Археология пустоты

Она отложила планшет:

– Но если это так, то наши исследования могут быть… проблематичными. Если артефакт – барьер, то, изучая его, мы можем ненароком его нарушить.

– Именно, – Максим посмотрел на свою ладонь с шрамом. – И тогда возникает вопрос – что находится по ту сторону? И хотим ли мы, чтобы оно вырвалось?

В архиве было тихо, только гудение кондиционеров нарушало молчание. Максим вдруг остро ощутил хрупкость их положения – маленькая база на безжизненной Луне, исследующая нечто, что, возможно, древнее самой Вселенной.

– Я нашел еще кое-что, – сказал он, показывая Елене рисунок Климова. – Это нарисовал один из техников, Андрей Климов. Он никогда не был в лаборатории, никогда не видел артефакт вблизи. Но то, что он нарисовал…

– Это точная копия конфигурации, которую мы наблюдали сегодня, – тихо сказала Елена, изучая рисунок. – Как это возможно?

– Он говорит, что видел это во сне. Что символы… говорят с ним.

Елена задумчиво коснулась рисунка:

– Артефакт излучает что-то. Не электромагнитные волны, не частицы – что-то, что мы не можем зарегистрировать нашими приборами. Но, возможно, человеческий мозг каким-то образом воспринимает это излучение. Особенно во время сна, когда сознательные фильтры ослаблены.

– Своего рода квантовая телепатия? – Максим скептически приподнял бровь.

– Звучит фантастически, я знаю, – Елена пожала плечами. – Но как еще объяснить то, что техник, никогда не видевший артефакт, смог нарисовать конфигурацию с такой точностью? И не только он – половина персонала базы видит похожие сны. Я сама вижу. Вы, вероятно, тоже.

Максим не стал отрицать:

– Что, если артефакт – не просто интерфейс или барьер, а… средство коммуникации? Способ для чего-то древнего говорить с нами?

– Или способ для нас говорить с чем-то древним, – добавила Елена. – Вопрос в том, хотим ли мы этого диалога? И каковы будут его последствия?

Они продолжили изучать архивы, но новых существенных данных не обнаружили. Корнилов распорядился засекретить большую часть исследований Чжан Вея после его исчезновения, и многие файлы были недоступны даже с их уровнем допуска.

К вечеру они вернулись в жилой отсек, договорившись встретиться утром для продолжения работы с символами. Максим чувствовал усталость, но знал, что не сможет заснуть – слишком много мыслей кружилось в голове. Символы, конфигурации, древнее существо, пробуждающееся от долгого сна…

В своей каюте он сел за компьютер и начал систематизировать собранные за день данные. Символы на артефакте образовывали не просто письменность, а сложную, многоуровневую систему коммуникации, где каждый знак имел множество значений в зависимости от контекста и связей с другими знаками.

Некоторые комбинации символов действительно напоминали элементы древних земных письменностей – шумерские клинописные знаки, египетские иероглифы, китайские пиктограммы. Но были и другие, совершенно чуждые, не имеющие аналогов в человеческой культуре.

Максим выделил несколько базовых паттернов, которые повторялись в различных конфигурациях, и попытался определить их значение. Это была сложная задача – без контекста, без знания грамматики и синтаксиса языка, попытка расшифровки была почти безнадежной.

Но один символ привлекал его внимание снова и снова – тот самый, что был идентичен шраму на его ладони. Центральный символ, точка схождения всех линий в «нейронной сети». Ключ. Или печать.

Максим потер ладонь, чувствуя, как шрам пульсирует в такт с его сердцебиением. Что это значило? Почему именно этот символ? И какова была связь между ним и тем, что случилось с Софьей пять лет назад?

Он вспомнил её последние слова перед исчезновением: «Найди мои записи! Я оставила ключ!» Тогда он искал повсюду – в их квартире, в её рабочем кабинете в университете, в личных вещах. Но не нашел ничего, что могло бы объяснить случившееся.

Теперь, глядя на символ, идентичный его шраму, Максим задумался – что, если ключ был буквальным? Что, если шрам на его ладони и был тем самым ключом, о котором говорила Софья?

Он открыл новый файл и начал писать – не отчет, а личные заметки, попытку собрать воедино все фрагменты головоломки. Артефакт. Символы. Шрам. Исчезновение Софьи. Исчезновение Чжан Вея. Странные сны. Всё это должно было быть связано, должен был существовать паттерн, объединяющий разрозненные элементы.

Пока он писал, в дверь постучали. Максим открыл – в коридоре стоял один из охранников.

– Доктор Волков? Полковник Северин просит вас в командный центр. Немедленно.

– Что случилось?

– Инцидент в техническом отсеке С, – лаконично ответил охранник. – Полковник объяснит детали.

По пути в командный центр Максим почувствовал нарастающее беспокойство. Технический отсек С – там, где он сегодня разговаривал с Климовым. Неужели что-то случилось с техником?

Командный центр представлял собой просторное помещение с множеством экранов и пультов управления. Полковник Северин стоял у центрального монитора, просматривая какие-то записи. Рядом с ним находились доктор Петров и несколько сотрудников службы безопасности.

– А, доктор Волков, – Северин кивнул ему. – Спасибо, что пришли так быстро. Мне сказали, вы сегодня разговаривали с техником Климовым?

– Да, – подтвердил Максим. – Он жаловался на проблемы со сном. Кошмары.

– Что именно он вам рассказал? – в голосе Северина слышалось напряжение.

– Что видит символы во сне. Символы, похожие на те, что на артефакте, – Максим решил не упоминать о рисунке, который сейчас был у него. – Он был в довольно нестабильном состоянии. Я посоветовал ему обратиться к доктору Петрову.

Северин и Петров обменялись взглядами.

– Два часа назад Климов забаррикадировался в серверной, – сказал Северин. – Отключил системы наблюдения и заблокировал доступ. Когда служба безопасности наконец смогла войти, его уже не было там.

– Как это возможно? – удивился Максим. – Там только один выход.

– Именно, – мрачно кивнул Северин. – И он был под наблюдением всё время. Климов просто… исчез.

Он активировал запись с камеры наблюдения. На экране была видна серверная – Климов сидел на полу, что-то быстро писал или рисовал на листе бумаги. Затем он посмотрел прямо в камеру, словно увидел наблюдателя по ту сторону экрана. Его губы двигались, произнося что-то, но запись была без звука.

А потом произошло нечто странное – на мгновение изображение искажилось, словно волна прошла через экран. Когда оно стабилизировалось, Климова уже не было в серверной.

– Мы проверили всю базу, – продолжил Северин. – Никаких следов. Никаких нарушений целостности базы. Никаких сигналов тревоги от систем жизнеобеспечения. Он просто… исчез. Как Чжан Вей.

Максим почувствовал, как холодок пробежал по спине:

– Что он писал на бумаге?

– Мы не знаем, – ответил Петров. – Лист исчез вместе с ним. Но перед этим он долго говорил о снах. О символах. О том, что «они приближаются».

– И вы думаете, это как-то связано с артефактом? – спросил Максим, хотя уже знал ответ.

– Два необъяснимых исчезновения, оба связаны с людьми, проявлявшими повышенный интерес к символам на артефакте, – Северин выглядел мрачно. – Да, доктор Волков, мы думаем, здесь есть связь. И именно поэтому я хочу, чтобы вы были предельно осторожны. Никаких контактов с артефактом без полной защиты. Никаких экспериментов без согласования. И главное – докладывайте о любых странных снах или видениях.

Максим кивнул, думая о рисунке Климова, спрятанном в его каюте, и о шраме на ладони, который сейчас пульсировал сильнее, чем когда-либо.

– Конечно, полковник. Я буду предельно осторожен.

Но он уже знал, что осторожность может быть бесполезной. Что бы ни представлял собой артефакт – барьер, интерфейс, тюрьма – он уже начал действовать. И процесс, возможно, был необратим.

Возвращаясь в свою каюту, Максим не мог избавиться от ощущения, что за ним наблюдают – не камеры безопасности, не другие люди, а нечто другое. Нечто древнее и чуждое, смотрящее из пустоты между звездами. И это нечто знало его имя.

Глава 5: Резонанс

– Максим Андреевич, вы не спали, – Елена не спрашивала, а утверждала, внимательно глядя на его осунувшееся лицо.

Они встретились у лаборатории рано утром, сразу после завтрака. Исчезновение Климова взбудоражило базу – персонал перешептывался в столовой, охрана была усилена, а доступ к лаборатории с артефактом еще больше ужесточили.

– Работал допоздна, – уклончиво ответил Максим, потирая воспаленные глаза. – Систематизировал данные о символах.

На самом деле, он провел почти всю ночь, анализируя рисунок Климова и сравнивая его с изображениями артефакта. Сходство было не просто поразительным – оно было математически точным, включая пропорции и взаимное расположение элементов. Словно техник не рисовал по памяти, а создавал точную копию с оригинала, который видел собственными глазами.

– Полковник Северин ограничил доступ к лаборатории после вчерашнего инцидента, – сказала Елена, проводя своей карточкой по сканеру. – Но нам с вами дали расширенные полномочия. Корнилов настаивает на ускорении исследований.

– Ускорении? – Максим недоверчиво покачал головой. – После двух необъяснимых исчезновений?

– Именно поэтому, – Елена понизила голос, хотя в коридоре никого не было. – Корнилов считает, что исчезновения подтверждают важность артефакта. Что это не просто древний объект, а технология. Возможно, оружие или источник энергии.

– Или источник опасности, – заметил Максим.

Они вошли в раздевалку и начали облачаться в защитные костюмы. Максим заметил, что Елена дольше обычного проверяла целостность своего снаряжения.

– Что вы планируете сегодня? – спросил он, застегивая последнюю застежку.

– Хочу провести эксперимент с направленным излучением, – ответила она. – Артефакт явно реагирует на внешние стимулы, но реакция неустойчива, непредсказуема. Мы попробуем различные частоты электромагнитного спектра, а также звуковые волны. Возможно, удастся найти резонансную частоту.

– Резонансную? – Максим поднял бровь. – Вы хотите заставить артефакт… вибрировать?

– Это один из способов изучения кристаллических структур, – объяснила Елена. – Каждый кристалл имеет свою резонансную частоту, при которой его внутренняя структура начинает колебаться в такт с внешним воздействием. Это может рассказать нам о строении артефакта больше, чем просто визуальное наблюдение.

Они вошли в лабораторию. Артефакт выглядел так же, как и вчера – полупрозрачный кристалл неправильной формы на подставке в центре помещения. Но Максим заметил изменения в расположении оборудования: вокруг артефакта появились новые приборы – излучатели разных типов, направленные на кристалл со всех сторон, и массив детекторов, фиксирующих малейшие изменения.

– Мы подготовили оборудование вчера вечером, – объяснила Елена, подходя к компьютеру. – Будем работать в пошаговом режиме, начиная с низких частот и постепенно поднимаясь выше. Каждая экспозиция – не более 30 секунд, затем пауза для фиксации результатов.

Максим сел за соседний терминал:

– Я буду мониторить изменения в символьной структуре.

Они начали эксперимент. Елена активировала первый излучатель – длинноволновое радиоизлучение в диапазоне нескольких килогерц. Артефакт никак не отреагировал. Они методично повышали частоту, переходя от радиоволн к микроволнам, затем к инфракрасному излучению, видимому свету, ультрафиолету…

Никакой заметной реакции.

– Странно, – пробормотала Елена, проверяя настройки. – Он словно… игнорирует стандартный электромагнитный спектр.

– Может, дело не в частоте, а в типе излучения? – предположил Максим. – Попробуйте звуковые волны.

Елена активировала акустический генератор. Низкий гул заполнил лабораторию – частота была настолько низкой, что они скорее чувствовали её всем телом, чем слышали.

Снова ничего.

Они методично поднимали частоту звука, переходя от инфразвука к слышимому диапазону. При 432 герцах – частоте, близкой к ноте «ля» первой октавы – Максим заметил легкое мерцание внутри кристалла. Ничего существенного, мимолетное изменение в игре света.

– Вы это видели? – спросил он.

Елена кивнула:

– Небольшое возмущение внутренней структуры. Но недостаточно выраженное. Продолжаем.

Они достигли диапазона высоких звуковых частот, приближаясь к ультразвуку. Никаких заметных реакций.

– Возможно, мы ищем не там, – вздохнула Елена, отключая акустический генератор. – Или сочетание частот неправильное.

Максим задумчиво смотрел на артефакт:

– Попробуйте сочетать звук и свет. И… – он запнулся, не уверенный, стоит ли делиться догадкой. – И, может быть, вернуться к 432 герцам. Я заметил там небольшую реакцию.

Елена скептически посмотрела на него, но перенастроила оборудование:

– Хорошо, сочетаем звук 432 герца и световое излучение в видимом спектре.

Она активировала оба генератора одновременно. Мягкий гул наполнил лабораторию, а кристалл осветился равномерным белым светом.

Сначала ничего не происходило. Затем, постепенно, внутренняя структура артефакта начала меняться – не так, как раньше, не просто перестраиваться, а буквально вибрировать в такт со звуковой волной. Свет, проходящий через кристалл, преломлялся причудливыми узорами, создавая на стенах лаборатории сложные, постоянно меняющиеся тени.

– Невероятно, – прошептала Елена, глядя на показания приборов. – Резонанс. Но не обычный физический резонанс, а нечто… квантовое. Словно внутренняя структура артефакта синхронизируется с излучением на квантовом уровне.

Максим подошел ближе к артефакту, завороженный игрой света внутри кристалла. Символы на поверхности, казалось, двигались, плавно перетекая из одной конфигурации в другую. Но самое удивительное происходило внутри – там формировалась трехмерная структура, напоминающая голограмму, но более сложная, более… реальная.

– Это… – Максим не мог подобрать слов. – Это многомерная модель. Я вижу её.

– О чем вы? – Елена оторвалась от приборов и подошла к нему.

– Смотрите! – он указал внутрь кристалла. – Видите эту структуру? Она не трехмерная. Она… складывается сама в себя. Как если бы четвертое пространственное измерение проецировалось на наше трехмерное восприятие.

Елена всматривалась в кристалл:

– Я вижу сложную геометрическую структуру, но не уверена, что понимаю, что вы имеете в виду под…

Она не закончила фразу. В этот момент артефакт начал пульсировать более интенсивно. Свет внутри него стал ярче, почти болезненным для глаз. Вибрация усилилась настолько, что приборы вокруг задрожали.

– Нужно прекратить эксперимент, – тревожно сказала Елена, поворачиваясь к пульту управления.

Но было поздно. С пронзительным звуком, похожим на скрежет металла по стеклу, артефакт выпустил луч света – не обычный свет, а нечто странное, пульсирующее, словно живое. Луч пронзил лабораторию, прошел сквозь стену, как будто её не существовало, и исчез.

Приборы взбесились. Одни показывали нулевые значения, другие зашкаливали, третьи просто выключились. Сирена тревоги резала слух.

– Что это было? – крикнул Максим сквозь шум.

Елена лихорадочно нажимала кнопки на пульте:

– Не знаю! Какой-то энергетический выброс. Ничего подобного мы раньше не регистрировали.

Внезапно дверь лаборатории распахнулась. На пороге стоял полковник Северин, его лицо было напряженным:

– Что у вас здесь происходит? База только что получила сигнал от Земли – они зафиксировали мощный энергетический всплеск с нашей стороны Луны.

– Это невозможно, – Елена покачала головой. – Сигнал не мог дойти так быстро. От Луны до Земли свет идет больше секунды, а затем кому-то нужно было бы…

– Сигнал пришел одновременно с вашим экспериментом, – отрезал Северин. – А Земля наблюдает странные атмосферные явления прямо сейчас. Световые вспышки в ионосфере, магнитные аномалии, помехи в электронных системах – и всё это в зоне, прямо противоположной нашему расположению на Луне.

Максим и Елена переглянулись. Северин продолжил:

– Доктор Соколова, доктор Волков, я требую объяснений. Что вы сделали с артефактом?

– Мы проводили стандартный резонансный тест, – объяснила Елена. – Комбинированное воздействие звуковыми и световыми волнами. Артефакт отреагировал… неожиданно.

– Неожиданно? – Северин скептически поднял бровь. – Он только что послал луч энергии неизвестной природы через 384 тысячи километров космического пространства с такой силой, что это вызвало возмущения в земной атмосфере. Я бы назвал это чем-то большим, чем просто «неожиданная реакция».

Он подошел к артефакту, который теперь выглядел как обычно – спокойный, инертный:

– С этого момента все эксперименты требуют предварительного согласования со мной. Никаких самостоятельных действий. Корнилов жаждет результатов, но не ценой безопасности базы.

Елена кивнула:

– Конечно, полковник. Мы не предполагали, что реакция будет такой… масштабной.

– А что именно вы предполагали? – Северин посмотрел на них испытующе.

– Резонанс внутренней структуры, – ответила Елена. – Возможно, усиление излучения, которое мы уже фиксировали ранее. Но не направленный энергетический выброс такой мощности.

Северин задумчиво посмотрел на артефакт:

– Направленный, говорите? Луч ушел в сторону Земли?

– Да, – кивнул Максим. – Прямо через стену лаборатории.

– Интересно, – Северин потер подбородок. – Как будто он… целился. Знал, куда направить энергию.

– Или с кем установить контакт, – тихо добавил Максим.

Северин бросил на него острый взгляд:

– Контакт? Вы предполагаете, что артефакт пытается… коммуницировать?

– Это лишь гипотеза, – вмешалась Елена. – Но учитывая сложную символьную структуру на его поверхности, это не кажется невероятным.

Северин помолчал, словно обдумывая услышанное:

– Продолжайте исследования, но с предельной осторожностью. Я хочу получать отчеты каждые два часа. И немедленно информируйте меня о любых изменениях в поведении артефакта.

Когда полковник ушел, Елена и Максим начали приводить лабораторию в порядок, перезагружая системы и калибруя приборы.

– Вы действительно думаете, что это была попытка коммуникации? – спросила Елена, когда они остались одни.

Максим неопределенно пожал плечами:

– Не знаю. Но я видел нечто странное внутри кристалла во время резонанса. Не просто свечение или геометрическую структуру, а… карту. Многомерную карту какого-то пространства, которое складывается само в себя.

– Вы говорили о четвертом измерении, – Елена внимательно посмотрела на него. – Вы действительно считаете, что артефакт каким-то образом связан с многомерными пространствами?

– Это объяснило бы многое, – задумчиво ответил Максим. – Странные исчезновения. Физические аномалии. Способность артефакта влиять на реальность на большом расстоянии. Если он действительно является… интерфейсом между нашим трехмерным пространством и чем-то большим, чем-то, что мы не способны полностью воспринять…

Он не закончил фразу, но Елена поняла, куда он клонит:

– Как теоретик, работающий с квантовой гравитацией, я не могу отрицать такую возможность, – сказала она. – Современная физика предполагает существование дополнительных измерений, свернутых до субатомных масштабов. Но что, если артефакт каким-то образом позволяет этим измерениям… разворачиваться? Становиться доступными?

Максим посмотрел на свою ладонь с шрамом, который пульсировал сильнее, чем когда-либо:

– Или позволяет нам входить в них. Или… им входить к нам.

В этот момент их коммуникаторы одновременно пискнули – входящее сообщение от директора Корнилова: «Срочно свяжитесь с Землей. Зашифрованный канал, код доступа "Немезис"».

Конференц-зал был пуст, кроме Максима, Елены и голографической проекции Корнилова, транслируемой с Земли. Сигнал немного запаздывал – неизбежное следствие расстояния между Луной и Землей, – но качество связи было отличным.

– Что именно произошло? – требовательно спросил Корнилов, как только соединение стабилизировалось.

Елена изложила ход эксперимента и неожиданный результат. Корнилов слушал внимательно, иногда делая пометки в планшете.

– Энергетический выброс был зафиксирован одновременно несколькими системами наблюдения, – сказал он, когда Елена закончила. – Как земными, так и космическими. Луч прошел сквозь Луну, сквозь космическое пространство и вызвал возмущения в атмосфере Земли прямо над Сибирью.

Максим вздрогнул:

– Над Сибирью? В каком именно районе?

Корнилов проверил данные:

– Восточные Саяны. Именно там…

– Где исчезла моя жена, – тихо закончил Максим.

Наступила тяжелая тишина. Корнилов выглядел встревоженным:

– Вы думаете, это не совпадение?

– А вы? – парировал Максим.

Корнилов задумчиво постучал пальцами по столу:

– В любом случае, это подтверждает потенциал артефакта. Его способность генерировать и направлять энергию на огромные расстояния превосходит всё, что мы имеем сейчас. Это может быть прорывом в энергетике, в телекоммуникациях, в…

– В создании оружия, – закончила за него Елена. – Не так ли, Андрей Сергеевич?

Корнилов не стал отрицать:

– И в этом тоже. Мы живем в неспокойном мире, доктор Соколова. Технологическое превосходство – залог национальной безопасности.

– Если мы вообще сможем это контролировать, – заметил Максим. – Сегодняшний выброс был спонтанным, непредсказуемым. Мы не направляли энергию – артефакт сделал это сам.

– Тем более нужно продолжать исследования, – настаивал Корнилов. – Понять механизм, научиться управлять им. Я хочу, чтобы вы ускорили работу. Повторите эксперимент, но с более точными настройками. Найдите идеальную резонансную частоту.

– Это может быть опасно, – возразила Елена. – Мы не знаем, какие еще реакции может вызвать артефакт. Следующий выброс может быть направлен не в космос, а внутрь базы.

Корнилов нахмурился:

– Я понимаю риски. Но потенциальные выгоды перевешивают. Полковник Северин обеспечит все необходимые меры безопасности. Если вы обнаружите признаки опасности, эксперимент будет немедленно прекращен.

Максим и Елена переглянулись. Они оба понимали, что выбора у них нет – Корнилов не тот человек, которому можно сказать «нет».

– Мы подготовим протокол эксперимента, – наконец сказала Елена. – Но нам нужно время на анализ данных и перенастройку оборудования.

– Сколько? – требовательно спросил Корнилов.

– Минимум двое суток, – ответила Елена. – Некоторые приборы повреждены, их придется заменить. И мы хотим провести предварительное моделирование, чтобы предсказать возможные реакции.

Корнилов недовольно поморщился, но кивнул:

– Хорошо. Двое суток. Но не больше. Я жду прорыва, доктор Соколова, доктор Волков. Настоящего прорыва.

Когда связь прервалась, Елена тяжело вздохнула:

– Он не понимает, с чем мы имеем дело. Для него это просто технология, которую можно использовать. Но артефакт… он не просто объект. Он активен. Реактивен. Возможно, даже разумен.

– И сегодня он установил контакт с местом исчезновения моей жены, – тихо сказал Максим. – Это не может быть совпадением.

Елена внимательно посмотрела на него:

– Вы думаете, существует связь между тем, что произошло в Сибири пять лет назад, и этим артефактом?

– Должна быть, – кивнул Максим. – Символы на артефакте идентичны тем, что были на кристалле, найденном Софьей. Шрам на моей ладони – копия центрального символа. И теперь этот луч, направленный точно в то место…

Он замолчал, собираясь с мыслями:

– Что, если артефакт не просто древний объект? Что, если это часть чего-то большего, чего-то… распределенного? Система, компоненты которой разбросаны по космосу, возможно, даже по времени?

– И ваша жена наткнулась на один из этих компонентов, – задумчиво произнесла Елена. – А теперь мы нашли другой. И они… что? Пытаются воссоединиться?

– Или пробудить что-то еще, – сказал Максим. – Что-то, что спало миллиарды лет.

В конференц-зале повисла тяжелая тишина. Максим смотрел на свою ладонь с шрамом, думая о последних словах Софьи перед исчезновением: «Найди мои записи! Я оставила ключ!» Может быть, ключ был не метафорой. Может быть, он был буквальным – шрам на его ладони, символ, который теперь проявился в центре артефакта.

И если это так, то что он открывает? И стоит ли это открывать?

На следующее утро базу накрыло радиомолчание с Земли. Все системы связи работали нормально, но сигнал не проходил. Словно что-то блокировало коммуникации – что-то между Луной и Землей.

– Это началось примерно через шесть часов после эксперимента, – сообщил Северин на экстренном совещании. – Сначала были помехи, затем связь пропала полностью. Мы можем отправлять сигналы, но не получаем ответа.