
Полная версия
Вкус плода воображения

Тианна Ридак
Вкус плода воображения
Все события вымышлены автором, все совпадения случайны.
Посвящается моему дорогому и любимому Поэту Алексу Трою – человеку, чья чуткость и тонкое восприятие мира позволяют видеть свет там, где другие видят лишь тень. Вы умеете замечать мельчайшие детали, улавливать невысказанные смыслы и превращать их в поэзию, что трогает до глубины души. Ваша мудрость – не в словах, а в умении раскрывать красоту в самом обыденном, наполнять тишину голосом и находить откровение в мимолётном моменте. Это посвящение – знак искренней благодарности за то, что Вы научили меня смотреть глубже и чувствовать ярче, вдохновляя идти навстречу свету даже в самых непроглядных сумерках. Пусть эта книга станет отражением Вашего дара – живого, звучащего и неустанно вдохновляющего оставаться самим собой не смотря ни на что.
С бесконечной благодарностью и восхищением, Тианна Ридак
Пролог
«Вкус плода воображения – порой отрава для привычных смыслов, но без этой горечи не найти собственной истины»
Стася брела наощупь по заросшему саду, где всё было чужое и одновременно знакомое до боли. Ветви тянулись к ней, как руки забытых снов. Кора деревьев была шершавая, с глубокими трещинами, будто хранила слова, высказанные шёпотом сотни лет назад. Каждый шаг по влажной, тёплой земле отдавался эхом в груди. Здесь не было звёзд, не было луны, но сад дышал, жил. Он знал её, и он ждал. Лианы то и дело касались запястий, оставляя лёгкие следы, как надписи на коже. Воздух был густым, терпким, и пах странно: смесь дыма, свежесорванного граната и… чего-то неведомого. Плод, который она ещё не вкусила, но уже чувствовала его вкус: безгрешный, горьковато-сладкий, запретный только для тех, кто боится…
Глава 1
Сентябрь в этом году растянулся, как теплое послевкусие сна, в котором так и не случилось пробуждение. Дни щедро лились золотым светом, вечер задерживался в окнах чуть дольше обычного, и даже ветер, часто капризный в это время года, казался ленивым и чуть задумчивым. Если бы не настенный календарь, висевший над кухонным столом, Сергей, возможно, и продолжал бы верить, что лето всё ещё длится. Какое-нибудь пятое, запасное, нарочно оставленное впрок для тех, кто не успел насытиться августом. Но дни шли, и каждый следующий всё яснее напоминал: вот-вот сорвётся первый холод, а бабье лето, как короткий мираж, уступит место той самой, промозглой, душной в своей тоске, поздней осени, которую он никогда не мог принять. В ней было слишком много мокрого асфальта, кислых ветров, запахов гари и сгнившей листвы. А главное – нечто неуловимо личного, из прошлого: ощущение пустоты, пришедшее в тот самый день, когда он, в возрасте тринадцати лет, потерял маму… Она просто исчезла, отец сказал, что её больше нет, и запретил думать о ней. Но Сергей ждал, и не верил, и чувствовал её… И она вновь вернулась в его жизнь, но уже другой, какой-то чужой, абсолютно не тем человеком, по которому он когда-то скучал.
– О чём задумался с утра пораньше? – голос Стаси прозвучал неожиданно тепло, как будто именно она вернула утро в дом, войдя на кухню босиком, ещё не до конца проснувшаяся, с легкой насмешкой в голосе и непокорной прядью на лбу. Сергей чуть вздрогнул, пришёл в себя и снова оказался в кухонной реальности: чайник в руках, взгляд на календарь, мысли разбросаны. И, не найдя ничего лучше, просто сказал первое, что пришло в голову:
– Хочу пригласить тебя на ролики… на каток. А если понравится, то взять абонемент на месяц. Для нас двоих, конечно. Помнишь, ты как-то об этом говорила? Вот стою и думаю, когда тебе удобнее: по выходным или среди недели?.. Хочу почаще быть рядом, пока можно. Пока осень не заполнила всё целиком.
– Ты серьёзно? – Стася даже не сразу поняла, что он это не во сне, и не в шутку. Слишком уж непривычно звучало это утро, слишком непривычно мягко он смотрел. Обычно по утрам Сергей был сосредоточен, молчалив, заваривал зелёный чай, который она, вечно торопясь, почти не пила. Да и не любила, предпочитая кофе: крепкий, густой, с резкой горечью, как рабочая неделя. А к его кашам на воде относилась, мягко говоря, равнодушно. Ей куда роднее были бутерброды с сыром и колбасой, да с чем угодно, лишь бы это не выглядело как рацион монаха. Но это утро выбивалось из привычного «дня сурка», и Стася напряглась. Такие вещи не случаются просто так. Либо что-то изменилось в самом Сергее, либо… о чём ей думать совсем не хотелось – у него появилась другая.
– Кофе будешь? – вопрос прозвучал неожиданно, как хлопок дверцы шкафа в тишине. Стася даже сделала шаг назад, слегка растерявшись, но журналистская реакция сработала безупречно, и она тут же задала встречный вопрос:
– А что з-зелёный чай у нас закончился? Я не узнаю тебя, Лотосов… – она никогда не звала его по фамилии, разве что в моменты крайнего удивления, когда реальность вдруг начинала вести себя не по инструкции, как сегодня. – Ущипни меня.
– А чего это ты з-заикаешься, милая? – Сергей решил отшутиться. Улыбнулся, подмигнул, ущипнул её за руку и, прежде чем она успела её отдёрнуть, поцеловал пальцы. – Прости, видимо, делать сюрпризы – это не моё.
– Это действительно, совсем не твоё, Серёж, – Стася немного расслабилась. – Но от кофе я не откажусь. Только не говори, что ты ещё собирался мне сделать парочку бутеров с колбасой?
– А можно я просто промолчу?
– Да уж, лучше молчи! А то мне придётся начать журналистское расследование на тему: «Изменения в поведении мужа. К чему бы это?» Всё, я в душ и на работу, на завтрак уже нет времени – перекушу потом, – Стася сделала маленький глоток кофе, облизнула губы и послала мужу воздушный поцелуй в знак благодарности.
– Постой!… Про каток ты так и не ответила. Я ведь не шутил.
– Ну так решай сам, мне-то всё равно. У меня график плавающий, а ты у нас вечно с йогой своей по вечерам или с чем там…?
– Это не йога, а калланетика. Статический вид фитнеса, сочетающий стретчинг и элементы йоги, – с обычным спокойствием ответил Сергей, зная, что в следующий раз она всё равно скажет «йога».
– Ну да, да! Просто это слово у меня упорно ассоциируется с…
– С отходами жизнедеятельности организма. Я помню, – вздохнул он. – Просто бывшей балерине Кэллан Пинкни надо же бы как-то увековечить своё имя?!
– Значит, всё-таки Кэллан. А я думала – Каллан. Ну ты даёшь!
– С тобой бесполезно спорить, – Сергей махнул рукой. – Может, всё-таки позавтракаем вместе?
– Давай лучше поужинаем, в каком-нибудь уютном ресторане. Например, – Стася ненадолго задумалась, советуясь со своим организмом, чего бы ему хотелось на ужин. – О, японский ресторан вполне подойдёт. «Юки-но Хана», кстати, отличный ресторан!
– Может, лучше что-нибудь средиземноморское? Там и выбор побольше, и порции посущественнее.
– Ладно, средиземноморская кухня мне тоже нравится. Выбери на свой вкус ресторан, я тебе полностью доверяю, – она подошла ближе, поцеловала его в щёку, быстро, почти мимоходом, и исчезла в коридоре, оставив после себя аромат ванили и кофе.
По дороге в редакцию Стася всё же набрала номер своей лучшей подруги Ольги и назначила встречу в их обычном месте: кафе на углу у парка в нескольких кварталах от редакции. Сама выехала заранее, но встала в пробке на повороте и теперь тихо злилась на свой оптимизм.
– А на работе мы не могли всё обсудить? – Ольга зло посмотрела на экран своего телефона, как будто он опоздал вместе со Стасей, при этом нервно постукивала ухоженными ногтями по краю керамической чашки. – Я тут уже пятнадцать минут кукую, между прочим. Вместо того чтобы биться над квартальным отчётом, который, на минуточку, сам себя не напишет. Ещё этот дождь так не кстати, – она кивнула в сторону улицы.
– Прости, пробки в центре, а объездной я как всегда не доверяю, – Стася стянула капюшон и села напротив. – Подождёт полчаса твоя бухгалтерия. Ты у нас – магистр калькуляций, королева таблиц, а у меня с утра форс-мажор личного плана. Девушка, да, здравствуйте, – повернулась она к подошедшей официантке. – Мне, пожалуйста, двойной эспрессо и что-нибудь с шоколадом: круассан, кекс, пирожное – что у вас сегодня самое свежее. А ещё счёт сразу принесите, мы торопимся. И, если можно, побыстрее. Ой, Оль, ты что-нибудь будешь?
– У меня вот, есть ещё, – Ольга подняла свою чашку, с уже остывшим американо. От десерта она отказалась, хотя взгляд выдавал её с потрахами: шоколадная корочка на кексе, на тарелочке у парня за соседним столиком, выглядела очень уж аппетитно. Она с трудом сдержалась, чтобы не сделать заказ, но всё же пересилила себя и, переведя взгляд, в упор посмотрела на подругу:
– Ты меня пугаешь, Станислава! Что за форс-мажор? Опять в журналистику решила податься? Надоела рутина редактора?
– Ага.
– Ты серьёзно?! – Ольга прищурилась, смотря поверх очков, слегка наклонив голову вперёд. – Прости, что про Пашу напоминаю… но ты же тогда поклялась больше не связываться с этой работой. Не ты ли в редакции устраивала траур по журналистике?
– Ну я, я… Но мне кажется у Серёжи кто-то есть. С утра он предложил мне,– Стася резко умолкла склонившись над чашкой ароматного горячего кофе, который успела принести официантка. Потом взглянула на аппетитный круассан на блюдце, взяла его и, разломав пополам, поделилась с Ольгой. – На, лопай, тебе не повредит,– сказала она, и сама демонстративно отщипнула небольшой кусочек от свежей выпечки, с той стороны, где было больше шоколадной начинки, и тут же положила его в рот. – М-м-м, божественный вкус, – потом сделала глоток кофе, и лишь после этого принялась рассказывать о странном поведении своего мужа с утра.
– И ты из-за такой мелочи решила, что у него есть любовница? – удивлённо спросила Ольга, успев допить американо, но так и не притронувшись к выпечке, хотя ей очень хотелось. В отличие от склонной к полноте Стаси, она всегда была очень стройной, ещё с самого детства. Конституция тела позволяла в юности есть всё подряд. Но вот выбранная профессия бухгалтера, а с нею и малоподвижный образ жизни на работе не отменили закона сохранения энергии, – когда количество поступаемой в организм энергии равно количеству расходуемой. Ольга, перейдя тридцатилетний рубеж, решила не ставить эксперименты на себе, а просто ограничила потребление сладостей и сдобы до минимума. Пусть другие говорят что хотят и, как Стася, думают, что всё можно есть без ограничений, она останется при своём мнении.
– За два года, что мы вместе, он ни разу не предложил мне с утра кофе, Оль, – продолжала Станислава. – Я, чёрт возьми, привыкла уже к этому зелёному чаю и знаю, что любая каша, даже манная, полезнее бутербродов, и каждый раз благодарна Серёже за это. Что сегодня с утра случилось? Или не сегодня, а вчера? Или я так слепа и самоуверенна, что человек, живущий со мной два года, не может в один день резко взять и изменить свои привычки?
– Все мы меняемся, Стась, чаще в худшую сторону, мне так кажется. Опять же, прости, ты знаешь мой мерзкий характер, говорить всё в глаза.
– За это я тебя и люблю.
– Прекрасно! Тогда наконец объясни мне, как ты умудрилась выскочить замуж спустя месяц знакомства, хотя до этого встречалась с Пашей больше пяти лет и вы всё время откладывали поход в ЗАГС? Подожди, не перебивай меня, – Ольга подняла ладонь вверх, остановив порыв подруги, начать объясняться. – Паша был лучшим журналистом нашей газеты, отзывчивым, добрым, и при этом, моногамным мужчиной – он любил только тебя и погиб, между прочим, если ты не забыла, спасая твою задницу… А Сергей что? Я вообще не понимаю, как вы умудряетесь жить под одной крышей не имея при этом никаких общих интересов?
– Как это никаких, а секс? – улыбнулась Стася и наконец допила свой кофе.
– Тоже мне интерес! Не все выходят замуж или женятся из-за этого, уж поверь мне. Тебе уже почти тридцать пять, Сергею сорок.
– Сорок один.
– Не велика разница, но хорошо, пусть сорок один. Вы два года в браке, пора подумать о детях… тебе прежде всего.
– Ой, не надо мне этих нравоучений! Не надо! С этим я сама как-нибудь разберусь! Просто пойми, меня устраивает быт, от которого многие устают, мне наоборот нравится, когда ничего не меняется. Можешь смело назвать меня бытовой перфекционисткой, Оль. И конечно я не забыла о Паше, – Стася замолчала и отвернулась. Ей не хотелось вспоминать прошлую жизнь, где рядом был самый сильный, красивый, любящий её мужчина, и она была от него без ума. И их журналистские расследования, бешеный ритм жизни, захватывающие дух приключения были сродни любовно-детективному роману. А потом Пашу хладнокровно убили, заманив их обоих в ловушку, из которой он сумел найти выход, пропуская Стасю вперёд, но сам не успел выйти и сгорел заживо. Станислава действительно после этого перешла в редакционный отдел их газеты, и поставила жирный крест на журналистике. С тех пор прошло уже немало времени, и до сегодняшнего дня она была уверена, что потеряла нюх к приключениям, а интуиция взяла самоотвод.
– Странная ты, ей богу! – умозаключила Ольга, но тут же принялась размышлять вслух. – Впрочем, твоя прошлая жизнь в качестве журналистки, с непредсказуемым, сумасшедшим ритмом, не могла не сказаться на желании хотя бы дома чтобы ничего не менялось, – она тяжело вздохнула и посмотрела на часы на экране мобильного. – У-у, пора, пора! Отчёт никто за меня не напишет.
– Мы так и не поговорили, – Стася надула нижнюю губу, как обиженный ребёнок, при этом прекрасно понимая, что подруга права хотя бы в том, что ей пора подумать о ребёнке. Сама Оля уже успела родить сына, и в этом году он, на радость всей родне, пошёл в первый класс.
Ольга встала из-за стола и взяла свою сумочку со стоящего рядом стула:
– Поехали, Стася, по дороге поговорим! Ты же подвезёшь меня до работы? Моя колымага опять сломалась, и так не вовремя.
– Когда это машина может вовремя сломаться?
– Ну не скажи! Бывают ситуации, когда поломка может спасти от аварии, если ты не поедешь куда-то, к примеру, то останешься жива.
– Вот и не поспоришь же… Ладно, подожди, я рассчитаюсь! Дай мелочи какой-нибудь на чаевые, у меня только кредитка, и ни гроша наличных, – она показала абсолютно пустой кошелёк.
– Горе ты моё луковое, – Ольга развела руки в стороны, потом достала свой кошелёк и рассчиталась за себя, и за подругу. – В следующий раз ты угощаешь. Всё, поехали, отчёт за меня точно никто не напишет!
По дороге в редакцию они успели обсудить все последние новости, кроме проблемы, которая интересовала Стасю. Дотошность Ольги обговаривать и разбирать до знаков препинания каждую тему, частенько помогало ей не только в журналистике, но и в редакторском деле. Вот только сегодня хотелось поговорить о себе любимой, но останавливать подругу было сродни проезду на красный свет. Это могло закончиться лишением права называться «лучшей подругой» как минимум на полгода. Станислава терпеливо кивала головой в ответ, но мысленно была на своей волне, ища оправдания поведению Сергея. Когда Ольга, наконец, переключилась на её тему, Стася про себя уже решила, что ничего сверхъестественного нет в том, что муж начал о ней заботиться. Возможно она действительно плохо ещё его знает, а совместный поход на каток – это новый этап их семейной жизни; и кофе по утрам, и бутерброды… У неё заурчало в животе так громко, что услышала даже Ольга.
– Ты вроде бы круассан ела? Что это за прожорливое брюшко у тебя, дорогая?– удивлённо спросила она. Они как раз подъехали к редакции и Станислава искала подходящее место для парковки.
– Не мешай, видишь, женщина паркуется! – открывая окно, крикнула Стася водителю иномарки. Тот сигналил сзади пытаясь объехать её машину. – Маме своей посигналь, умник!
– Кто это вообще? – Ольга забыла про урчащий живот подруги и с любопытством начала вертеть головой, пытаясь рассмотреть лицо водителя. – Это кто-то не из наших, – наконец вслух решила она. – У нас таких хамов отродясь не было! Рекламщик какой-то, наверно.
– Мне без разницы – наш, не наш. Влезть бы среди этих двух машин, да так, чтоб ещё двери можно было открыть с обеих сторон – вот главная задача для меня.
– Научишься, куда денешься. Ты ж только права получила…
– Это было полгода назад.
– В масштабах вселенной это слишком мало. Ну вот, молодец, почти с первого раза получилось. И как говорит мой любимый сын: «Мега круто!»
– Спасибо, я старалась,– Стася положила ладонь на грудь и наклонила голову вперёд, в знак благодарности. Потом спохватилась и обернулась назад. – Где этот придурок, что сигналил мне?
– Уехал от греха подальше задним ходом. И правильно, ибо я в бешенстве и убить могу, особенно, когда вспоминаю, что мне отчёт надо писать. Ты знаешь, Стась, сколько я ждала это место? Шутка ли – главный бухгалтер газеты «от А до Я».
– В твои-то молодые годы это сродни получению ордена «За заслуги перед Отечеством». Куда уж нам, обычным редакторам?
– Я, между прочим, старше тебя всего на пару месяцев. Кстати, дорогая моя, ты не забыла, что в этот раз мы договорились отмечать мой день варенья у тебя на даче?! Ох, Стаська, осень-то какая в этом году обалденная, пусть так до ноября будет, – они вышли из машины, Ольга подняла голову вверх и, зажмурившись, что было сил вдохнула тёплый осенний воздух.
– Я не успеваю за ходом твоих мыслей, но про дачу помню, конечно. Тридцать первого октября всё и организуем: и шашлычок, и коньячок, и хорошую солнечную погоду… Пошли, у меня чего-то опять в животе урчит. Видимо круассан скучает по своей второй половинке и ему срочно надо чем-нибудь отвлечь, какой-нибудь булочкой. В стрессовом состоянии мой организм требует еды, как паровоз дров. – Стася обошла свою машину, взяла подругу под руку, и они бодро зашагали в сторону входа в редакцию.
– Как ты можешь думать о еде перед работой? У меня вообще ничего, кроме американо без сахара, с утра желудок не воспринимает. Я его приучила, что еду надо заслужить терпеливым ожиданием: сперва умственный труд, потом уже чревоугодие, и то – ближе к обеду, – сказала Ольга.
– Что за рабовладельческий строй с собственным организмом?
– Да я, как поем, о работе уже думать не могу, ты же знаешь. Точнее могу, но голова не так лихо соображает, как на голодный желудок.
– Похоже, что у тебя желудок в голове…
– Шикарный вывод, я запишу!
Они успели уже подняться по ступенькам и войти в холл редакции, смеясь от собственного глупого женского разговора, как Стасю тут же окликнул главный редактор.
– Соломина, где тебя черти носят, мне срочно нужен перевод статьи! – и он помахал ей тонкой папкой почти угрожающе. – И ты, Ростопчинская, вместо того чтобы приходить на работу раньше всех, опаздываешь. Ну как это понимать?
– Виновата, Василий Артёмович, но вчера я ушла позже всех. Это засчитывается? – не растерялась Ольга, широко улыбаясь.
– Да знаю я! Знаю! – проворчал главный редактор, при этом глаза его едва заметно смеялись. – Вы бы хоть раз сделали вид, что я здесь начальник. Хоть ради приличия, а то один я, выходит, за дисциплину борюсь, – он подошёл к ним совсем близко и протянул Стасе папку. – До обеда чтоб справилась, ты же у нас лучше всех спикаешь по-английски. Только поосторожнее там с этими «инглишами», не хватало ещё международного скандала.
– Окей, – хмыкнув ответила Стася, принимая папку.
– И ещё, у меня к тебе ма-а-ахонькая просьбочка будет… Пётр, ну где ты там? Давай, давай, поживее! – он обратился к стоящему чуть поодаль мужчине, высокого роста, на вид лет под сорок, с густой рыжей шевелюрой и такого же цвета бородкой. – Вот, знакомьтесь, – произнёс Василий Артёмович, – это наш новый, пока внештатный, журналист Пётр Новочадов. И ты, Соломина, сейчас быстренько расскажешь, и покажешь Петру тут всё, а потом мигом приступишь к переводу статьи. Вперёд, друзья, чего застыли все? Ростопчинская, ты ещё здесь?! Отчёт я за тебя должен в бухгалтерию идти делать?
– Меня уже тут нет! – крикнула Ольга и посмотрела на Стасю. – Увидимся в обед, в столовой. Успехов!
Станислава не стала перечить главному редактору, а просто развернулась и, поманив рукой Петра, чтобы он следовал за ней, молча пошла прямиком к лестнице. Она успела оценить его высокий рост, подумав при этом о Павле. Они были чем-то схожи даже внешне, если бы Пётр коротко подстригся и сбрил бородку, то издалека их можно было бы смело перепутать. Не успев рассмотреть цвет глаз повнимательнее, Стася подумала, что они у него, возможно, тоже зелёного, а точнее, как говорил Павел: «Охотничьего зелёного цвета». За это все в редакции звали его чаще не Павел, а Охотник, и сразу было понятно, о ком идёт речь.
Слегка мотнув головой, отгоняя от себя ностальгические мысли, Станислава, поднявшись с Петром на третий этаж, принялась бегло рассказывать о том, что над газетой денно и нощно трудятся десятки людей:
– Тут у нас и журналисты, и редакторы, корректоры и наборщики. Этажом ниже: менеджеры типографии и дизайнеры. Так, с чего начать? В общем – один номер выходит, а мы публикуемся раз в неделю, – уточнила она. – И редакция мгновенно принимается за следующий выпуск газеты, – Стася остановилась по инерции у двери редакционного отдела и потянулась к ручке, но потом передумала. Из-под мышки у неё выпала тонкая папка, вручённая главным редактором, и она тихо матернулась. Пётр, который всё это время молча шёл сзади, наконец заговорил:
– Я могу сам всё тут посмотреть, не тратьте на меня время…
Дверь кабинета редакторов внезапно открылась, когда Станислава наклонилась за папкой, и если бы не мгновенная реакция Петра, который просто выставил ладонь вперёд, она запросто могла заработать себе огромную шишку на лбу.
– Ой, я не хотел! Я не думал, – принялся извиняться и оправдываться молодой парень, высунув голову из-за двери и жуя при этом жевательную резинку. – Пардоньте, Стася Анатольевна. Мне это, туда надо…
– Да иди уже, Лёша, я в порядке.
– Ага, понял, мерси. С меня шоколадка! – парнишка молниеносно выскочил и через несколько секунд уж исчез за соседней дверью.
– Спасибо вам, – Станислава посмотрела на Петра, не успев отойти от шока, и не в силах двинуться с места.
– Разрешите, – мужчина сам наклонился за папкой, которая продолжала лежать на полу. – Вот, возьмите.
– Сегодня явно не мой день. Благодарю, – она всё же сумела совладать с эмоциями внутри. Внутренний голос не просто кричал, он истошно вопил о том, чтобы все вокруг исчезли, растворились, испарились, оставив её в покое. При этом внешне Стася выглядела абсолютно спокойной, будто бы принимающей всё как неизбежность плывущего по течению фаталиста.
– Так я пойду? – переспросил Пётр.
– Нет, я обещала главреду вам всё тут показать. А он у нас , знаете ли, очень «гла», как бог, и очень «вред – ный», – она выдохнула наконец, переведя дух, чувствуя как успокаивается и сердце, и внутренний голос. Идёмте!
– Как вам будет угодно, – мужчина сделал шаг в сторону, пропуская Стасю вперёд. Она совсем не была похожа на ту Станиславу, которую описывал когда-то ему троюродный брат: как соломинка стройная, с длинной русой косой, журчащим как ручей голоском и огромными васильковыми глазами. Из всего этого остались только глаза и голос. Стася давно отрезала косу, и предпочла стрижку пикси с длинной чёлкой, перекрасившись в пепельно-коричневый. Перейдя в редакционный отдел она не отказывала себе в еде и заметно поправилась, но при этом стала только ещё привлекательнее: округлились бёдра, увеличилась грудь. Мужчины стали обращать на неё более пристальное внимание и намного чаще, чем раньше, но Стася, по каким-то только ей понятным причинам и принципам, выбрала в мужья Сергея. Пётр продолжал идти с ней рядом, думая, что точно не мог перепутать, да и имя у девушки, а точнее говоря уже женщины, довольно редкое, и фамилия Соломина… Наконец он таки не выдержал и решил окончательно убедиться, что это именно она:
– А можно вопрос?
– Нет! Все вопросы после, иначе я до обеда не управлюсь с этим, – Стася показала на свою папку. – У меня кроме этого уйма работы! Итак… Наша газета выходит каждую субботу. И каждую субботу мы сразу же начинаем работу над новым выпуском. Это понятно, да?! Ну вот тут уже начинается ваша работа. То бишь, журналисты звонят читателям, задают конкретные вопросы, вернее спрашивают что у них «болит». Сейчас поясню, – Стася остановилась у кабинета с табличкой «Журналистский отдел». – Почти с самого открытия газеты, а это больше пятнадцати лет назад, мы подумали, что лучшим способом привлечь как можно больше читателей, это отвечать на интересующие их темы. Всегда есть пишущие о наболевшем в редакцию люди, особенно пожилые, которые не могут добиться, к примеру, каких-нибудь льгот положенных им по закону! – Станислава подняла указательный палец, и нарисовала в воздухе воображаемый восклицательный знак. – Ну, а дальше всё само собой завертелось. Журналисты принялись звонить читателям, обратившимся за помощью, и параллельно находить специалистов, способных помочь. Потом к нам стали обращаться просто очень любопытные читатели…