7 шагов к театру. Книга для начинающих

«Беседа любителей русского слова» – так называлось литературное общество, недолго существовавшее в Петербурге в 1811–1816 годах, но сыгравшее заметную роль в истории нашей литературы. Деятельность его закончилась со смертью Державина, в доме которого проходили встречи участников общества; в истории литературы их принято называть «эпигонами классицизма», считать за приверженность к старине консерваторами. Возглавляли общество Г. Р. Державин и А. С. Шишков. Но к этому обществу примыкали И. А. Крылов, А. С. Грибоедов, П. И. Катенин, В. Ф. Раевский и другие деятели, так сказать, декабристского толка, которых все‐таки консерваторами не назовешь. Над «Беседой» насмешничал, иногда очень зло, дурашливо воевал с ней «Арзамас», общество сторонников нового литературного направления, исходной точкой которого было творчество Н. М. Карамзина; в «Арзамасе» состояли Пушкин, Жуковский, Батюшков, Вяземский и другие литературные и общественные деятели. «Арзамас» просуществовал тоже недолго, его история закончилась вскорости после закрытия «Беседы». Борьба была недолгой и закончилась ко всеобщему удовольствию; в Российскую академию были избраны Н. М. Карамзин и В. А. Жуковский, члены «Арзамаса». Рекомендовал их в российскую академию, между прочим, А. С. Шишков, руководитель «Беседы» – вот тебе и литературный враг! Перипетии литературной борьбы начала девятнадцатого века подробно описаны в замечательной книге Ю. Тынянова «Архаисты и новаторы» – она читается как увлекательный роман.

Все это было давно и быльем поросло. Но создать сегодня что‐то похожее на «Беседу любителей русского слова» – только вдумайтесь в название, разве не кажется оно вам прекрасным? – было бы сегодня делом благодатным для отечественной словесности и современного русского языка. А там пусть приходит какой‐нибудь нынешний «Арзамас» – как учит история, литературные баталии такого рода только обогащают родной язык и литературу.

В 1825 году на месте старого так называемого Петровского театра, получившего свое название от улицы Петровка, на которой он находился, было воздвигнуто здание Большого театра, в котором разместились русские оперная и балетная труппы. На улицу Петровка, к счастью, до сих пор сохранившую свое старинное название, выходит его артистический подъезд.

Что же касается Большого Каменного театра в Санкт-Петербурге, в котором Штааль со своими светскими приятелями повстречал актера Дмитревского, не придавая, впрочем, этой встрече особого значения, то в его помещении играли спектакли не только русская, но и немецкая, и французская труппы. Правильнее было бы сказать – главным образом играли немецкая и французская труппы, а иногда и русская. Иностранные актеры пользовались в России бо`льшими привилегиями, чем русские артисты, и играли спектакли чаще них.

Дмитревский по праву унаследовал от своего старшего товарища звание первого актера российского театра. К тому времени, в котором происходит действие романа Алданова, он являлся «главным над российскими зрелищами наблюдателем» – это звание было не только почетным, оно означало, что в его подчинении были все театральные дела, без его ведома в театре не происходило ничего, он был знаменит, почитаем, любим всеми русскими людьми. Человек благородного нрава, вышедший из семьи дьякона ярославской церкви Димитрия Солунского, он воспитал себя человеком для своего времени исключительно образованным; преподавал в Смольном институте, где обучались и получали воспитание наследницы лучших русских фамилий, сразу три предмета: историю, географию и словесность. Трудно представить себе, чтобы кто‐нибудь из нынешних актеров, при всем к ним уважении, мог бы это сделать. Он был избран в Российскую академию наук – единственный из актеров, удостоенный такой чести. Одним из важнейших дел Дмитревского было основание им первой русской театральной школы. Это случилось в 1779 году – от этой даты ведет свое начало отечественное театральное образование.

Он начинал свое поприще очень рано, чуть ли не четырнадцати лет от роду. Тогда на театральной сцене с трудом допускали появление женщин, так что какое‐то время женские роли исполняли мужчины. Дмитревский был красив, благороден и представителен в старости, а в молодости и в Ярославле, и в Петербурге ему часто приходилось, благодаря своим редким внешним данным, играть женские роли. По отзывам современников, это получалось у него очень хорошо, а на самом деле это задача невероятно трудная, если подходить к ней серьезно и художественно, а не в шутку. Но актер создавал незабываемые женские образы в трагедиях, покоряя зрителей правдивостью своего исполнения. Рассказывают, что будто бы поэтому он стал называться Дмитревским.

Вот как это случилось.

Вообще в России в то время, в середине восемнадцатого века, когда началась артистическая карьера Дмитревского, все еще было принято подписываться отчеством; Иван, сын такого‐то, отчество выполняло функцию нынешней фамилии. Довольно часто фамилии выходили из семейного рода занятий – отец будущего артиста был дьяконом, стало быть, его фамилия или, как тогда говорили, фамильное прозвище была Дьяконов. Но были еще и родовые прозвища, идущие испокон веков, в семье Дмитревского таким прозвищем было Нарыковы. По преданию, однажды сама императрица Елизавета Петровна, женщина, о красоте которой в Европе ходили легенды, одевая юношу в костюм Оснельды, героини трагедии Сумарокова, решила, что он будет называться Дмитревским, потому что он будто бы был похож лицом на польского графа Дмитревского, который состоял при ее дворе и тоже был весьма хорош собой – императрица в мужской красоте знала толк. А по другой версии, фамилия была дана юному актеру потому, что во дворце на незначительной должности служил некто Дмитревский, никакой ни граф, даже и не дворянин вовсе, на которого юноша был похож, тоже, стало быть, был недурен. А может быть, и не было никакого графа и служащего, да и скорее всего не было. Все это досужие выдумки, а взял артист свою сценическую фамилию по церкви Димитрия Солунского, при которой дьяконом был его отец и в которой он мальчишкой пел на клиросе псалмы, что, кстати, очень полезно для голоса и слуха, так эта фамилия за ним и осталась.