яркого солнца, преследующего самолёт, и мысленно перебирая в памяти события последних месяцев.

Сергей Ракитин, не так давно разменявший третий десяток, летел на новое место службы, в один из провинциальных городков Чукотки. Мало представляя себе предстоящий фронт работы, он, тем не менее, утешал себя мыслью, что мера эта вынужденная, что была она продиктована необходимостью, и, останься он в прежней должности, ему было бы несдобровать. Человек, которому он опрометчиво перешёл дорогу, оказался более живучим, чем думал Сергей, а также крайне злопамятным и жестоким.

Откусив кусок, который ему не проглотить, Ракитин подписал себе если не смертный приговор, то уж точно участь сидельца в каком-нибудь «красном» заведении из числа мест не столь отдалённых. Ибо взгретые подношениями коррумпированные чины пустят карателей в застенки даже «красных» тюрем и развяжут им их длинные руки. Бегство (перевод – «с глаз долой») было правильным решением. А оставление хлебной должности следователя отдела Следственного Управления следственного Комитета – ещё не конец света. В конце концов, парень он молодой, амбициозный, своего не упустит и всё ещё наверстает.

Ах, если бы он не вписался в эту авантюру с рейдерским захватом строительной фирмы, жизнь бы сложилась иначе, шла бы своим чередом, принося не такие крупные, но все же сытные хлебные крошки помимо официальной зарплаты. Ведь чувствовал же, что дело тут нечистое и весь план выстроен на грани фола. Нет же, амбиции и жадность возымели своё… а что теперь? Хорошо ещё, так отделался. Пришлось расстаться со всем имуществом, выстроенными планами на жизнь… На службе, правда, оставили. Его умение создавать полезные связи и налаживать коммуникацию с нужными людьми ценились руководством очень высоко. А такой сотрудник, пусть и у чёрта на куличиках, всё равно может пригодиться. Рано или поздно, когда пыль скандала уляжется и забудется, можно будет вернуть его обратно… Ну, а сейчас главное отвести его из-под удара и спрятать от пристального внимания.

– Эй, парень! – услышал Ракитин незнакомый голос сквозь сонную пелену. Он и не заметил, как провалился в дремоту. Его робко, но настойчиво тормошили за плечо. «Что?» – мысленно возмутился Сергей, разлепляя сонные веки и поворачиваясь к соседу.

– Твоя вода. Принесли вот…

Действительно, сосед – небольшой потасканный мужичонка «из рабочих», в старом застиранном свитере, – держал в грубых морщинистых руках пластиковый стаканчик, в котором плескалась вода, и смотрел на страдальца понимающим взглядом. Сергей поднял голову, перевёл взгляд со стаканчика на проход салона воздушного судна и увидел спину удаляющегося бортпроводника. «А, точно!» – вспомнил он и посмотрел на лампу рядом с кнопкой вызова обслуживающего персонала. Та уже погасла, и теперь не выделялась среди остальных таких же ламп. Сергей аккуратно принял из рук услужливого мужчины стакан и отпил маленький глоток. «Фу, тёплая!» – расстроился Ракитин.

– А я вот на вахту… – начал было говорить сосед дребезжащим голосом, пытаясь завести беседу. По нему было заметно, что к перелётам он не привык и сейчас нервничает.

– Угу, – неопределённо промычал Сергей. Ему было плевать. Он залпом осушил стаканчик, смял его в кулаке и закинул за клапан впереди стоящего кресла. Снова отвернувшись к иллюминатору, закрыл глаза. Сосед вздохнул и замолчал.

«Вот и хорошо. Заткнись, не до тебя сейчас». А вообще Ракитину ни до кого не было дела. Он жил собой и для себя, удовлетворяя любые свои капризы и не считаясь с желаниями окружающих.

Вчера в ресторане перед самым отлётом коллеги, теперь уже наверняка бывшие, и многих он уже никогда не увидит, устроили ему настоящий прощальный банкет. Больше напоминавший поминки. Столько хороших слов о себе он никогда прежде не слышал. Конечно, о покойниках – либо хорошо, либо ничего… От всех этих тостов веяло фальшью, – впрочем, как и от большинства коллег. Многие действительно надеялись, что провожают Ракитина в последний путь. Потому что друзей среди них не было, только полезные знакомства. Нет, разумеется, все они в силу специальности были притворщиками, но некоторые из них делали это совсем уж грубо, даже можно сказать – не профессионально. Такой подход рано или поздно выльется для них в неприятности.

Он принял правила игры и отыграл свою партию притворства на пять баллов, улыбаясь и шутя, отвечая взаимностью на похвалы, признания в вечной дружбе и сотрудничестве. Такие правила действовали в этих стаях… «Ну что ж, прощайте, волки! Впереди новая жизнь. Только так».

В тот момент Сергей даже и не подозревал, насколько он был близок к истине в своих рассуждениях…

Перелёт оказался мучительно долгим и крайне изматывающим. От Москвы до пункта назначения летели с пересадками, со сменой воздушного судна и даже с дозаправкой на каком-то богом забытом аэродроме посреди нехоженой тайги или даже тундры, где пассажирам запретили покидать салон самолёта. Видимо, опасаясь, что у кого-то хватит смелости отойти достаточно далеко, чтобы заблудиться. Но спорить никто не стал, даже курильщики: охоту отбили тучи громадных комаров, жужжавших повсюду, как маленькие коптеры. Парочка таких вот кровососущих тварей словно бы могла схватить за шкирку и оттащить в ближайшие кусты, где высосала бы все соки.

Сразу бросалось в глаза, что чем дальше от столицы на восток, тем хуже выглядели удобства, предлагаемые пассажирам. А за границей полярного круга удобства просто исчезли. Посадку в аэропорту городка, – одного из торговых портов Северного морского пути, – совершили уже на стареньком, потрёпанного вида АН-24 (или АН-26, на каком-то из них, Ракитин не разбирался), местной авиакомпании.

Ещё на подлёте к городку Сергей понял, какая это дыра.

У самой кромки бескрайнего Северного Ледовитого океана, на крохотном участке суши, зажатом среди череды пологих сопок, вытянулись невзрачные дома, преимущественно пятиэтажки. Детали, конечно, с высоты разглядеть было невозможно, но, о господи, целый район выглядел заброшенным: дома с обшарпанными стенами и тёмными провалами разбитых окон занимали приличный участок, – если не сказать, что третью часть и без того небольшого населённого пункта. А улочки между ними были плотно заставлены морскими грузовыми контейнерами всевозможных оттенков. В центре, прямо среди жилых домов, густым чёрным дымом чадила огромная труба. Жирный смог относило в сторону разноцветных обитаемых пятиэтажек. «Не понял! Они что, тут в респираторах ходят?!» – немного шокированный увиденным, Сергей отпрянул от иллюминатора, уставился в потолок, роль которого выполняли пластиковые панели на своде фюзеляжа и, вслушиваясь в разговоры в салоне, принялся ждать приземления.

Вскоре командир объявил, что полёт завершается, и попросил выполнить стандартные для таких случаев процедуры, после чего умолк, не утруждая себя повтором сообщения на английском, как было принято на прочих междугородних маршрутах. Ракитин огляделся, но все были безучастны. И правда, для кого тут повторять, да ещё и по-английски? Перебьются… Судя по всему, его окружали сплошь вахтовики да местные жители.

Была, конечно, и парочка других, солидных на вид, персонажей. На таких у Ракитина взгляд был заточен. Он автоматически отметил их присутствие и взял на карандаш. Но «солидные» тоже не возмущались… Пускай молчат. Но ведь он-то другой! Он заплатил, и притом немалые деньги! А значит, должен получить максимум выхлопа!

Мимо как раз проходила стюардесса. Уже немолодая женщина восточноазиатской внешности со смуглым оттенком кожи, располневшей фигурой, в каком-то сером шерстяном платке, накинутом на плечи поверх формы авиакомпании.

– Простите! – как можно мягче, даже заискивающе, позвал Сергей. Он считал, что такое обращение просто нельзя проигнорировать, и что сотрудник из числа обслуги должен сделать всё для столь особенного и тактичного клиента. Женщина остановилась, но глянула на Ракитина так сурово, что на секунду деморализовала его. «Что?!» – кричал её недовольный взгляд. Немой вопрос был таким реальным, громким и искренним, что Сергею показалось, будто он прозвучал внутри его головы в голос. Стюардесса не скрывала своего раздражения.

Ракитин опешил. «Не на того напала!» – подумал он возмущённо, а вслух произнёс всё так же мягко, словно и не заметил неприязни, исходившей от неё:

– Капитан что, не станет дублировать сообщение на английском? – выдал он ненавязчивую претензию, уже внутренне ликуя, что поставил обслугу на место, заставляя выполнять рабочие обязательства.

– Оно тебе надо? – грубо и совершенно непочтительно для человека её профессии рявкнула стюардесса и, не дожидаясь реакции, как ни в чём не бывало отправилась дальше по своим, прерванным каким-то выскочкой делам.

Сергей совсем уж растерялся от неприкрытого хамства, совершенно, по его мнению, им не заслуженного. Он-то не хамил и как мог более учтиво обратился к ней, а в ответ такой негатив! Теперь он обдумывал план мести или же какой-нибудь пакости, чтобы воздать бортпроводнику по заслугам…

Пока он представлял себе яркие сцены «воздания заслуг», самолёт вздрогнул, коснувшись бетонной полосы, пилот включил реверс, и турбиновинтовые двигатели взревели, совершая маневр торможения.

Сразу после того, как воздушное судно подрулило к терминалу аэропорта и остановилось, в салон прошли двое военных, как выяснилось – пограничников. У каждого потребовали документы на предмет легальности пребывания на территории. Проверив Сергея и опознав в нём своего, ему предложили добраться до города на их транспорте, объяснив, что вызвать такси с аэропорта почти невозможно из-за плохой связи, да и сто́ит оно недёшево. Отказываться от подобных предложений было не в принципах Ракитина, к тому же предстоящее знакомство с силовиками выглядело весьма перспективным.

Первые выводы о новом месте дислокации Сергей сделал, когда разглядывал городок с неба сквозь стекло иллюминатора. Но с земли, да и ещё в упор…

М-да, то ещё местечко. Аэропорт расположился на побережье, вплотную приблизившись к береговой линии. Территорию со стороны суши огораживала ржавая сетка-рабица. Каждая секция была забрана в стальную коробку с нахлобученной сверху двумя рядами ржавой, местами подранной колючей проволоки. Часть забора стояла в воде, а часть в ней лежала. Очевидно, за сохранностью периметра здесь особенно не следили. Помимо того, что ограждение покосилось, территория была замусорена фрагментами фюзеляжей вперемешку с кусками обшивки, запасных частей и деталей различного назначения, строительного и прочего хлама.

Ракитин обвёл всё это взглядом и уставился на терминал. Приземистое, серое двухэтажное здание с короткой башенкой диспетчера по центру, мутными маленькими квадратами стёкол, отколотой местами облицовкой, обнажавшей кирпичную кладку, – было под стать атмосфере. Создавалось впечатление, что оно не сегодня, так завтра рухнет. Печальное зрелище.

Трагически вздохнув, Сергей проследовал внутрь.

Внутреннее убранство терминала не разочаровало мужчину, поскольку Ракитин его себе примерно так и представлял: тёмное тесное помещение с одним рабочим окном, отделанное невзрачной, местами косо наклеенной плиткой. Видимо, косметический ремонт делали вездесущие специалисты из средней Азии – их почерк… А капитальный был наверняка ещё при Советском Союзе, символы которого сохранились на массивных межкомнатных дверях из алюминиевых рам с толстыми стёклами. Лестница с широкими ступенями и массивными деревянными перилами вела на балкон второго этажа. Пыльные уродливые плафоны загромождали потолок, отвлекая внимание от паутины широких трещин на нём. Нет худа без добра. Наверное, администрация аэропорта рассуждала подобно маме Дяди Фёдора из мультфильма «Трое из Простоквашино»: «…от этой картины на стене очень большая польза, она дырку на обоях загораживает». Только вместо картины – плафоны, а вместо дырки – трещины.

Получив свой чемодан, Сергей взбежал на второй этаж, где находилась коморка, которую пограничники называли своим кабинетом. На втором этаже оказался зал ожидания: узкое пространство с несколькими рядами железных кресел, сцепленных между собой по три штуки и выставленных спинкой друг к другу. Между окнами, не заслоняя вид на взлётно-посадочную полосу, стояли автоматы с газировкой, шоколадными батончиками и прочими вкусностями, которые так любят юные путешественники. Был тут и кофейный автомат, его за ненадобностью затолкали в угол.

Также имелась площадка вокруг «второго света», откуда было удобно наблюдать за пассажирами на первом этаже аэровокзала. На площадке, в изобилии домашних растений, высаженных во все возможные ёмкости на любом свободном участке, разместились лавочки, отдельные стулья и старые кожаные кресла. В одном углу скопились двухсотлитровые резервуары для воды и приткнулся письменный стол. В другом жёлтым светом горело оконце билетной кассы, где маячила девичья головка с волосами, забранными в хвост. Лицо кассира было опущено вниз, отчего хвост, провдетый в чёрную резинку, был похож на застывший нефтяной гейзер.

Кроме билетёрши, в помещении было несколько мужчин, праздно шатавшихся туда-сюда, подростков, залипших в гаджетах, и аборигенов. Последние так выделялись, что Ракитин невольно задержался на верхней ступеньке, разглядывая их с неприкрытым интересом.

Смуглокожие мужчины и женщины восточноазиатской внешности с морщинистыми улыбчивыми лицами, неопределённого возраста, в окружении своей ручной клади, большого количества разномастных пакетов, коробок и сумок, сбились в кучу, как будто вокруг них не было места. Они что-то громко обсуждали на своём тарабарском языке, режущем слух, резко выкрикивая непонятные фразы. Одеты были тоже странно: на них словно были надеты сразу все их вещи по принципу: «Всё своё ношу с собой». К тому же одежда явно была не первой и даже не второй свежести, мятая и местами запачканная тёмными пятнами. Какой же запах должен стоять вблизи?

Внезапно в руке одного из них что-то блеснуло. Послышался звон стекла. Понятно. Распивают алкоголь. И где? Прямо посреди зала ожидания! Сергей снова осмотрелся, но эта сцена больше никого не смутила. «Вот это нравы», – покачал головой Ракитин. Словно бомжи… Волна брезгливости прошла по телу.

– Серега, мы здесь! – окликнули мужчину. – Заблудился, что ли? Я же сказал, наверх и направо! – приоткрыв дверь, не замеченную Сергеем ранее, из неё наполовину высунулся Михаил и призывно помахал ему рукой. Ракитин подошёл и кивнул в сторону аборигенов.