Огненная Земля

Глава 14

Вечером вместе с мамой мы отправились на торжественный ужин в гости к моей соседке и ее семье. Хотя наши дома и были похожи как две капли воды, мне все-таки удалось найти отличие между ними. В доме не имелось крыльца, и он стоял ближе к земле. На заднем дворе расположилась парижжья[9]. Как же аргентинцы без парижжьи?! У них тоже водился дрок – куст с желтыми цветами, который благоухал легким сладким ароматом и имелся почти на каждом дворе Порт-Стэнли. На пороге перед нами предстал хозяин дома. Черноволосый, высокого роста, с мощными руками и большими добрыми карими глазами аргентинец, капитан первого ранга Хосе Мануэль Торрес. Мама Эвы Карла хлопотала на кухне. А моя соседка, дурачась, лежа на диване, демонстрировала свои актерские таланты. Изображая усталость, всем своим видом показывала, что у нее нет мочи помогать и она не может встать. Спектакль Эвы продлился недолго: отец спокойным, выдержанным голосом, зайдя в дом, обратился к ней:

– Эва, дочь, иди помоги маме.

Она сразу вскочила и отправилась на кухню.

Я посмотрел на него, и в этот момент в моей голове возник вопрос. А какой он, отец моей чудной (ударение на второй слог) соседки Эвы Торрес?

Я стал размышлять над ответом и сказал бы так. Хосе Мануэль был человеком серьезным, имеющим твердый характер и хорошее чувство юмора. Еще он был отзывчивым и всегда приходящим на выручку. Кто-кто, а отец Эвы в помощи никогда не отказывал. И мы, соседи, всегда знали, что на него можно положиться. В пекарне Charming Molly's Bakery Молли Браун вышла из строя печь, которая из-за поломки стала выдавать горелую выпечку. Как сейчас помню, ей даже пришлось закрыться на время, но умелые руки отца Эвы смогли справиться с этой проблемой. А в рыбной лавке у Боба Стоуна сломался морозильник. Ему нездоровилось после последнего рейса, но Хосе Мануэль не стал себя жалеть – он же был из морских – и поспешил на помощь к другу. Морозильник и по сей день верно служит Бобу и его креветкам. Он был настоящий аргентинец с большим добрым сердцем, готовый протянуть свою руку всем, кто нуждался в ней. Я уважал его, как и люди, живущие в Стэнли. Да и на флоте он был на хорошем счету. На «Генерале Бергамо» он был капитаном первого ранга (Capitan de Navio).

– Здравствуй, Джек! – протягивая мне свою здоровенную руку, поздоровался капитан.

– Я вам рад! – сжимая крепко руку в ответ, сказал я.

– Все в сборе, прошу к столу, – указательным жестом пригласил нас Хосе Мануэль.

Внутри дома было очень просторно и уютно. Светлые стены были украшены детскими поделками Эвы, вырезками из местных газет про ее отца и цветами в глиняных горшках, висящими на стенах. А посреди комнаты стоял прямоугольный лакированный деревянный стол, на котором красовалась белая скатерть, а прямо на ней расположились всевозможные яства и угощения.

Я подошел к столу и стал рассматривать стоящие на нем блюда. В этот момент ко мне подошла Карла и провела небольшой экскурс, ведь в нем я действительно нуждался. Аргентинская кухня всегда мне нравилась. Для меня это было в диковинку. Мама у Карлы позаимствовала несколько домашних рецептов и иногда мне готовила причудливые блюда. Вот недавно я попросил ее приготовить мне десертное блюдо дульсе де лече с блинчиками, чему был очень рад. Вот и сегодня оно стояло в уголке стола и ожидало моей пробы.

– Карла, ты посмотри, уже у стола пасется! – раздался с улицы голос мамы, наблюдающей за нами через открытое окно.

– Проголодался, Джек?! – обратилась Карла ко мне. – Скоро будем ужинать. Эву только дождемся. Она, как обычно, на улице, высматривает падающие звезды, теперь уже с Викторией. А я пока тебе расскажу про блюда на столе. Перед тобой блюдо, которое называется асадо. Его готовил Хосе Мануэль собственноручно в нашей парижжье, специально оборудованной для жарки мяса, по традиционному способу аль орно де барро. По традиции асадо готовят мужчины. Внутри – мясо, домашняя колбаса, почки и кровяная колбаса с хлебом, салатом, традиционным соусом чимичурри. Вот там локро, – кивнула на него Карла.

– Это же суп, – посмотрев на нее, сказал я.

– Да, правильно. Это густое рагу из тушеной свинины и кукурузы.

– Выглядит очень аппетитно! – глотая слюну, говорил я.

– По местным сказаниям, этот суп готовили первые революционеры и освободители Южной Америки, – рассказывала она.

– С историей блюдо, – сказал я.

– А вот любимое лакомство Эвы. Печенье под названием «альфа-хорее».

Достав одно из тарелки, вручила его мне мама Эвы.

Я увидел печенье круглой формы в два слоя с начинкой внутри.

– А это блюдо ты точно знаешь, Джек, – утвердительно сказала мне Карла.

– О да! Дульсе де лече! – ответил ей я.

– Там картофельные чипсы, соленья, паштет. А вот и лестерширский пирог со свининой, – рассказывала Карла.

– А это что такое? – спросил я.

– А это пудинг из мяса и почек, – ответила Карла.

– Какая гадость! – раздался за спиной голос Эвы.

Во главе стола сидел хозяин дома Хосе Мануэль. Мы все ждали его напутственных слов к ужину. И вот он встал из-за стола и с бокалом красного вина в руках обратился к нам:

– Ну что, теперь точно все в сборе. Джона только не хватает нам для полного счастья. Ну что тут сказать, работа есть работа. Я очень рад, что я дома. Мой дом там, где моя семья. Я родом из Сан-Фернандо-дель-Валье-де-Катамарка.

В этот момент Эва, сидевшая рядом со мной, шепнула мне на ухо:

– Это еще сложнее, чем чин твоего дедушки. Как он там? Шаут, шаунбек?

Эва! Шаутбенахт! – выдохнув и покачав головой от возмущения, прошептал ей я. – А как вы решили стать капитаном, связать свою жизнь с морем? С чего все началось? – обратился я к отцу Эвы.

Он посмотрел на меня, опустил голову, почесал затылок и, проиграв по столу, словно это были клавиши на пианино, замолчал. Воцарилась небольшая пауза, а потом он продолжил. Его голос немного дрожал. Я почувствовал, что он стал нервничать. Он старался этого не показывать, но это было заметно. Трепетную тему затронул, подумал я. Тему детства и родины, воспоминаний и надежд. Время, которое уже никогда не вернуть. Ведь когда ты маленький, ты никогда не размышляешь об этом, тебе не до этого. Тебя больше интересует, как бы изловчиться и поймать бабочку в сачок или вытащить из пруда золотую рыбку, да что мелочиться, огромного ската или откормленную креветку из океана. А спустя время, повзрослев, начинаешь понимать, что детские шалости сменяются на важные взрослые дела. Ты их не забываешь, а прячешь их на глубину своей души, в шкатулку воспоминаний, как прячет океан затонувшие корабли. А потом на Рождество или в свой день рождения, собирая друзей за столом в своем доме, открываешь ее и делишься воспоминаниями, роняя свои не детские слезинки, а уже взрослые, но не менее трогательные слезы.

– Там есть река Рио-Валье, – продолжал Хосе Мануэль. – Я тогда был вашим ровесником, азартным, беззаботным маленьким мальчишкой. И вот однажды как-то с ребятами мы бегали и играли вдоль реки. Там я увидел рыбака, собирающегося отплывать на небольшой лодке, и попросил у ее хозяина покатать меня на ней немного. И он мне не отказал и даже тогда дал мне весла. В тот момент я представлял себя капитаном огромного фрегата. Я важничал и рисовал в своей голове огромный бескрайний океан, палубу, шлюпки и рифы. Как будто вчера было, – вздохнул отец Эвы и немного погодя продолжил свой рассказ. – А сегодня у меня семья, я капитан крейсера, и я здесь, на Огненной Земле. Одним словом, счастливый человек. У меня два дома – Аргентина и мои Фолкленды. И я чувствую себя в них своим в доску. Океан для всех один. Мы все равны. Мы дети Земли. Приду из рейса, а вы с Эвой уже школу заканчивать будете. Как бы я хотел замедлить время! Как бы я этого хотел! – растрогался капитан.

– Садись, садись! Возьми, – тихонько за рукав дернула его Карла и вложила в его руку платок.

– Да-да. Сажусь, сажусь, Карла. Что-то я сегодня излишне эмоционален, – говорил капитан, ловя в платок слезу, которая не торопясь катилась по его щеке.

– Отец, а расскажи о «Генерале Бельграно», – с гордым видом обратилась к нему Эва.

Он улыбнулся и, не успев откусить хлеб, сказал:

– Поесть не дашь, любопытная ты моя, дочь капитана, – смеясь, сказал он. – Эва, раньше он носил название «Феникс».

– А почему его переименовали? – поинтересовался я.

– Его выкупили и переименовали, неуч! Это же логично, – умничала Эва.

– Не ссорьтесь, я сейчас все расскажу, – спокойным голосом обратился к нам капитан. – Крейсер раньше носил имя «Феникс». Он был спущен на воду со стапелей верфи в далеком 1938 году в США, в Нью-Джерси. А впоследствии был продан Аргентине и переименован в «Генерала Бельграно». В честь генерала Мануэля Бельграно, участвовавшего в войне за независимость от Испании в XIX веке. Пока еще он был в составе ВМФ США, в 1941 году он смог устоять во время налета японской авиации на Перл-Харбор. Так что я несу службу на настоящем герое. Имею честь.

– Я же говорила! Видишь, с какой историей судно! – довольная собой, хвалилась Эва.

– Эва, не судно, а крейсер! – глубоко вздохнув, ответил я.

Я ухитрился насладиться всем по чуть-чуть в полной мере, с полным животом развалился на диване и не заметил, как задремал. Я даже не понял, как это случилось. Моему отдыху, впрочем, как и всегда, помешала моя соседка. Она решила в этот раз использовать новый метод пыток. В этот раз он был не словесный, а силовой. В ее арсенале появилась щекотка. А я ее, признаюсь, боялся. У нее получилось запустить свои аргентинские лапы ко мне под мышки и щекотать, пока я не проснусь.

– Эва, ну хватит, хватит! Не могу больше! – хохоча, просил ее я.

– Тут тебе не ночлежка, Джек, – шутливо продолжала она.

– Эва! – серьезным голосом произнес отец.

– Эва сразу же вытащила свои клешни и сказала:

– Тебе повезло! – И вышла из-за стола.

Я вздохнул и глотнул чай, стоящий на столе напротив меня. Точно мой, раз здесь стоит, подумал я.

Мама, сидящая напротив, обратилась ко мне, сказав:

– Джек, сынок, нам пора собираться домой. Поздно уже, засиделись, даже как-то неудобно.

Я кивнул головой и вышел из-за стола.

– Вы нам не мешаете! Сидите, сидите! – отвечала Карла.

– Наш дом – ваш дом. Его двери всегда для вас открыты. Мы вам рады. Мальчишка уже мне как сын. С Эвой они как брат и сестра. Вместе бегают, играют. И в школу скоро ребятишкам, – обращался к нам глава семьи Торрес.

Поблагодарив за теплый прием и божественный ужин, мы покинули дом капитана с его семьей и, закрыв за собой резную деревянную дверь со старой, немного качающейся ручкой снаружи, отправились с мамой домой. На прощание нам подарили, пожалуй, самые лучшие подарки. Это были искренние, душевные и настоящие чувства доброты и заботы. Именно их я и испытал. Я бы назвал это необычное явление открытостью души, которую я всецело прочувствовал сегодня, в дождливый ветреный День Фолклендов, 14 августа 1952 года, в своем родном прекрасном и удивительном городе Стэнли, в окружении магелланских упитанных пингвинов, разгуливающих на острове у берегов Атлантического океана, которых так любила моя соседка Эва.

Глава 15

– Давай уже открывай дверь! Опаздываем, – из-за спины торопила меня Эва.

Я открыл массивную дверь, и мы вбежали в школу. Изнутри она напоминала пряничный домик с маленькими коридорами и миниатюрными классами. Стены были нежно-персикового цвета, а пол украшал паркет. При входе у двери стоял маленький комод с книгами, а прямо напротив него расположился массивный диван. Эти атрибуты, безусловно, своим присутствием здесь создавали уютную домашнюю атмосферу. Каждый желающий мог открыть старинный комод янтарного цвета, достать книгу и просветиться при желании.

– Ох и ругаться сейчас будет мисс Кэролин. Мы опять опоздали. Плохо дело, Джек, – пугливо сказала мне Эва.

– Надо идти. Тут ничего не поделаешь. Или прогулять хочешь? – с ухмылкой обратился к ней я.

– Вот смотрю я на тебя и диву даюсь. Скоро конец четверти, экзамены, а ты еле-еле, с грехом пополам, переползаешь из класса в класс, и баллы твои оставляют желать лучшего! – возмущалась она, стоя у двери в класс.

– Боишься? – сказав, захохотал я. – Не ворчи! Я свою норму знаю. Пока на плаву, как когда-то говорил мой отец.

– На плаву он, тебе же не шесть.

– Да и не говори, точно. А ты можешь поверить, что мы уже в девятом классе? Ох, время пролетело. Ну пошли! Заболтались.

В этот момент изнутри отворилась дверь, и на пороге со строгим лицом показалась мисс Кэролин. Я никогда не мог понять ее настрой. Вот и сейчас не пойму, сердита она или нет. Ляпну что-то и боюсь ее реакции. Вот и сейчас взял и ляпнул:

– Опоздали мы, мисс Кэролин. Каюсь. Тысяча извинений.

– Весь класс залился смехом. И кто-то сказал:

– Что еще он мог сказать? Лэйн в своем репертуаре.

– Молчи лучше, а то будешь всю жизнь сидеть здесь и историю учить, – еле слышно пробурчала Эва.

– Миссис Торрес, я тут услышала от вас слово «история». Или мне послышалось? – поправляя очки и фиксируя их на носу, обратилась она к Эве.

– Да нет, было. Но к доске не хочу, – сконфузившись, отвечала Эва.

В этот момент сидящие в классе стали хохотать.

– Не хочет она! – смеясь, выкрикнул Кит Грин.

Он был отличником в нашем классе, ябедой и выскочкой. Я с ним часто дрался. Но пока мне удавалось одерживать победу. Ведь я всегда был за справедливость. А как известно, она должна была восторжествовать.

– Ну, Кит, ты у меня получишь после школы! – выкрикнул я и погрозил ему кулаком.

– Ага, конечно, Лэйн, держи карман шире! – выкрикнул мне в ответ он.

В этот момент весь этот балаган прервала миссис Кэролин, изо всех сил прокричав:

– Тише, я сказала!

В классе воцарилась полная тишина.

– Как еще стекла на месте остались, – негромко сказал я, но так, что все услышали.

И в классе опять воцарилось безудержное веселье. Кто-то в нашу поддержку запустил бумажный самолет, и я его поймал. Я развернул его и улыбнулся. Внутри было написано: «Лэйн, не сдавайся, и точка».

– Тише! – словно из громогласной трубы, раздался звук возмущающейся миссис Кэролин. – Лэйн, вы срываете мне урок. Вы это понимаете? – обратилась она ко мне. – Марш прямиком к директору! Идти вам далеко не придется: кабинет по соседству.

– Она открыла нам дверь, а потом громко ее захлопнула за нами.

– Мы стояли с Эвой в коридоре, смотря друг на друга. Что примечательно, мы одновременно развели руками.

– А вот и он! Директор! – спрятавшись за мою спину, промолвила с ужасом в голосе Эва.

По направлению к нам или к своему кабинету, да какая разница, терять уже было нечего, шел директор школы. В этот момент мне предстала сцена из страшных фильмов, где что-то ужасное движется на тебя и вот-вот сделает с тобой что-то явно не хорошее. Именно сейчас на нас надвигался наш директор Фокс. Он был невысокого роста, одет с иголочки, в лакированных ботинках и, как обычно, с кипой документов в руках.

– Миссис Кэролин на урок не пускает? Лэйн, Торрес, в чем дело, я спрашиваю?

– Да мы это… Во рту пересохло, – бормотала Эва.

– Так. Торрес не справляется. Лэйн, может, вы мне объясните, почему вы посреди урока с опущенными головами третесь у двери. Прошу в мой кабинет.

Директор был явно не в духе, увидев нас. Мы были частыми нежелательными гостями у него в кабинете. Да и дел у него хватало, ему было кого воспитывать. У нас в одно ухо влетала информация, а когда мы оказывались на свободе, за пределами школы, с радостью, долго не задерживаясь, вылетала. Я его понимаю: мы с Эвой были костью в его горле, которая ему изрядно мешала и от которой он уже давно хотел избавиться.

– Каемся, опять опоздали, – обратился к директору я.

– Я не священник, Лэйн. И вы не на исповеди. Мне ваше поведение уже порядком надоело. Ей-богу, как дети малые. Помните тот день, когда вас родители привели в школу, а Лэйн?

Я вспомнил тот день. Отец с мамой долго к нему готовились. Мне сшили синий нелепый костюм. Он, кстати говоря, до сих пор висит в шкафу. Мама хранит его по сей день. Я шел в школу за руку с отцом. Каким же маленьким я был. Мир казался мне таким шебутным, полным веселья и приключений.

– Я повторю свой вопрос, Лэйн. Каким вы были в тот день, когда пришли к нам в школу?

– Я был мечтательным ребенком, господин директор, с большими, открытыми, наивными голубыми глазами. Сейчас я другой. Да и мир стал другим. Да, не спорю, во мне еще что-то осталось от того смешного мальчишки Джека, но, пожалуй, в меньшей степени. Время изменило меня. Я помню день, когда, стоя на берегу, был уверен, что никогда не свяжу свою жизнь с морем. Теперь я так не считаю. И пусть, может, я не ас в математике, физике или других точных науках, зато я точно знаю, чего я хочу. Я не буду ради высшей оценки подлизываться или строить из себя паиньку. Я таким не был и никогда не буду. Да, я опоздал, и я признал это и извинился. Что еще я должен? С оценками в моем дневнике я согласен. Я не бунтарь. Я Джек Лэйн, сын своего отца Джона Лэйна. Можно мы пойдем, директор? Больше это не повторится, обещаю. – Я не отводил глаз все время, пока я говорил, и смотрел директору Фоксу прямо в глаза.

Он опешил, я это видел. Он отвел глаза, взял карандаш и стал крутить в руке. Какое-то время он развернулся и стал смотреть в окно, а потом негромко сказал.

– Да, вы действительно повзрослели, Джек, и совсем не похожи уже на того Джека, с которым я когда-то познакомился. Посмотрим, пригодится ли это вам в жизни. Будем надеяться. А теперь идите. Только не куда-то, а на урок: он еще не закончился. И Торрес прихватите с собой. А то она еще тоже скажет пламенную речь, и мое сердце остановится.

Мы вышли из кабинета и долго молчали.

Эва смотрела на меня и не шевелилась, будто ее парализовало на время, а потом сказала:

– Да, Фокс прав, я тоже от тебя не ожидала. Ты стал таким…

– Каким таким? – спросил ее я.

– Взрослым, Джек. Я тебя не узнала.

– Ладно, пойдем на урок, – стуча в дверь, сказал ей я.

Миссис Кэролин указкой отправила нас с Эвой за парту. Обычно всегда мы сидели на последней. Не любили высовываться. Да и желающих было немного ее занять. В классе нас было десять человек: семь мальчишек и три девчонки. Эва, получается, была девчонкой. Даже в юбке ходила, а раньше говорила: «Не буду, не буду носить. Глупости это все. Штаны есть, и хорошо!» Еще про меня что-то говорит. Сама вон другая стала.

– Сегодня у нас важная и интересная тема. Мы поговорим о Фолклендах. Мальвинские или английские – вот в чем вопрос.

В классе воцарился хор голосов, половина кричала «английские», другая – «Мальвинские».

– После освобождения от испанской короны Фолкленды в течение нескольких лет были аргентинскими.

– Так и как же быть, Кит?

– Сейчас острова принадлежат Британии, и меня все устраивает, – ответил Кит.

– Эва? Как ты считаешь? Твой отец – аргентинец, – обратилась миссис Кэролин с вопросом к ней.

– Я вне политики. Я в нирване. Мне главное, чтобы был мир. Да и отец никогда не вмешивается в дела государственные и мне не советует.

– Так, а Джек, твое мнение на эту тему, – обратилась она ко мне.

– Я считаю, что на сегодняшний день это нерешенный вопрос. И обязательно настанет день, когда назреет конфликт. Это же логично. Две страны и один остров. Никто не отдаст его просто так, как раздает пирожки и печенье мисс Молли Браун. Не знаю только, кто тогда я буду и где. Может, меня и в помине не будет.

Все засмеялись, а с первой парты Сьюзан Бутби, маленького роста, плотного телосложения, с черными кудрявыми волосами, в несуразном платье в большой горошек, спросила у миссис Кэролин:

– А вы, миссис Кэролин, за кого вы? Кому все-таки принадлежат по праву острова? Фолклендские они или Мальвинские? – обратилась с ухмылкой она к учительнице.

– Я, Сьюзан…

Не успела она ответить на ее вопрос, как мелодичный звук подал сигнал об окончании урока.

Улыбнувшись, миссис Кэролин, посмотрев на класс, сказала:

– Видите, как! Пусть, значит, это останется загадкой, ребята. – И, улыбнувшись, развела руками.

– Ну скажите, скажите! – доносились голоса из класса.

– Миссис Кэролин покачала головой и сказала:

– Я учитель истории, а не демагог. – С этими словами она покинула наш класс.

Следующей по расписанию была химия. Я любил этот предмет, ведь я никогда не знал, что от него можно было ожидать. Я всегда приходил в восторг, когда наш учитель химии Джефри Пек начинал проводить лабораторные эксперименты. Мы всем классом внимательно наблюдали за ним и за тем, как он берет свою стеклянную колбу с одним веществом и выливает содержимое в другую емкость, потом – другую колбу с другим содержимым, словно алхимик, а потом, после всех его маневров, обычно возникала вспышка и поднимался дым. Не зря его прозвали в школе ядерным взрывом. Прическа у него была интересная. Волосы топорщились вверх, и глаза немного выходили из орбит. Он напоминал сбежавшего из психиатрической лечебницы. Но мы знали, кем он действительно являлся. Он был нашим всеми любимым безобидным учителем химии.

На доске было уже написано два химических элемента: AI и Hg.

– Алюминий и ртуть, – пробормотала мне на ухо Эва.

– Всем здравствуйте! Прошу всех подняться и поприветствовать друг друга. Итак, сегодня мы будем говорить о двух химических элементах. Кто может рассказать? – обратился к нам учитель химии.

– Эва хочет! – указывая пальцем на соседку, громко сказал я.

– Прекрасно! Эва, прошу к доске, – радостным голосом позвал ее учитель.

– Ты следующий! Месть не за горами! – пригрозив, выпалила недовольная Эва.

– Итак, какие это элементы, расскажи нам, пожалуйста.

– Эва вышла в центр и с гордым видом стала рассказывать:

– Первый – это алюминий. Легкий металл серебристо-белого цвета. Он достаточно гибкий. Легко поддается механической обработке. Химический элемент тринадцатой группы.

– Так, Эва! Отлично! Продолжай! – восклицал учитель Пек.

– А второй – это уже пострашнее. Это ртуть. Серебристо-белая жидкость, пары которой ядовиты.

– Эва, скажи мне, а если соединить эти два элемента, что произойдет?

– Ну, тут несложно понять. Образуется сплав ртути и алюминия. Вверх поднимется вещество серебристого цвета, у которого меньшая плотность. Но я бы не советовала кому-то делать это.

– Да, правильно. Это очень опасный для здоровья человека материал. Не пытайтесь повторить, а то мне придется придумывать реакцию для вашего спасения, – улыбнувшись, обратился к классу учитель. – Эва! Блестяще! Молодец! Высший балл! Садись, пожалуйста.

Эва показала мне язык и села за парту.

– Выкуси! – показав фигу, веселилась Эва.

– Ладно, ладно! Я потерпел поражение. Ты выиграла, не опозорилась. А вот и звонок. Что у нас там? Литература. Сочинение. Оценки.

Глава 16

И вот мы с Эвой уже восседали на уроке литературы. Прямо как из книги, перед нами предстала любящая литературу как родное дитя аргентинского происхождения, изящная дама Андреа дель Бока.

Поздоровавшись с нами, она сразу обратила свой взор на тетради, лежащие у нее на столе:

– Так, ребята, я ознакомилась с вашими сочинениями, и некоторые из вас меня удивили. Итак, Джек Лэйн. Что тут скажешь? Ты написал слово «незаконнорожденный» раздельно. Это войдет в анналы истории нашей школы. Как так получилось, Джек? – обратилась она ко мне.

– Сам не понимаю, как так произошло, – схватившись за голову, ответил я.

Класс веселился, и я вместе с ним.

– Идем дальше. У меня в руках две тетради. И в них как две капли воды совершенно идентичные сочинения. Даже инициалы одни и те же. Эва, когда ты будешь списывать у Гарри, сидящего перед тобой, ты хоть подпиши себя. А то здесь два Гарри, только почерки разные.

– Невнимательно списала. Бывает, – отвечала Эва.

Наша миссис Андреа дель Бока продолжала отчитывать моих одноклассников. Так аккуратно и изящно, что это больше было похоже на просьбу, чем на какое-то порицание, которое вызывало внутри чувство неловкости и желание исправить, что натворил в тетради. Очень уж нам всем не хотелось ее расстраивать: настолько милой она была. В этот момент моя соседка повернулась ко мне и негромко сказала:

– Пока мы здесь, мы в тюрьме. Я про школу: время только теряем. Скука смертная. Вот видишь окно? За его пределами столько всего интересного. Свобода выбора, чуешь? – продолжала она.

– Ничего ты не понимаешь. Не успеешь оглянуться, как зазвучит последний звонок и ты и я окажемся уже совсем за другими партами колледжа. И там с тобой никто не будет нянькаться, подруга. Начнется совсем другая, уже взрослая жизнь. Придется тебе нести ответственность, – ответил ей я.

– Опять свою песню запел. Как дед старый. Я и так все знаю. Не учи ученого! – сказала она.