Вкус плода воображения

– Которым лень искать информацию?

– Именно! А нам-то проще – не надо выдумывать темы, хотя и без этого у нас: и про медицину, и про новые льготы; про скидки на любые сезонные товары и услуги; словом обо всём, что хотите, – она махнула рукой и, повернув налево, пошла дальше по коридору, параллельно здороваясь со спешащими мимо коллегами. – Так вот, продолжала Стася. – Сбор информации идёт одновременно с написаниями интересных, полезных и конечно же злободневных статей, и всё это вплоть до четверга. В четверг у нас сдаётся обложка газеты – это немного раньше, ну, чем все остальные полосы. При этом обязательно уже должны быть готовы: материал для рубрики «Вопрос недели», ценная статья на вторую страницу и, как минимум, ещё один полезный текст. В общем – всё для анонсов на обложке. В пятницу сдача газеты – это самый сумасшедший для нас с вами день, но больше для главреда. Впрочем…

– Впрочем, он сам на это подписался, – умозаключил, улыбаясь Пётр.

– О, это вы верно подметили, молодец! Та-ак, что там дальше? Если какие-то материалы очень большие, то корреспонденты их дописывают, потом всё, как на конвейере, к главному редактору. Если надо, а чаще всего – надо, он у нас дотошный, и кого-нибудь из журналистов, а может и не одного, вызывает для уточнения того или иного вопроса. А после уже отправляет всё на проверку корректорам. Это сумасшествие длится часов до четырёх дня, дальше тексты превращаются в газетные полосы. Но честно вам скажу, вёрстка газеты идёт параллельно с написанием и проверкой материалов. Дизайнеры работают с проверенным текстом, и это для меня запредельно талантливые люди: они интуитивно понимают, какими должны быть размеры заголовков, чтобы была гармония с фотографиями и текстами. А ещё они создают рекламу, и верстают объявления… Фу-уф! Короче, вот так вот… но это ещё не всё, потому что последняя инстанция у нас тут главред, и свёртанные полосы возвращаются к нему. А уже после его утвердительного «Да!», дизайнеры отправляют файлы в типографию. Собственно, у нас тут всё в шаговой доступности, и типография за углом, точнее – в соседнем крыле здания.

– Надеюсь, туда мы ходить не будем? А то я ещё тут пока не разобрался, – пошутил Пётр, но глядя на серьёзное лицо Стаси, понял, что она может его запросто сейчас повести в типографию. Он тут же склонил голову, как провинившийся мальчишка. – Простите, что перебил.

– Ничего, – Станислава мельком глянула на наручные часы и замотала головой. Все её планы на сегодняшний день рушились как карточный домик: она собиралась заскочить в парикмахерскую до обеда, но придётся теперь возиться с переводом статьи; не мешало бы купить какое-нибудь симпатичное платье или костюм для похода с мужем в ресторан, но когда? Пётр свалился как снег на голову, ещё и задаёт глупые вопросы, но отпустить его одного шататься по коридорам – это не выход. Стасе захотелось срочно куда-то пристроить новоиспечённого коллегу, пусть пока и внештатного, ведь главред не дал ей никаких указаний. «Не вести же назад в холл, пусть сразу приступает к работе, – подумала она. – Наверняка кто-то из журналистов на месте, они быстрее введут его в режим работы. Я ж не нянька таком детине! Чёрт, как же он всё-таки на Пашу похож…» Стася резко развернулась и бодро зашагала в сторону журналистского отдела, продолжая при этом рассказывать о работе газеты. – В типографии менеджеры оперативно, но досконально проверяют файлы, потом «отливают» специальные формы и запускают печать, и всё это вечерком, накануне субботы. Всё, собственно, мы пришли, – Станислава открыла дверь и заглянула в огромный кабинет с множеством рабочих столов. – Валер, Валера-а! Привет! Отвлекись на минутку, пожалуйста! Пётр, не стесняйтесь, заходите, теперь это и ваш кабинет. Знакомьтесь, короче, а я пошла. По любым вопросам, не стоит обращайтесь в высшую инстанцию на первом этаже, прямо по коридору, последняя дверь слева.

– Простите, не понял.

– Господи, что непонятного-то? Там главреда кабинет, и он не любит, когда его беспокоят по мелочам.

– А-а, можно ещё один вопрос? – Пётр слегка растерялся, он не ожидал, что Стася так стремительно закончит экскурсию. Самый главный вопрос он так и не задал.

– Все вопросы потом… Завтра… Я очень спешу, а вам хорошего рабочего дня!

Глава 2

Познаю́щий сидел в полумраке, склонившись над одним из священных писаний древнего Египта. Он уже в который раз перечитывал одну и ту же страницу, но не мог вникнуть в суть. Мысли его были далеко-далеко, за пределами этого бренного мира, мирской суеты, войн и смерти.

Перед глазами снова возник Кайнурис, во всей своей первозданной красе. Да, место мало походило на райский сад: остров Ка'Унтал, на котором находился город, из-за эрозии склонов был окружён террасированными стенами. С высоты птичьего полёта очертание территории больше напоминало причудливый каменный лабиринт. По улочкам, мощённым сплетениями обсидиана и изумруда, струился мягкий рассеянный свет, точно сам воздух был напитан сиянием. Обсидиан ловил тьму и вбирал в себя её глубину, тогда как изумруд отражал её, рождая в узких проходах игру света и теней, похожую на дыхание невидимого сердца. Дома вырастали из скального массива, как будто их не строили, а высвобождали – у каждого фасада были свои изгибы и оттенки, и даже тени на них ложились по-разному. Где-то на уровне третьих ярусов вспыхивали арочные окна, их стёкла хранили в себе блеск древних звёзд. Город жил, хотя казался вымершим, и чем дольше представлял его себе Познающий, тем отчётливее слышалось нечто: не звук, скорее – зов или зовущий внутри импульс. Атмосфера духа, как и сама энергия острова, были наполнены теми вибрациями, когда нирвана – не предел, а лишь преддверие глубочайшего внутреннего пробуждения…

Это было место силы, пожалуй, самое мощное из всех, что местный правитель Тотмирес смог найти на этой крохотной планете под названием Земля. И Познающий, в медитативном погружении, мог ощутить дыхание этого сокровенного пространства – не глазами, не умом, а сердцем. Оно, едва касаясь вибраций Кайнуриса, начинало сжиматься в груди, как в момент возвращения к чему-то утраченно-близкому, забытому, но не исчезнувшему.

Он уже множество раз видел этот мифический город, и не в образах, а в ощущениях, во вспышках света под закрытыми веками. В глубине между вдохом и выдохом, когда всё внешнее замирало, и наступала тишина. Однажды отец рассказал ему легенду об острове Ка'Унтал, произнося её шёпотом, словно речь шла не просто о другом месте, а о другом измерении, о той грани, где заканчивается мир проявленного и начинается мир откровенного.

Познающий запомнил всё, расказанное отцом, наизусть, и на пороге медитации каждое слово стучало в висках, и возникало перед глазами, при этом тьма начинала пульсировать, уступая дорогу внутреннему свету:

«Говорили, что в те времена, когда небо ещё не опустилось до уровня морей, а дыхание человека не было отделено от памяти звёзд, среди безмолвных, отражающих небо вод, возвышался остров Ка’Унтал, и в его сердце пульсировал город Кайнурис – город-призвание, город-врата, город, в котором всё дышало знанием. Каналы его были не просто водой, а живой сетью энергии, кристаллы на стенах домов – застывшей мудростью, залы посвящения – местами, где речь человека смолкала, а взгляд в себя становился последним аргументом перед переходом.

В самом сердце города возвышался величественный Храм – архитектурное чудо, созданное из света и времени. Его башни и колонны тянулись вверх, касаясь небесных просторов, а стены переливались сиянием затвердевшей мудрости. Внутри храмовых залов царила особая тишина – священная, наполненная дыханием веков, где воздух казался живым, вибрирующим энергией древних знаний. Свет проникал сквозь цветные витражи, отбрасывая фантастические узоры на выточенный камень и древние свитки. В центре главного Зала раскинулось Древо Познания, живое, буквально дышащее. Его ветви словно соединяли небеса и землю, а плод Офру-Ма переливался нерушимой силой и мудростью. Каждый зал храма был местом возвышенного посвящения, где грань между миром физическим и духовным стиралась, позволяя прикоснуться к вечности. Вход в главный Зал оберегали Ликаты – вневременные Стражи Грани Зеркального Пути, чьи контуры и движения предвосхищали плотскую форму. Они несли миссию вратарей: не пускать неподготовленных и вводить достойных в следующий цикл самопознания. Во главе самого храма стоял тот, кто знал путь к Истоку. Его имя давно растворилось в легенде, но оставалось эхом в каждом, кто искал Свет в себе. Это был Тотмирес – носитель замысла, пришедший в плоть, чтобы напомнить людям – кто они. Но город, как и остров, исчезли, впрочем как и всё, что слишком близко к свету. Остался только путь для тех, кто способен вспомнить».

Познающий был одним из них и чтобы попасть туда, он мысленно погружался вглубь океана, пока не ощущал твердь дна под ногами. Всё выглядело размыто, в водной глубине не было ни единой формы, но он чувствовал течение воды вокруг, постепенно растворяясь и вливаясь в поток. Так делали древние маги, вожди и жрецы, все те, кто владел знаниями, чтобы спуститься в построенные Детьми Света Залы Древа – подземные чертоги, где Древо Познания было не символом, а живым дыханием энергии.

Там можно было лечь на Цветок Офру-Ма, ставший древним узором в центре зала, и почувствовать, как поток энергии проходит через тело и память. Цветок этот был не просто узором: он распускался в сознании, как откровение, ощущаясь на языке как что-то древнее, терпкое. Как гранат под светом двух лун – соединение памяти и истины, того, что зреет внутри и раскрывается лишь в тишине духа. Плод Офру-Ма не вёл к проклятию, он вёл к узнаванию себя, узнаванию истоков. Его вкус был вкусом возвращения. И именно здесь рождалось то, что древние называли Учением Зеркального Пути – тропой, где каждый шаг внутрь становился шагом в безвременье, отражённым в великом зеркале, обращённом к Свету.

Познающий пока не был ни учителем, ни мастером. Но статус ученика позволял находиться у порога Залов Древа. Этого было достаточно, чтобы полученной там энергии хватало на определённый отрезок Пути. Он называл себя Идущим в Свете, и не собирался сворачивать во тьму. Его не удивляло, что земной мир с годами становился всё ниже по вибрациям. Энергия людей, запертых в собственных иллюзиях, достигла минимума, а это значило лишь одно – скоро начнётся Подъём. Каких-то несколько десятков лет и всё изменится. И Познающему хотелось найти нужные слова, хотя бы для тех, кто был рядом. Слова, что могли бы зажечь свет, если не во всех, то хотя бы в той, рядом с которой он молчал ночами, был одним на двоих дыханием… и верил, что её «пробуждение» и есть его путь.

Познающий продолжал мысленно погружаться всё дальше и глубже, чтобы достичь Залов Древа, и вновь ощущал, как его тело становится лёгким. Под ногами была вода, вокруг густой туман – отнимающий и видение, и даже предчувствие. Только поток. Когда вода достигла шеи, он начал произносить слова. Слова-ключи. Магические ноты, которых почти не было слышно. Они вплетались в туман, исчезали в глубине, но это был знак, что врата близко.

И вот, наконец, Познающий начал видеть мерцание, затем свет, очертания других, таких же, как он, идущих. Ни солнца, ни неба, только тишина, только знание, что Залы близко.

Посреди тишины, в который раз внезапно, раздался гром… а за ним звенящая, как игла в виске, трель. Звук, которому не было места в тех пространствах и быть не могло. Познающий настороженно начал открывать глаза. Звон усиливался и заполнял рассудок, отвлекая от дальнейшего пути. Познающий пришёл окончательно в себя, открыл глаза и понял, что это звонит мобильный телефон, а значит он вынужден прекратить путешествие. Его он продолжит позднее, в более подходящее для обычной земной жизни время, благо тело ещё достаточно молодое и крепкое, и все внутренние органы работают как часы. Обо всём этом он позаботился заранее, с раннего детства осознавая свою цель, и пока что был удовлетворён результатом. Единственное, что так или иначе напрягало, это привязка ко времени. С ним в этом мире всё двигалось слишком быстро, всё зацикленно было на часах, и он должен был с этим мириться.

Выйдя из потайной комнаты в небольшой рабочий кабинет, Познающий неспешно закрыл дверь в стене, оборудованную под книжный стеллаж. Здесь не было никакого особенного «ключа»: светильника, рычага или книги, которые надо повернуть, либо потянуть или выдвинуть, чтобы открыть вход. Никому и в голову не могло прийти, что за стеной что-то есть. Полки были сплошь заставлены классической литературой, а самую нижнюю до сих пор занимали тома Большой Советской Энциклопедии. Тем редким гостям, побывавшим тут, наличие такого «антиквариата», преподносилось как дань прошлому, память от отца, и деда. И это действовало, вызывало море сентиментальных эмоции, ностальгию по советской эпохе, когда книга была лучшим подарком и ценилась на вес золота. Но те же редкие гости тут же отвлекались на классиков советской и зарубежной литературы, вспоминая школьные и студенческие годы, когда чтение было сродни сегодняшнему «залипанию» в интернете. Только в нынешнее время, где всё или почти всё стало доступным через интернет, включая литературу на любой вкус, многие чаще выбирали и продолжают выбирать всё что угодно, но только не чтение мудрых книг.

Познающий тяжело вздохнул взяв мобильный телефон. Два пропущенных вызова. Номер был ему знаком, вот только говорить совсем не хотелось – пустая трата времени, которого и так слишком мало. Он не сможет убедить звонившего ему человека, что истинный путь, который тот хочет найти, это не выход из материалистического понимания мира, и вход в мир религиозный, а принятие их обоих, но по иным правилам. Сказав тому, ещё в самом начале их знакомства, что для познания Истины, следует объединить материю и дух, научные и религиозные знания, чтобы увидеть, что в первооснове они едины, он увидел лишь ухмылку и хитрый взгляд недоверия.

Телефон зазвонил вновь.

– У меня отличная новость, уважаемый Иван Сергеевич! – даже не поздоровавшись, радостно произнёс мужчина, едва Познающий прикоснулся к сенсорному экрану, принимая вызов. Тем, кто на него работал, он всегда представлялся и просил звать его по имени отчеству. Познающим или Идущим в Свете, он оставался только для знающих его истинное лицо, состоящих с ним в одной, скрытой от непосвещённых Иерархии Зеркального Пути. – Алло, Иван Сергеевич, вас не слышно! Это я Матвей!

– Говори, я слушаю,– спокойно произнёс он, решив, что даст звонящему ещё один шанс. Интуитивно он и сам чувствовал, что на этот раз всё не зря.

– У меня всё готово, клетка получилась практически золотой. Осталось только заманить туда подходящих птичек. Я нашёл для вас парочку редких экземпляров, на днях поймаю и доставлю в лучшем виде, осталось только познакомиться с вашей…

– Я похож на орнитолога, коллекционирующего редких птиц? Что ты несёшь?!

– А-а, м-м… Не понял… Простите, – звонящий мужчина откровенно растерялся и сам отключил связь, но тут же перезвонил вновь. – Алло, Иван Сергеевич, вы меня не так поняли!

– Тогда говори как есть, – ему захотело добавить слово «клоун» или «шут», но он промолчал. Уж больно много у него, в последнее время: простых желаний, обычных мыслей, начинающихся со слова «хочу». От этого следовало срочно избавляться, иначе придётся начинать всё сначала.

– Мы значит это: помещение уже подготовили, брошюры напечатали… – продолжал тараторить мужчина. – На днях я могу встретить интересующего вас человека, только дайте мне парочку адресов, хотя бы приблизительных: где она бывает чаще всего? Любой магазин, кафе, ресторан. Короче – любое людное место, а дальше я уже сам разберусь. Остальных, в принципе, я уже практически нашёл. Человек семь достаточно будет?

– Вполне. Я перезвоню вечером, – Познающий вновь тяжело вздохнул. На этот раз он первым отключил связь, необходимо было продумать весь план до конца. Он не знал, чем всё закончится, и будет ли нужный ему эффект в конце, но попробовать стоило. Усевшись за письменный стол, в большое удобное кресло с высокой спинкой, Познающий обвёл глазами свой кабинет, доставшийся ему от отца. Когда-то давно, когда он был ребёнком и ещё даже не ходил в школу, отец изредка приводил его сюда, но строго-настрого запрещал прикасаться ко всем предметам и вещам. Единственное, что разрешалось – сидеть в этом самом кресле и всё. Но это было такая огромная милость, на фоне которой все остальные мечты казались никчёмными. Познающий уже тогда чувствовал, что он не такой как многие, хоть и живёт в обычном физическом теле. Он просто это знал, ощущая энергию предметов, даже если они были спрятаны, к примеру: в шкафу, ящике или даже за стенкой. Отец не говорил, что это что-то из ряда вон выходящее, и вёл себя так, будто бы все дети вокруг могли так же, но умело это скрывали.

Познающий провёл рукой по гладкой лакированной поверхности стола, вспоминая как отец начинал всегда издалека свои рассказы об истории создания этого мира. Как учил его любить всё, что находится вокруг, вне зависимости живое это или неживое – в привычном понимании, и периодически повторял:

– Запомни, сын, знания приводят нас к вершине, где обретается видение вечного настоящего. Именно там прошлое, настоящее и будущее существуют как единое целое. Ты должен стремиться туда, не останавливаясь ни на секунду, иначе начнётся кристаллизация и ты уподобишься алмазу. Вся твоя ценность будет лишь в прочности камня, который очень сложно разрушить, а польза ничтожно мала, потому что тебя могут никогда не обнаружить в недрах земли. Ты упустишь возможность наблюдать с вершины связующую все расы золотую нить, которая объединяет людей всех типов. Ты не увидишь золотой сферы, удерживающей в гармонии все эволюции нашей системы: простейшую, минеральную, растительную, животную, человеческую, а с ними и сверхчеловеческую с небесной. Ты не ощутишь ритмическую пульсацию жизни, просто потому, что так и будешь в своём минеральном мире, где твоё видение не сможет охватить всю солнечную систему.

Познающий посмотрел на фотографию отца в красивой деревянной рамке. Открытый взгляд оставался живым, казалось, что он застыл на мгновение и сейчас моргнёт, потом прищурит один глаз и недовольно замотает головой. Пусть хоть что-нибудь бы сделал, думал Познающий, лишь бы не молчал. После своей смерти отец всего пару раза вышел с ним на короткую телепатическую связь, но с тех пор прошло уже больше двух лет… Причина была и очень веская – именно тогда Познающий решил создать семью, зная, что вероятнее всего это испытание ему не пройти. В один из дней перед свадьбой он зашёл в ювелирный салон за подарком для своей невесты и отец, своим привычным низким голосом, неожиданно зазвучал в его голове:

– Ты забыл, что должен выявлять свои слабости и исправлять их, – сказал он чётко. – Эта женщина – твой путь вниз, – и голос умолк.

Все попытки Познающего выйти с отцом на связь были тщетны. Ни физический медиумизм, подразумевающий энергетический контакт с духом при помощи спиритического сеанса. Ни ментальный – с помощью телепатии, не действовали. Да, он был силён в яснослышании; яснообонянии, сиюминутно улавливая

присутствие отца, точнее запах его любимого парфюма. Аромат заполнял и перебивал все запахи вокруг. Будто на остывающих углях костра кто-то нагревал смесь цветков лаванды, восточных специй и веточек смолы. Бессильно было и ещё одно предельно развитое из пяти органов чувств – ясновкусие: Познающий мог почувствовать вкус крепкого чёрного кофе, который терпеть не мог, предпочитая пить только чай, и точно бы понял, что отец рядом. Он был бы и рад уже почувствовать эту кофейную горечь, услышать хоть слово, любое, даже самое унизительное в свой адрес, вдохнуть еле улавливаемый аромат парфюма отца, но тот никак себя не проявлял. Оставалось лишь ждать.

Тишину вдруг прорезал набирающий силу звон полуденных часов. Вместе с ним проснулись и остальные механизмы: в кабинете их насчитывалось не меньше десятка, разных форм и размеров, словно оркестр, приветствующий новый час. Их синхронный гул мгновенно перекрыл старания единственного экземпляра – старинных часов с кукушкой. Она, выскочив на тонкой пружине из лакированных дверец, что открылись над циферблатом, начала нетерпеливо клевать невидимые секунды, словно пытаясь угнаться за временем. Её знакомое «ку-ку» слышал только Познающий, но лишь в голове, автоматически продолжая отсчёт, когда все часы, включая вновь скрывшуюся внутри кукушку, погрузились в молчание. Это уже не было гипнотическим трансом – скорее, поздним обратным отсчётом перед запуском собственного двигателя, своей энергии. Он должен был обнулить время и дать старт самому себе, чтобы окунуться в рутину этого дня. Но тут внезапно вспыхнувший голос отца в голове и поток необъятной мощнейшей энергии приковали его к креслу, не позволяя двинуться с места:

– Она не способна понять этом мир настолько глубоко, чтобы ты тратил на неё не только свою силу, но и время. Ещё один неверный шаг и процесс будет необратим, слышишь?!

– Я её не брошу! – ответил зачем-то вслух Познающий и посмотрел на фотографию отца. Стекло под рамкой, защищающее фото от повреждений и пыли, треснуло. – Не надо меня пугать, отец, – продолжил он говорить как ни в чём бывало. – Ты бы лучше помог, а не запугивал или боишься, что всё будет как с…

– Не смей произносить её имя, не смей даже думать о ней!

– А не то что? Что ты сделаешь?

Стекло в рамке окончательно треснуло, и в самом центре фотографии постепенно растекалось темноватое пятно. Потянулся лёгкий дымок, и снимок начал медленно тлеть, как прошлое, которое вдруг решило уйти само. Познающий не стал паниковать: поднялся, налил из графина, что стоял на подоконнике, воды в стакан и вылил на тлеющее фото. На месте фотографии остались только обожжённые края. Но он тут же подумал, что наверняка в старом альбоме найдётся ещё парочка таких снимков… осталось только вспомнить, куда он его убрал.

Отец не произнёс больше ни слова, лишь головная боль разрослась глухим эхом, и Познающему захотелось выйти во двор, почувствовать ветер и свежий воздух. Если боль не отпустит, придётся снова пить таблетки, которые вроде бы спасают, но после всегда настигают своим тяжёлым побочным эффектом – вкусом одиночества, кислым и ноющим, хуже самой боли.

Осенний воздух, пока ещё наполненный остатками лета, дал ему почувствовать себя немного лучше. Познающий вдыхал кислород середины сентября полной грудью, стоя прямо у подъезда, не обращая внимания на редких прохожих и играющих на детской площадке неподалёку двух маленьких детей. Их мамы, не отводя глаз от малышей, спорили с привычной для двора запальчивостью – надо ли ставить детям прививки: вакцину от гриппа, или лучше надеяться на природный иммунитет, забывая, что их слова разносятся дальше, чем кажется. Познающий невольно слышал их разговор, собирая кусочки тревог, и был крайне раздражён. Он уже почти готов был прочесть им лекцию о вреде излишней медикализации, как во двор въехало старенькое такси и подъехало к его подъезду. Оно отвлекло внимание мам и разрядило возникшее было напряжение. Вся эта сцена почему-то подбросила Познающему мысль: почему, когда только-только начинаешь приходить в себя, мир тут же находит способ испытать твои границы? Злость на себя накатила неожиданно – он снова позволил чужому разговору легко проникнуть за внутренние стены. Граница между миром внутри и снаружи вдруг стала зыбкой ровно настолько, чтобы почувствовать, как даже после смерти отец умеет её переступать. Как умеет создавать эффект неожиданности, вмешиваться, когда этого совсем не ждёшь, напоминая о себе жизненной силой, не связанной ни временем, ни расстоянием.

– Два года добиваться связи и так оплошать,– ругал себя мысленно Познающий, придерживая дверцу такси, и помогая пожилой тучной женщине выходить из машины. Он решил не отступать от намеченного плана, но очень хотел позлить ещё и отца. К счастью таксист оказался свободен и с удовольствием согласился отвезти его за город, куда многие отказывались ехать даже по вызову. Место было специфическое, пользующееся дурной славой – не единственная, но самая большая в их городе психиатрическая больница. Попасть туда было проще, чем выйти, а если и удавалось выйти, то не факт, что здоровым психически, а значит снова был риск там оказаться.Такой вот замкнутый круг.

Познающий когда-то и сам сумел нарочно попасть в это «лечебное» заведение, чтобы увидеть всё изнутри. Тогда ему едва исполнилось восемнадцать. Отец был уверен, что сын не догадывается, куда он периодически ездит, примерно два или три раза в год, на протяжении пяти лет, забирая с собой по несколько коробок продуктов. Познающий думал, что отец по доброте душевной, несмотря на вредный характер, ездит в детский дом или дом престарелых. Но с появлением новых технологий, когда через мобильный телефон можно предоставить точку своего доступа, однажды открыли ему страшную тайну. Познающему, не без усилий, удалось отвлечь внимание отца и подключить эту самую точку доступа. Узнав адрес, он долго не мог понять, что же связывает заведующего кафедрой истории религий, коим был его отец, и такое заведение, как больница для душевнобольных. Но момент, когда он сам решил поехать и лично всё разузнать, он помнил до сих пор.