Формула бога

– В гараже у меня места нет. Всё в коробках, жена ругается. Сколько хочешь?

– Тридцать в месяц, – ответил Джон.

Рик поморщился, но отдал деньги.

Потом пришла бабушка Мэйбл с сундуком.

– Тут фотографии, посуда… Дети выбросят, а у тебя сохранится.

– Десять, – сказал Джон.

Она заплатила сразу.

Грузчик Стив привёз шины и инструменты.

– Сколько за угол?

– Двадцать пять.

Стив кивнул, положил деньги и уехал.

Даже библиотека поставила стеллажи. Работница библиотеки сказала:

– У нас крыша течёт. Нам некуда девать книги.

– Пятнадцать, – сказал Джон.

Она достала деньги из конверта.

Каждый платил понемногу, но вместе сумма росла. Джон записывал всё в тетрадь аккуратными строчками: склад первый – 210, склад второй – 180, склад третий – 220. Машины – 45 в день. Цифры складывались в лестницу, ведущую выше.

Но вместе с этим росла и зависть.

У заправки Харви наливал кофе шерифу Ллойду.

– Этот парень опасен, – сказал он. – Он скупает всё.

– Всё по закону, – ответил Ллойд.

– Закон – это одно, – сказал Харви. – Но люди чувствуют, что их обирают. Он берёт деньги за то, что всегда было бесплатным.

Ллойд молчал, глядя в кружку.

Вечером в «Rusty Spur» разговоры стали громче. Фермер Дейв сказал:

– У него уже три склада! Три! А мы еле концы с концами сводим.

Мел добавил:

– И машины. С них он тоже деньги берёт.

– Скоро он хозяином всего города станет, вот увидите, – сказал дальнобойщик.

Раньше такие слова вызывали смех, но теперь смеха почти не было. Люди говорили серьёзно, тревожно.

Через пару дней трое подростков пробрались к складу. Они хотели «подшутить»: вытащили доску из перегородки, раскидали ящики. Но Джон появился внезапно, словно из тени.

– Что вы делаете?

Ребята замерли. Один из них, сын Майка, пробормотал:

– Да ничего… просто смотрели.

– Здесь нельзя, – сказал Джон.

Подростки переглянулись и убежали. Утром весь город уже говорил: «Дети боятся его. Он сторожит склады, как тюремщик».

Вечером в баре Дейв сказал прямо:

– Ты сделал так, что наши дети играют возле твоих складов. Им больше негде. Всё пустое, всё твоё.

– Они могут играть где угодно, – сказал Джон. – Но не там.

В баре стало тихо. Линда поставила перед ним пиво и сказала:

– Ты делишь город на „моё“ и „не моё“. Людям это не нравится.

– Так и должно быть, – сказал Джон.

Тем временем экономика всё сильнее давила на город. Сара, хозяйка магазина тканей, жаловалась:

– Люди теперь покупают только иголки. Рулон ткани могут тянуть год. Всё сшивают и переделывают. Никто не тратит.

Учитель Холмс говорил с усталостью:

– Зарплату задержали. Если так пойдёт, школу закроют. Я не знаю, что будет с детьми.

Фермер Мел признался:

– Я продал половину стада за копейки. Лучше хоть что-то получить, чем кормить до смерти.

И на фоне этого упадка Джон рос. Это бесило людей больше всего.

Однажды вечером пьяный Джо снова подстерёг его у склада.

– Ты думаешь, мы будем платить тебе вечно? Мы тебя выгоним!

– Вы сами приходите ко мне, – сказал Джон спокойно. – Я никого не тяну.

– Ага, – крикнул Джо. – Ты нас всех оберёшь до нитки.

Джо шагнул вперёд, но в дверях стоял Майк.

– Успокойся, Джо, – сказал он. – Мне нужен его склад. Без него у меня дома бардак.

Джо плюнул на землю и ушёл, ругаясь. Люди на крыльцах видели, но молчали.

Поздно ночью Джон снова открыл тетрадь.

– Склады: 610 в месяц. Машины: 45 в день. Итого: почти тысяча в месяц плюс ежедневный поток.

Он смотрел на цифры, как на ступени лестницы. Каждая строка была шагом вперёд. Его рука задержалась на бумаге, и на лице появилась лёгкая, едва заметная улыбка.

Потом он вышел и обошёл все три склада. Они стояли, как тёмные глыбы, возвышаясь над пустым шоссе. Ветер гнал пыль, вдали выл койот. Джон положил руку на холодный металл ворот и сказал тихо:

– Это только начало.

Его шаги эхом разнеслись по пустоте. Склад слушал его слова и будто отвечал.

Глава 10. Зима и недовольство

Зима пришла в Рок Ривер без предупреждения. Осень не кончилась золотом и мягкими дождями – она просто высохла, треснула и рассыпалась в пыль. В начале декабря земля стала каменной, а воздух сухим и колючим. Утром улицы пустели: люди сидели по домам, топили печи дровами, потому что цены на газ снова подскочили, и каждый доллар приходилось считать. Над городом висел серый дым, он щекотал нос и оседал на одежде.

По радио всё чаще звучали мрачные новости.

«Фермеры Вайоминга разоряются. Цены на зерно падают, скот приходится продавать за бесценок».

«Мясокомбинат в Шайенне закрыт, триста рабочих потеряли работу».

«Цены на бензин растут. В маленьких городах – нехватка продуктов и отопления».

Люди слушали это за ужином и молчали. В каждой семье были свои беды: кто-то продал половину стада, чтобы не кормить до весны, кто-то уехал в Ларами в поисках работы, кто-то сидел без денег и только ждал помощи, которая вряд ли дойдёт.

И на этом фоне один человек выделялся особенно резко. Джон.

Его склады были заполнены. Первый и второй доверху, третий уже почти весь, четвёртый только начинал работать. Машины катались по городу каждый день. Люди платили ему. Они знали, что он зарабатывает больше, чем кто-либо в Рок Ривере. И это вызывало ненависть.

Вечерами в «Rusty Spur» всё чаще звучали тяжёлые разговоры.

– У него четыре склада, – сказал фермер Дейв, хлопнув кулаком по столу. – Четыре!

– И машины, – добавил Мел. – Он на всём наживается.

– Он скупает нас по кусочкам, – сказал дальнобойщик. – Скоро город будет его.

– Мы сами к нему идём, – заметил кто-то.

– Потому что выбора нет! – закричал Стив. – Но от этого не легче!

Смеха не было. Только тяжёлые голоса и злость.

Когда входил Джон, бар замирал. Люди отворачивались, но глаза следили за ним. Он подходил к стойке, заказывал пиво и пил медленно, будто ничего не замечал.

Линда сказала ему тихо:

– Они уже не просто шепчутся. Они ненавидят.

– Пусть, – ответил Джон.

Однажды утром на стене второго склада появилась надпись: «Убирайся». Белая краска, неровные буквы. Джон посмотрел, постоял и не стёр. Прошёл внутрь и занялся делами.

Через несколько дней разбили окно. Джон вставил новое стекло и продолжил работать.

Потом подростки пытались поджечь доску у двери. Огонь не разгорелся, только оставил чёрное пятно. Утром Джон стоял рядом, разглядывал следы, и только кивнул.

Майк подошёл и сказал:

– Джон, тебе стоит быть осторожнее. Люди обозлились.

– Они сами приходят ко мне, – сказал Джон.

– Может, и так. Но злость редко слушает доводы.

Город обсуждал его везде.

У заправки Харви сказал шерифу:

– Я слышал, он ищет пятый склад.

– Пятый?

– Да.

– Этот парень нас всех похоронит.

В магазине тканей Сара жаловалась Дженни:

– Покупателей нет. Все деньги уходят к нему. Я сама плачу ему за склад, и каждый месяц отдаю последние.

– Но ведь ты сама пришла, – сказала Дженни.

– Пришла. У меня не было выбора.

Даже библиотекарь шепталась с соседкой:

– Мы платим ему за хранение книг. И это унизительно.

Однажды вечером к нему подошёл шериф Ллойд. Он стоял у ворот склада, наблюдая, как Джон проверяет замки.

– Слушай, – сказал Ллойд. – Люди на грани. Я слышу разговоры. Кто-то хочет объединиться и «поставить тебя на место».

– Закон на моей стороне, – ответил Джон.

– Закон может и на твоей. Но толпа закону не подчиняется.

– Я готов.

Шериф долго смотрел на него, потом только покачал головой и ушёл.

Тем временем цены в городе росли. Хлеб стоил вдвое дороже, чем год назад. Молоко стало редкостью, а сахар исчезал с полок. В библиотеке отключили отопление, и дети сидели в куртках. В школе задерживали зарплату учителям. В фермерских семьях ели только фасоль и картошку.

И все видели, что один человек продолжает расти.

В «Rusty Spur» вспыхнула ссора.

– Я не буду больше платить ему! – закричал Стив. – Пусть сам подавится своими стенами!

– А куда ты денешь свои шины? – спросил Дейв.

– На улицу выкину!

– Их украдут.

– Да хоть украдут!

Кто-то крикнул с дальнего столика:

– Да все мы его ненавидим!

Но никто не подошёл к Джону. Он сидел за стойкой и пил пиво, словно ничего не слышал.

Наутро кто-то порезал колёса у «Taurus». Джон спокойно поставил новые у Рэя.

– Ты вообще не злишься? – спросил Рэй.

– Нет.

Через неделю Джон купил четвёртый склад. Люди были в ярости.

– Четыре! – кричал Дейв. – Ему мало трёх, теперь четыре!

– Он скупает город, – сказал Мел.

– Мы должны что-то сделать, – добавил Стив.

В баре говорили уже открыто.

– Надо сжечь его склады.

– Ага, а потом в тюрьму.

– Тогда выгнать его из города.

Люди переглядывались. Было ясно: что-то назревает.

Линда подошла к нему в тот вечер.

– Ты понимаешь, что они готовятся?

– Да.

– Они не остановятся на словах.

– Я знаю.

– Ты не боишься?

– Нет.

Она долго смотрела на него, потом сказала:

– Ты странный человек, Джон. Никто не понимает, откуда ты взялся.

Он молчал.

Зимой город стал тише. Снег лёг тонким слоем и быстро почернел от пыли. Вечерами дым висел над крышами. Люди сидели в домах, но разговоры о Джоне не прекращались. На каждой кухне говорили: «Он купит всё», «Мы должны его остановить».

Джон же сидел у себя в мотеле и писал в тетрадь: «Склады – 820 в месяц. Машины – 45 в день. Общий доход растёт». Его почерк был ровным, движения руки – спокойными.

Однажды ночью он снова обошёл все четыре склада. Они стояли тёмными громадами, возвышаясь над городом. Ветер завывал, крыши скрипели. Джон положил ладонь на холодный металл ворот и сказал тихо:

– Это только начало.

И казалось, что склады слушают его и отвечают эхом.

Глава 11. Записи в тетради

Январь в Рок Ривере наступил резко. Вечером ещё казалось, что воздух терпимый, а утром окна домов покрылись узорами инея, словно сам мороз рисовал на стекле. Снег падал мелкими крошками и тут же превращался в грязную кашу, которую ветер гнал вдоль улиц. Дома выглядели уставшими: крыши перекошены, краска облупилась, окна залеплены одеялами. По вечерам город заволакивал дым – густой, едкий, пахнущий сырой древесиной. Люди жгли всё, что находили: дрова, старые доски, даже мебель.

Магазины были полупустыми. За стеклом скучали консервные банки, несколько пачек крупы, редкие бутылки дешёвой газировки. На хлеб очередь тянулась ещё до открытия, люди топтались на морозе, прятали руки в рукава. На заправке бензин лился каплями – каждый считал, сколько долларов уйдёт за галлон.

И среди этой нищеты стояли склады Джона.

Первый был, как огромная железная коробка: ворота ржавые, но крепкие. Внутри пахло пылью, досками и железом. Узкие коридоры между перегородками были похожи на улочки маленького города: в одной клетке лежали доски Майка, в другой рулоны ткани Сары, дальше – книги в коробках. Когда Джон проходил там, его шаги звучали гулко, как колокольный звон.

Второй склад был мрачнее. Длинный, низкий, с протекающей крышей. Там было сыро, и запах плесени смешивался с запахом металла. Вёдра стояли по углам, вода капала в них с монотонным звуком. Лампочки под потолком горели тускло, и тени по стенам казались фигурами людей.

Третий был бывшим продуктовиком. На полу – масляные пятна, гнилые поддоны. Но и здесь стояли сундуки, коробки, стеллажи. Люди приносили всё, что не помещалось в их домах.

Четвёртый – самый страшный. Огромная тёмная громада на окраине. Его окна смотрели пустыми глазницами. Ветер выл в воротах, и казалось, что склад сам дышит. Дети шептались: «Там живёт Джон».

Вечером в «Rusty Spur» воздух был густой от табачного дыма. Пиво лилось медленно, как вязкая жидкость. Мужчины сидели кучками, глухо переговаривались.

– У него уже четыре склада, – сказал Дейв, сжав кулак. Его голос был грубый, натянутый, будто он держал злость в себе слишком долго.

– И машины, – добавил Мел. Он сидел, уставившись в кружку, и пальцы его дрожали. – Он на всём зарабатывает.

– Мы только арендуем у него жизнь, – сказал дальнобойщик. Его глаза блестели, и в голосе слышалась усталость.

Люди молчали, потом кто-то крикнул из угла:

– Сжечь его склады! Пусть знает, что мы не рабы!

Гул прокатился по залу, как ветер по полю. Никто не засмеялся. Только взгляды стали тяжелее.

А дома было не легче.

У Дейва на кухне лампа горела жёлтым светом. Дети ели картошку и слушали молча. Жена смотрела на мужа усталым взглядом.

– Ты пойдёшь? – спросила она. Голос её дрогнул.

– Пойду, – ответил он, не поднимая глаз.

– Что ты сделаешь?

– Верну наш город.

Сын сказал тихо:

– Но, папа, ты же сам платишь ему.

Дейв сжал кулак и ударил по столу. Лампа дрогнула, картошка на тарелке качнулась.

– Потому что он заставил! – сказал он. – Но завтра мы его остановим.

У Сары дома пахло сыростью. Рулоны тканей стояли в углу, пылились. Муж сидел у окна, курил.

– Я снова заплатила, – сказала она, закрывая лицо руками. – Рулоны там, деньги у него.

– Завтра всё решится, – сказал муж. – Завтра мы скажем ему «нет».

Она плакала молча, и дым из сигареты медленно тянулся к потолку.

В спальне шерифа Ллойда стояла тишина. Его жена смотрела прямо в глаза.

– Ты не можешь больше быть в стороне. Люди требуют от тебя выбора.

– Я с законом, – сказал он тихо.

– Закон – бумага. Люди – твои соседи. Если ты не с ними, они отвернутся.

– Если я не с законом, я не шериф.

– А если останешься шерифом, но потеряешь нас?

Ллойд отвернулся к окну. За стеклом во мраке светились только тусклые фонари.

Джон в это время сидел в мотеле. На столе лежала его тетрадь, строчки цифр были чёткие, аккуратные. Он писал: «Склады – 950 в месяц. Машины – 45 в день». Его лицо было спокойным, будто за стенами не гудел целый город.

И вот ночью они пришли. Снег скрипел под ботинками, дыхание вырывалось белыми облаками. Около двадцати человек. Куртки, шарфы на лицах, глаза блестят. В руках – канистры, ломы.

Они подошли к первому складу. Металл ворот блестел под луной.

– Сегодня мы вернём себе город, – сказал Дейв. Его голос был глухим, но твёрдым.

Он поднял канистру, плеснул бензин. Запах ударил в нос.

– Поджигай! – крикнул кто-то.

Ворота скрипнули. Джон вышел. В руках фонарь. Свет упал на его лицо. Он стоял спокойно, будто ждал их.

– Что вы делаете? – спросил он ровно.

Толпа остановилась. Бензин блестел на воротах, но никто не двигался.

– Мы выгоняем тебя, – сказал Стив. Его голос сорвался. – Ты душишь нас.

– Я ничего не забрал, – сказал Джон. – Вы сами пришли ко мне.

– Мы пришли, потому что у нас не было выбора! – закричал Дейв. Его лицо было красным, глаза горели.

– У каждого есть выбор, – сказал Джон.

Ветер завыл. Толпа зашумела. Кто-то поднял лом, кто-то шагнул вперёд.

И тогда из темноты вышел шериф Ллойд. Фонарик в руке. Свет полоснул по лицам.

– Всем по домам, – сказал он. Его голос был твёрдый. – Немедленно.

– Это не его город! – крикнул Дейв. – Это наш!

– По домам, – повторил Ллойд.

Люди переглянулись. Лом упал на снег. Канистра качнулась в руках и шлёпнулась на землю. Постепенно они начали расходиться. Сначала один, потом другой. Толпа растворялась в темноте.

Джон стоял неподвижно. Его лицо оставалось холодным.

Утром город гудел.

На заправке Харви сказал:

– Они почти сожгли его склад.

– Но не сожгли, – ответил Мел. – Потому что он вышел сам. И смотрел так, будто они дети.

В магазине Сара сказала Дженни:

– Он не боится.

– И от этого страшнее, – ответила та.

Вечером Линда подошла к нему в баре. Её голос был тихим.

– Теперь всё изменилось.

– Да.

– Они тебя боятся. Но страх ведёт к ненависти.

– Пусть.

– Джон… кто ты?

Он посмотрел на неё долго. Потом отвёл взгляд.

Ночью он снова обошёл склады. Огромные тёмные громады возвышались над городом. Ветер гнал снег, крыши скрипели. Он положил руку на холодный металл и сказал:

– Это только начало.

И казалось, что склады слушают его.

Глава 12. Городские слухи

Февраль в Рок Ривере был безжалостным. Ветер с равнин не просто холодил – он будто проникал под кожу, пробирался в кости. Снег лежал не мягким ковром, а тонкой коркой льда, серой от угольной пыли и сажи. По улицам почти никто не ходил: редкие фигуры спешили, сутулясь, кутаясь в куртки. Вечерами город был похож на пустую декорацию: темные дома с облупившейся краской, окна заклеенные картоном и одеялами, редкие фонари с жёлтым светом.