
Полная версия
Развод в 45. Не дай мне уйти
– Потому что… – Я закусываю губу. – Потому что ты должна меня поддержать…
– Ничего я не должна. Я, может, папу поддержать хочу. Ты же не готова ради меня ни на что, а я вот ради тебя тоже не готова. И вообще, меня Катя устраивает. Будет у меня и мама, и мачеха.
С этими словами она хлопает дверью и запирается в комнате.
Я остаюсь стоять с картиной в руках, ощущая себя так мерзопакостно, будто меня окунули с головой в ведро отходов.
С одной стороны, дочь можно понять. У неё и возраст такой, импульсивный. Всё в штыки, всё не так. Да и, конечно же, потерять привычную жизнь не хочет. Я понимаю, поэтому и не обижаюсь.
Мама у меня действительно человек тяжелый. У нее две дочери, но моя сестра с ней даже общаться не желает – настолько она её замучила придирками.
Я гораздо лояльнее, просто предпочитаю минимизировать наши встречи и телефонные разговоры.
Понятно, что ехать к ней – крайняя мера.
Но что я должна сделать?
Как я могу оставить Машу с отцом? А сама что, просто уйду? Как побитая собака? Они будут втроем счастливы, а я как бы самоустранюсь. Злая, плохая, плохо одетая клуша-Кира исчезнет, позволив людям жить припеваючи.
Нет уж. Пусть Маша меня возненавидит, но отцу я её не отдам.
Тот, кстати, возвращается домой раньше обычного. Что, уже наработался, закрыл свой важный проект?
Я запираюсь в ванной, чтобы не пересекаться с благоверным. Оглядываю в зеркале распаренную после мытья кожу. Каждую морщинку. Каждое пигментное пятнышко. Каждое несовершенство.
Знаете, как в фильмах, когда на героиню находит осознание.
И что я вижу?
Я вижу сорокапятилетнюю старуху. Не молодую женщину, а утомленную бабу, которая могла бы следить за собой, но почему-то решила, что она будет стареть естественно.
Моё отражение говорит об обратном. О том, что коже не хватает питания, а волосы давно пора покрасить. Что брови нуждаются в корректировке, и носогубная складка выделяется слишком явно.
Я не останусь с Тимуром, но неужели в сорок пять лет я собираюсь вообще покончить и с личной жизнью, и с уходом за собой? Запереться в скорлупе, растеряв доверие ко всем мужчинам?
Я смотрю и не узнаю себя. Я ведь не была такой раньше. Мне от природы досталось хорошее телосложение, про таких говорят «ведьма, жрет и не толстеет», у меня неплохие волосы. Темно-рыжие. Медные. Никакой краски не надо. Глаза зеленые, пусть и неяркие.
Когда я себя так запустила? Когда позволила мужу заглядеться на другую?
В дверь ванной стучатся. Я демонстративно молчу.
– Кир, я хотел спросить, как твоя рука.
Голос моего мужа не виноватый, но уставший.
– Прекрасно. Я могу помыться в одиночестве?
– Кто ж тебе запретит, – выдерживает паузу и вдруг начинает смеяться: – Ты бросила в Катю кусок мяса?
Почему-то я и сама начинаю улыбаться. Ситуация идиотская, но, скажем прямо, получилось экстравагантно. Я вспоминаю, как майонезное пятно отпечаталось на лбу любовницы моего мужа.
– Что было, то и бросила. Пусть скажет спасибо, что не нож.
– Не ожидал от тебя такой экспрессии. Обычно так гораздо… Хм… Спокойнее.
И продолжает откровенно ржать. Нормально он так, не жалко, что ли, свою собственную любовницу?
– Обычно меня не называют старухой в климаксе. Мне плевать, с кем ты спишь, Тимур, но будь с этой девкой осторожнее.
Его голос становится жестче.
– Я тебя услышал, Кир. Знаешь… Прости, что так вышло… Я постараюсь…
– Всё исправить? – подсказываю я, закрутив кран. – Поздно. Я подам на развод.
Выхожу из ванной, отпихивая локтем Тимура, который застыл и смотрит на меня тяжело, осуждающе.
– Кира, это плохая идея.
– Почему это?
– Я не собираюсь с тобой разводиться.
– Как жаль, что твое мнение мало кого волнует.
– Маша написала мне сообщение, когда я ехал домой, – продолжает он без эмоций. – Сказала, что останется жить со мной.
– Угу, я в курсе.
– Ты обижена на неё?
– Нет. Потому что её хотелкам не суждено сбыться. Сегодня я сплю в гостиной.
Он со вздохом берет с нашей кровати подушку и качает головой.
– Я сам. Не руби сгоряча. Я не говорю, что поступил правильно, но… Иначе не мог. Если ты хочешь отдышаться, я сниму себе квартиру. Одумаешься – пустишь обратно. Не нужно возвращаться к матери.
– Денег не хватит всем квартиры снимать, – усмехаюсь я.
– Я не снимаю ничего для Катерины. Она в состоянии сама обеспечить себя жильем.
– Очень рада за неё. Тимур, вот ты сам как считаешь: это нормально? Пытаться усидеть на двух стульях?
– Нет, это ненормально. Но я не мог иначе, – повторяет он. – А когда всё осознал – было уже поздно.
Даже слушать эти бредни не хочу. Есть много вариантов «иначе». Например, не расстегивать ширинку. Не опоила ж она его и не в бессознательном состоянии заставила отлюбить до потери пульса. Прям несчастный страдалец, не мог он.
– Ну, значит, и я не могу иначе, – криво улыбаюсь.
– Я не дам тебе развод, – повторяет он. – Даже не надейся. Но если хочешь переждать – повторяю, уеду хоть сегодня, сниму любую квартиру. Но с возможностью вернуться. Только на таких условиях.
И выходит из спальни, а я кидаю ему вслед вторую подушку.
Убирайся. Прочь. Из моей жизни. Из моей кровати. Из моего сердца.
***
Первая моя мысль утром: «Мне не нужны деньги Тимура».
Я ведь гордая, сильная и независимая. Всего добьюсь сама.
Но вторая мысль куда прагматичнее: «А почему это не нужны? Он заработал их в браке, я всегда его поддерживала, так почему не могу потратить немного на себя? И вообще, почему я должна от них отказываться?»
– Жень, мне срочно надо отвлечься. Мы идем по магазинам! – сообщаю я по телефону лучшей (да и по сути единственной) подруге.
Той дважды предлагать не надо. Она такая же «бездельница», как и я, тоже сидит дома, кашеварит и моет полы, пока её муж-бизнесмен зашибает кучу денег. Разница только в том, что Женя себя никогда ни в чем не ограничивает.
– Деньги нужны, чтобы их тратить, – любит повторять она.
Вот и сейчас мы заходим в торговый центр, и Женька радостно тащит меня примерять всё подряд.
– Да мне не нужна блузка, – пытаюсь я спорить.
– Кира! – возмущается подруга. – Это прекрасный дорогущий шелк. Надо брать! Идем мерить.
– Вот именно что дорогущий, – ворчу я, осматривая конский ценник. – Кусок шифона не может столько стоить.
– Слушай, мать. Тебе Тимур изменяет с какой-то молодой девицей. И поверь, она не гнушается тратить его кровные. А ты вечно на себе экономишь. Купи ты себе хоть что-то приличное. Ладно, когда ты семейный бюджет берегла. Сейчас-то что мешает?
– Ничего не мешает, просто…
– Кир, у тебя всегда всё "просто". Простых баб никто не любит. Побудь ради интереса сложнее.
Женя новость о предательстве моего мужа восприняла спокойно. Она, конечно, заявила, что он высокогорный козел и что может гореть в аду. Но особой реакции я не увидела. Я-то ждала взрыва, негодования, злости. А она…
…сказала, что мы должны опустошить карточку Тимура, и только.
Блузка сидит прекрасно, облегает всё то, что должна облегать, оттеняет кожу.
– Берем, – безапеляционно заявляет подружка. – И кожаную юбку к ней присмотрим. Такую, в облипку. Чтоб попу обтягивала как орех.
– Жень, кожаная юбка – это же полная безвкусица. Ты ещё сапоги на шпильке предложи.
– Сама ты безвкусица, – закатывает она глаза. – Это – последний писк моды.
Хочется банально пошутить про «неужели мода всё ещё пищит?», но я терплю.
В общем, через час мы заходим в ресторан при торговом центре, увешанные до головы пакетами. Делаем заказ. Выдыхаем.
– Ты как вообще? – вдруг спрашивает Женя.
– Да не знаю… Терпимо. Вчера было хуже, а сегодня как-то отпустило, что ли.
– Это хорошо.
– Вот разведемся, тогда и…
– Зачем? – удивляется она. – Тимур же не хочет развода?
– Мало ли чего он не хочет. Я не буду жить с человеком, который пихает детородные органы в кого попало.
– Зря ты так. – Женя берет коктейль и через трубочку сладко потягивает его. – Тимур неплохой мужик. Тебя любит, с Машки пылинки сдувает. Ты второго такого не найдешь.
– Женя! Это что за ужасные мысли? Вот если бы твой Коля изменял…
– А ты думаешь, мой Коля верен законной жене? – внезапно усмехается она. – Я тебе не рассказывала, но вообще-то у него есть в Европе баба.
– В смысле?..
Семья Жени всегда казалась мне образцом для подражания. Как они любят друг друга, как воркуют. Не может Коля, этот немного забитый, но очень умный мужчина, изменять моей красотке-подруге. Это же из разряда фантастики. Да он ее добивался года три, в институте, пока она бегала по красавцам-футболистам.
У них же всё в ажуре. Какая «баба»? Откуда?
– В прямом. – Она хмыкает. – Встретил её четыре года назад. Приехал как в воду опущенный. Два дня ходил и страдал, а потом признался мне во всем честно. Сказал: хочешь – разводись, я тебе всё отдам, алименты буду платить. А я не хочу. Нам еще сына воспитывать, дочь даже школу не закончила. Я не готова быть разведенкой с прицепом. Мне нужен статус жены. Мы договорились, что в других странах пусть спит с кем хочет, а здесь – только в нашей койке. Ну и вот. Теперь я спокойна, если он едет в командировки: его там обогреют, покормят и ублажат.
Она произносит это всё так буднично, что я неверяще хлопаю глазами. Да не может такого быть!
Только не Женька с Колей. Не эти влюбленные голубки.
Получается, она не только терпит неверность сама, но и предлагает… терпеть мне?..
– Почему ты мне не сказала?
– Ну, сначала я не знала, как сказать. Было стыдно. Мы же такие идеальные, как сахарные пряники с картинки, – она морщится. – Мы не можем быть на грани развода. А потом… время прошло. Что я тебе скажу? «Коли не будет на дне рождения Тимура, потому что он поехал отдавать семейный долг своей любовнице»?
– Как ее зовут? – зачем-то спрашиваю я.
– То ли Вера, то ли Анна, – пожимает плечами Женя. – Я не вдавалась в подробности. Так она не кажется мне живым человеком, просто пятно с глазами и ртом. В общем, я это к чему. Не на жалость напрашиваюсь. А пытаюсь донести до тебя, что с изменщиком жить можно и нужно. Если муж готов содержать тебя и твоего ребенка, то пусть развлекается. У кого-то охота, у кого-то рыбалка. У него – женщина. Ну и ладно. Тоже хобби.
– И что ты предлагаешь?
– Сделай прическу, маникюр, депиляцию всего, что можно депилировать. Покажи Тимуру, что ты тоже не швабра потасканная.
– Но я не хочу его возвращать!
– А никто и не предлагает. Таким образом ты его накажешь и сделаешь лучше себе.
– Думаешь?..
– Знаю. Я как пришла к своему, вся чистенькая, аккуратненькая. Так у него челюсть и отпала. Оказывается, жена тоже женщина, а не бесполое существо в рваных трусах, – хмыкает Женя и поднимает бокал. – За нас!
Чуть позже, попрощавшись с Женей, я двигаю в салон красоты. Там оказывается свободное место на «прямщас», и вскоре улыбчивые мастерицы занимаются мною в четыре руки. Убирают волосы, делают маникюр, педикюр, правят линию бровей.
Затем пересаживают в парикмахерское кресло, где по-новому стригут – каре – и укладывают прическу.
Ну. За такой ценник неудивительно, что окошко нашлось. Итоговый счет поражает.
Карточка Тимура так скоро опустеет, а я даже не знаю, что испытывать…
Должно быть мстительное удовольствие, но я смотрю на себя в зеркало и не узнаю. Как будто другой человек. Чужая женщина. Вычищенная, красивая, но… Это не я.
Зачем я кого-то обманываю? Зачем пытаюсь казаться лучше, чем есть на самом деле?
Меня начинает грызть совесть. Я ведь все эти годы не работала, так почему не следила за собой? Это же исключительно моя вина. Надо не деньги тратить, а голову пеплом посыпать, что не занялась раньше.
Нет. Хватит.
Я запрещаю себе так думать.Быть домохозяйкой – это тоже работа. Дом. Дача. Машина учеба. Секции. Готовка. Уборка.
В первые годы, когда бизнес Тимура только-только становился, мужа вообще не было дома.
Да и потом тоже, совещания и командировки всё чаще заменяли ему семью…
Я не виновата в его измене. Не моя внешность. Не моё отношение к себе.
Я возвращаюсь домой. Маша как раз на кухне сооружает себе бутерброд, который я могла бы назвать только «Плюс тридцать килограммов лишнего веса». Там только слой майонеза – с мой ноготь толщиной.
– Привет, ма, – машет она мне рукой, даже не обратив внимания на изменения во внешности. – А у нас есть нечего. Приготовь что-нибудь, а?
Первое моё желание – метнуться к плите. Дочь голодает и питается всухомятку. Срочно нужно сварить ей суп. И второе. И десерт сварганить. Я ничего не успела приготовить, потому что с самого утра ушла по магазинам с Женей, а вернулась ближе к вечеру.
Вот я горе-мать. Кукушка, блин. Ребенка голодным оставила. Сама в ресторане поела, а дочь пусть перебивается подножным кормом.
Но внезапно я одергиваю себя.
У Маши есть руки-ноги, она способна найти в интернете рецепт макарон с котлетой. Я в её годы всегда сама стряпала ужин для мамы, которая возвращалась со смены ближе к ночи.
А ещё моя дочь недавно уверяла, что пойдет жить к отцу. Часто ли он или его любовница будут готовить обед из трех блюд?
Вот именно. Никогда.
– А приготовь сама, – улыбаюсь дочери.
Она поднимает на меня полный непонимания взгляд.
– В смысле? А ты?..
– Не могу, у меня маникюр свежий.
– Чего? Ты шутишь, да?
Демонстрирую ногти. Красивые. Яркие. Кроваво-алые. В прошлой жизни я бы никогда не позволила себе такую вульгарность.
– Маш, какие могут быть шутки? Я и сама голодная. Не откажусь от чего-нибудь горячего.
Вы бы знали, как трудно мне дается каждое слово! Внешне я спокойна, даже улыбаюсь, но внутри всё кипит, и тело трясет от нервов.
А еще… Если честно, меня очень огорчает, что дочка не заметила никаких изменений во мне. Молча посмотрела и ничего не сказала. Хотя бы простого: «Ты что, постриглась?»
Да ей же плевать. Совершенно!
– А почему я должна готовить? – задает Маша вопрос, от которого у меня челюсть падает. – Дома есть ты, это твоя обязанность.
– Кто конкретно меня этой обязанностью наделил? Не помню, чтобы подписывала какое-то соглашение. Ты тоже вполне способна кинуть в кастрюлю рис или почистить картошку.
– Ой, всё, даже слушать не хочу. Ладно, перебьюсь бутерами, – закатывает глаза Маша. – Мам, ты что-то совсем с ума сходишь. Ну изменил тебе папа. Чего теперь, вешаться?
И она уходит, а я остаюсь смотреть на грязный стол. Крошки, шкурка от колбасы, жирный нож. Дочь даже не смогла запихнуть в посудомоечную машину доску, на которой резала хлеб.
И ведь это я ее такой воспитала.
Руки тянутся к тряпке, чтобы убрать беспорядок, но я одергиваю саму себя.
Хватит быть для всех удобной. Хватит терпеть лень и хамство родной дочери. Хватит мириться с её инфантилизмом.
Не хочет убираться? Неспособна кинуть нож стираться?
Ну, значит, и так проживем. А ради кого мне стараться? Ради мужа-изменщика? Ради дочки, которая считает меня бесплатной кухаркой?
Я пожимаю плечами и ухожу из кухни.
Хотя, поверьте, всё внутри меня противится этому.
Глава 4
Я захожу в нашу спальню и прикрываю дверь. Впервые за долгие годы мне хочется просто лечь и не думать ни о чём. Но мысли крутятся как бешеные пчёлы: Тимур, Катя, Маша, этот дурацкий маникюр, который теперь мешает даже чашку нормально взять…
Вдруг раздаётся звонок в дверь.
Сначала я не реагирую – пусть Маша откроет, как-никак, тоже жительница квартиры. Но звонок повторяется снова и снова, настойчиво, почти агрессивно.
– Ма! – кричит дочь из своей комнаты. – Ты что, не слышишь?
Действительно. Это же моя «обязанность». У дочери и мужа есть права, а у меня только обязательства перед семьей.
Я вздыхаю и иду открывать. Вдруг что-то важное.
За дверью стоит парень лет двадцати. Высокий, с аккуратной стрижкой, в тёмном свитере и джинсах. В руках – букет цветов. Он широко улыбается.
– Здравствуйте, – говорит он. – Я Марк. А вы – мама Маши. Она мне вас на фото показывала.
Марк! Ничего себе! Вот так встреча!
Тот самый «почти парень», ради которого я должна была «выглядеть нормально». А как же суббота, как же семейные посиделки?
Я застываю на пороге. В голове мелькает мысль: «Вот он, момент истины. Сейчас он посмотрит на меня и решит, что Маша – дочь «сельской клуши». Но Марк просто протягивает букет.
– Это вам. Маша упоминала, вы любите пионы.
Я беру цветы автоматически. Пионы… Да, люблю. Но когда я в последний раз говорила об этом дочери?
– Спасибо, – бормочу я. – Проходи.
Марк заходит, оглядывается несколько по-хозяйски. Он явно не из тех, кто стесняется чужих людей.
– Маш? – зовёт он.
Дочь выскакивает из комнаты, но, увидев меня с букетом, замирает.
– Ты что, маме цветы купил? – её голос звучит так удивленно, будто он принёс мне отрубленную голову.
– Ну да, – пожимает плечами Марк. – Нельзя же в гости без подарка.
Маша хмурится, но быстро берёт его за руку и тащит к себе, бросая на ходу:
– Мы в комнате, ок? Ты что тут делаешь? – возмущается она на своего почти что парня. – Мы же договорились в субботу зайти на чай!
– Да я мимо твоего дома проходил, думаю, чего субботы ждать. Адрес в переписке нашел, ну и…
Я остаюсь одна на кухне с букетом в руках. Пионы пахнут сладко, почти навязчиво. Я ставлю их в вазу, наливаю воды, перебираю шелковистые лепестки.
И вдруг понимаю, что это первый букет, который я получила за… сколько лет?
Тимур давно не дарит цветов. «Зачем, если ты всё равно говоришь, что это пустая трата денег?» – оправдывался он.
А я и правда так говорила. Потому что всегда считала: подарок должен быть полезным, зачем тратить деньги на всякую чушь, если можно купить что-то нужное. Даже на праздники от них отказывалась. Ну, в какой-то момент и перестала получать.
А теперь я смотрю на свои руки – ухоженные, с аккуратным маникюром. В оконном стекле разглядываю своё отражение: в новой блузке, со свежей прической. Этой женщине идет букет пионов. Он её дополняет.
И впервые за долгие два дня мне хочется улыбнуться.
Может, не всё так и плохо?
Если взглянуть на ситуацию под другим углом?
Я не старуха, и ещё не поздно начать новую жизнь. Развестись. Найти работу. А там…
Кто знает, что будет дальше.
Может, я еще найду того человека, который, несмотря на все мои протесты, подарит мне букет пионов?
Впрочем, соглашусь даже на тюльпаны.
***
Тимур возвращается домой раньше обычного. Удивительное дело. Сегодня обошлось без неотложных «совещаний»?
Я сижу на кухне, потягиваю зеленый чай и разглядываю пионы, когда в замке проворачивается ключ. В другое бы время кинулась встречать мужа, а тут ничего не ёкает.
Он собирается пройти мимо кухни, в ванную комнату, но, увидев меня, останавливается.
– Привет, – бросает Тимур с осторожностью.
«Иди куда шел», – мысленно посылаю его я и добавляю конкретное направление. Нецензурное, скажем так.
И ничего не отвечаю.
Мой супруг тщательно моет руки и, наконец, замечает цветы. Как говорится, а слона-то я и не приметил. Сложно не увидеть пышный букет на кухонном столе, где обычно стоят разве что кастрюли после мытья.
– Это что, тебе подарили? – удивлённо поднимает бровь.
– А кому ещё? – отвечаю я, не отрываясь от чашки.
Тимур хмыкает, но ничего не говорит. Проходит к холодильнику, достаёт минералку и делает несколько глотков прямо из бутылки. Некоторое время мы молчим.
– Кто-то у Маши? – спрашивает муж, услышав приглушённый взрыв смеха из её комнаты.
– Марк.
– Тот самый?!
Во взгляде появляется чисто отцовская ревность. Ну, знаете, такая, которая бывает, когда папина «крошечка» и «заинька» первый раз притащила домой какого-то парня. Непонятного. Опасного.
– Угу. Тот самый.
– И как он тебе?
– Ну, он определенно знает, чем подкупить мать своей девушки, – хмыкаю, кивнув на букет.
Тимур отставляет бутылку и садится напротив меня. Его взгляд внимательно скользит по моим волосам, блузке, маникюру.
Разумеется, он получил все сообщения о списаниях со своей банковской карты, поэтому должен понимать: сегодня я кутила в торговом центре. Но одно дело – догадываться, а другое – увидеть своими глазами, на что потрачены деньги.
– Ты… в тебе что-то изменилась.
– Да? Разве что-то не так? – Моя бровь иронично изгибается.
Он хмурится.
– Кира, хватит. Мы оба устали, но это не значит, что должны…
Я не позволяю ему договорить.
– О, прости, что не могу вести себя подобающе, пока ты развлекаешься с юной любовницей.
Тимур резко встаёт, случайно опрокидывая стул. И тот с грохотом летит на кафельный пол.
Бум!
Звук такой оглушительный, будто мы погром устроили.
– Я не собираюсь это обсуждать снова!
Здорово как придумано. Обсуждать он не собирается. Мол, давай-ка просто обо всём забудем? Жили ж хорошо, чего началось-то сразу, уже и налево сходить нельзя.
– Тогда зачем ты вообще пришёл? – Мои пальцы сжимают чашку так, что начинают болеть от напряжения. – Чтобы поговорить о моей новой стрижке?
– Я пришёл, потому что это и мой дом тоже. Я предлагал уехать, но ты сама отказалась.
– Твой дом? – я смеюсь. – Ты проводишь здесь меньше времени, чем у любовницы. Ах да, простите. Я неправильно выражаюсь. Ты всегда на совещаниях, конечно же.
– Кира, да прекрати ты! – Он гневно ударяет кулаком по столу.
В этот момент дверь комнаты Маши открывается, и вскоре на пороге кухни появляется Марк. Вот уж точно – не вовремя.
– Всё… всё в порядке? – осторожно спрашивает он. – Мы услышали грохот, а потом крики…
Во взгляде паренька – неприкрытое опасение.
Тимур резко разворачивается к нему. Он весь полыхает от гнева.
Сцена получается ужасно неприглядная. Знакомство с родителями определенно пошло не по плану.
"Кажется, Маша должна была опасаться не из-за меня", – мрачно думаю я и аккуратно кладу ладонь на плечо Тимура.
Почувствовав моё прикосновение, муж с трудом, но сдерживает себя и цедит сквозь зубы:
– Всё прекрасно. Просто небольшой семейный спор.
Марк кивает, но не уходит. Вместо этого он подозрительно смотрит на меня. В глазах юноши – явное сомнение. Он выглядит так смешно, храбрый мальчишка, который хмурится очень по-взрослому.
Какая прелесть. Подросток собирается защищать меня от родного мужа?
До чего я докатилась…
– Может, вам помочь чем-то?
– Нет, – шипит Тимур. – Мы справимся без тебя. Договорились?
– Спасибо, Марк, – я устало улыбаюсь ему.
Маша выглядывает из-за плеча своего почти что парня, её лицо бледное, брови нахмурены.
– Пап… может, хватит?
Тимур вздыхает и проводит рукой по лицу. Как будто только сейчас понял, что перегнул палку.
– Действительно. Извини, Марк. Неловко получилось. День выдался нервный.
– Ничего страшного, – парень вежливо улыбается, хотя выражение его лица всё ещё напряженное.
Да уж, первое знакомство с родителями точно состоялось. Маша переживала, что Марк посчитает меня сельской клушей. А нет, он всего лишь решит, что Тимур агрессивен и несдержан.
Муж поднимает стул и садится обратно.
– Маш, проводи Марка, пожалуйста. Нам с мамой нужно поговорить.
– Но… мы вообще-то ещё не досмотрели фильм.
– Досмотрите в другой раз.
– Пап, мы же не дети. Это мой дом тоже, и я имею право…
– Маша, это не просьба, – перебивает Тимур.
Таким тоном он разговаривает с ней в редких ситуациях. Поэтому Маша больше не спорит. Неохотно берёт Марка за руку и тянет к выходу. Я жду, пока за ними закрывается дверь, прежде чем шепчу:
– Ты только что устроил некрасивую сцену перед гостем. Поздравляю.
– Это ты устраиваешь сцену, – Тимур сжимает кулаки. – Ты хочешь развода? Допустим. Но подумай о Маше. О том, как будет себя чувствовать наша дочь.
– О Маше? – я не выдерживаю и начинаю хохотать, так нелепо выглядит его довод. – Ты думал о ней, когда завёл любовницу?
– Не думал. Но… Черт. Я не хочу её потерять… Ты же знаешь, как это бывает. Все мы видели этих воскресных папаш, которые общаются с детьми только по выходным. Да и то, их дети не очень-то и горят желанием с ними встречаться.
Тимур замолкает. Его дыхание тяжёлое, в глазах появляется горечь.
– Я не знаю, что делать, – вдруг говорит он тихо.
Это звучит так неожиданно, что я на мгновение теряюсь.
Я должна его пожалеть? Погладить по голове? Незамедлительно простить измену (на протяжении полугода!)?
– Ты не знаешь? – повторяю я. – Ты разрушил нашу семью, а теперь не знаешь, что делать?
– Я не собирался разрушать семью!