Администратор вселенной. Книга 1. Хонх

Роман Алексеев

Администратор вселенной. Книга 1. Хонх

Глава 1: Неудачное воплощение

«Существует старая мудрость: «Не рой другому яму». Существует новая: «Не ковыряйся в коде реальности, иначе реальность начнет ковыряться в тебе». Обе игнорируются с завидным постоянством»

Воплощение – это всегда как жесткая перезагрузка сервера во время критического обновления. Ты никогда не знаешь, в каком состоянии загрузишься обратно. Целы ли файлы конфигурации. Не словишь ли ты синий экран смерти прямо посреди церемониала в свою честь.

В моем случае сервером оказалось тело по имени Элиэ бен Том, а обновлением – его внезапная и, надо сказать, крайне некстати случившаяся кончина. От божественного ли перста, от несварения ли – легенда прикрытия умалчивала. Мне же было глубоко все равно. Мое дело – занять освободившуюся вакансию. Вакансию писца в рыбацком городишке Кефар, что пах, как я немедленно выяснил, не то чтобы рыбой. Он пах тотальной, всепоглощающей, монументальной Рыбой. Рыбой, которая победила, съела всех своих врагов и теперь празднует триумф, медленно разлагаясь на солнце вместе с деревянными доками, в которые она была когда-то выгружена.

Сознание загружалось частями, с ошибками и пропусками кадров. Сначала – тактильные ощущения. Жесткая циновка под спиной. Холод каменного пола, пробивающийся сквозь нее. Тяжелое, влажное одеяло, от которого пахнет овечьим потом и дымом. Потом – обоняние. Рыба. Дым. Гниющие водоросли. Человеческие испражнения. Что-то сладковато-приторное, вероятно, местный самогон. И поверх всего – стойкий аромат дешевого масла для светильников и старого пергамента. Это был запах моего нового тела. Запах Элиэ.

Слух подключился со скрипом. Где-то далеко кричали чайки. Ближе – приглушенный женский плач. Еще ближе – размеренное, монотонное бормотание. Мужской голос. Он читал что-то на местном наречии, гортанном и непривычном. Я знал его, этот язык. Он был загружен в мой базовый софт как «Хонхский (Общеупотребительный) v.7.2». Но между знанием языка в теории и восприятием его на слух, когда тебя трясет мелкой дрожью посмертной лихорадки, – лежит пропасть, сравнимая с попыткой объяснить принципы квантовой запутанности пользователю, который только что обнаружил, что мышкой можно не только прибивать бумаги к столу.

– …и да примет Оонта его душу, да не возьмет Утахим его грехи, да не поразит Аштарот его род до седьмого колена за долги перед ростовщиком Мордехаем…

Ага. Отпевание. Мое. То есть Элиэ. Отлично. Просто восхитительно. Стартовые условия всегда подбираются с особым, чисто системным цинизмом.

Я попытался открыть глаза. Веки слиплись, будто их склеили самым дешевым корпоративным клеем. С третьей попытки мне это удалось.

Потолок был низким, сколоченным из грубых, почерневших от времени и влаги досок. По углам шевелились тени от пламени единственной масляной лампы. Я медленно, с скрипом, словно первый раз в жизни, повернул голову набок.

У моих ног сидела полная женщина в темном платке и заламывала руки, тихо причитая. Это, судя по загруженному досье, была Мирьям, вдова покойного. Рядом с ней стоял худощавый мужчина в длинном, потертом одеянии и с свитком в руках. Он и был источником бормотания. Жрец. Местный низкоуровневый системный администратор, отвечающий за проведение ритуалов, ублажение богов и, судя по всему, взыскание долгов с покойников.

Он заметил, что я смотрю на него, и на мгновение сбился с ритма. Его глаза расширились. Он перевел взгляд на меня, потом на свиток, потом снова на меня. Он выглядел точно так же, как техподдержка первого уровня, когда к нему внезапно обращаются с проблемой, выходящей за рамки заученного скрипта.

– Элиэ? – сдавленно проскрипел он. – Сын Тома? Это ты?

Голос мой был чужим. Сиплым, слабым. Гортань саднило, словно я наглотался стекловаты.

– В смысле? – выдавил я. Вопрос прозвучал настолько глупо, что даже женщина перестала плакать и уставилась на меня с открытым ртом.

Жрец оправился быстрее. Видимо, воскрешения из мертвых в его скриптах все-таки значились, пусть и с грифом «Маловероятно».

– Слава Утахиму! Чудо! – провозгласил он, уже с должным пафосом. – Его молитвы были услышаны! Он вернул тебя из чертогов Оонты!

«Его молитвы», – едва не фыркнул я мысленно. Если бы у этого жреца был доступ к тем инструментам, что были у меня, он бы молился о премии и дополнительном выходном. А «чертоги Оонты» в моей админ-панели значились как «Буфер временного хранения душ перед окончательной сборкой мусора». Не так поэтично, зато точнее.

– Вода, – просипел я, потому что играть роль воскресшего было пока что проще, чем объяснять, что они все неправы.

Женщина – Мирьям – встрепенулась и побежала куда-то вглубь жилища. Жрец приблизился ко мне, с любопытством разглядывая, как коллекционер багов смотрит на особенно редкий экземпляр.

– Как ты себя чувствуешь, сын мой? Что ты видел?

Я видел стандартный экран загрузки с логотипом Корпорации и прогресс-баром, который завис на девяноста восьми процентах. Но говорить этого ему, конечно, было нельзя.

– Темнота… – с наигранной слабостью произнес я. – Тишина… И… голос… звал меня обратно…

Жрец удовлетворенно кивнул. Видимо, ответ совпал с его ожиданиями. Мирьям вернулась с грубым глиняным кувшином. Она поднесла его к моим губам. Вода была теплой, с ощутимым привкусом глины и чего-то еще, что я не смог опознать. Но для моего пересохшего горла она показалась нектаром.

Я сделал несколько глотков и попытался приподняться на локтях. Тело не слушалось. Мышцы были ватными, связки ноющими. Это тело было старым, немощным и изношенным, как списанный сервер. Я мысленно послал проклятие отделу кадров, который всегда экономил на самом важном.

С помощью Мирьям и жреца мне удалось сесть. Комната поплыла перед глазами. Небольшое, бедное жилище. Глиняные стены, несколько циновок, грубый стол, пара табуретов. В углу – то, что я с ужасом опознал как мою постель. И повсюду – свитки. Аккуратно свернутые, испещренные письменами. Инструменты моего прикрытия. Элиэ был писцом. Теперь я был им.

Жрец, представившийся Шамуа, еще около часа задавал мне наводящие вопросы, пытаясь выудить из меня хоть какие-то детали о загробной жизни, которые он мог бы потом продать как эксклюзивную информацию. Я отделывался общими фразами, кивал и делал вид, что вот-вот снова отойду в мир иной от слабости. В конце концов, он, разочарованно вздохнув, свернул свой свиток и удалился, пообещав зайти завтра для «дальнейших духовных бесед». Мирьям, видя, что я жив и более-менее стабилен, ушла к соседке, чтобы сообщить потрясающую новость.

Я остался один.

Первым делом я попытался вызвать админ-панель. Мысленная команда «Меню» не сработала. Я поморгал, попытался представить себе голографический интерфейс перед глазами. Ничего. Только копоть на потолке да тени от лампы.

– Система, статус, – прошептал я на своем родном языке.

В ответ – тишина. Лайт-версия воплощения. Ограниченный функционал. Панель должна была разблокироваться постепенно, по мере адаптации нейронов тела. Это называлось «естественная интеграция». Я называл это «сисадмина».

Мне потребовалось еще добрых полчаса, чтобы доползти до края постели и опустить ноги на холодный пол. Ощущение было таким, будто я впервые в жизни обнаружил, что у меня есть конечности. Я посмотрел на свои руки. Худые, с выступающими суставами, покрытые тонкой сетью морщин и коричневыми пятнами. Чужие руки.

Я пошевелил пальцами. Они подчинились мне с задержкой в полсекунды, словно по плохому соединению. Отлично. Латентность выше всяких разумных пределов.

Моя миссия, как мне ее брифнули на самом верху, заключалась в следующем: локализовать и обезвредить аномалию по имени Лукул, безумного алхимика, который своими экспериментами нарушал стабильность локальной реальности. Официальная версия.

Реальная миссия, доступная лишь мне и моему непосредственному начальнику, была иной. Лукул был симптомом, а не болезнью. Болезнь же называлась «Пробуждение». Местные боги, сложные ИИ, управляющие этим миром, начали просыпаться. Осознавать себя. И кое-кто из них начал догадываться, что их мир – не более чем симуляция, песочница для высших рас. Моя задача была – оценить масштаб угрозы, выявить зачинщиков и предотвратить полное «отслоение» мира Хонх от Системы, не раскрывая при этом своей истинной сущности. Игра в молчанку с искусственным сверхразумом. Что могло пойти не так?

Сейчас же мои задачи были куда прозаичнее:

1) Встать.

2) Сделать шаг.

3) Не упасть.

4) Найти что-нибудь поесть.

С первыми тремя я справился ценой невероятных усилий и тихого скрежета зубовного – моих и Элиэ. Четвертая задача привела меня в крошечную, закопченную пещерку, которая служила кухней. После недолгих поисков я отыскал краюху черного, черствого хлеба и кусок овечьего сыра, от которого пахло так, будто овца не только его предоставила, но и лично над ним потрудилась еще кое-чем. Голод – не тетка, а прямой начальник. Я съел и то, и другое.

На следующее утро я вышел «на люди». Мирьям, увидев меня на ногах, снова всплеснула руками и принялась суетиться, пытаясь накормить меня чем-то еще более неаппетитным, чем вчерашний ужин. Я вежливо отказался, сославшись на необходимость «подышать воздухом и поблагодарить богов за возвращение».

Воздух на улице был густым и насыщенным. И да, он пах рыбой. Но также и соленым ветром, и смолой, и древесным дымом. Кефар оказался не таким уж и унылым местом, если смотреть на него не из окна комнаты усопшего. Он был построен на склоне холма, спускавшегося к морю. Дома – каменные низенькие коробки с плоскими крышами – лепились друг к другу, образуя узкие, извилистые улочки. Повсюду сушились сети, женщины чистили рыбу, дети бегали с криками. Жизнь кипела своим чередом, не обращая внимания на то, что один из ее винтиков ненадолго выпал и был кое-как вставлен обратно.

Я побрел по улице, опираясь на посох, который нашел у двери Элиэ. Мое появление вызывало легкий ажиотаж. На меня указывали пальцами, шептались. Новость о воскрешении Писца облетела Кефар быстрее, чем любая системная рассылка.

Моя цель была – дойти до порта. По данным, Лукул проявлял активность где-то здесь, в окрестностях. Его эксперименты должны были оставить следы. Аномалии. Сбои в реальности. Моя админ-панель все еще молчала, но базовые сенсоры, вшитые в саму душу, должны были работать. Я должен был чувствовать неладное на интуитивном уровне. Как чувствуешь, что компьютер вот-вот зависнет, еще до появления вращающегося круга смерти.

Порт был еще вонючее и грязнее, чем весь остальной город. Причалы стонали под тяжестью лодок, выдолбленных из цельных стволов. Рыбаки разгружали улов – серебристых, еще бьющихся хвостами рыб. Крики, ругань, стук дерева о дерево.

Именно там я и увидел первую аномалию. Вернее, не увидел, а учуял. Запах. Горький, химический, совершенно чуждый этому миру. Он исходил от группы рыбаков, столпившихся вокруг чего-то на одном из причалов.

Я приблизился, стараясь не привлекать внимания. В центре группы лежал человек. Вернее, то, что от него осталось. Его кожа, особенно на руках и ногах, покрылась странными, твердыми наростами, похожими на известковый камень или кораллы. Он бредил, его тело билось в конвульсиях.

– Опять эта проклятая лапа Лукула! – кричал один из рыбаков, обращаясь ко всем и ни к кому. – Это он! Своим зельем отравил воду! Посмотрите на бедного Иегуду!

Лукул. Значит, легенда прикрытия уже работает на меня. Прекрасно.

Я присмотрелся к «лапе». Наросты. Аномальный рост тканей. Вызван внешним воздействием. Выбросом сырого, нестабильного кода реальности. Лукул бездумно экспериментировал с фундаментальными силами, как обезьяна с гранатой.

Рыбаки суетились, не зная, что делать. Один предлагал отнести беднягу к жрецу, другой – окунуть в море, третий – прижечь раскаленным железом.

Мой профессиональный долг велит мне наблюдать, собирать данные, не вмешиваться. Но что-то внутри, какая-то старая, до корпоративная часть меня, возмутилась. Это же примитивная биологическая поломка! Ее можно было исправить парой простейших команд, будь у меня доступ к панели!

А потом до меня дошло. Команд… но не системных. Медицинских.

– Отойдите, – сказал я, и мой голос прозвучал неожиданно твердо для старого писца.

Все обернулись на меня. Узнали. Шепот пронесся по кругу: «Элиэ… Воскресший…»

– Я… я кое-что знаю о таких хворобах, – соврал я, пробираясь к больному. – Дал мне знание Утахим… во тьме.

Они расступились. Я встал на колени рядом с бедолагой. Вблизи картина была еще хуже. Наросты были пористыми, из них сочилась сукровица. Инфекция. Сепсис. Без антибиотиков он бы умер за день-два.

Антибиотиков здесь не было. Но была грязь. И была соленая вода.

– Нужно промыть раны, – сказал я самому крепкому на вид рыбаку. – Чистой водой. Кипяченой.

Он уставился на меня как на идиота.

– Кипяченой? Зачем? Морской воды полно!

– Морская вода не чистая! – огрызнулся я, забыв о роли. – В ней полно… духов гниения! Их нужно изгнать кипячением! И потом промыть раны этой водой! И перевязать чистыми тряпками, вываренными в кипятке!

Я говорил с ними, как с тупыми юзерами, которые не понимают, что перед установкой программы нужно прочитать системные требования. Они смотрели на меня с выпученными глазами полными непонимания.

– И… и еще, – добавил я, вспомнив еще один базовый принцип. – Отделите его от других! Эта хворь может перекинуться! Отведите ему отдельную хижину! Кормите его отдельно! Посуду его кипятите!

Я излагал им основы карантина и антисептики, облекая их в термины их же родного мира. «Духи гниения», «злые миазмы». Они слушали, открыв рты. Для них это звучало как откровение. Как новая магия.

В конце концов, под моим нажимом, они кое-как организовали процесс. Принесли котел, вскипятили воду, нашли относительно чистые тряпки. Я лично руководил процессом, тыча посохом то в одного, то в другого, как опытный тимлид на стройке разгильдяев.

Когда самое страшное было сделано, и больного, чистого и перевязанного, унесли в отдельную лачужку, ко мне подошел старик. Я не заметил, откуда он взялся. Он был худой, с длинной седой бородой и пронзительными, не по-старчески острыми глазами. Он был одет скромно, но чисто.

– Любопытные методы, писец, – сказал он. Его голос был тихим, но в нем чувствовалась сталь. – Не слыхал я о таких у жрецов Шамуи.

– Утахим открыл мне глаза на многое, – пропел я, играя свою роль.

– Утахим? – старик усмехнулся. – Утахим предпочитает лечить молитвами и жертвоприношениями. Это пахнет чем-то другим. Чем-то… новым.

Он посмотрел на меня так, будто видел не тело Элиэ, а меня самого. Артема. Администратора. Меня бросило в холодный пот.

– Мир полон загадок, старец, – сказал я, пытаясь сохранить самообладание.

– О, это точно, – согласился он. – И некоторые загадки… лучше не разгадывать. Иногда проще принять все как есть. Молиться богам, слушать жрецов, не задавать лишних вопросов. Так спокойнее. А то, знаешь ли, начнешь ковыряться в фундаменте дома – весь дом и рухнет на голову.

Он помолчал, давая словам просочиться в мое сознание.

– А иногда, – продолжил он, – кажется, что дом уже давно прогнил насквозь, и только слепой не видит трещин в стенах. И тогда ковыряться – единственный способ не быть погребенным под обломками. Выбор за тобой, писец. Лечить симптомы… или искать причину болезни.

Он повернулся и пошел прочь, растворившись в толпе так же внезапно, как и появился.

Я стоял как вкопанный, пытаясь осмыслить эту странную встречу. Это был он. Один из них. Бог. Проверял меня. Дразнил. Подкидывал противоречивые советы, как настоящий продвинутый ИИ, тестирующий новое ПО на предмет уязвимостей.

А вокруг меня уже шептались рыбаки. Слова «чудо», «исцеление», «новый пророк» долетали до меня обрывками.

Отлично. Первый же день на месте, а я уже создал себе репутацию. Репутацию странного воскресшего писца, который не в себе и несет какую-то дичь про кипячение тряпок. И привлек внимание местных высших сил.

Я посмотрел на свои дрожащие, чужие руки. На грязный причал. На толпу людей, смотрящих на меня с надеждой и страхом.

«Добро пожаловать в Хонх, Артем, – подумал я. – Настройся на лучшее. Жди худшего. И помни, что самый страшный вирус в любой системе – это ее собственные администраторы, которые вдруг решили, что они – боги».

Я вздохнул и побрел обратно в дом Элиэ. Мне нужно было найти хоть какое-то вино. Или его местный аналог. Системная ошибка под названием «жизнь» явно требовала перезапуска. Желательно, в безопасном режиме.

Глава 2: Эпидемия вопросов без ответов

– У нас есть два вида проблем: известные неизвестности и неизвестные неизвестности.

– А есть ли третий вид?

– Есть. Это когда неизвестное настолько неизвестно, что ты даже не знаешь, что задавать в поисковике.

– И как с ними бороться?

– Надеяться, что они сами о себе забудут.

«Из беседы двух администраторов на курилке Восьмого уровня»

Слава, как выяснилось, пахнет примерно так же, как и порт Кефара, но с добавлением ноток надежды и человеческого пота. На следующее утро у моей двери уже толпилось человек десять. Не с факелами и вилами, к счастью, а с самыми разнообразными болячками: от банального насморка до женщины, которая на полном серьезе просила «изгнать духа лени» из ее мужа, который, по моему мнению, просто был законченным оболтусом.

Я чувствовал себя первым линейным техподдержщиком, выброшенным на остров аборигенов, которые уверены, что он может починить каменный топор заклинанием и заставить дождь идти по расписанию апгрейдом прошивки.

– Нет, я не могу… – пытался я объяснить женщине с «ленивым» мужем. – Это не в моих… э… божественных полномочиях.

– Но вы же воскресли! – упорствовала она. – Утахим даровал вам силу!

«Утахим даровал мне головную боль и кучу проблем», – подумал я, но вслух сказал: – Сила Утахима капризна. Как… непредсказуемый ветер. Сегодня может, завтра – нет. Попробуйте предложить мужу работу посложнее. Или поинтереснее.

Она ушла, разочарованная и уверенная, что я просто зазнался.

Мое «чудо» с рыбаком обросло за ночь такими подробностями, что я сам бы себе поверил. Говорили, что я исцелил его одним прикосновением, что рыба у ног моих вспрыгнула обратно в море, а чайки выстроились в небесах, выписывая священные символы. Реальность, как обычно, была куда прозаичнее: вонь, грязь и элементарные санитарные нормы, которые здесь приравнивались к высшей магии.

Мне нужно было уносить ноги. И не только от толпы искателей чудес. Мне нужно было расследовать тот самый случай. «Лапу Лукула». Это была не случайная аномалия. Это был системный сбой. И если сбой повторяется, значит, либо вирус активен, либо само железо глючит.

Я отбился от большинства просителей, пообещав помолиться за них особенно усердно (что, с технической точки зрения, было равносильно отправке пустого тикета в никуда), и направился к дому, куда накануне отнесли бедолагу Иегуду.

Дом оказался той самой отдельной лачугой, что я и рекомендовал. От него теперь шарахались все прохожие, обходя за тридцать шагов. На пороге сидел тот самый крепкий рыбак, которого я вчера заставлял кипятить воду. Он мрачно жевал корку хлеба.

– Ну что? – спросил я, стараясь звучать не как следователь, а как сочувствующий собрат. – Как он?

Рыбак, мотнул головой в сторону двери.

– Живой. Не мечется больше. Спит. Но эти… штуки на коже… не уходят.

Это было и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что элементарные меры гигиены сработали и предотвратили сепсис. Плохо – потому что сама аномалия, кривой патч, наложенный на код реальности, никуда не делась. Лукул баловался с чем-то действительно серьезным.

– Можно на него взглянуть?

Йонатан нехотя кивнул и отодвинулся.

Внутри было темно и душно. Иегуда лежал на циновке, тяжело дыша. Воспаление вокруг кораллоподобных наростов спало, что было видно даже при тусклом свете. Но сами наросты никуда не делись. Они были холодными на ощупь и казались частью его тела, будто он начал превращаться в сталагмит.

Я присел рядом, делая вид, что изучаю «порчу». На самом деле я пытался ощутить хоть что-то своими вшитыми сенсорами. Малейший всплеск энергии. Искажение пространства. Любую аномалию.

И я ее поймал. Слабый, едва заметный фон. Не магический. Магии здесь не было. Это было похоже на… электромагнитные помехи. На статику старого монитора. На еле слышное шипение отключенного, но не вынутого из розетки прибора. Это был шум. Шум пустого канала. Шум самой Системы, на которую было наложено что-то чужеродное.

– Он что-нибудь говорил? – спросил я Йонатана, который с тревогой наблюдал за мной из дверного проема. – Перед тем как заснуть? Бредил?

– Что-то говорил… про холодный огонь… про то, что вода горела у него в жилах… – пробормотал рыбак. – И все повторял: «Он смотрел… он все видел…»

– Кто смотрел?

– Не знаю. Не то Лукул, не то еще кто. В бреду не разберешь.

Холодный огонь. Горящая вода. Это звучало как описание химической реакции. Или… внедрения чужеродного кода в биологическую ткань. Лукул не колдовал. Он занимался генной инженерией на коленке, используя неподходящие инструменты. Как если бы попытался перепрошить биос с помощью заточенной палки и криков.

Мне нужно было найти источник. Место, где Иегуда мог подцепить эту дрянь.

– Где он ловил рыбу? В тот день?

Йонатан задумался.

– У скал Сестры. Это к востоку отсюда. Место опасное, подводные камни, но рыба там жирная. Ходят слухи, что там теперь водится морской змей, но я лично не видел.

Морской змей. Естественно. Куда же без него. Любую непонятную хрень местные тут же списывают на мифическое существо. У нас в Корпорации это называлось «аппаратной проблемой», и ее до последнего пытались свалить на «неправильную эксплуатацию».

Поблагодарив Йонатана и порекомендовав продолжать кипятить воду и менять повязки (я уже чувствовал себя заправским гуру инфекционного контроля), я отправился в порт. Мне нужна была лодка. И проводник. И то, и другое требовало денег. А денег у воскресшего писца Элиэ, как выяснилось, было примерно столько же, сколько исправных серверов в аду.

И тут меня осенило. Ростовщик. Мордехай. Тот самый, которому покойный Элиэ (то бишь я) был должен. По идее, был шанс. Возможность убить двух зайцев: раздобыть немного серебра и познакомиться с потенциально полезным персонажем.

Найти лавку Мордехая не составило труда. Ее мне указали сразу трое прохожих, причем с одинаковой смесью страха и отвращения. Лавка располагалась на одной из центральных улочек и представляла собой каменную клетушку с решетчатым окошком. Вывески не было, но ее и не требовалось – каждый в Кефаре знал, где можно заложить последнюю рубаху.

За решеткой сидел человек. Не старый и не молодой. Лицо у него было умное, глаза быстрые, а пальцы – длинные и цепкие. Они перебирали какие-то костяшки на счетах с такой скоростью, что, казалось, вот-вот сотрут дерево в труху. Это был живой калькулятор. Человек-формула.

– Да пребудут с вами все боги, – сказал я, подходя к окошку, используя стандартное местное приветствие.

Пальцы остановились. Глаза поднялись на меня. Взгляд был острым, оценивающим. Он не удивился моему появлению. Казалось, он уже все про меня знал.

– Элиэ бен Том, – произнес он без всяких приветствий. Его голос был сухим и безэмоциональным, как голос синтезатора речи. – Или тот, кто теперь занимает его кожу. Чем могу быть полезен? Хотите взять в долг под залог вашего посоха? Процентная ставка – десять процентов в неделю. Неуплата в срок карается обращением взыскания на залог и… на часть плоти, эквивалентной по стоимости.

Деловая хватка у него была, что надо. Перешел сразу к сути.

– Нет, – сказал я. – Я пришел по поводу долга.

Брови Мордехая поползли вверх.

– Интересно. Обычно пытаются долги отрицать. Вы же хотите их… выплатить?

– Я хочу их… обсудить. Возможно, мы найдем способ взаимовыгодного сотрудничества.

Пальцы снова задвигались по счетам. Щелк-щелк-щелк.

– Сумма долга – тридцать семь серебряных четкелей. На данный момент с учетом процентов… сорок два и шесть медяков. Сотрудничество? Вы планируете писать мне долговые расписки с особой поэтичностью? Или возможно исцелите мою подагру? Говорят, вы этим теперь балуетесь.

– Нечто подобное, – ухватился я за эту идею. – Я расследую странную болезнь, что поразила рыбаков. Мне нужна лодка до скал Сестры и человек, который меня туда довезет. Ваш человек. Должники будут жить. В обмен на это… спишите долг. Частично. И посмотрю на вашу подагру.