Связь между мирами

– И вот так чуть не каждый день, – вдруг басом сказала служанка. – Король уже давно заявлял, что если бы не этот, наша страна была бы уже в три раза более великой!

– Кто «этот»? – не поняла я.

– Ну, Дамнозис, – неохотно пояснила она, зябко оглядываясь.

– Ты, Поля, слушай Лавву, она у нас политически подкованная, ни одной газеты не пропускает, – заметил Орм с усмешкой и поднялся.

– Поехали. Пуфик, пшел сюда…

Толстый белый конек доел что-то на грядке и со счастливым видом подбежал к нам.

Остаток дня прошел в заботах. Отдохнувший табун требовалось выгнать на обширное поле, чтобы он побегал, но при этом не разбежался. Спотыкаясь о собственный кнут, я носилась по скользкой коричневой траве и вопила неразборчивые команды под равнодушно-презрительным взглядом Орма, который стоял посреди поля и ел травинку.

– Ой, тяжеловато, – выдохнула я, оказавшись рядом с ним.

– Ничего, завтра к ним хозяева придут, тренировать их. Они, значит, мучиться будут, а мы отдохнем. Давай загоняй и пошли ужин готовить. По именам зови, по именам, быстрее запомнишь.

– Э, Люстра, то есть Молния, назад! – завопила я и, поскальзываясь, побежала за леопардовой кобылой.

Вечером, на салатовом закате, когда мы с Ормом варили кашу на чем-то вроде полевой кухни, расположенной рядом с конюшнями, нас неожиданно навестила Нола.

– Ты, Поля, на нас не обиделась? – прежним радостным голосом поинтересовалась она. – Ты не обижайся: мамуля у меня хорошая, но у нее немножко расстроенные нервы. Она похлопала меня по плечу и заглянула мне в глаза. – Ну что, не сердишься?

– Да не сержусь, – пробормотала я.

– Вот и хорошо! Знаешь что, а давай ты переночуешь у нас, а то ты еще ни разу не видела свою комнату для гостей! Ормик, можно?

– Я ей не указ, – отмахнулся дед. Нола радостно запрыгала и потянула меня за руку.

На уже знакомого мне ее коня в ковровой попоне я с гордостью забралась совершенно самостоятельно, и мы направились по знакомому маршруту.

К тому времени как мы достигли Нолиного дома, успело совершенно стемнеть. Задул неприятный порывистый ветер, на коричнево-зеленоватом небе появилась единственная красная звезда, и не взошло ни одной луны. В возникшем на горизонте, словно черный силуэт, доме горело одинокое тусклое и красноватое, в тон звезде, окно.

– Ваши родители уже спят? – поинтересовалась я.

– Да нет, они уехали в столицу, завтра утром вернуться, если дорогу не развезет.

Заходи, не стесняйся, – спрыгнув с коня, Нола распахнула дверь и приглашающе кивнула в чернильную темноту за ней.

Последующие несколько минут напомнили мне экскурсию для слепых.

– Здесь лестница, – подталкивая меня в спину, говорила Нола. – Чувствуешь, какие перила гладкие? Это специальное зеленое дерево… А вот тут, – сообщала она, когда я чуть не провалилась в какую-то дверь, – папулин кабинет. Очень красивый, выходит на солнечную сторону… Вот эта круглая ручка – это от двери в мамулину спальню, у нас там висит такой хорошенький ковер с белой лошадкой. Осторожно, тут высокая ступенька. А вот и гостевая комната, видишь, я там специально свет зажгла, чтобы было уютнее.

Я увидела длинную светящуюся красную щель и подтолкнула дверь. Дверь скрипуче открылась, щель расширилась, и мы оказались в чем-то вроде старинного гостиничного номера, где имелись тощий резной столик с витиеватыми водяными часами, кресло, плетенное из желтых в красных пятнышках прутьев, широченная кровать с постельным бельем, выдержанным в коричневых тонах, с продавленной серединой и поднятыми краями, черный шкаф-монолит и чей-то неразборчивый портрет на каменной стене.

Под высоченным, не ниже трех с половиной метров, потолком, висела на цепи, кажется, масляная лампа и испускала тусклый красный свет.

– Уютно, правда? – подсказала мне отзыв о комнате Нола и радостно плюхнулась на кровать. – Ты ведь еще не спишь? Я хочу с тобой посидеть, а то мне скучно.

– Ну, сидите, – ответствовала я, осторожно садясь в холодное скрипучее кресло. Нола, оживившись, перевернулась на живот и заболтала в воздухе ногами.

– Слушай, а ты правда из дома сбежала? – прошептала она.

– Ну… В каком-то смысле.

– А где ты жила?

– Понимаете ли, – начала я осторожно, внимательно следя за выражением ее лица. – Я из одного малюсенького поселка, который очень далеко от столицы. Мы там жили так как-то… уединенно, что даже о Дамнозисе мне в подробностях ничего не известно.

– Да ну? – удивилась Нола. – Вот счастливая… И что тебе в твоем поселке не сиделось? К вам небось ни разу полиция не приезжала?

– Ни разу, ни разу, – закивала я, как китайский болванчик.

– Ну ладно, – прошептала Нола таким голосом, каким обычно рассказывают страшные истории. – Хочешь, я тебе объясню? Я знаю, хоть историю и не учила, школы же закрылась.

– А почему они закрылись?

– Так… Когда Дамнозиса поймают, тогда откроются.

– Так что вы мне хотели объяснить? – поторопила я ее в надежде, что наконец хоть что-нибудь пойму.

– Ну, вот что. – Нола уселась по-турецки, оперлась руками на колени и быстро зашептала:

– В общем, на Лине всегда жили вместе люди и маги: белые и черные. Белые маги помогали правительству, служили в полиции и были при дворе, а черные были сами по себе. Вначале они спокойно жили в горах, а потом, с какого-то времени, начали делать людям гадости. Насылали проливные дожди, ветры, от которых дома рушились. И самих людей, которые им встречались в горах, заколдовывали: в камень превращали. Там, говорят, можно увидеть на тропах эти каменные фигуры… Ну, конечно, белые маги объединились, чтобы защитить людей, и начали истреблять черных магов или выгонять их из страны в пустыню, где никто не может долго прожить. И к нашему времени остался всего один черный маг, Дамнозис. Только он из них самый злой и самый хитрый. Говорят, он вообще не в своем уме: всем вредит просто так. Его никак не могут найти, хотя ищут уже почти сто оборотов, начали еще при моей бабушке, и из-за этого мы совсем не живем нормально. Видишь, какая у нас теперь погода? Очень редко бывает тепло. Это он дожди насылает, у нас из-за него вся страна пришла в упадок…

– Слушайте, а он что, долгожитель?

– Обычно он живет для мага… Ему, говорят, всего оборотов триста, а они доживают до тысячи.

– В расцвете сил, – пробормотала я, поеживаясь. – А его видел кто-нибудь?

Нола наклонилась ко мне и зашептала:

– Говорят, что если в полночь пойти в горы, то откроется дверь в горное убежище, а там висит его портрет.

– И много народу ходило? – заинтересовалась я.

– Говорят, ходили раньше. Почти никто не возвращался…

«Ну еще бы – в темноте лазать по горам!» – подумала я, недоумевая, почему же мне так неуютно.

– А кто возвращался – теряли память… Но я знаю, как он выглядит, потому что полиция нам рассылала его словесный портрет, чтобы мы, если где увидим его, сообщали.

Я невольно хмыкнула.

– Так вот: он довольно высокий, вроде Лоца, только худой, кожа у него серо-коричневая, глаза черные, там нет зрачков…

– А может, радужки? – пискнула я.

– Может… Брови тоже черные, почти сросшиеся, нос крючковатый, зубы острые… Волосы у него очень длинные, тоже черные и такие жесткие и крепкие, что их не отрубишь даже топором. Еще на руках у него длинные заостренные ногти, а на правой руке – серебряный браслет, в ушах пять сережек, тоже серебряных. Ходит он в черной или коричневой длинной одежде, подпоясанной широким поясом с серебряной вышивкой…

Перед моим мысленным взором постепенно возникало что-то вроде франтоватой Бабы-Яги – особенно сбивало с толку количество украшений.

– Н-ну, – сказала я, удивившись своему трясущемуся голосу. – По-моему, если бы такое появилось где-нибудь поблизости, то вы бы безо всякой просьбы обратились бы в полицию.

– Да, но он умеет скрываться! Может быть, он вообще ходит где-то рядом. Может даже, сидит сейчас на крыше нашего дома и что-нибудь… – Нола содрогнулась. – Рисует!

– Здорово! – не выдержала я. – А почему не вяжет на спицах?

– Поля, ты разве не знаешь, что черный маг чаще всего колдует картинками? Он вначале нарисует, что хочет, а потом это происходит!..

Из последних сил успокаивая себя, я подумала, что персональная выставка существа, которое столь часто практикуется в рисовании, должна представлять определенный интерес. Как раз в это время Нола прошептала:

– Нам говорят, что об увиденных картинках – на земле или на стене – тоже надо сообщать в полицию. Я, к счастью, не видела, а то бы, наверное, померла со страху!

Здесь я была полностью с ней солидарна. Обе мы, тяжело дыша, довольно долго напряженно смотрели в черное окно, где отражался красный огонь лампы.

– Да, Поля, – вдруг защебетала Нола как ни в чем ни бывало. – Я забыла тебе сказать. В общем, мамуля у меня такой человек… Она, конечно, хорошая, но она так расстроилась, что ты не из столицы… В общем, ничего, если у тебя зарплата теперь будет не сорок, а тридцать хнык? Я, понимаешь, так тебе сочувствую, но я ничего не могла поделать. Ох, что-то я так устала… Слушай, мы с тобой так хорошо поболтали, я совсем успокоилась. Пойду я к себе, ладно? А ты тоже спи.

Не успела я оглянуться, как она спрыгнула с кровати, помахала мне и выскочила за дверь. Я осталась в кресле. Ничего себе! Напугала, лишила десяти хнык и оставила!

– А еще не дай бог если лампа погаснет… – пробормотала я вслух, слезла с кресла и мрачно провалилась в кровать, готовясь провести бессонную ночь.

Однако кровать оказалась неожиданно теплой, а свет лампы из красного постепенно сделался спокойно-желтоватым. За окном почему-то немного посветлело. Оказывается, это вышла большая и довольная половинка луны. Она была ярко-зеленой из-за здешнего солнца. И даже Дамнозис, предположительно вяжущий на спицах на крыше, теперь меня не так пугал. Я зевнула и погрузилась в сон.

ГЛАВА 6. САМОДВИЖУЩАЯСЯ КОЛЕСНИЦА

Проснулась я довольно рано, потому что кто-то то и дело со скрипом и стуком мчался мимо моей комнаты по лестнице, а потом, в довершение всего, заглянула Нола и грянула бодрым и радостным голосом:

– Поля, вставай, уже пятнадцать тысяч мигов – тебе пора на работу!

– Щас пойду, – мрачно отозвалась я.

– Да не надо идти. За тобой Пуфик приехал.

Я обалдело поморгала.

– Как это? Без Орма?

– Ну да, а что такого? Он знаешь какой умный!

Я не знала, да и знать не хотела, но тем не менее, пришлось вставать. Родители Нолы еще не приехали, на улице снова было сыро, промозгло, и из тяжких туч моросил мелкий дождь. Пуфик как ни в чем не бывало действительно поджидал меня на излюбленной им грядке, переминаясь по ней и топча ее копытами. При виде меня он вскинул голову и заржал: то ли приглашающее, то ли угрожающе. Я пробормотала «хороший, хороший», и, воровато оглянувшись, чтобы убедится, что Нола меня не видит, взяла коня за уздечку и пошла пешком, ведя его за собой. Пуфик не протестовал, только косил на меня черным глазом и подметал землю хвостом. Хвост, как и грива, блестел от мелких капелек, а сама шкура потемнела от сырости. К тому времени, как мы добрались до конюшен, я отсырела точно так же, потому что выяснилось, что я не умею запоминать дорогу. Возможно, я довольно долго бы бродила по чистому полю, если бы Пуфик вежливо, но настойчиво не потянул меня в нужную сторону.

Орм с кнутом и хмурым видом торчал перед входом в конюшню, сапоги его были чуть не по самые голенища в грязи.

– Ну и чего мы? Перетрусили и заблудились в поле? – встретил он меня. – Между прочим, если бы ты шла не пешком, то успела бы выгнать со мной коней на поле для тренировок.

– Ну давай я за ними присмотрю! – заискивающе сказала я, заглядывая под его нахмуренные брови.

– Еще не хватало! За ними сейчас хозяева смотрят, они их тренируют. И зачем тебе надрываться, если и так зарплату понизили?

– А ты откуда знаешь?!

– А по другому поводу они ночевать к себе не приглашают…

– Ладно, не в хныках счастье! – философски заметила я и подышала на руки. – Слушай, может, погреемся?

– Ну так пошли, – отозвался Орм и, сгорбившись, прошел обратно в конюшню. Там, в уже знакомых мне сенях мы уселись на топчане рядом с малюсенькой печкой вроде буржуйки и принялись завтракать все той же коричневой кашей и водой – меню нам явно никто разнообразить не собирался. Сквозь маленькое окошко, похожее, скорее, на дырку в стене, лился серовато-болотный свет, выл ветер. «Опять небось Дамнозис наколдовал», – подумала я и вздрогнула. Орм отставил тарелку и, откинувшись назад, искоса взглянул на меня.

– Чего-то ты, Поля, после ночевки в этих роскошных покоях аж с лица спала.

– Спадешь тут! – проворчала я. – Десять хнык…

Старик понимающе кивнул. Я продолжила:

– Да еще Нола мне такого порассказал о.. ну этом… Черном маге.

– О Дамнозисе?

– Ну… да, о нем. Ты знаешь, как он выглядит? У него сросшиеся черные брови, крючковатый нос, острые зубы и ногти… А волосы черные, длинные и такие крепкие, что их не отрубишь даже топором!

– А что, кто-то рубил? – поинтересовался Орм, слушавший меня прикрыв свои холодные глаза.

– Понятия не имею. А что?

– А то, что не надо глупости повторять.

– Это не глупости, а полиция приметы дала! – возмутилась я. – Еще, помнится, у него браслет на руке, пояс на поясе и то ли пять, то ли шесть сережек, только не знаю, в одном ухе или в обоих.

Орм закашлял в кулак.

– Да, уж это особенно страшно.

– Честно говоря, неприятно, – призналась я. – А ты не знаешь, в двух ушах у него серьги или в одном?

– Откуда мне знать! Да и потом, вдруг он их переоденет… А полиция, чем словами ерунду говорить, как всегда, лучше бы фотографию разослала, все больше толка.

– Фотографию?! – изумилась я. – Так у вас тут есть фотографии?

– Где – у нас? – внимательно посмотрел на меня конюх. – Везде есть. Ты не видела, что ли, что в гостевой комнате, в которой ты спала, висит портрет Нолиной матери. Ретушь там, конечно, неслабая, узнать ее трудно. У нас фотографы как хныки увидят, машинально приукрашивают.

– А, понятно.

– И откуда же ты, Поля, прибыла-то? У вас там и фотоаппаратов нет?

Дед снова изучающе взглянул на меня, а я на него. Несмотря на то, что взгляд его не выражал ни интереса, ни приветливости, мне вдруг нестерпимо захотелось хоть с кем-то поделиться тем, откуда я на самом деле. В конце концов, что они все могут мне сделать? Хуже, по крайней мере, будет вряд ли.

– Слушай, Орм, – прошептала я, наклоняясь к нему. – Я тебе могу рассказать, откуда я, только ты не удивляйся.

– Ну, удивишь ты меня навряд ли.

– Я из другого мира!

– Хм.

– Точнее, даже из другой Вселенной, – поправилась я. – Я с планеты, которая называется Земля.

– А, инопланетянка, значит. А на наших похожа как родная!..

– Ну ты мне, конечно, не веришь…

– Почему? Ты будешь дальше рассказывать-то?

– Буду… Ну так вот: у нас на Земле техника ушла далеко-о-о вперед! Фотоаппараты у нас снимают так, что в ретуши снимки не нуждаются.

– Достижение…

– Ну, Орм! Не ворчи! – по свойски отмахнулась я от него. – Еще у нас есть устройства, которые летают по небу и по космосу, а по земле у нас ездят… – я попыталась припомнить книги, где цивилизованные герои общаются с аборигенами в банановых юбках, и выдала:

– …Ездят самодвижущиеся колесницы!

– Да? – Орм поднял одну бровь, и в глазу под ней появился умеренный интерес. – А каким образом они самодвижутся?

Теперь уже дикарем себя почувствовала я. Вроде бы папа, ругаясь на машину, упоминал какую-то чертову коробку и проклятый кардан, а также какой-то цилиндр, который потек. Как цилиндр может течь?..

– Ну, автомобиль, то есть колесница, работает на двигателе внутреннего сгорания, – вяло забормотала я.

– И что в нем сгорает? – прервал меня въедливый дед.

– Бензин.

– А что это?

– Жидкость такая вонючая, ее получают из нефти. Она, значит, горит, а машина едет…

– Как едет?

– Ну, там какая-то система поршней толкает колеса, – угрюмо ответила я – перед моим внутренним взором почему-то стоял паровоз. – И еще, вроде, там что-то дает искру…

У Орма, кажется, был логический и ясный для пожилого человека ум. Подперев голову рукой, он попытался структурировать мои хаотичные сведения:

– Ты хочешь сказать, что как паровая машина работает на силе пара, так эта – на силе дыма? Но это странно, для меня, по крайней мере.

– Ну для тебя – конечно, – гордо отозвалась я.

– Погоди… Если этот бензин получается из нефти, то он, скорее всего, сильно горит или даже взрывается. Затем у тебя что-то и высекает искру: вы ездите на силе взрывов!

– Это может быть, – не стала спорить я, – у папы сколько раз выхлопная труба так стреляла – будто что-то правда взорвалось.

– Ну-ну, – прокряхтел Орм. – И чего еще там у вас есть?

– Еще компьютеры, то есть думающие и вычисляющие механизмы.

– А как они работают?

– На микросхемах, – сказал я несчастным голосом и посмотрела на него умоляющим взглядом. Орм вдруг отрывисто рассмеялся, даже холодный взгляд его несколько повеселел.

– Ладно, Поля, не просвещай, останусь неучем…

– Вообще-то, – неожиданно для себя выдала я, – меня зовут не Поля, а Полина, и я пользуюсь сокращением Лина, но когда прилетела сюда, решила им не представляться, а то стишком претенциозно.

– Правильно решила. Но Лина тебе больше к лицу. Так, значит, и буду тебя звать, неприлюдно. А вообще по тебе, конечно, видать, что ты инопланетянка. Я так сразу заметил, что что-то не то.

– А что?

– У тебя волосы двухцветные. У головы серые, а дальше желтые.

– Не серые, а пепельные и не желтые, а золотистые! – возмутилась я. – Ты, Орм, прямо как мой дедушка! Не двухцветные они, а просто я их осветлила краской, а от корней растут волосы естественного цвета.

– Краской? Это у вас еще одно достижение?

– Ну да, если у вас такого нету.

– От этой дури избавлены… Бывает, правда, кто седеет, корой полосатого дерева красится, получается коричневый, но белой краски нету.

– Жаль, – вздохнула я.

– Чего жаль! Пускай свои растут! Что за безвкусица – волосы желтые. Серые тебе лучше подходят к лицу.

– Спасибо, – иронически сказала я.

– Не за что… Слушай, Лина, так ты, значит, к нам прибыла, а обратно когда собираешься?

– Не знаю, – пробормотала я, пряча глаза. – Хочу еще пока побыть. Мне тут у вас интересно…

– Оно по тебе и видно, что интересно-то: всю трясет от интереса.

– Это от холода.

– А холодно со страху. Не можешь обратно попасть, так и сказала бы.

– Не могу, – тоскливо сказала я и уставилась в мокрое окно. Тут меня осенило.

– Слушай, Орм! А может, это меня Дамнозис не выпускает?!

– Ну да! Тебя только ему и не хватало, – проворчал конюх. – Зачем ему это надо-то?

– А так! Из вредности! Нола мне сказала, что он сумасшедший и злой.

– А ей это сказала полиция, а ты за ними повторяешь эту пропаганду.

– Так что, ты считаешь, что они преувеличивают?

– Я считаю, что вначале надо думать своей головой, а потом уже чужой, – буркнул старик, встал, и, со скрежетом отворив дверь, вышел под мелкий дождь – отнести к емкости с водой миски из-под каши. Я сидела, обхватив упомянутую им голову руками. Голова думать отказывалась. На душе было мрачнее, чем на улице.

– Ненавижу дождь! – с надрывом заявила я вернувшемуся Орму.

– Ничего, авось распогодится, – зевнул он. – Иди-ка ты к себе в домик, а я подремлю. К вечеру пойдем коней забирать…

Я послушно встала и понуро направилась к себе в избушку.

ГЛАВА 7. КОНИ И КОГТИ

Под бульканье стекающего с крыши потока дождевой воды я, улегшись на кровать, на какое-то время задремала. И тут мне начал сниться кошмар. Мне чудилось, что на крыше моего домика сидит кто-то в черной одежде, с длиннющими волосами (лица я, к счастью, не разглядела), делает когтистыми руками уже знакомые мне по Лоцу движения, будто тянет за тонкую невидимую ниточку, а на небо с грохотом наезжает огромная иссиня-фиолетовая туча с просветом в форме надписи «Ха-ха-ха»…

Ну что же это такое! Действительно, только такому человеку как я, может сниться в одном мрачном сне другой кошмарный сон!

Я проснулась от собственного возмущенного вопля и, подскочив, свалилась с узенькой кровати на деревянный занозистый пол. Как ни странно, за время, пока я спала, все вокруг изменилось в лучшую сторону. В маленькой закопченной печке бодро горел огонь, на столе появилась миска с какими-то вареными фиолетовыми корнеплодами, похожими на свеклокартошку, а тучи за окном напрочь исчезли, открыв высокое бирюзовое небо. Надо же, Орм был прав! Может быть, у него, как у всех стариков, на перемену погоды что-нибудь ломило?..

За этими безмятежными размышлениями я уничтожила все вареные корнеплоды. Потом долго смотрела на водяные часы, силясь понять, сколько сейчас времени и, наконец, решила, что шестьдесят миллиардов мигов. Когда я оторвалась от часов, меня ждал еще один сюрприз – на деревянном ящике возле печки лежала аккуратно сложенная коричневая замшевая одежда – рубашка, куртка и брюки. Не без облегчения я сменила на них свой замызганный и измятый новогодний наряд, отложив его до лучших времен, и выбежала за дверь.

Низко стоящее зеленое солнце так радостно ударило мне в лицо, что я даже не заметила, что стою по щиколотки в луже. Чавкая по красноватой жирной грязи, ко мне направлялся неизменно хмурый Орм со своим вечным кнутом.

– Ормик, смотри, распогодилось! – закричала я.

– Ну, так а я что говорил, – заметил он, взглянув на меня с легким удивлением.

– Это ты мне печку разжег? Спасибо.

– Не на чем. Теперь учись сама разжигать, у меня других дел много.

– А одежду тоже ты положил?

– Еще чего! Она там со вчерашнего дня была – Нола небось притащила, чтобы тебе не было удобно на нее за десять хнык обижаться…

– Орм, да ладно тебе, в самом деле! Чего ты такой злющий! – укорила его я.

– Добрющим быть – выгоды нет, – наставительно заметил конюх. – Последнее отнимут. Поехали на поле, коней забирать…

У конюшен, поджидая нас, сох на солнце верный Пуфик. Я, уже почти не боясь, с уверенным видом лихо вскочила на него с одной стороны и свалилась на другую сторону.