Массинисса. Из заложников – в цари. Столица мира и войны

– Ну уж этому точно не бывать! Да и своим среди карфагенян мне не стать никогда. Меня тут за спиной все называют дикарем и недолюбливают.

– Не переживай, царевич! Я думаю, со временем ты докажешь местным дуракам, что это не так.

– Я тоже так думаю, мой дорогой Бодешмун, – сказал Массинисса, и они оба рассмеялись.

Немного помолчав, царевич поинтересовался:

– А что там была за история с Капсой? Из-за чего сенат Карфагена потребовал, чтобы отец немедленно выступил в поход? Даже попрощаться нам не дали.

– Это все пунические проделки. Они хотели поскорее разлучить вас с отцом. Ты уже понял, что доверять тут никому нельзя, особенно этому пройдохе Канми Магониду. Он делает вид, что привечает тебя и защищает от некоторых сенаторов, но делает это только в своих целях. Чтобы понять это, достаточно взглянуть на его хитрую рожу.

– Мне Канми тоже не нравится, – кивнул Массинисса.

– Ну а в Капсе все было спокойно, небольшие банды гарамантов мы отогнали за границу. Городу особо ничто не угрожало. И еще. Твоя маленькая подружка просила передать тебе привет, – с улыбкой сказал Бодешмун.

– Роксана? Ты ее видел?

– Да. Она много спрашивала о тебе. Жаль, что судьба разлучила вас так надолго. Глядишь, с годами, может, что-то и вышло бы у тебя с этой бойкой дочкой правителя Золотого города. Из нее получится хорошая жена, это уже сейчас видно: умная, красивая, шустренькая.

– Бодешмун, она еще маленькая девочка, а мне нужна подруга постарше! Я же с сегодняшнего дня взрослый мужчина!

– Мужчина, мужчина! – похлопал его по плечу учитель. – Кстати, как тебе Сотера?

Чуть покрасневший от вина царевич смутился и не нашел что ответить.

– Она достойная молодая женщина. И ничего, что немного старше тебя. В некоторых жизненных ситуациях это даже хорошо. А уж на ложе любви, поверь мне, разница в годах имеет еще меньшее значение, – наставлял его Бодешмун.

– Но я не знаю, как она ко мне относится. Что, если я ей не нравлюсь? – пробормотал Массинисса.

– Если бы не нравился, она бы так не расстаралась к твоему Дню взросления, сынок. Поверь моему опыту, она тоже его ждала.

– Ты в этом уверен? – с надеждой заглянул в его глаза царевич.

Учитель взъерошил рукой его кудри и проговорил:

– Не был бы уверен, не говорил бы.

Тут Мульпиллес привел к ним посыльного нумидийца:

– Царевич, за твоим гостем пришли.

– Благодарю тебя, – кивнул Массинисса.

Они с бывшим телохранителем поднялись и стали прощаться.

– Ты где остановился, Бодешмун?

– На постоялом дворе нумидийца Джувы. Он хоть и массесил, но одинаково ровно относится и к нам, массилам. Как говорится, лишь бы деньги платили. Удивительное дело: мы живем там рядом с массесильскими купцами, вежливо здороваемся и мило общаемся, хотя, если бы встретились в Большой степи, в глотку бы друг другу вцепились. Вот что значит влияние Карфагена. Когда захотят, они нас делают дружными, а когда понадобится иное, стравливают, как бойцовых псов. Я бы на твоем месте познакомился с этим Джувой, он занятный малый. Себе на уме, конечно, как все торговцы, но все же он нумидиец и какие-то понятия о чести имеет.

Царевич кивнул.

К ним подошел Оксинта, торопливо смахивая с лица следы слез. Неожиданно он поклонился Бодешмуну и пристально посмотрел ему в глаза. Старый воин понимающе улыбнулся и, не говоря ни слова, дружески похлопал парня по плечу. Царевич недоуменно посмотрел на одного, потом на другого, но промолчал.

Распрощавшись с Бодешмуном, Массинисса предложил Оксинте:

– Давай покатаемся на лошадях? У меня для тебя тоже есть подарок.

Он велел Мульпиллесу привести Эльта и подаренного отцом коня.

– Он твой! – протягивая поводья царского подарка Оксинте, сказал Массинисса.

– Но царь прислал его тебе ко Дню взросления! Я не могу принять такой дорогой дар! Ты сам знаешь, царевич, у нас в Нумидии на белоснежных конях ездят только высокопоставленные особы, – стал возражать мулат.

– Здесь, в Карфагене, тоже. И я хочу, чтобы в тебе видели не моего слугу и телохранителя, а моего друга и относились к тебе соответственно. К тому же я своего Эльта не променяю ни на кого другого, – потрепал своего любимца за гриву Массинисса. Он вскочил на спину коня и сказал: – Едем в Карфагенские сады!

Оксинта на своем новом жеребце последовал за ним на конную прогулку.

Располагавшиеся в карфагенском районе под названием Мегара сады считались стратегическими, так же как некоторые плантации и поля, размещавшиеся внутри стен города, где выращивали пшеницу и ячмень, инжир и гранат, миндаль и оливу, а также другие культуры. Все это предназначалось для питания гарнизона и жителей города в случае долгих осад. Защитникам Карфагена нужно было стойко оборонять стены, а умереть от голода и жажды им со всем этим хозяйством не грозило.

Карфагенские сады помимо своего основного предназначения – выращивания здесь фруктов – использовались аристократами для конных прогулок. Деревья тут были высажены ровными рядами, как дома в городских кварталах, а между садовыми «кварталами» шли широкие дороги. По ним следовали телеги, на которые собирали урожай, после чего везли его хранить в специальные прохладные подвалы или сушить на крыши домов, чтобы потом использовать в качестве сухофруктов.

Массинисса видел, что Оксинта был чем-то озадачен и непривычно задумчив, но ни о чем его не спрашивал. Они вволю покатались по дорогам садов, благо ближе к вечеру здесь почти никого не было.

Когда они оказались на одном из перекрестков, мулат неожиданно спешился и сказал:

– Остановись, царевич! Мне нужно что-то тебе сказать!

Массинисса придержал Эльта. Оксинта вдруг преклонил колено.

– Царевич, я хочу принести тебе клятву верности! Мы познакомились, будучи врагами, вместе приняли бой, находясь в одной десятке воинов, и теперь живем под одной крышей на чужбине, враждебной нам обоим. Это был долгий путь, и он еще далеко не окончен. Не стану скрывать: я не был доволен тем, как поступал твой отец, и из-за этого не любил тебя. Со временем мне стало понятно: многое из того, что делал царь Гайя, правильно. Да и ты в общем-то неплохой парень. Прости, что я так о тебе!

Массинисса согласно кивнул.

– Нам с тобой лучше стоять спиной к спине, встречая любые опасности и невзгоды, чем относиться друг к другу с подозрением и предубеждением.

Царевич снова кивнул и обрадованно улыбнулся: наконец-то Оксинта действительно становится верным ему человеком.

– И еще мне очень дорого и важно то, что ты сделал для моей семьи! Даже тайком от своего отца. Я понимаю, что это для тебя ничего особенного не стоило, но моя душа была не на месте из-за того, что мои родные оказались на чужбине почти без денег, на положении бунтовщиков и предателей. Я ожидал, что им будет очень плохо в Ламбаэсси.

– Бодешмун привез тебе от них письмо, и ты знаешь, что с ними все хорошо? – догадался царевич.

– Да, теперь я за них спокоен. И знаю, кому этим обязан! – Оксинта склонил голову. – Царевич! Отныне я буду верен и предан тебе весь без остатка! Ты можешь смело смотреть в глаза любой опасности, зная, что умрешь только после того, как погибнет твой верный слуга Оксинта. А меня, поверь, не так-то просто убить! Я научу тебя всему, что сам знаю и умею! Я клянусь защищать тебя от любых опасностей и, что бы ты ни делал, быть всегда на твоей стороне! Прошу тебя только об одном: ничего от меня не скрывай! Клянусь, любая твоя тайна умрет вместе со мной, но я должен знать о тебе все, чтобы вовремя защитить!

Массинисса слез с коня, поднял и обнял Оксинту.

– Я принимаю твою клятву! – И, отстранившись, заглянул в глаза телохранителя. – Только мне здесь, в Карфагене, нужен не слуга, а друг. Будь моим другом!

Оксинта кивнул.

Когда они возвращались с прогулки, царевич поинтересовался:

– А что родители тебе написали? Как они устроились в Ламбаэсси?

– Я очень опасался, что их там плохо примут. Это же родовые владения твоего отца, и там любое недовольство царем Гайей воспринимается как личное оскорбление. Поначалу им приходилось непросто: ламбаэсси относились к ним настороженно. Но через несколько недель примчался Бодешмун, переговорил с Исалтой…