Змей

Плодородный слой на острове лежал на базальтовых плитах и стоило только островитянам вырубить чуть больше деревьев или расчистить поле чуть больше дозволенного, как почву смывали дожди или сдувал ветер. Сказка о том, как пришёл большой голод, и на всём острове осталось с десяток ямарунди и столько же крау, передавалась из поколения в поколение, как и табу на вырубку деревьев.

«Ну и откуда здесь болото тогда? – восклицал дядя Женя, бегая по комнате и смешно размахивая руками. – Это же типичное мезотрофное болото атмосферно-грунтового питания! Объясните мне, откуда на базальтовых плитах болото?.. Торфяник – хорошо, может быть, гумусовые горизонты с фульватным составом – они и должны тут быть, всё равно мощность этих горизонтов так себе… Но болото!..»

Болото. Цепь водоёмов, затянутых ядовито-зелёной ряской. Деревья йеси, растущие прямо из воды или на островках, поросших вьюнком и кустами с широкими листьями. Йеси здесь другие, высокие, воздушные корни собраны в пучок, подпирающий основной ствол, выносящий крону дерева на высоту птичьего полёта. Только птичьих гнёзд на йеси нет. Не селятся здесь птицы. Многие деревья погибли, стоят с голыми стволами, обглоданными насекомыми, бессильно тянутся к солнцу голые ветви, трухлявые останки прежних красавцев валяются в воде, образуя непрочные мостки между островами. Под ними и живут гун-ич’ак. Лови да в мешок.

На самом болоте загадки только начинаются: съёмка с дрона показала, что цепь водоёмов тянется, подчиняясь некоему плану, запруды и островки образуют некое подобие улиц и площадей. Прогалины и поляны, на которых не сумели зацепиться корни деревьев, образовали базальтовые плиты правильной формы, заросшие вьюнком. Научная секция города штурмовала администрацию, требуя отправить экспедицию на болото, и раз за разом получала отпор.

– Пойми, Женя, – говорил отец, – мы не полноправные жители этого мира. Здесь есть жизнь – разумная жизнь. Прежде чем исследовать, прежде чем вообще хоть что-то делать, надо понять нашу миссию здесь.

– Чего там понимать? – горячился Евгений Сергеевич Баландин, руководитель секции напланетных исследований Многофункциональной транспортной платформы «Хайв Квин». – Мы прилетели сюда. Нас послала Земля. Наша задача выжить и принести домой новое знание. Чего ещё?

– Хорошо, – отвечал папа. – Может быть. А ты можешь поручиться, что наша деятельность принесёт благо коренным обитателям Эдема? Мы пришли – и ушли. А им дальше жить.

И вот тут дядя Женя умолкал.

Стайка детишек стояла на берегу пруда, затянутого ряской. Тишина окружала их, обволакивала, очертания деревьев, островков, водоёмов терялись в знойном мареве. Откуда-то из глубин болота поднялись пузырьки газа, негромким: «Бульк…» – заставив Алису вздрогнуть.

– Пошли, – голос Затейника прозвучал хрипло, неуверенно и мальчику пришлось откашляться:

– Пошли! Наберём гун и обратно. Заночуем в йеси.

– Где брать? – спросил Качаджаро.

– Да вон дерево, – кивнул Затейник.

И никто не двинулся с места. Тишина давила на плечи, смрадный дух гниющих растений отбивал всякое желание шевелиться, кривые ветви поваленных деревьев издали казались ожившими мертвяками, вставшими на защиту трясины…

– Пошли! – Уулунгу прыгнул на ближайший островок, покачнулся, схватился за ветку…

Удержался.

– Ух!.. Вот, вижу одного… Давайте мешки, – обернулся братик к чучукам.

– Подожди, – сказал Затейник. – Нельзя их руками-то… Надо палку.

Чучуки зашевелились. Одни принялись рубить молоденькие деревца, готовить ловушки, другие разворачивали мешки, третьи запрыгали по островкам, высматривая гнёзда гун-ич’ак.

– Давайте, набиваем мешки и ищем ночлег, – командовал Затейник. – С болота надо уходить, ночевать здесь незачем…

Над стайкой детишек поднялась целая туча насекомых.

«Ещё загадка, – говорил дядя Женя. – Змеи, комары – это ведь не эндемичные обитатели. Кто-то привёз сюда это всё – кто?..»

Маленькие ямарунди не обращали внимания на кровососов, а Алиса сорвала ветку с ближайшего йеси и принялась махать ею – маленькие мошки не собирались щадить гостей с других планет.

– Ты что там размахалась? – спросил Уулунгу с соседнего островка. – Давай мешок.

– Иду, – Алиса попробовала ногой трухлявый ствол дерева, пробежала по деревяшке, упав прямо в объятия Уулунгу. – Ой!..

– Держу, – пропыхтел братик. – Ну давай, Солнышко, держи мешок…

Уулунгу прижал расщеплённым концом палки выползшую из-под дерева змеюку, свободной рукой выудил из-за пояса каменную дубинку и шлёпнул по плоской голове со сложным рисунком. Вытянул длинное узорчатое тело из-под ствола, подкинул вверх и ловко засунул в мешок, подставленный Алисой.

– Вон ещё… – Уулунгу замер.

– Где? – спросила было Алиса и остолбенела.

С упавшего дерева, по которому только что пробежала девочка, на них смотрел хара.

«И хищники, – продолжал дядя Женя, – для них тут нет кормовой базы, элементарно… Откуда они?..»

Мощное тело, покрытое короткой бурой шерстью, кудлатая башка, будто сложенная из камней, разверстая пасть с клыками…

– Кыш!.. – Алиса хлестнула чудище веткой, которой минуту назад отмахивалась от мошки.

Хара рыкнул – довольный рык охотника, заставшего жертву врасплох, прозвучал как-то удивлённо, будто хищник не ожидал, что его, ужас джунглей, так вот… Веткой. Зверь подобрался, готовясь прямо с бревна броситься на двуногую дичь, готовясь терзать, рвать податливую плоть острыми клыками.

Ни Алиса, ни Уулунгу не могли этого видеть – а остальные чучуки и без того напуганные харой превратились в изваяния: из протоки, чью глубину никто никогда не мерил, из ряски и тины со слабым всплеском раскрылся огромный плавник. Бледная кожа, пронизанная сосудами, разделённая перепонками с костяными шишками в навершии…

Огромное тело выметнулось на белый свет; чудовищная пасть сомкнула клыки, перехватив прыжок хары. Удар взметнул фонтан чёрной воды вперемешку с обломками дерева, вырванными с корнем кустами, Алиса и Уулунгу полетели в воду. Плавник змеи – или рыбины? – скрылся на глубине, меж островков мелькнуло что-то тёмно-зелёное, чешуйчатое, ещё раз плеснула вода – и всё стихло.

…Кашляя и отплёвываясь, Алиса выбралась на берег. Чьи-то руки подхватили её – и девочка рванулась бежать… Качаджаро.

– Уулунгу, руку! – Затейник и Чунту тянули руки братику, лежавшему в воде у самого островка.

Уулунгу смотрел на них, разевал рот, пытаясь что-то сказать и никак не отвечал на зов. В конце концов, мальчики плюхнулись в воду, выволокли товарища на бережок.

Хара дотянулся-таки до своей добычи: ужасные когти хищника выдрали кусок мяса из бедра Уулунгу, так что стала видна кость. Чучуки застыли. Качаджаро опомнился первым:

– Надо уходить отсюда! – он схватил за руку Чунту, потом Затейника. – Хватайте и бежим!

Его голос словно разбудил детей: Цасси сорвала лист уиу и приложила к ране, пытаясь остановить кровь, Чунту поднял набитые гун-ич’ак мешки, напоминая о цели их путешествия.

– А гун-ич’ак? – медленно, как во сне спросил Затейник.

Чунту сунул ему один мешок.

– Бери. Всё, остальные несут Уулунгу.

– Стойте! – крикнула Алиса. – Он умрёт!

Чунту непонимающе посмотрел на неё:

– Умрёт. Но мы донесём его. Иначе Джихань нас выгонит в йеси.

– Надо обработать рану, – Алиса рванула с пояса сумочку с аптечкой. – И связать волокушу.

– Что?!

– Носилки. Берите большие ветки и делайте носилки.

Качаджаро внимательно посмотрел на девочку, уже повернувшуюся к братику, и, пожав плечами, принялся рубить молодое деревце, очищать ствол от веток…

Алиса развернула жгут. Затейник внимательно наблюдал за её действиями, а она…

Руки тряслись. Ей показывали фотографии, учили перевязывать манекены, даже делать себе повязку научили, но одно дело перевязывать манекен, другое – когда вот так…

Маленькая девочка закусила губу и склонилась над братиком. Слава богу, кровотечение венозное, дядя Женя объяснял ей разницу: кровь вытекает медленно, она тёмная, густая. Нужна давящая повязка ниже раны, как на манекене. Рану промыть от болотной воды… нечем. Нет чистой воды. Стерилиум по краям, салфетку на раневую поверхность…

Уулунгу дёрнулся.

Шины из веток приматывали к ноге, повиснув на Уулунгу всей компанией. Мальчик то дрыгал ногами, то выгибался в дугу, так что и к волокушам его пришлось привязывать.

Как они выбрались с болота – Алиса не помнила. Уулунгу потерял сознание и обмяк, став вдвое тяжелее. Перетаскивать его с островка на островок приходилось, передавая с рук на руки, чучуки выбивались из сил, перемазались в грязи и разодрали одежду, так что, выбравшись на землю все просто упали кто где стоял.

– Мы не дотащим его, – сказал Затейник.

– Джиханю скажешь, – отозвался Чунту.

– Темнеет, – сказала Цасси.

– Сделаем факелы, – сказал Качаджаро. – Из сумок. Из одежды. Вершину Ча видно допоздна, немного передохнём, когда совсем стемнеет – и дойдём.

– Хорошо, – сказал Затейник. – Давайте факелы…

Но выполнить задуманное чучуки не успели: вокруг них внезапно появились люди.

Из-за деревьев, из зарослей кустов поднялись воины с деревянными палицами, усаженными кусками обсидиана. У каждого – татуировка на лице, у каждого – длинные волосы, заплетённые в косички, так что плетёный нагрудник с торчащими во все стороны лохмами казался продолжением причёски. Каждый носил широкий матерчатый пояс со сложным узором, пояс поддерживал набедренную повязку, свисавшую юбочкой сзади.

Качаджаро схватился было за копьецо – куда там, детская игрушка, предназначенная скорее для охоты на рыб, как давешнее двузубое копьё крау, выглядела жалко по сравнению с палицами пришельцев.

– Набах, – выдохнул Чунту.

Набах. Обитатели северного побережья острова.

Один из воинов не спеша подошёл к наспех связанным носилкам с лежащим на них Уулунгу. Голову северянина украшала сложная причёска с торчащими буквой V перьями агавы, в ушах при каждом шаге покачивались узорчатые серьги и на шее висел медальон, формой напоминавший человечка с изумрудами вместо глаз. Воин оглядел сбившихся в стайку чучуков, стонущего на носилках Уулунгу. Татуированные губы северянина скривились, отчего и без того свирепое лицо стало ещё страшнее; воин что-то гаркнул на своём наречии.

Алиса нажала кнопку. Операторы в Городе видели каждый её шаг – к Людям девочку отпускали обвешанную с головы до ног датчиками, камерами; пока Алиса гостила у ямарунди, над островом по очереди летали дроны. Папа видел их встречу с крау, как они подошли к болоту, как собирали змей и встретили хару – за всё это время Алисе казалось, что из свалившихся на её голову приключений она выберется с помощью друзей-чучуков.

Холодный оценивающий взгляд воина набах лишил её последних остатков уверенности в своих силах.

Два воина перехватили носилки с Уулунгу.

– Куда?! – внезапно даже для самой себя крикнула Алиса. – Что вы делаете?..

Она кинулась к вождю и схватила его за руку.

– Он же ранен, на нас напали… – от волнения девочка перешла на русский.

Вождь что-то рявкнул ей в лицо. Поднял палицу свободной рукой. Уулунгу уже тащили в сторону. Остальные воины почему-то не двигались с места, чучуки также сидели неподвижно, не смея поднять взгляд.

– Послушайте… – Алиса отпустила руку вождя и сбивчиво, путая слова, заговорила на языке Людей: – Послушайте… мы… нас… напали хара… братик ранен… пожалуйста…

Вождь взмахнул палицей. Раздался хлопок. Алиса вздрогнула.

Воины набах изумлённо залопотали по-своему: из-за деревьев показались фигуры в зелёном камуфляже, в шлемах, с автоматами в руках. То есть, Алиса знала, что это автоматы, оружие, для местных это были палки дымные какие-нибудь. Но одна такая палка только что разнесла в щепки оружие вождя, и он стоял сжимая в руке бесполезный обломок, непонимающе глядя на приближающиеся фигуры.

Один из автоматчиков, подойдя поближе, повёл стволом в сторону Алисы:

– Это моя дочь! – прозвучало на языке Людей. – Отпусти её!

Никакого языка, кроме языка ямарунди, колонисты с Земли так и не выучили, хоть и составили для Людей алфавит.

– Кто-нибудь знает их язык, ребята? – спросил папа. – Помогите вапаулани.

– Я знаю, – Затейник, ну конечно.

– А чего молчал? – не выдержала Алиса.

– А с ними нельзя разговаривать. Они сразу драться начинают, – ответил Затейник.

– Вот и скажи ему, что не стоит с нами драться, а это моя дочь, – сказал папа. – Скажи ему, что мы знаем огонь.

– Не нужно нас пугать, вапаулани, – голос вождя всё ещё звучал как рык хара. – Забери свою дочь.

Его пальцы разжались. Алиса бросилась к отцу, спряталась за штаниной, как раньше, когда он притаскивал какую-нибудь диковинку с острова и вместе с дочерью шёл в лабораторию.

– Как ты, маленькая? – спросил отец. – Они тебя не обидели?

– Нет, – ответила Алиса, – только Уулунгу унесли.

– Что вы собирались сделать с мальчиком? – спросил отец у вождя.

– Лечить, – пожал плечами тот. – На такую рану нужно положить сначала пициль, а потом дать раненому кучу. Если наутро человек выздоровеет – дать ещё кучу. Нет – такова воля Таки.

Он провёл ребром ладони по лбу сверху вниз. Воины повторили его жест.

– Тащите обратно, – сказал отец. – Это сын моего большого друга. Я буду лечить.

                                                                        Глава 12

Белый свет ударил по глазам. Змей попробовал моргнуть – получилось не сразу. Глаза резало, и он попытался протереть их, но руки не слушались, и он забился в страхе, что так и останется один на один с этой резью, беспомощный…

Вместо сияющей белизны, расплывающейся от набежавших слёз, всё поле зрения закрыла чья-то голова. Человек склонился над постелью, придерживая Змея, извивающегося под ремнями. Зелёный колпак на голове, нос и рот прикрыты маской так, что и не поймёшь – мужчина это или женщина. Маска двигалась: человек что-то говорил, но слух Змею вернулся не сразу, это пугало вдвойне, и он бился в ремнях, всё туже стягивавшихся от каждого движения.

– А ну, тихо, пациент!.. – медсестра потеряла терпение, а к пациенту как раз начал возвращаться слух. – Что сопли распустил, мычишь, бьёшься мне тут…

Змей затих. Глаза наполнились слезами и резь ушла; вернулся слух – он слышал шаги людей, какие-то шорохи вокруг, короткие разговоры; он мог шевелить руками-ногами и медсестра, внимательно глянув на пациента, ослабила ремни предупредив:

– Не вставай. Всё равно не сможешь.

– Я… – Змей попробовал шевельнуть распухшим языком. – Мне…

– На тебе подгузник, – медсестра поняла его и так. – Пить пока нельзя. Надо посмотреть – у тебя гортань с желудком на месте вообще.

Змей затих.

Неподалёку кто-то бился в ремнях. Сначала молча, слышно было только как ходуном ходит койка, потом послышались хрипы и наконец раздался дикий вой.

– Хорошо кричит, – сказал кто-то подле Змея, – жизнеутверждающе.

Вой утих. Кто-то тихонько заплакал.

Каталка со Змеем двинулась. Задребезжали колёсики, перед глазами замельтешили плафоны. Каталка остановилась, откуда-то возникла светящаяся дуга, мазнула светом ноги, голый живот, грудь, полыхнула зарницей в глаза – медицинский сканер. Снова колёсики.

Ремни ослабли.

– Встать, – безразличный мужской голос.

Змей сел. Двигался он осторожно, но голова всё-таки закружилась и к горлу подступил комок. Змей опустил ноги на ледяной пол.

Комната. Большая комната с белыми стенами, залитая светом люминофорных ламп. Змей оказался перед длинным столом, заставленным мониторами, принтерами, заваленным бумагами. Поверх всей этой оргтехники на вновь прибывшего смотрели люди. Пять или шесть человек, разглядывали Змея, как только что купленный инструмент, словно решая, положить покупку на приготовленное место, или отнести на замену…

– Имя? – каркнул коротко стриженный мужчина в центре.

– Антон, – язык ворочался с трудом, горло словно обручем сдавило.

– Фамилия? – Будин.

– Должность? – Старший оператор поста охраны…

– Удовлетворительно, – произнёс женский голос.

– В ту дверь, – махнул рукой мужик, – одеться, ждать указаний.

Змей двинулся в указанном направлении. Ноги не слушались, колени то не хотели сгибаться, то норовили согнуться не вовремя – он чуть не упал у дверного проёма, и стоял почти минуту, упёршись в стену. Благо в новом помещении, низеньком и тесном, стояли скамейки вдоль стен и Змей только плюхнулся на деревянную лавку, как тут же раздался окрик:

– Куда?! – посередине помещения стояли столы с наваленными тряпками. Из-за куч торчала всклокоченная шевелюра менеджера.

– Куда ты шлёпнулся, солдатик?.. – повторил менеджер, обильно сдабривая речь крепкими выражениями. – Оденешься, или так и будешь голой жопой сверкать? Сюда иди!..

Змей поплёлся к столу. Менеджер, плюгавый коротышка, воззрился на него поверх монитора компьютера. Блеснули стёкла очков.

– Глаза сюда давай, – Змей покорно сунулся под сканер.

Коротышка глянул на экран.

– Давай выбирай бельишко… Ну чего встал?

А Змей смотрел во все глаза: рука, державшая сканер, была серой. Не белой, как у людей, месяцами не покидавших помещения, не розовой или коричневой от загара, а именно серой. Искусственная кожа. Серой была и вторая рука менеджера, и шея до подбородка – Женька до беременности работала медсестрой в трансплантологии и Змей видел её пациентов, когда забегал с дежурства принести жене вкусняшек или проводить с работы. Перед ним сидел человек, заново выращенный в пробирке. Даже очки на поверку оказались роботизированным комплексом поддержки зрения – что-то случилось такое, что обычная операция на зрении или даже пересадка глаз не спасала.

– Так вот, парень, – совсем другим голосом сказал человек. – Бери бельишко, иди к своим.

Сначала справили Новый год. На Муроме цвела весна, далёкая Земля гуляла летние отпуска. Выплаченных под НГ премиальных хватило на роскошный стол, хватило на баб из местного борделя; душевные беседы и дружеский мордобой – бесплатно.

Змею на пару с Керимом не повезло (или повезло?.. Не понять было, где в этом Богом забытом месте везение, где непруха) патрулировать промзону как раз на самый праздник. Вот Керим никаких сомнений не испытывал, испытывал он лишь жажду до женского пола и с самого прибытия желал познать – правду говорят, что у местных поперёк или нет.

– Эх, Антоха, – вздыхал он, застёгивая респиратор, – криво мы сделали, что сюда записались, точно тебе говорю…

– Раньше-то чем думал?

– … – ответил Керим. – Я им всегда думаю, ты же знаешь.

– Знаю, – Змей перехватил карабин. – Давай: связь?

– Отчётливо.

– Оружие?

– Готов.

– Пошли?

– Пошли.

Отделение с их взвода, разбитое попарно, сопровождало охранников. Вертухаям к полувоенного покроя одежде полагались только дубинки да респираторы, и после нападения местных племён, когда смену охраны порубили в капусту, патруль стали вооружать, а потом усиливать новичками в новеньком камуфляже и с замашками профессиональных солдат. Охранники Топико смотрели на новичков со священным ужасом: ничего подобного свирепой муштре на Русском они знать не знали, более того, ни про какого Иваныча с Балджем или Дегалюта с Вэнем слыхом не слыхивали…

Ладили с трудом – с одной стороны, вид операторов в полной амуниции с винтовками в руках (ну чисто терминаторы) придавал уверенности в себе. С другой стороны, каждый шаг бойца записывался тремя независимыми регистраторами, во время патруля снимать дыхательную маску запрещалось, а вне службы контакта с охраной не было. Разговаривать с громадной фигурой, отвечающей тебе металлическим голосом, равнодушно зыркающей визирами шлема – много не наговоришься, охранники лишались законного приработка и обижались, но терпели: под сабли не хотелось.

– Смотрите там, ребята, – напутствовал их Колёк.

Смотреть не на что: какие-то здания, башни, переплетения труб, чахлые деревца, по зиме голые, заметаемые то песком, то снегом. Иногда среди промышленных сооружений ночной теменью проглядывал чужой мир – по пустыне двигались какие-то огоньки, пропадали, появлялись вновь, заставляя вспоминать страшные сказки, рассказанные на инструктаже. Змей сжимал рукоятку карабина, оглядывался на подопечных, но вертухаи топали себе, помахивая дубинками, светили фонариками в какие-то крысиные углы, иногда лазили под трубами, знаками показывая «пехоте»: «Смотри!..» – они брали оружие на изготовку, и каждый раз впустую, опасности не было.

– Долго там ещё? – Керим нервничал.

Перед самой отправкой один хохмач из медслужбы, видимо, решив проявить творческие способности, намазал гелем брови, а вернее, одну громадную бровь Керима так, что редкие волосики образовали матерное слово. Керим увидел себя в зеркало и атриум Установки захлестнула ураганная драка, прекратившаяся только после залпа огнетушителей. После этого Балдж, построив мокрых, дрожащих от холода бойцов, по своему обыкновению хитро улыбнулся и чиркнул картридером Керимов паспорт, обнулив медицинскую страховку: теперь драчуну предстояло самую пустяковую царапину оплачивать из собственного содержания. Керим нервничал, озирался по сторонам, за ним заводился и Змей, высматривая опасность среди пляшущих ночных теней. Впрочем, в стороне, откуда маленький отряд выступил в дозор, лавина света разгоняла призраков ночи.

Диантум, город, выстроенный Топико для своих работников. Там, у Главного шлюза, стояли скучные здания отдела охраны, там в трёхэтажной казарме, они жили.

Дом.

«Город-сад в пустыне, построенный с учётом настроений местного населения в стороне от основных караванных троп», – нагло врал буклет Топико. Диантум выстроили в одном из оазисов именно на караванной тропе, тысячелетия служившей транспортной артерией между юго-западной оконечностью материка и внутренними районами. Испокон века среди рощицы чахлых деревьев находили приют уставшие путники, вёдшие неспешные беседы у мерно журчащего родника, а теперь люди со звёзд подняли глубинные пласты, устроив централизованное водоснабжение, отгрохали многоэтажные здания, и караванщики, ведшие свои корабли пустыни мимо Диантума, разинув рты, глазели на диковинные строения, укрывшиеся за рассыпающими солнечные зайчики стеклянными панелями.

Зимой холодно, летом жарко… по местным меркам. Муромцам жара казалась недостаточно жаркой, а холод просто-таки ледяным – мёрзли они тут. В костюмах терморегуляторы на полную, в располаге обогреватели, тёплое бельё и два одеяла на кровати, хоть и обещало начальство, что через месяцок к этой холодрыге привыкнут все. А пока… Воздух, сухой, колючий, резал горло; песок забивался под одежду, под шлем, в ботинки, в оружие. Бойцы чесались, поминутно прикладывались к фляжкам с водой проклиная начальство, корпорацию, Землю, чёрную жижу-нефть, привёдшую их в этот богом забытый мирок. Весной только среди барханов окружавшей Диантум пустыни пробивалась зелёная травка, цвели дивные цветы, за которые город и получил название, ласково улыбалось солнышко. Всё остальное время среди песчаных дюн завывал противный ветер, забрасывавший стройку песком и после первой же песчаной бури город накрыли стеклянным куполом – иначе ни жить, ни работать здесь не получилось бы. С тех пор красивое «Диантум» никто не вспоминал – Пузырь, так звали работники Топико своё временное пристанище.