Сыграй, для меня!

– Если кто хочет выйти – делайте это сейчас, – сказал он тихо, почти безэмоционально. – После будет поздно.

Никто не шелохнулся. Лишь Кристофер ухмыльнулся, открывая заднюю дверь:

– Не смеши. Мы с тобой до конца. Всегда были.

Рафаэль коротко кивнул, сел в машину. Двери захлопнулись одна за другой, будто гробовые крышки.

Моторы взревели. Шины хрустнули по гравию. Кортеж плавно двинулся вперёд. За воротами – улицы ночного города, притихшего, не ведающего, что в его тишину уже направляется буря.

Когда машины выехали за кованые ворота, которые автоматикой медленно распахивались в стороны, Рафаэль, сидя в тени заднего сиденья, смотрел вперёд, словно через толщу времени.

"Отец, если ты слышишь… Надеюсь, ты одобришь. Мы не просто мстим. Мы восстанавливаем равновесие."

Город впереди медленно разверзался огнями и тенями, словно сцена, готовая принять новый акт.

Колонна из трёх чёрных машин ехала по ночному городу, скользя по улицам, как тени без имени. Окна затемнены. Моторы гудели, словно сдерживая ярость. Каждый перекрёсток пролетал мимо, как кадры из немого фильма – без звука, но с нарастающим напряжением.

Рафаэль сидел в центре заднего сиденья, не двигаясь как статуя. Его пальцы медленно постукивали по подлокотнику, отсчитывая что-то невидимое. Его взгляд был устремлён в ночь, где-то далеко за стеклом, где уже пылал свет ламп и гирлянд – свадьба клана Лоренцо.

– Венчание уже прошло, – пробормотал Кристофер, смотря в телефон. – Сейчас у них там банкет. Танцы, тосты, смех. Они даже не подозревают.

Рафаэль стиснул зубы. На его лице мелькнула тень.

– Да. Празднуют, будто всё у них под контролем. Будто не они залили улицы нашей кровью. Не они лишили меня отца.

Он на секунду закрыл глаза. Всплыло лицо Витторио – живое, суровое, как в молодости. Голос, наставляющий: "Никогда не бей первым, Рафаэль. Но если ударишь – бей так, чтобы не встал."

Рафаэль открыл глаза, холод вернулся в его взгляд.

– Сегодня мы не просто ответим. Мы напомним, кто такие Манчини.

Водитель впереди переглянулся с охранником на пассажирском месте. Обстановка в машине была наэлектризована, но сосредоточена. Без паники. Без гнева. Только сосредоточенность и дисциплина. Они готовились, как хирурги перед сложной операцией.

– Ты уверен, что стоит делать это именно сегодня? – спросил Луиджи по внутренней связи. – Там женщины, дети. Это всё-таки свадьба…

– Я уверен, – отрезал Рафаэль. – У Лоренцо не было сомнений, когда они стреляли в моего отца на выходе из церкви. Им было всё равно, кто рядом. Теперь и мне всё равно. Но мы сделаем это… красиво.

Альберто усмехнулся, перебирая пальцами вычурный серебряный кастет:

– Красиво. В стиле Манчини. Мне нравится.

Вдалеке, над крышами домов, уже виднелся свет гирлянд. Особняк Лоренцо возвышался на холме, словно замок. Музыка, едва уловимая сквозь закрытые окна машины, казалась неуместно весёлой, почти издевательской.

Рафаэль склонился чуть вперёд, пристально вглядываясь в приближающийся особняк. Его голос был хриплым и низким:

– Свадебный вечер. Станет ночью скорби. За Манчини. За отца.

Машины свернули с главной улицы и направились в сторону имения Лоренцо, скрытого за кипарисами и охраной.

Тишина внутри машины стала почти осязаемой. Кто-то проверял оружие. Кто-то молился. А кто-то – просто ждал. Рафаэль сидел прямо, будто уже чувствовал, как история разворачивается на его глазах.

И история, действительно, готовилась вписать новую кровавую главу.

Как только колонна свернула на улицу, ведущую к особняку Лоренцо, в ночной тишине прорезались звуки праздника. Гул голосов, переливчатый смех, отголоски музыки – всё это ударило по слуху как пощечина. Веселье. Беззаботное, жирное, чужое. И в нём – ни капли скорби, ни намёка на то, что сегодня похоронили Витторио Манчини.

Рафаэль поднял глаза, вглядываясь сквозь лобовое стекло лимузина. Особняк Лоренцо вспыхивал огнями как цирк. По фасаду – гирлянды, вдоль дорожек – свечи. Гости в нарядных костюмах и платьях танцевали на открытой веранде, бокалы шампанского отражали огни как алмазы. Кто-то кричал:

– За любовь! За Лоренцо! – и все, как по команде, закричали в ответ. Смех. Смех в тот день, когда закопали отца.

Рафаэль медленно повернулся к Кристоферу:

– Слышишь это?

– Слышу, – мрачно ответил тот. – Они празднуют, как будто завтра не существует. Как будто кровь Манчини – просто пятно на асфальте.

Луиджи, сжав зубы, смотрел на особняк и пробормотал:

– Проклятые ублюдки… Громко живут. Прямо просятся, чтобы им сделали тише.

Рафаэль слегка усмехнулся, но в его глазах не было радости. Только холодная, рассудочная ярость. Он провёл пальцем по стеклу, словно рисуя карту.

– Видите балкон? Там наверняка жених с невестой. Наслаждаются вечером, жизнью, беззаботностью…

Они ещё не знают, что этот вечер – последний в их прежней жизни.

Альберто с заднего сиденья подал голос:

– План тот же?

– Тот же, – кивнул Рафаэль. – Машина охраны слева – Кристофер с Альберто. Электричество – Луиджи, ты знаешь, где рубильник. Я иду с первой волной через террасу. Время – ровно пять минут после сигнала.

– А сигнал? – уточнил Кристофер.

Рафаэль посмотрел на яркие гирлянды и сказал:

– Когда погаснет свет – начинаем.

На мгновение в машине воцарилась гробовая тишина. Никто не дернулся. Никто не отступил. Только снаружи, из другого мира – смех, музыка, и хруст бокалов. Всё это продолжалось… пока небо над особняком Лоренцо не потемнело чуть больше обычного.

– Готовьтесь, – произнёс Рафаэль. – Они украли моего отца. Сегодня я заберу у них покой.

Машины остановились в тени деревьев, как хищники перед прыжком. Музыка всё ещё звучала. Но тени начали двигаться.

Сигнал был дан.

Во тьме раздался глухой щелчок – и вся улица, как по команде, провалилась в кромешную темноту. Мерцавшие гирлянды на фасаде особняка Лоренцо угасли, музыка захлебнулась, зазвучали удивлённые голоса гостей, прерванных в разгаре танца.

И в этот момент – словно из преисподней – из машин вырвались силуэты. Рафаэль шёл первым. Его глаза были спокойны и холодны, как лезвие ножа. Он вытащил пистолет и крикнул:

– Вперёд. Без пощады.

И началось.

Вспышки выстрелов разорвали ночь. Пули свистели, разлетаясь в стороны, ударяясь в стекло, дерево, плоть. Крики ужаса взорвали вечерний воздух. Танцующие секунду назад гости падали на пол, прикрываясь руками, некоторые – навсегда.

Рафаэль двигался хладнокровно как призрак. Он целился точно, без колебаний. Один гость, бросившийся на него с бутылкой, был мгновенно сражён выстрелом в грудь.

– Это за моего отца, – прошептал он, проходя мимо тела.

Кристофер, с автоматом в руках, громил охрану у входа:

– Чисто слева! Рафаэль, за колонной ещё один!

Рафаэль молча метнул нож – короткий хрип, и тело охранника повалилось на мраморную лестницу.

Луиджи прорвался через боковую дверь, обрушив прикладом витраж. Он кричал:

– На втором этаже жених с невестой! Блокируйте выходы!

Женский визг, разбитые бокалы, перевёрнутые столы… Весь особняк превратился в ад. Прекрасное здание, созданное для торжества, стало ареной хаоса.

В одном из залов мужчина с кровоточащей рукой, хватаясь за стул, зашептал:

– Кто вы, черт возьми?..

Рафаэль, подходя ближе, опустил дуло пистолета к его голове:

– Манчини. Запомни это имя. Ты слышишь его в последний раз.

Выстрел.

Кровь смешалась с шампанским на паркетном полу. Месть шла по плану.

А в воздухе, пахнущем дорогими духами, порохом и страхом, гулко звучало эхо:

"Око за око. Кровь за кровь."

Когда последний выстрел стих, в воздухе ещё витал запах пороха, смешанный с дорогими духами и страхом. Крики утихли, музыка давно умолкла, а в зале остались только эхо шагов и тяжёлое дыхание выживших.

– Всех внутрь, – скомандовал Рафаэль хрипло, стряхивая с руки кровь, будто это была всего лишь пыль.

Людей – раненых и невредимых – согнали, как овец, в главный зал особняка. Кто-то шёл сам, кто-то полз, кто-то – в слезах, с дрожащими руками. Женщины в свадебных нарядах, мужчины в расстёгнутых фраках, дети, спрятавшиеся под столами. Паника уже угасла, остался только ужас, впаянный в лица.

Кристофер скинул куртку, запачканную кровью, и громко спросил, проходя вдоль стены:

– Где жених и невеста?! Отвечайте, ублюдки! – Он пнул стул, и мужчина, привалившийся к колонне, вскрикнул.

Но в зале – ни следа молодожёнов.

– Рафаэль… – Луиджи подошёл ближе, вытирая пот со лба. – Их нет. Ни в списке гостей, ни среди мёртвых. Ни тел, ни даже фаты. Сбежали?

Рафаэль провёл рукой по волосам, тяжело вздохнув.

– Не сбежали. Их кто-то вывел. Либо знали, что мы придём… либо кто-то слил информацию.

Он подошёл к окну, посмотрел на улицу. Там уже стояли их машины, фары тускло отражались в лужах. И ночь, как безмолвный свидетель, глядела в особняк.

– Закройте двери. Пусть эти… свидетели посидят и подумают. А мы найдём беглецов.

Он обернулся к толпе:

– Вы живы только потому, что я так решил. Но каждое ваше слово, каждый ваш взгляд – теперь под прицелом. У нас траур. А у вас начинается ад.

Тишина.

Кто-то закрыл глаза, кто-то начал тихо молиться.

Рафаэль вышел из зала, не оборачиваясь.

– Жениха и невесту найдём. А потом… закроем эту историю навсегда.

В зале особняка повисла гнетущая тишина. Только слышалось потрескивание свечей и шорох ботинок по мраморному полу. Люди, согнанные в одну кучу, дрожали, обнявшись, пряча лицо в ладонях. Кто-то молился, кто-то пытался сдержать рыдания.

Рафаэль стоял в центре, холодный и неподвижный как статуя. В его глазах больше не было ярости – только сталь и расчет.

– Говорите, – произнёс он спокойно, почти мягко. – Где жених? Где невеста?

Молчание.

Он подошёл ближе к седому мужчине в смокинге, наклонился.

– Ты ведь старший. У тебя должен быть язык. Скажи мне – где они?

Старик дрогнул, но не сказал ни слова. Только опустил глаза.

Рафаэль вздохнул, выпрямился и кивнул Кристоферу.

Тот молча вытащил пистолет и выстрелил старику в лоб.

Крик. Женщина вскочила с места, её тут же повалили на пол.

– Я не люблю повторять, – сказал Рафаэль, обходя зал. – Каждый из вас может стать следующим. А они – даже не родные вам. Так стоит ли умирать за них?

Но снова – молчание. Только дрожь, плач и шорох.

– Ладно, – процедил он сквозь зубы. – Один за другим. Пока не начнут говорить.

Они начали. Один выстрел. Второй. Мужчина упал, за ним – женщина. С каждым телом напряжение в зале росло, лица бледнели, но никто не проронил ни слова.

– Эти ублюдки либо преданы, либо боятся Лоренцо больше, чем нас, – прорычал Кристофер.

Рафаэль сжал кулаки.

– Обыщите дом! – взревел он, – каждую комнату, каждый чулан, подвал, чердак! Если найдёте след – не трогать. Скажите мне!

Люди Рафаэля, до этого сторожившие двери и окна, тут же ринулись в глубины особняка, раскрыв оружие и фонари. Двери хлопали, лестницы скрипели, слышались крики:

– Чисто!

– Тут никого!

– Комната пустая!

Рафаэль стоял в центре, словно буря, сдерживаемая лишь кожей. Его губы шептали себе под нос:

– Они здесь были… они не могли исчезнуть в воздухе. Кто-то помогает им. Кто-то из этих сволочей…

Он бросил взгляд на ещё живых свидетелей.

– Если не язык – значит, сломаем волю.

– Продолжайте искать! – рявкнул Рафаэль, голос его прорезал воздух как нож. – Они в этом доме. Я это чувствую.

Он стоял в центре зала, сжимая в руке пистолет, взгляд его метался по лицам притихших гостей. Люди прижимались друг к другу, как стадо перед бурей. Кто-то плакал, кто-то шептал молитвы, но все чувствовали – ждать хорошего не стоит.

– А если не найдём, – добавил он, поворачиваясь к Кристоферу, – заставим кого-то сказать. Языки развязываются под правильным углом боли.

Люди Рафаэля прочёсывали дом с безжалостной методичностью. Разбивались в группы по двое-трое, вытаскивали ящики, переворачивали мебель, били зеркала. В подвале загрохотали ящики с вином, в спальнях – разбитая посуда и сорванные шторы. Дом застонал, как живой, под напором их злобы.

Внезапно – крики. Шум борьбы. Стон.

Рафаэль повернулся к двери зала. Раздался топот шагов. Два человека втащили в зал жениха, он был окровавлен, рубашка разорвана, лицо всё в ссадинах, глаз заплыл. За ним – невеста, растрёпанная, с надорванной фатой, кричащая и дерущаяся, как дикая кошка.

– Отпустите меня! Он не виноват! Мы ничего не знали! – кричала она, вырываясь из рук громил.

Жених еле держался на ногах, но даже сейчас попытался заслонить собой невесту. Один из охранников толкнул его – он упал на колени, с трудом поднял голову.

– Вот и голубки, – мрачно произнёс Кристофер, проводя пальцем по щеке, на которой всё ещё красовалась свежая царапина. – Дались нам тяжко. Он как зверь. А она кусается.

Рафаэль подошёл ближе, склонился к жениху. Тот медленно поднял взгляд – в нём была боль, но и упрямство.

– Ты знаешь, кто я? – спросил Рафаэль тихо.

– Рафаэль Манчини, – выдохнул тот, едва шевеля губами. – Сын убийцы. И сам убийца.

Рафаэль не сдержался. Ударил. Один раз. Потом второй. Жених рухнул на пол.

– Я сын Витторио Манчини, которого вы, твари, убили, как пса! – заорал он. – И ты мне будешь отвечать! Прямо сейчас. Где был твой отец в день убийства моего? Кто дал приказ? Говори, пока у тебя ещё есть челюсть!

Молчание. Жених плюнул кровью в пол. Рафаэль медленно выпрямился.

Раздался короткий, сухой выстрел – и всё замерло.

Жених рухнул навзничь, тело его застыло в неестественной позе, как кукла, у которой внезапно кончились нити. В комнате повисла тишина, сдавленная, как перед бурей. Люди Рафаэля стояли в ступоре – даже они не ожидали, что он нажмёт на курок так хладнокровно.

Невеста вскрикнула. Её руки дрожали, глаза наполнились ужасом.

– Нет… НЕТ! – закричала она, бросаясь вперёд, но Кристофер перехватил её, удерживая, как дикое животное.

Рафаэль смотрел на неё, будто через стекло – холодно, отрешённо. Внутри него горела какая-то чёрная пустота.

– Уберите свидетелей, – бросил он сдавленным голосом. – Закройте двери. Ждите внизу.

– Рафаэль… – начал было один из людей, но замолчал, увидев взгляд босса.

Рафаэль схватил девушку за руку, та пыталась вырваться, билась, царапалась, рыдала:

– Не надо! Прошу! Не трогайте меня! Вы чудовище!

– Я – справедливость, которую вы сами разбудили, – прошептал он, затягивая её в спальню, дверь захлопнулась с глухим стуком.

Люди Рафаэля молча, разошлись, увлекая за собой гостей. Дом погружался в холод, как будто на него опустился мрак, не из-за погоды – изнутри.

Прошло несколько мучительных минут. За закрытой дверью доносились глухие звуки борьбы, глухие удары, приглушённые крики, выстрел. Потом – тишина.

Когда Рафаэль вышел из спальни, лицо его было бледным и чужим. На рубашке – кровь. В руке – всё ещё дымящийся пистолет. Он остановился на мгновение, как будто колебался, а потом сказал глухо:

– Всё кончено.

За ним, на полу, лежала девушка. Её тело было безжизненно. Одежда изорвана, взгляд остался открытым – пустым, как небо перед бурей. Она больше не сопротивлялась. Не молила. Она просто исчезла – из мира, из себя.

Кристофер отвёл глаза. Даже самые верные люди почувствовали, что грань пройдена. Что-то тёмное навсегда поселилось в этом доме. И в Рафаэле.

Рафаэль стоял в центре зала, словно повелитель мрака, окружённый безмолвием смерти. Воздух был тяжёлый, пропитанный кровью, страхом и гарью от недавней стрельбы. По полу рассыпались тела – одни в праздничных нарядах, другие с оружием в руках. Радость свадьбы превратилась в кровавую бойню.

Он провёл взглядом по залу, вглядываясь в мёртвые лица – и не дрогнул. Только в глубине глаз что-то мерцало – не угрызения совести, нет… скорее, предчувствие, что эта война только начинается.

– Сожгите этот дом. До тла.

Голос его прозвучал как приговор. Без ярости, но с такой тяжестью, словно он заколачивал гробовую крышку.

Кристофер кивнул. Люди Рафаэля, не задавая вопросов, направились к фургону, где заранее приготовили канистры с бензином. Они начали поливать полы, стены, ковры, даже тела. Кто-то бросил взгляд на молодую женщину, что лежала ближе к лестнице, но промолчал.

Запах топлива быстро заполнил здание. Рафаэль вышел на улицу, не оглядываясь. Его ботинки оставляли следы на камнях, ещё влажных от дождя и крови. В глазах отражалось пламя – первые языки огня взметнулись у дверей.

– Ни одного следа, – произнёс он себе под нос, – никаких воспоминаний. Только пепел.

Дом загорелся мгновенно. Пламя ползло вверх по занавесям, лизнуло портреты на стенах, обвило лестницу. Изнутри послышались глухие трески, скрипы, крики, будто сама история семьи Лоренцо сопротивлялась, не желая быть уничтоженной так просто.

Люди Рафаэля стояли молча, наблюдая, как особняк, некогда символ силы, теперь становился погребальным костром.

Рафаэль достал сигару, закурил. Дым и пепел смешивались в воздухе. Это была месть. Но была ли это победа?

Он не знал. Или не хотел знать.

Рафаэль стоял в центре зала, словно повелитель мрака, окружённый безмолвием смерти. Воздух был тяжёлый, пропитанный кровью, страхом и гарью от недавней стрельбы. По полу рассыпались тела в праздничных нарядах. Радость свадьбы превратилась в кровавую бойню.

Он провёл взглядом по залу, вглядываясь в мёртвые лица – и не дрогнул. Только в глубине глаз что-то мерцало – не угрызения совести, нет… скорее, предчувствие, что эта война только начинается.

– Сожгите этот дом. До тла.

Голос его прозвучал как приговор. Без ярости, но с такой тяжестью, словно он заколачивал гробовую крышку.

Кристофер кивнул. Люди Рафаэля, не задавая вопросов, направились к фургону, где заранее приготовили канистры с бензином. Они начали поливать полы, стены, ковры, даже тела. Кто-то бросил взгляд на молодую женщину, что лежала ближе к лестнице, но промолчал.

Запах топлива быстро заполнил здание. Рафаэль вышел на улицу, не оглядываясь. Его ботинки оставляли следы на камнях, ещё влажных от дождя и крови. В глазах отражалось пламя – первые языки огня взметнулись у дверей.

– Ни одного следа, – произнёс он себе под нос, – никаких воспоминаний. Только пепел.

Дом загорелся мгновенно. Пламя ползло вверх по занавесям, лизнуло портреты на стенах, обвило лестницу. Изнутри послышались глухие трески, скрипы, крики, будто сама история семьи Лоренцо сопротивлялась, не желая быть уничтоженной так просто.

Люди Рафаэля стояли, молча, наблюдая, как особняк, некогда символ силы, теперь становился погребальным костром.

Рафаэль достал сигару, закурил. Дым и пепел смешивались в воздухе. Это была месть. Но была ли это победа?

Он не знал. Или не хотел знать.

Рафаэль стоял на краю подъездной дорожки, наблюдая, как пламя с каждой секундой пожирало стены особняка. Дым клубился вверх, закрывая звёзды, а пылающее здание гудело, словно живое, испуская последние стоны боли и разрушения.

Он выкинул окурок сигары в сторону и произнёс:

– Скоро здесь будут пожарные и полиция. Время уходить.

Голос был ровный, но внутри уже начинало шевелиться тревожное предчувствие. Он знал – это не конец. Это было только начало большой и грязной войны.

Кристофер молча кивнул. Остальные переглянулись и задвигались – быстро, слаженно, будто по невидимой команде. Кто-то затянул маску на лицо, кто-то проверил оружие, убирая его под куртку. Они расселись по машинам, двери захлопнулись с глухим звуком.

Рафаэль занял место на заднем сиденье чёрного седана. Педро, не дожидаясь приказа, завёл мотор.

– Газуй, – бросил Рафаэль, не глядя назад.

Колонна машин тронулась, одна за другой, исчезая в темноте ночного города. Позади, где-то среди клубов дыма и гудящих сирен, горел особняк Лоренцо, как зловещий маяк, ознаменовавший кровавую эру нового лидера – Рафаэля Манчини.

Впереди их ждали расчёты, месть, предательства и новые жертвы. Но прямо сейчас – тишина в салоне, рев мотора и пульсирующий огонь за спиной.

Рафаэль закрыл глаза на секунду.

– Всё только начинается.

Рафаэль стоял у открытой двери машины, оглядывая каждого из своих людей. Пламя за его спиной всё ещё освещало ночное небо, как гигантская угроза, возвышающаяся над городом. Его лицо было напряжено, голос – глухой, почти рычащий.

– Дяде только не слово, – медленно, отчеканивая каждое слово, произнёс он.

– Если хоть один из вас заикнётся… хоть намёком… – он провёл пальцем по горлу. – Убью. Лично. Без лишних слов.

В толпе его людей повисла тяжёлая тишина. Кто-то отвёл взгляд. Кто-то сглотнул. Даже Кристофер, обычно невозмутимый, чуть заметно напрягся.

– Вы меня знаете, – добавил Рафаэль уже тише, но с таким леденящим холодом, что мурашки пробежали по спинам.

– Я не повторяю.

Он обвёл всех взглядом, убедился, что поняли – и захлопнул дверцу машины. Внутри снова воцарилась тишина. Только дыхание. Только страх.

Автомобили тронулись прочь, а в зеркале заднего вида пылала прошлая жизнь – вместе с телами, кровью и криками. Рафаэль больше не оборачивался. Ему было некуда возвращаться. Теперь только вперёд – по дороге, вымощенной огнём и ложью.

Машина двигалась плавно, уверенно, как будто ночь была обычной – без крови, без огня, без сломанных судеб. Рафаэль сидел на заднем сиденье, глядя в окно, где отражения уличных фонарей скользили по стеклу, как забытые призраки. Его лицо было спокойным, почти холодным. Внутри – всё ещё гудело от недавнего насилия, но снаружи – он снова был утончённый, уравновешенный Манчини.

– Прямо к филармонии, Педро. Без остановок, – тихо сказал он.

– Да, синьор, – кивнул водитель.

Скоро перед ними выросло здание с подсвеченным фасадом, колоннами и афишами новых концертов. Прозрачные двери, высокий холл, запах старого дерева и лака. Всё было так, как в детстве – благородно, чисто, возвышенно.

Рафаэль вышел из машины, поправил воротник тёмного пальто, и направился ко входу.

Двери особняка за их спинами закрылись с тяжёлым звуком, будто ставя точку в главе под названием "покой". Рафаэль вышел первым, его чёрный плащ развевался на ветру, лицо оставалось каменным, как у человека, принявшего внутри себя уже слишком много боли – и превратившего её в ледяную решимость.

Фонари во дворе отбрасывали золотистый свет на гравийную дорожку, ведущую к воротам. Возле дома выстроились в ряд три чёрных автомобиля – гладкие, как ночная змея, с затемнёнными окнами. Моторы уже работали, гулко урча, будто звери, готовые сорваться с цепи.

Кристофер прошёл мимо Рафаэля, взглядом осматривая периметр, и хмыкнул:

– Всё тихо. Как будто сама ночь затаила дыхание.

– Пусть держит, – сухо ответил Рафаэль. – Мы её сейчас испортим.

Альберто хлопнул дверцей, устраиваясь в переднем сиденье одной из машин:

– Никогда не думал, что снова окажусь в деле. Но, чёрт побери… чувствую, как кровь закипает.

Луиджи кивнул:

– В этом-то и беда. Чем больше кровь закипает – тем меньше шансов, что вернёшься.

Рафаэль остановился у задней двери лимузина. Обернулся. Его взгляд пробежался по лицам тех, кто стоял с ним: старые соратники, новые союзники, молчаливые бойцы. Каждый знал, куда они едут. И зачем.

– Если кто хочет выйти – делайте это сейчас, – сказал он тихо, почти безэмоционально. – После будет поздно.

Никто не шелохнулся. Лишь Кристофер ухмыльнулся, открывая заднюю дверь:

– Не смеши. Мы с тобой до конца. Всегда были.

Рафаэль коротко кивнул, сел в машину. Двери захлопнулись одна за другой, будто гробовые крышки.

Моторы взревели. Шины хрустнули по гравию. Кортеж плавно двинулся вперёд. За воротами – улицы ночного города, притихшего, не ведающего, что в его тишину уже направляется буря.