Сатурния Луна

– Я к чему… – продолжил Борис Иванович. – Я заб’онировал номе’лл в отеле. На ночь. Л’азумеется, после того как мы с удовольствием поужинаем, п’огуляемся по вече’нему голл’оду… Может, вы хотите побывать где-нибудь конк’етно?

– Да нет, – потеряно отозвалась Эва. Она уже всё, разумеется, поняла. Она же умная. Хоть сложить два и два было несложно.

А ты думала, всё ограничится прогулками под луной? – саркастически спросила она себя. И вдруг представила себя с этим пятидесятилетним мужчиной вместе. Рядом. Совсем рядом.

– Мне, – проговорила она, сдерживая спазм. – Надо… простите…

– Секунду! – попридержал её за руку Борис. – Вот! – Он достал из кармана пиджака конверт и положил его на ослепительно белую скатерть столика. – Здесь – полто’ы тысячи, так как я понимаю, что вам придётся… ммм… п’еодолеть некото’ые т’удности…

– Хорошо! – Эва попыталась мягко высвободиться. – Мне правда, надо…

Борис Иванович другой рукой вложил конверт ей в сумочку, и только тогда отпустил.

Эвелина в каком-то полуобморочном состоянии – почему-то её неожиданно накрыло, – доковыляла до туалета, который из-за внутренней роскоши по незнанию можно было принять за будуар, пустила воду в раковину и уставилась на себя в зеркало.

– Ну что, – сказала она своему отражению. – Допрыгалась? Раз-два, ножки врозь. Проститутка гребанная.

Она достала из сумочки конверт, пересчитала «полторашку» и, хлопнув по крану, перекрыла воду.

Потом выбежала из туалета, разыскала на подходах к залу какого-то ресторанного сотрудника и попросила показать ей «запасной выход».

* * *

«Дома» она устроила Ираде истерику. Эва совершенно вышла из себя, она орала как полоумная, едва не кидалась на «мамулю» с кулаками, обзывала сутенершей и всё такое прочее. Ирада восприняла катаклизм относительно спокойно, и улучив момент залепила «дочурке» звонкую пощёчину. Эвелина остолбенела от изумления, а потом бухнулась на кровать лицом в подушку и принялась рыдать.

– Не надо выдавливать из себя какую-то вселенскую скорбь, – сказала ей в затылок Ирада. – Пора взрослеть понемногу. Денежки-то они не сами по себе в карман приходят. Их зарабатывать надо. А ты как хотела? Игры в мягкие плюшевые игрушки закончились. Вот чего ты рыдаешь? Как будто тебя обидели чем? Ну надо же, фифа какая! Можно подумать, ты развалишься, если дашь интеллигентному человеку? Что ты тут из себя жертву-то строишь? И где, кстати, Барух Иосифович? Что там приключилось?

– Я сбежала, – глухо в подушку промычала Эва и дёрнула плечами в очередном всхлипе.

– Сбежала? – грозно переспросила Ирада и тут же добавила, тоном ниже и как-то вроде даже с облегчением. – Ну тогда сама виновата…

* * *

Эва пересчитала бумажки, закрыла жестяную коробочку и снова прибрала в «тайник». Ещё пара «свиданий», подумала она, и можно рвать когти. На первое время хватит. В крайнем случае, сниму комнату где-нибудь на окраине, а дальше… Дальше – добрых и щедрых дяденек в любом городе достаточно.

Черту, про которую Эва постоянно думала после неловкого случая с Борисом Ивановичем (Ираде стоило огромных трудов «урегулировать вопрос», впрочем, в итоге даже не пришлось возвращать аванс), переступить оказалось на удивление нетрудно. Главное, поняла тогда Эвелина, дать себе правильную установку. И рассматривать происходящее не с точки зрения каких-то там моральных принципов и общепринятых устоев. А глядеть со своей колокольни. Воспринимать желания «клиентов» как издержки работы. Работы, за которую вообще-то платят неплохие бабки. Так кто кого использует? Если, конечно, смотреть со своей колокольни. Кроме того, Ирада «подгоняла» мужчин солидных, для которых сам факт перепихона не являлся самоцелью. Эва же не уличная или бордельная шлюха какая-нибудь! Эскорт – это не только постель. А элитный эскорт – это на 90 процентов приятное сопровождение. Приятное для клиента, понятно. Для взрослого папика, которому показаться с юной красоткой в обществе – уже само по себе кайф. Так что интимная концовка не всегда и нужна. К тому же многие из-за возраста или иных причин не очень-то и могут. Короче, если не заморачиваться и не страдать самоедством – работа как работа. Не хуже и не лучше других. Тем более, когда у тебя кукиш без масла за душой и ни одного дееспособного родственника (не считать же такими Вагина с Ирадой).

Ну, понятно, что иногда Эву накрывало. Всех накрывает.

Например, после какого-нибудь не очень лицеприятного похода в номер отеля с перебравшим папиком. Но презрение к себе поутру, как правило, проходило. Стоило глянуть на себя в зеркало – на молодость, на красоту, на «всю жизнь впереди». Только вот немного потерпеть. Хотя, «немного» – это сколько?

Ещё Эву отчётливо тяготили взаимоотношения с Вагиным. После того памятного разговора, номинальный «папа» не раз проявлял недвусмысленные поползновения к объекту своей страсти. Но, так как Эвелина сразу и категорично вычеркнула «дядю Гену» из своих дальнейших перспективных планов, никакого прогресса в их отношения она допускать не собиралась. Что не мешало ей, впрочем, порой, сшибать с него на «конфетки и помады», шантажируя их общей тайной. Но такой шантаж становился всё менее эффективным: Эва прекрасно контекст осознавала. Вагин уже не бледнел при напоминаниях о «тайном знании» и видно было, что он «перегорел» и внутренне почти смирился с тем, что правда рано или поздно откроется. И из-за этого становился опасен. Эва до сих пор не позволяла ему ничего «такого», но если палку гнуть и гнуть, то рано или поздно она сломается. А раззадоренный до белого каления взрослый мужчина, оставшийся в доме наедине с объектом своей страсти, девочкой, не способной дать какого-то отпора, может наделать много глупостей.

От Эвы требовалось не доводить возрастного ловеласа до крайности и каким-то образом выпустить его пар.

В итоге получилось это сделать весьма экзотическим образом: окатив Вагина ушатом холодной воды. В метафорическом понимании данного выражения.

– Давай сходим уже куда-нибудь, – с нотками раздражения заявил как-то «дядя Гена», бесцеремонно хватая Эву за рукав. Ирада до вечера уехала в город, и они были с «папулей» на даче одни. – Сколько можно динамить-то? С другими же ходишь!

– С другими это с другими, – тоном Снежной Королевы отозвалась Эвелина. – Не смей меня трогать без моего разрешения! – и она резко высвободила из захвата руку.

– Надо же, как ты заговорила! – даже удивился Вагин, впрочем, пальчики свои длинные разжал. – Соплячка! Забыла, кому ты всем обязана?

– Ещё скажи, что исключительно тебе, – огрызнулась Эва.

– Слушай, ты… – почти прошипел Вагин. – Я не посмотрю, что ты женский пол! Счас как залеплю оплеуху, скручу и трахну прямо на диване.

– Попробуй только! – Эвелина тоже сузила зрачки. – Тогда зрители ближайшего отделения тут же получат доступ к очень любопытному кину!

– К кину? – машинально пробормотал Вагин, явно сбитый с толка. – Какому кину и что ещё за отделение?

– Документальному, – раздельно, почти по слогам проговорила Эва. – А отделение – полиции, конечно, какое же ещё!

– Ты… о чём? – в зрачках Вагина отчётливо промелькнула растерянность.

– Не надо видеокамеру свою бесхозной оставлять. Ты думаешь, я не подстраховалась? Ещё как. Засняла твои приставания на скрытую камеру. А видеокассетка с нелицеприятным монтажом – в надёжном месте. И стоит мне щёлкнуть пальцем, ну или неожиданно пропасть, к примеру, как тут же с почтовым голубем она прибудет в отделение. Там и заявление есть, ага. По твою душу!

Стало заметно, как Вагин побагровел от гнева.

– Ах ты, сволочь, – выдавил он сквозь зубы. – У нас же ничего не было!

– Это как посмотреть. С какого ракурса. Намерения-то на видео чётко засняты. Плюс заявление. Семь лет строгача. У меня и биологические материалы имеются… – про «материалы» Эва, конечно, соврала, но, учитывая нервность обстановки, блеф прокатил.

Вагин вдруг как-то весь обмяк, нетвёрдой походкой добрёл до дивана, на котором ещё минуту назад собирался дочурку «трахать» и рухнул-опустился-сел. А потом обхватил голову руками.

– Я же тебя любил, – тихо сказал он, не поднимая головы. – Думал, уедем. Жить будем…

Эвелине на какой-то момент даже стало его жалко. Но – только на момент.

– Я тебе не по карману, папа! – сказала она. – Да не убивайся ты так. Зря я тебя сдавать не буду. Живи себе. С Ирадой своей.

– А ты? – ещё тише спросил Вагин, продолжая оставаться в той же позе.

– Я? – переспросила Эва, помолчала, подумав, и сказала: – Я птица высокого полёта. Клетка, даже золотая – не моё…

* * *

Вместе с внезапно пробудившейся в натуре Эвы решительностью и даже, отчасти, стервозностью, другая сторона её тонкой натуры никуда не делась. Часто, наедине с собой, она продолжала оставаться неуверенной, ранимой и рефлексирующей особой. Откуда бы тогда появлялись в её голове стихи? Из чего бы рождались строки, если не из внутренней хрупкости и вороха путанных, боязливых мыслей. Как там будет дальше? – вопрос возникал в сознании Эвы всё чаще и чаще. И ответить на него, при всём желании, девушка не могла. Да, у неё стали получаться отношения с мужчинами, но – особого рода. Чаще они были не обоюдными, а манипулятивными. Прежде всего, с её стороны. Но ведь она не специально стремилась к этому. Такой «модус вивенди» навязывал ей окружающий мир. Если сказать проще – это был способ выживания. Рассчитывать-то Эвелина могла только на себя.

Но вместе с тем – ей хотелось любви. Какая девочка в 18 лет не мечтает о принце и дворце? Пусть и окунувшись в циничность товарно-денежных отношений, где товар – это и есть ты сама. Но. Одновременно с актом купли-продажи ты ведь получаешь ещё и локальную власть над отдельным, конкретно взятым, мужчиной. Власть, которой можно пользоваться на своё благо. Пусть пока у Эвелины это ещё получалось со скрипом, но ведь получалось. И упрощало её жизнь. А принц… Ну что принц? Возможно, пока ходит где-то по соседним улицам. Придёт время – их траектории с Эвой пересекутся в точке на плоскости. Правда, не факт, что это пересечение свяжет их навеки. К тому времени принц может сильно измениться. И может сильно измениться сама Эвелина.

…И отобрал свободу ей.Неблагодарно.Она была мне неподвластна,И надо мною слишком властна.И я решил, чтоб – не напрасно,Упечь её в сундук.Обречь на вечность тяжких мук,Облегчить тем и мой недуг…Такой вот я навеки «дрянь»!* * *

Эва на прощание прошла по «дому». На улице воцарилась осень, и дача внутри казалась какой-то уставшей, использованной. На кухонке в раковине – курган немытой посуды, в гостиной – задёрнутые, тяжёлые, пыльные шторы, в кабинете Вагина – сиротливо развёрнутое вращающееся кресло с выдранным поролоном на спинке.

Эвелина зашла в свою комнатку. Зачем-то надавила несколько раз ладонью на матрас – почувствовала упругость панцирной металлической сетки. Глянула в засиженное снаружи мухами окно: через стекло кособоко просматривалась часть «сада»: тоже неухоженного, «расхристанного», с чёрными шрамами взрытых грядок.

Эва открыла отделение секретера, просунула руку к стенке, нащупала «монпансье» и вытащила коробочку на свет. Вскрыла, переложила купюры в свой дешёвый кошелёк, который носила в дешёвой же дамской сумочке. Кошель некрасиво, но приятно, по-жабьи раздулся от ассигнаций.

Эвелина подхватила собранный накануне рюкзачок, прошла по коридору и вышла на веранду.

Чёрная ворона, сидящая на ветке ближайшего голого дерева, посмотрела на неё подозрительно.

– Привет, – сказала ей Эва негромко.

Но ворона, услышав голос, тут же тяжко и испуганно вспорхнула и, громко хлопая крыльями, улетела вбок.

Эвелина грустно вздохнула.

Потом обернулась, глядя в развратно распахнутую входную дверь домика.

– Спасибо, Ирада – сказала она двери. – Спасибо, Вагин… Но дальше я как-нибудь сама…

Эва замкнула замок, а ключ спрятала под вторую ступеньку крыльца – так было принято.

И пошла прочь, в неизвестность, растворяясь в зыбком осеннем мареве.

Глава 4

АУКЦИОН

Особняк поражал воображение. Такое Эва видела только в кино – на полном серьёзе. Огромное, мрачное здание в готическом стиле. Со рвом, бойницами в окнах и острозубыми башенками по краям. И располагался замок где-то у чёрта на куличках, в болотистой долине, куда в мокрую погоду возможно проехать разве что на тракторе.

Впрочем, сейчас Эвелину привезли на Аукцион в обычной стандартной иномарке, напялив на голову мешок (чтобы не запомнила дорогу).

А когда разрешили его снять и вывели к входным воротам, тогда-то Эва и прониклась величием представшей перед ней архитектуры. От стен особняка даже пахло по-особому: смесью влажного камня и почему-то свежеструганных досок.

Нельзя сказать, что Эвелине было очень страшно. Она, конечно, опасалась, полагая, что ввязалась в какую-то дикую хрень. Но юношеский задор сглаживал беспокойство: где наша не пропадала! И потом – за такие деньги можно и потерпеть.

Лишь однажды в голове Эвы чётко возник сакраментальный вопрос «Что я тут делаю?!» – когда два хмурых охранника обыскивали её на входе.

А действительно, как она сюда попала?

* * *

После дерзкого побега от парочки извращенцев Эвелина перебралась в столицу. Доехала на попутках без особых приключений – повезло. А столица есть столица. Каким-то удивительным образом в ней приживаются даже те понаехавшие провинциалы, у кого в карманах свищет ветер. Эве же с её заначкой и вовсе судьба благоволила. Она без проблем и без особых вопросов сняла крохотную квартирку у какого-то забулдыги. Сходила в ресторан: к ней клеились все кому не лень, но она кавалеров безжалостно отшивала. Гуляла ежедневно по набережной, рассматривая прохожих: все, без исключения, куда-то спешили.

Где-то через неделю ничегонеделания Эвелина стала задумываться о своей дальнейшей жизни. «Светиться» после побега ей было противопоказано, но ведь и устраивать свою дальнейшую жизнь как-то надо. Заначка-то не резиновая – деньги таяли, как снег под весенним солнцем.

Она приобрела себе по объявлению хиленький, сильно подержанный ноутбук и зарегистрировалась на сайте знакомств. Сходила на пару свиданий ни о чём, пока не познакомилась по сети с Инком. Она подозревала, конечно, что фото на аватаре не настоящее, но «стелил» Инк гладко. Болтать с ним по сети было весело и прикольно. В итоге договорились встретиться в людном месте. В людном, потому как кое-что в Инке Эву реально настораживало. Она, как собака верхним чутьём, обоняла какой-то подвох, поэтому и решила перестраховаться.

Предчувствия её не обманули: в торговом молле к ней подошла худая нескладная девушка, одетая неформально: проклёпанная косуха, боевой раскрас, металлические цепочки вместо карманов, лысая башка.

– Ты к Инку? – спросила она, щурясь.

– Ага, – подтвердила Эва.

– Я его сестра. Пошли.

– Куда?

– Тут недалеко.

В итоге выяснилось, что никакого Инка не существует. Во всяком случае в том виде, в котором его представляла Эва. Инк – это и была та самая лысая девушка.

Они засели за столиком магазинного кафе и Инна – так её на самом деле звали – «раскололась».

– Ты подходишь под запрос, – доверительно сообщила она, отхлёбывая отвратительный кофе. – Вот я и вытащила тебя, чтобы посмотреть. Многие же гонят, ставят на аватар фотки знаменитостей.

– Не, я – это я.

– Я вижу, – снова сощурилась новая знакомая.

– А что за запрос?

Инна некоторое время помолчала.

– Тебе нужны бабки? – спросила она. – Даже не так. Тебе нужны охрененные бабки?

– Развод что ли какой-то? – принуждённо засмеялась Эва. – Чё за дурацкие вопросы?

– Никакого развода, – серьёзно сказала Инна. – Контракт. Всё чётко, как в аптеке. А ты подходишь по всем параметрам… Будешь суперлотом!

Именно так в жизнь Эвы вошёл Аукцион.

* * *

Создали эту систему явно люди с возможностями. Эвелина не собиралась вдаваться в подробные детали, да и кто бы ей что стал растолковывать? Её дело, по объяснениям Инны, было маленьким: делай что говорят и не отсвечивай.

Суть Аукциона заключалась в том, чтобы предоставлять особенный «товар» под конкретного и очень придирчивого покупателя. Понятно, что менее искушённым любителям клубнички не представляло сложности отыскать желаемое на многочисленных сайтах подобной тематики. Но тут реализовывались проекты совсем иного, эксклюзивного уровня. Во-первых, «заказчиками» являлись очень богатые клиенты. Во-вторых, богатые и шизанутые. Зацикленные на каком-нибудь эксклюзивном фетише. Они формулировали свои «хотелки», а исполнители (рекруты вроде Инны) подыскивали тех, с кем данный фетиш может быть реализован. Потом устраивался собственно Аукцион. Лоты представлялись заказчикам, и те на торгах выбирали себе игрушку на ночь. Эвелина попадала под очередной набор «хотелок» публики почти идеально. А узнав сумму гонорара за одну встречу – если её купят на Аукционе, – решила рискнуть. Таких денег она никогда ещё в своей жизни не видела воочию. Есть за что «бороться». Ну не расчленят же её, в самом деле!

Все приготовления к Аукциону проходили в особо засекреченном режиме. Эва общалась только с Инной. Болтать об этом на стороне категорически воспрещалось. Инна пригрозила, что, если информация утечёт, конец Эву ждёт незавидный: есть примеры. С «отступниками» аукционисты расправляются безжалостно.

Эвелина и верила, и не верила, но язык решила держать за зубами. Мало ли.

Подготовка к мероприятию заняла недели две.

– Ты должна будешь исполнить всё, что тебе прикажет клиент, – предупредила Инна перед самым Аукционом. – Когда твой лот сыграет, ты прекращаешь принадлежать себе.

– Ну а что исполнять-то? – с некоторой тревогой спрашивала Эвелина. При всём своём внутреннем бахвальстве на неё накатывали иногда приступы паники.

– Я же сказала – всё, что потребует клиент.

– А если я этого просто-напросто не умею?

– Научишься по ходу пьесы.

* * *

Внутри особняка впечатление древности строения размывалось. Интерьеры выглядели вполне себе современно, отдалённо напоминая внутренние помещения некоторых ночных клубов: узкие, освещённые технологичными светильниками коридоры, «модные» материалы отделки на стенах и потолке, «богатые» элементы декора.

Эву вели двое дюжих молодцов, конвоируя как заключённую. «Вертухаи» выглядели на одно лицо: на их широких мордах люминесцентно светились маски, наподобие врачебных.

Ещё на посту охраны Эве надели на запястье пластиковый браслет с выбитым на плашке числом «13». Идя по коридорам, она машинально потирала эту руку, словно браслет ей давил. По пути Эвелина краем глаза замечала открытые двери некоторых номеров – свет внутри них был погашен, но в полумраке угадывались некие странные массивные конструкции. Ей почему-то подумалось, что это – орудия пыток, и она словила ещё один короткий спазм паники.

Эву завели в маленькую комнатёнку без окон – словно бы камеру-одиночку. Из всех предметов меблировки в ней стоял только стул. Обычный, старый, обшарпанный – такой часто «обитает» в жилищах каких-нибудь пенсионеров.

Один из сопровождающих указал на него пальцем и проговорил:

– Сиди, жди. Если тебя выберут, за тобой придут.

– А если нет? – с неподдельным интересом спросила Эва.

– Жди, – повторил мордоворот и кивнул напарнику.

И бугаи вышли, замкнув дверь «камеры» на ключ.

Эва ещё раз осмотрелась: хотя на что тут смотреть? Пупырчатые голые стены и пресловутый стул.

Эвелина подошла к нему, потрогала спинку. Затем вернулась к стене и приложила к ней ухо. Казалось, она слышит какие-то шумы, как в морской раковине. Отдалённый шум ветра, неразборчивый гул наслаивающихся друг на друга голосов, мощные басы музыки. Замок не был мёртвым, он, несомненно, жил изнутри. Где-то сейчас вершились неведомые Эвелине дела, быть может, странные и зловещие. И самое страшное: в этих делах каким-то образом фигурировала и она сама!

За время ожидания Эва на стул так и не присела.

Минут через тридцать послышался щелчок и дверь отворилась: в комнату вдвинулся один из недавних охранников.

– Лот номер тринадцать выиграл, – сообщил он официальным тоном. Губы под его маской забавно шевелились.

– И что мне? – спросила Эва.

– Пошли, – сопровождающий кивнул на выход.

* * *

Он довёл Эвелину до некоего конференц-зала. Тут, впервые с тех пор, как она попала внутрь замка, Эва увидела «коллег». Вначале одну, а потом и другую девушку с подобными браслетами на руках. Обе шли в паре с некими мужчинами в костюмах, на лицах которых красовались маскарадные маски. Один вёл свою пассию под руку, а другой приобняв за плечо. Обе «пассии» выглядели молодо, одна девушка была очень худа, на её бледном лице выделялись большие круглые глаза.

Эти две пары попались Эве навстречу перед входом в тот самый конференц-зал. Когда же Эвелина вошла, то увидела, что это и есть сам Аукцион. С одной стороны возвышалась кафедра с трибуной, а с другой стояли ряды кресел, в которых ещё продолжали сидеть участники – в основном мужчины в однотипных костюмах и с обязательными масками, самыми разнообразными.

Эву подвели к подиуму, и ведущий-аукционист (тоже в маске), сверившись с номером на руке, провозгласил:

– Лот номер тринадцать! Прошу-с!

Он обвёл взглядом зал, в котором с кресла поднялся один из мужчин: на его лице висела жуткая маска чумного доктора с длинным крючковатым носом.

Мужчина выбрался из ряда и пошёл к подиуму: Эва сразу же определила по походке, что человек явно в годах.

«Чумной доктор» подошёл к «лоту» и взял Эвелину за руку. Кожа у него была шершавая и холодная.

В это время в зал ввели новых, надо полагать, выигранных на Аукционе, и Эва обомлела: одним из «лотов» оказался совсем молоденький парень. Пока охранник вёл его к подиуму, худощавый парень (который был на голову ниже Эвы) испуганно таращился в «зрительный зал».

Эвелина гулко сглотнула, когда он проходил мимо.

«Доктор» тем временем увлёк её к выходу; в дверях они столкнулись с ещё одним «экспонатом» – женщиной лет тридцати пяти со сплошь зататуированной шеей. В глазах этого лота Эве почудилась пустота и покорная обречённость.

Эвелина передёрнула плечами – это движение не укрылось от её спутника, но он никак не прореагировал, а только сильнее сжал её ладонь.

* * *

«Доктор» привёл Эву в большой, роскошно обставленный номер, состоящий, судя по всему, из нескольких комнат.

Из небольшой «гостиной» в них вели отдельные двери.

Здесь же располагался столик, бар и небольшой диванчик.

– Присаживайся, – предложил «доктор». Это были первые слова, сказанные им, после того как он оказался наедине с выбранным «лотом». Эвелина не ошиблась: мужчина, судя по голосу, давно разменял «полтинник»; она послушно присела на краешек.

– Выпьешь? – «доктор» подошёл к бару, открыл створку.

– Н-нет, – тихо отказалась Эва. Хотя в горле, если честно, пересохло: она бы глотнула какой-нибудь колы, но просить заново уже постеснялась.

«Уразумей себе чётко, – говорила ей Инна на «инструктаже». – Ты обязана делать всё, что тебе скажут. Ты не имеешь права своевольничать и вести себя неподобающе. Ты не можешь, например, уйти, хлопнув дверью, если тебе что-то не понравится. Любое неповиновение приравнивается к нарушению контракта. Итог – твоё вознаграждение аннулируется. Поэтому, будь добра, не зли клиента и будь паинькой…»

Мужчина налил себе из пузатой бутылки и взял бокал за ножку.

Эва подумала: а как он пить-то будет в маске?

Словно отвечая на её незаданный вслух вопрос, мужчина поднял свободную руку и стянул с себя лицо «чумного доктора». Под маской оказалось морщинистое немолодое лицо с кустистыми седым бровями и невзрачными, глубоко посаженными глазками. Впрочем, довольно холёное лицо: несмотря на возраст, чувствовался во всём облике незнакомца некий аристократизм, присущий очень богатым людям.

«Потому как другие, – подумала Эвелина, – в таких Аукционах вряд ли учувствуют».

– Как изволишь себя называть? – спросил «дедушка», улыбнувшись самыми краешками губ.

– Как захотите, – тихо отозвалась Эва.

– Вот молодец, – похвалил мужчина. – Тогда ты будешь Кира. А меня можешь называть просто «папочка». Особенно в более волнительные моменты. Это понятно?

– Да, папочка.

– Умница, – «Папочка» снова улыбнулся. – Что ж. Надеюсь нас ждёт незабываемое приключение.

* * *

Кончено, Эва волновалась, иногда мандраж переходил в дрожь, с которой становилось всё труднее справляться.

«Что её заставит делать этот старикан? – главный вопрос, который периодически возникал у неё в мозгу. – А вдруг он какой-нибудь маньяк?!»

Пока «папочка» принимал душ, Эвелина принялась обследовать другие комнаты номера, заглядывая в них по очереди, и в какой-то момент чуть не упала в обморок. Если первое помещение являлось обыкновенной большой спальней с огромной кроватью, украшенной балдахином и оформленной в «розовых» тонах, то вторая…