Развод в 45. Не дай мне уйти

Алина Давыдова

Развод в 45. Не дай мне уйти

Глава 1

– Мам, а ты можешь в субботу выглядеть нормально?

Вопрос дочери застает меня врасплох. В каком смысле? А как я сейчас выгляжу? Ненормально?

– Ко мне парень в гости придет, – объясняет Маша, колупая голубцы в тарелке. – Ну, почти парень. Пока еще друг. Но я думаю, что Марк предложит мне встречаться. Он обещал забежать на чай после универа.

Мы ужинаем вдвоем. Тимура как всегда нет, задерживается допоздна на работе. Дочь тоже периодически пытается куда-нибудь слинять или есть перед компьютером, за просмотром сериалов, но я категорически против.

В семье должны быть хотя бы совместные приемы пищи. И если у мужа оправдание имеется, то Маша с вечно недовольным лицом, но садится за стол. В этом вопросе у меня принципиальная позиция.

Так. Стоять. Я же пропустила самое важное!

У Машки появился парень? Ей уже восемнадцать, но до сих пор я не помню, чтоб она кого-то к нам водила знакомиться. Дочь увлечена рисованием и дорамами. Мне иногда кажется, что ей ничего не надо, кроме новых карандашей и каких-то непонятных корейских юношей.

(«Ма-а-м, не корейских, а китайских! И вообще, это же Сяо Джань!» – обязательно сказала бы мне Маша, еще и глянула укоризненно).

– Я плохо улавливаю связь, – хмыкаю я. – Мальчик придет к тебе, а выглядеть хорошо должны мы с папой?

– Да не. За папу-то я не боюсь, – машет она рукой. – Папа у нас всегда хорошо одет. А вот ты… Ну, мам, ну, ты же понимаешь.

– Не-а, не понимаю. Объясни.

Я невольно оглядываю себя в отражении начищенной до блеска ложки, которая лежит передо мной. Изображение смешное, округлое. На нем у меня нос картошкой и щеки больше лба. Но в целом-то – всё как всегда. Домашняя одежда, волосы расчесаны. С утра я абсолютно точно умывалась и чистила зубы.

Не сижу ж в одних трусах на босу ногу и не размахиваю бюстом во все стороны.

В чем ко мне претензия?

Дочь тушуется. Взгляд ее утыкается в тарелку, она явно не знает, как сказать.

– Ты выглядишь как… Ну… Ты обещаешь не обижаться?

– Обещаю.

– Как сельская клуша, вот как ты выглядишь, – на одном дыхании произносит Машка. – Вот эта косичка дурацкая. Футболка твоя в цветочек, жуть просто, такие уже никто не носит. На штанах пятно жирное. Я не хочу, чтобы Марк подумал, что я тоже такой буду, когда постарею.

Разумеется, ее слова больно бьют по мне. Я никогда не задумывалась над своим внешним видом с такой точки зрения. Но как еще одеваться, если весь день занят бытом? Удобные вещи, которые не жалко запачкать во время готовки или мытья полов, простая прическа.

Нет, ну, я не хожу в рванине. Одно небольшое пятнышко, его почти не видно. А футболка жутко удобная, стопроцентный хлопок. У меня таких штук пять, разных оттенков. Все новенькие, чистые. Я за собой слежу.

– И как, по-твоему, должна одеваться приличная мать? В мини-юбку или шелковый халат? – строго уточняю я. – Маш, мне кажется, ты перегибаешь.

– Я не прошу невозможного. Просто чтоб Марк посмотрел и понял, что я из нормальной семьи. И вообще. Вот Катя же всегда хорошо вы… – внезапно она осекает себя.

– Кто такая Катя? – морщу лоб.

Не помню такую среди машкиных подруг. Может, это чья-то мама?

Да, наверное, это одна из тех матерей, которые всех раздражают. Идеальные, прилизанные, непогрешимые.

Но, кажется, я ошибаюсь. Потому что у Маши на лице читается испуг, глаза с пятирублевую монету.

– Да не, никто.

– Маш…

– Катя – это папина девушка, – отвечает дочка тихо-тихо.

За столом такая тишина, что слышно, как тикают настенные часы. Я смотрю на дочь с легким укором.

– Наверное, ты имела в виду коллегу по работе? – хмыкаю. – Странно, когда у папы есть девушка, при живой жене-то. Нет, я, конечно, буду горда, если он ещё и…

Маша перебивает меня, насупившись:

– Ничего не странно. Я давно хотела тебе сказать, – опускает дочь глаза в пол, – но папа просил так не делать. Типа это тебя очень ранит. Еще папа сказал, что вы давно живете как соседи, но он тебя любит и не бросит нашу семью.

– Маша, не смешно.

Дочь иногда фантазирует лишнего. Она не врунишка, но может заиграться, если хочет чего-то добиться или выпутаться. Когда я унюхала на ее куртке сигаретный запах, Маша так красочно рассказывала про мужика на остановке, который дымил рядом с ней, что я поверила. Ни на секунду не усомнилась.

Тимур потом долго говорил мне, какая я наивная дурочка.

Вот и сейчас она явно придумала Тимуру девушку (бедный, куда ему еще и девушка, с постоянной работой до ночи), потому как поняла, что ляпнула лишнего насчет моего внешнего вида.

– Ты мне не веришь, да?

– Во что я должна поверить? В любовницу своего мужа? Маш, тебе восемнадцать лет. Не маленькая девочка же. Подумай, пожалуйста, как звучит то, что ты говоришь.

– Вот ты всегда так. Ща.

Она вскакивает из-за стола и приносит телефон. Открывает фотографии, а на них…

Это действительно… девушка. Молоденькая, ей лет двадцать, едва старше самой Машки. Сидит в обнимку с Тимуром в ресторане. Улыбается. Смеется. А мой муж так на нее пялится, будто – юный влюбленный мальчишка. Он на меня так же смотрел когда-то давно. Я помню этот взгляд.

С тех пор много воды утекло.

Теперь ему сорок пять, у нас брак, дочка…

– Что это…

Мой голос срывается. Запах еды внезапно становится тошнотворным. Я бы попыталась убедить себя, что на фотографиях всё не так однозначно, но рука Тимура сжимает талию этой девицы слишком уж по-собственнически.

– Я же говорю, это Катя. – Маша пожимает плечами. – Она работает вместе с нашим папой. Они вместе полгода, вот как-то так.

– Откуда ты все это знаешь? Откуда у тебя фотографии?

Мой голос осип. Я отбрасываю от себя телефон как гремучую змею и закрываю глаза.

– Мы… Ну, мы общаемся. Катя неплохая. Папа ценит её. Он с ней стал радостный, а с тобой… Ну, ты сама в курсе.

В курсе чего? Что мой муж рядом со мной несчастен, а с какой-то юной пигалицей – лучится как солнце?

Предательство. Это предательство. Два самых моих дорогих человека обманывали меня за спиной, нагло лгали. Муж открыто изменял, а дочь его покрывала и не считала это чем-то зазорным.

Она всегда была с Тимуром ближе, чем со мной. Даже девичьи вопросы обсуждала с ним. Мне говорила только: «Ма, забей, мы уже с папой всё решили».

Она для него – зайка и малышка, принцесса, которую нельзя обижать. Любой её каприз – закон. А мне приходится быть строгой, заставлять есть овощи или возвращаться домой раньше полуночи.

Меня сложно любить так же безоговорочно, как папу.

Но чтоб так…

Я вдыхаю и выдыхаю. Нужно держать лицо, хотя бы при дочери. Пусть меня мутит, а перед глазами всплывает счастливое лицо той девицы.

– Как ты узнала об этой Кате?

Маша пожимает плечами.

– Ма, ну я ж не дура, всё поняла. Это ты у нас наивняк, а я сразу почувствовала, когда папа изменился. Все эти ред флаги появились, как по учебнику.

– Ред что?..

– Красные флаги, – объясняет Машка, закатив глаза. – Это такие моменты, которые типа кричат о проблемах. Например, папа задерживаться стал постоянно.

– У него работа…

– До ночи? И прям каждый день? Ну-ну, – она фырчит. – Телефон прятал, с кем-то уходил общаться в ванну. Ну, я у него мобильный свистнула и увидела их переписку. Ничего не сказала, но всё запомнила. Решила выждать. А потом папа познакомил меня с Катей. А она… нормальная оказалась. Я-то думала, поставлю ультиматум, ну типа или она, или я. А потом поняла, что папа вроде бы счастлив. Вот как-то так. Короче, мам, ты не переживай. Он же тебя не бросает.

Ага, не бросает. Только спит с другой, и дочь моя с этой другой дружит, и фотки у них есть совместные, а я так. Одеваюсь плохо, прическа идиотская, и вообще – позорище в глазах дочери.

Очень хочется сказать ей: ну вот пусть Катя с твоим Марком и знакомится. Так её и представишь: «Это любовница моего папы, она классная».

Но я сдерживаюсь.

Нужно держать лицо. Моя мама любила повторять, что никому не нужны истеричные бабы. Муж хочет приходить домой к той, которая накормит, поддержит, улыбнется, а не закатит скандал. Детям тоже незачем смотреть на вспыльчивую мать.

Поэтому я киваю и произношу негромко:

– Если ты доела, то убери тарелки в посудомоечную машинку. И… Спасибо за честность. Я думаю, мы с папой со всем разберемся.

– Ага. Ма, так что насчет Марка?

– В каком смысле?

– Ну, ты обещаешь выглядеть нормально? Не как обычно?

И тут меня прорывает. Маска, которую я пыталась нацепить на лицо, спадает в один миг.

– Я обещаю выглядеть пристойно, но не собираюсь одеваться как двадцатилетняя любовница моего мужа. Если моё «пристойно» и твое «нормально» не совпадут – это не мои проблемы.

– Вот значит как?! Тогда я пойду знакомить Марка с Катей! – вскрикивает Маша ту самую фразу, которую я обдумывала минуту назад.

– Не имею ничего против. Вы же так близки, вместе по ресторанам ходите. Удачно познакомить Марка с «родителями».

– Ты как всегда! Я тебе призналась, а ты! Правильно всё папа говорил!

Дочь вскакивает и убегает из кухни, а я долго еще сижу за столом, вцепившись пальцами в скатерть.

Глава 2

Чуть позже, успокоив в себе ураган, я отправляю Тимуру нейтральное смс: «Ты когда будешь дома?»

Ответ не заставляет себя ждать:

«Ложись спать, у меня аврал, надо закончить проект, приеду ночью».

Проект по чему? По совращению юных красоток, которые едва-едва справили совершеннолетие? Понимаю, ответственный проект, надо исполнять. Дома-то кто ждет? Жена в пижаме, а не фифа в пеньюаре.

Я не готова терпеливо ждать возвращения Тимура и уж тем более не намерена ложиться спать, типа и так сойдет. Меня разрывает на части от боли и предательства. Мне хочется выть, но уж точно не отдыхать.

Что делать?

Я могу посмотреть местонахождение телефона моего благоверного через приложение в интернете. Никогда этим не пользовалась, разве что когда он долго не выходил на связь – и мне требовалось убедиться, что всё в порядке.

Точка указывает на элитный жилой комплекс «Север», километрах в трех от офиса Тимура. Интересно он проект заканчивает. Видимо, пришлось перенести его на дом. Вот такой мой супруг работящий, такой молодец.

Зубы сводит от злости.

Я прыгаю в машину и еду туда. Маша всё равно заперлась в комнате и врубила на полную громкость сериал. В качестве протеста матери-тиранше, которая отказывается надевать платье с декольте до пупа.

Паркуюсь возле ЖК, это несколько домов-свечек за кованым забором, высоченных, шпили их как будто подпирают небеса. Именно тут скрывается злой дракон по имени «Катенька», который утащил моего благоверного.

Набираю номер Тимура.

– Кира, что у тебя? – не сразу отзывается муж. – Я очень занят. Любые вопросы можно решить завтра, если они не горят.

– Еще как горят. Я стою у въезда в ЖК «Север», – с усмешкой. – Либо ты спускаешься вниз, и мы говорим, либо я сейчас же собираю вещи и подаю на развод.

– Я… – муж запинается, и тут у него на фоне доносится напевный девичий голосок:

– Тим, пусть поднимается. Мы же знали, что так не может продолжаться вечно.

– Квартира 340, – вздыхает муженек. – Хотя… Я тебя встречу.

– Не стоит, доберусь в ваше любовное гнездышко сама, ворота только откройте.

Во мне кипит столько эмоций: от злости до отчаяния, от желания бить головой мужа о раковину до полного равнодушия. Когда я поднимаюсь на нужный этаж, то оглядываю себя в зеркале.

Да нормально я выгляжу! Нормально! Я – не клуша в полинявших трусах из российских сериалов. Конечно, я не сравнюсь с молоденькой куклой, но для своих сорока пяти – всё не так уж и плохо. И кожа, и волосы, и одежда.

Это бесит меня сильнее всего. Потому что, даже по мнению моей дочери, Катя хорошо одевается, а вот мать – как бабка-колхозница. С Катей приятно провести время, а вот на предложение матери выбраться куда-нибудь, сразу же «фу, мам, это тупо, я лучше порисую».

Не сдержавшись, я расплетаю косу и прочесываю волосы пятерней, добавляя им объема. Чтоб смотреться не как престарелая школьница с косичкой.

Дверь открыта, Тимур стоит в проходе, руки его скрещены на груди. Седина едва тронула волосы моего мужа. Он выглядит как всегда безупречно. В рубашке, рукава которой закатаны. Взгляд жесткий, губы поджаты.

Недоволен? Чем же? Я чему-то помешала?

Это я иронизирую, если что.

– Маша сказала? – коротко спрашивает он.

– Угу, а не должна была?

Отпихнув его, я боком протискиваюсь в просторную прихожую.

– Ну, я просил её молчать.

– Увы и ах, ты воспитал слишком честную дочь.

Здесь всё обставлено со вкусом, взглядом цепляюсь за мелкие детали и примерно представляю их цену. Вот эти светильники – тысяч тридцать. Мебель – около двухсот. Мой муж не бедствует, и нас не обделяет в деньгах. Но, что-то мне подсказывает, что и любовницу он содержит по высшему разряду.

Вряд ли она, трудясь его подчиненной, может позволить себе квартирку, съем которой обойдется тысяч в сто ежемесячно. Хо-о-отя… смотря как впахивать, можно и премию заслужить за ненормированный рабочий день. Вон, работает, бедняжка, даже по вечерам.

– Здравствуйте, Кира, – ее голос доносится невдалеке. – Проходите на кухню.

Я захожу внутрь. Ну да, всё дорого-богато. Мебельный гарнитур прям кричит: я стою не меньше полмиллиона! И кофемашина из недешевых.

Я обычно равнодушна к чужим деньгам, но тут мстительно считаю каждую копеечку. Потому что понимаю: это деньги, который мой муж потратил не на семью, не на свою дочь, а на какую-то кралю.

А та, между прочим, сидит за кухонным столом со стеклянной столешницей, закинув ногу на ногу. Сидит в топике, который не скрывает пупка. И в коротеньких шортах. Настолько коротких, что у меня трусы длиннее. Блондинка. Сексуальная до безобразия, как с порно-сайта выползла.

– Здравствуйте, Кира, – вновь повторяет она и улыбается.

Тимур проходит и встает между мной и своей Катей. Чего ожидает? Что я ей кинусь волосы выдирать её накрученные?

Меня начинает трясти.

И от его поведения, почти равнодушного, и от её радушия, и от этого «здравствуйте», будто между нам пропасть лет в сорок, и я – старуха. Спасибо хоть не «Кира Эдуардовна».

– Ты…

Я обращаюсь к Тимуру. Муж качает головой.

– Не закатывай сцен. Да, я тебе изменяю. Я не хотел, чтобы ты узнала так. Но в конечном итоге рад, что всё так получилось. Теперь можно быть честным и перестать прятаться.

– Рад?! Чему?! Тимур, у тебя дочь ее возраста!

– Кате двадцать пять, не делай из меня извращенца.

Девушка неуместно хихикает. Чувствует себя хозяйкой положения. Как-никак, это к ней в квартиру заявилась несчастная супруга. Она может восседать королевой, глядя на меня с улыбочкой. Пока я беснуюсь от отчаяния.

– Ты мог бы сказать с самого начала! Мог бы подать на развод и спать с кем угодно!

– Не мог бы. Я не планирую развестись с тобой, – качает головой Тимур.

Я непонимающе поднимаю на него взгляд. Он что, шутит? Собирается жить на две семьи? Суп-каша-макароны с жены-Киры, а вот вечерние утехи – от на всё готовой Катюши. Так, что ли?

Катенька, судя по всему, тоже не в восторге от сказанного. Она ведет щекой, явно борясь с желанием что-то возразить. Но не лезет. Смотрите-ка, какая вышколенная особа. Пока не проявила стервозный характер и не качает права? Я почему-то уверена, что не такой уж она и ангелочек, просто изображает святую девушку, которая готова делить любимого с другой.

– У нас дочь, брак, имущество, – Тимур спокоен как танк, вообще ноль эмоций. – Маша не должна расти безотцовщиной.

– Об этом нужно было думать до того, как запрыгнул в койку к какой-то девице.

– Кира, послушайте… – влезает эта нимфетка.

– Тебя вообще никто не спрашивает!

– Тим… – она морщит носик.

– Кать, тебе, и правда, лучше помолчать. Это вопрос мой и Киры.

Девушка затыкается.

А я не понимаю, зачем вообще сюда пришла. Что ожидала увидеть? Теперь, когда правда открылась целиком, мне хочется поскорее сбежать, а не смотреть на этих голубков. Они вон ужинали. Стол сервирован: тарелки, бокалы с белым вином или шампанским, Мясо по-французски, салат из овощей. Я помешала их трапезе.

Поэтому Тимур редко ужинает с нами. Поэтому постоянно задерживается.

– Я… Я пойду.

Мой голос вздрагивает. Я хочу развернуться, но Тимур останавливает меня, схватив за запястье.

– Подожди. Кира, обещай, что мы всё обсудим. Мне невыгоден наш развод. Я не хочу, чтобы всё так кончилось.

– Да мне плевать, что тебе выгодно!

Голос окончательно срывается, и я начинаю рыдать. Я до последнего не верила. Искала оправдания. Думала, приду, а тут что-то совершенно другое. Машка ошиблась или…

Но нет.

Муж подает мне, по всей видимости, свой стакан.

– Попей воды.

– Тебе-то самой нормально жить вот так? – я принимаю стакан, но не отпиваю из того, а внимательно смотрю на Катю.

Девушка пожимает плечами.

– Я люблю Тимура. И это взаимно. Я понимаю, он не может уйти от вас сейчас, но пока он со мной, я останусь с ним. Ваш брак – формальность, и это меня не пугает.

Стакан лопается в моих пальцах. Тонкое стекло впивается в пальцы, но я словно не замечаю боли. Вижу, как кровь струйкой стекает по ладони на кафельный пол. Удивляюсь, но отчужденно. Будто это не со мной происходит.

– Кира! – Тимур подскакивает ко мне, осматривает ладонь. – Порез небольшой. Сейчас принесу перекись. Стой на месте.

Он куда-то уходит, а я продолжаю держать руку вытянутой. Вообще не понимаю, что происходит. Всё как в тумане. Слезы высыхают. В голове так пусто и ясно, словно из неё вымело вообще все мысли.

И только негромкий голос возвращает меня в реальность:

– Он всё равно не останется с тобой.

– Я сама с ним не останусь, – хриплю. – Забирай, не жалко.

– Ну-ну, – усмехается Катя; милая улыбка стекает с её лица, превращая то в гримасу. – Говори, что хочешь, но Тим будет мой. Не люблю делиться своим с кем-либо.

– И как же ты собралась его заполучить?

– Ну, всегда есть вещи, недоступные тебе. – Она поправляет чуть съехавшую лямку топика. – Например, забеременеть. Если у Тима появится наследник, он забудет о своей старухе в климаксе. Я уж молчу о других своих достоинствах.

Я сама не понимаю, что делаю, поступаю рефлекторно. Но кусок мяса, который лежал в ближайшей ко мне тарелке, внезапно оказывается в пальцах моей здоровой руки – и я кидаю его в Катю.

Кусок прилетает ей прямо по лбу. Точечным ударом. Девушка взвизгивает. Майонезный соус отпечатывается на её коже.

Она подскакивает и кидается ко мне с кулаками и воплем вождя краснокожих. Пытается ударить, но я оказываюсь быстрее. Отскакиваю в сторону, и девица Тимура, неловко взмахнув руками как птица, летит на пол, прямо в осколки от кружки.

Ещё секунда, и она впечаталась бы лицом в них.

Каким-то чудом я успеваю поймать её за шкирку и отпихнуть вбок. Не хватало еще, чтоб она морду себе разворотила.

Тут стоит упомянуть, что в юношестве я занималась самбо. И хоть навыки давно утратила, но тело всё помнит.

– Ты… Ты…

Она изворачивается, чтобы схватить меня за волосы. За этим занятием нас и застает Тимур. Он держит марлевые тампоны и перекись, смотрит на нас изумленно. Его маска равнодушия сползает, стоило ему увидеть нас «в обнимку». Катенька тотчас перестает шипеть и брыкаться как дикая кошка. Всхлипывает что-то типа:

– Она на меня напала… Кинула в меня мясо…

– Забирай своё сокровище, – я пихаю Катю к своему благоверному. – Я больше не хочу участвовать в этом цирке. Дай мне уйти.

В руке отдается огнем, кровь начинает идти с новой силой. Но мне плевать. Обработаю рану дома, обойдусь без фальшивой заботы мужа. Я выхожу из кухни, двигаюсь в коридор, чтобы навсегда распрощаться с этой квартирой.

Тимур окликает меня, но больше не пытается поймать. Я спускаюсь вниз. В аптечке, которая хранится в машине, нахожу бинты, йод. Я наскоро перематываю порез, порадовавшись, что он совсем неглубокий. Заживет.

Вжимаю педаль газа в пол и, дождавшись, когда поднимется медлительный шлагбаум, выезжаю сначала на улицу, а после – на сонное вечернее шоссе.

Прочь от мужа. Прочь от его дешевой куклы.

Прочь от всего того, что между нами было за последние двадцать лет.

Глава 3

Я захожу в квартиру и делаю глубокий вдох. Тем же внутренним сканером, которым осматривала хоромы Екатерины, гляжу и на наш дом. Но с иным умыслом. Размышляю, что взять с собой, а что оставить благоверному после развода.

Картины – точно мои. Я покупала их в каждой нашей поездке, везла из разных городов и стран. Выискивала в крошечных магазинчиках, подбирала с любовью. Здесь и маленькая оливковая Италия, и богатая золотом Венеция, и дождливая Франция, и жаркая Греция. В комнатах висят следы нашей памяти, нашего безоблачного прошлого. Их я не отдам какой-то молодой нимфе. Ни за что.

Подавшись порыву, я срываю картину со стены и смотрю на темное пятно, оставшееся на обоях на её месте. Она висела здесь семь лет, солнце давно выбелило всё вокруг.

Как будто уничтожаю память.

Пытаюсь приладить картину обратно, но гвоздик, который ее держал, выпадает и предательски рушится на пол.

– Ты чего делаешь? – на шум выходит Маша. – Эй, мам, ты чего?

Она смотрит на картину в моих руках, на мое явно печальное, опухшее лицо.

– Маш… – я пытаюсь говорить без слез, но те рвутся наружу. – Подумай, какие вещи ты возьмешь с собой. Мы завтра же уезжаем отсюда.

– Зачем? Папа что, ударил тебя?

Дочь косится на мою перевязанную руку.

– Нет, я сама поранилась. Но мы не останемся в этой квартире… После всего, что я узнала. Мы уедем.

– Куда?

Вопрос застает меня врасплох. Как куда? Ну, например, к моей маме, она не откажет. Некоторое время побудем там, я устроюсь на работу, сможем снять что-то приличное.

– То есть ты предлагаешь жить с бабушкой в её убитой двушке? – скептически уточняет Машка.– И сколько? До моей свадьбы, пока я сама не съеду? Кто тебя на работу возьмет? Ты ж с моего рождения не работала.

Маша как всегда бьет наотмашь. Неплохое качество, хотя я всегда пыталась утихомирить в дочери это правдолюбие. Тимур же, напротив, его поддерживал. По его словам, лучше быть неудобной и честной, чем для всех хорошей.

Дочь и сейчас не ошиблась, хоть и сказала жестковато. Когда закончился декрет, я просто уволилась, не было необходимости выходить в офис. У Тимура тогда как раз пошел в гору бизнес. Последние восемнадцать лет он всем меня обеспечивал и никогда не попрекал рублем. Любые траты – иди и делай, даже не спрашивай. Он легко относился к деньгам. Говорил, что а зачем тогда зарабатывать, если ничего не покупать.

Поэтому основные знания, разумеется, подрастеряла. У меня, конечно, профессия, в которую вернуться можно – бухгалтер. Цифры-то остались прежними, два плюс два всё ещё четыре. Но за эти годы явно сменились и системы учета, и появилось море новых налогов, и бланков, и прочего, о чем я даже не подозреваю.

Короче, просто взять и устроиться нахрапом не получится.

Но разве меня это остановит? Старые знакомства никуда не делись. Поспрашиваю, изучу всё необходимое.

– Ма, ну ты же в курсе, что это позорище? – дочь, не дождавшись моего ответа, морщит носик.

– Не разговаривай так со мной, пожалуйста. Что именно, по твоему мнению, позорно? Развестись?

– Пользоваться бабушкой. В твои-то годы. Нет уж. Я останусь с папой. Не впутывай меня в ваши скандалы. Это ты сама придумала, а я не при чем.

Её слова бьют под дых. Она открыто упрекает меня в бессилии. Что вот такая я бесполезная, решила уехать в никуда вместо того, чтоб терпеть измены и улыбаться.

– Маш, мне как никогда нужна твоя поддержка. Да, будет трудно. Но мы со всем справимся. Вдвоем.

Дочка качает головой.

В эту минуту она поразительно похожа на своего отца. Те же упрямые черты лица, тот же волевой подбородок. Разве что волосы больше отдают рыжиной, это в меня. Но всё остальное – копия Тимура. Как с принтера.

– Ма, я не хочу ни с чем справляться. У меня здесь универ, художка, друзья. Марк опять же. Я не хочу ездить по два часа на автобусе. Я не собираюсь вечно слушать бубнеж бабушки. Ты же знаешь, какая она. Всегда всем недовольная. Не так одеваюсь, не так крашусь. Тебя она вообще сожрет, что ты с папой разводишься. Легче прям щас вздернуться.

– Маша!

– Чего? – Дочь упирает руки в бока. – Я что, неправду говорю? Почему я должна жертвовать своим удобством ради тебя? Почему должна менять личную спальню на раскладушку у бабушки?