Бот

– Ты всегда был в тюрьме, сейчас лишь она обрела границы.

– Ты слыхал когда-нибудь за свободу передвижения, свободу воли и всякое такое? Нельзя человека просто взять и поместить в тюрьму без суда и следствия. Да какое следствие? Я ничего не сделал. Ну да, разгонял теории заговоров, а кто не разгонял? Это же чертовски весело! И что ж теперь, иллюминаты обиделись? Я имею право выбирать, как жить! Я имею право выбирать, что говорить!

– Каждый сам волен выбирать свое заточение…

– Ты хочешь сказать, что это мой выбор оказаться в тюрьме?

– Мощь и неудержимость бытия разрушили не одну посредственную душу.

– Я не выбирал разрушение… Никогда!

– Разве?

– Я не выбирал, понял? Жизнь выбрала за меня…

– А есть ли выбор вообще?

– Есть… Выбор есть всегда, даже если незримы варианты…

– Ты думаешь, что ты другой, не так ли?

– Другой… Дальше что?

– Ты думаешь, что тебя окружают безвольные боты, а ты не такой, ты проснулся?

– Хватит копаться в моей голове. Говори, чего надо от меня?

– Кто-то всегда двигает фигуры на шахматной доске, ты не исключение. Сложно выиграть партию в шахматы, когда ты пешка, да?

– Пешка может стать ферзем.

– Но и ферзем кто-то двигает.

– Кто?

– Тот, кто влияет на твой иллюзорный выбор.

– Когда выбор состоит из двух вариантов, стоит отказаться от выбора. Понял? Игра сломана! Я победил!

– И этот ход был предначертан тем, кто двигает фигуры. Пока ты увлечен выживанием, он управляет миром. Пешки не видят дальше доски. Это прекрасная иллюзия, позволяющая пустить на смерть любого во имя победы в партии. Так почему ты здесь?

– Если ты думаешь, что жизнь – это партия в шахматы, то я тебя расстрою. Доска та же, только играют на ней в «Чапаева», и чем дальше, тем сильнее щелчки.

– Не важно, что за игра, главное – какова в ней твоя цель.

– Хватит ездить мне по ушам. Я вижу, что происходит за границами доски.

– Сознание – источник реальности. Тот, кто наблюдает за всем, создает миры. Когда ты поймешь это, все изменится. Раз и навсегда.

– Хватит изъясняться загадками!

– Dolendi modus, timendi non item!2 – Экран дернулся под звук старого модема, картинка сменилась зеленым фоном.

– Э-э-э-э, ты куда там делся? Что за манеры? Кто уходит по середине разговора? Я знаю, ты еще меня слышишь. Так почему я здесь? И почему я должен думать над ответом? Голова сейчас разорвется… Границы моего мира – эти стены. Что за ними? Моя жизнь или что-то еще? Кто наблюдатель? Что было до того, как он меня увидел? Ничего? Статистические вероятности существования частиц? Хватит задавать мне наводящие вопросы, от них загадок становится только больше. Дай мне лучше сигарет. Не могу без них думать… Ломает… Вот мой выбор, понял? Есть он! Вот он. Хочу сигарет и точка! И огня! – Я подошел к камере и заорал, – «Мальборо» с золотым теснением, зажигалку и пепельницу. Поторопись там. Мое терпение на исходе.

На экране появилась лишь фраза, написанная красивым прописным шрифтом черного цвета: «Реальность – не тюрьма, это лабиринт с сотней, тысячей выходов. Главное – найти нужный!».

«Да, пошел ты! – вырвалось из меня, – Сигарет дай. «Мальборо». Открой мне золотой стандарт наслаждения, и я отстану!»

Не думаю, что у меня было право что-то требовать в данной ситуации, но щемящие чувства несправедливости и отчаяния заставляли истерить. Куда я попал? Кто этот человек? Что я сделал иллюминатам? Почему он прячется под маской? Что у него с голосом? Что за фразы на латыни? Почему я их понимаю? Чего ему надо от меня? Нет, это не бандиты Виктора Палыча, это кто-то посерьезнее. Сектанты, не меньше! Кто двигает фигуры на этой шахматной доске? Партия мира меня совсем не интересует, а вот локальная, что отправила в сии казематы, очень даже. Он ничего не требовал, а нес лишь какую-то дичь о выборе, предначертаниях, границах, сознании и прочем дерьме.

Я наворачивал круги по камере. Вопросов с каждой секундой становилось все больше и больше, а вот ответов, как не было, так и нет. Что делать? Что делать? Что делать? Муравей тут явно не поможет… Да и нет ни одного… Даже тараканы остались в черной комнате… Что делать? Как минимум выжить… Нужно просто быть удобным, так можно приспособиться к любой системе, правда, это ломает нутро. Да и черт с ним! Конформизм отключает мозг, это к лучшему, постоянный мыслепоток сводит с ума. Главное – выйти отсюда. Что он там чесал? Вспоминай, Виталий Александрович. Мы играем в какую-то игру… В шахматы! Нет, шахматы – это всего лишь оболочка. Что внутри? Какие правила? Так, стоп! История активно убеждает нас, что цель жизни – это победа, накопление и следование по пути предков. А таков ли этот путь? Ты действительно хочешь сыграть, Виталий Александрович? В неизвестный тебе вид спорта? И выиграть шоколадную медальку? И накопить их столько, чтоб заполнилась полка? Думаешь, тебя потом выпустят? Или придется вешать еще одну полку? Неудобная истина упирается прямо в лоб человеку, но он всеми силами старается ее не замечать. Так? Ты в тюрьме! Тебя похитили! Тебя убьют! В этой игре нельзя выиграть… Твоя реальность искажена внешними воздействиями в пользу чьих-то внутренних убеждений. Но чьих? Знать бы! Кто он? Не задавая вопросов, ты будешь вынужден руководствоваться чужими ответами. Так сейчас и произошло! Он просто игнорирует все, о чем не хочет говорить… Прям как моя бывшая. А зачем? Чтоб я кушал большой ложкой их лживые факты и покорно мыслил? Куда идти и что делать? Что будет завтра? Новая комната с новым светом и каким-то извращенным запахом? Кто их вообще выбирал? Что они значат? Я попал в ад? Доигрался! Зачем ты вот, Виталий Александрович, призывал бесов на землю, да заигрывал со старухой с косой. Еще и в нелицеприятном свете их выставлял. Банальная обида подземных сил, что прорвались наверх? Или это я внизу? Почему Данте решил, что в аду девять кругов? Не три… Не пять… Не пятнадцать… Почему там кровавые реки, чудища и монстры, что истязают грешников? Почему замороженные в ледяной бездне страдают от вечного холода? Он же все это придумал. Сомневаюсь, что Люцифер отправил посланников и те нашептали ему истину. А что если подземное царство смерти выглядит вот так? Чем эта бетонная коробка не могила? Дожили! У дьявола пропала ирония? Обиделся? Серьезно? И решил меня вот так покарать? Я понял, цена игры – душа. А зачем играть, если можно просто купить? Так интереснее? Что же ты задумал, Люций? Что?

На экране появились «гличи» в формах каких-то объектов, отдаленно напоминающих людей. Они были нечеткими, а цвета избыточными. Случайные пиксели своим мерцанием убивали и так неясную картинку, что постоянно прыгала и распадалась на куски. Из колонок раздавался треск… Следом подъехал лифт… Остановился… Дзынькнул… Я открыл створки, но даже не успел рассмотреть, что тот привез, как он резко дернулся вверх… На метр… Остановился… Постоял секунду… И вернулся обратно… Что за сбои в матрице? Я ж только убедил себя, что это некая форма ада. Теперь будешь мне разгонять версию с программным миром? Матрица, которая сбоит? Ты серьезно? Черт побери, что ж за жизнь-то у тебя такая, Виталий Александрович? Даже тюрьму и ту с глюками создали. Свет резко погас. На мгновение наступила тьма, затем что-то громко пискнуло и вернуло электричество во все приборы. Камеру снова озарило зеленое свечение, а вот экран больше не загорелся… Видать, сгорел…

В лифте стоял поднос, по которому расплескался зеленый крем-суп. Я вытащил, попробовал жижу. Щавель, оливки и еще что-то… Есть это было невозможно. Они во мне вегана увидели? Или в зеленой комнате нет мясу? Что за издевательства?

– Эй, что за сопли? – я поднес тарелку к одной из камер. – Слышишь, ты, дай нормального чего-нибудь! Сосисок что ль каких! А где сигареты? Я сигарет просил. «Мальборо». Я хочу золота, которое никогда не подводит… В отличии от вас… Сложно было купить? Заслал бы клерка какого до ларька. Я уверен, у тебя есть помощники. В секте всегда есть, кто на подхвате. Я жду. Слышишь?

Тарелка с грохотом полетела в лифт, расплескав по его стенкам зеленый суп, а в финале приземлившись и разлетевшись на осколки. Не знаю, уловил мой похититель послание или нет, но существовать в отрицании и дальше без сигарет было моей четкой и настойчивой позицией. Я упал на кровать. Закрыл глаза и начал погружаться в городской шум, льющийся из колонок. Мысли снова вернулись на мою станцию метро, где среди людей почему-то стало так спокойно. Они куда-то спешили, а я просто стоял незамеченный. Да-да, можно быть невидимкой в большом городе, ибо прятаться надо у всех на виду, там вряд ли искать будут. Всем плевать, чем ты занят… Во что одет… И прочее… У каждого своя жизнь! Никто не открывает своих карт, никто не заглядывает в чужие. И тогда ты обретешь свободу! Вот она истина! Она конкретна! Она здесь и сейчас. Она имеет место и время. Я смотрю на нее, хоть и она в моей голове. У маленького человека маленькая правда. Ему нет дела до вселенских материй, лишь окружающий социум волнует его. Меня, вероятно, еще какие-то глубокие душевные вещи, но это от прозрения… Я знаю ответы на многие вопросы… Мне так кажется, что знаю, но ни черта не скажу тебе, ибо не хочу лежать в дурке. Ты не готов к ним, потому-то и побежишь строчить кляузу на бумаге, а я не хочу туда. С людьми в белых халатах у меня свои счеты.

Будто по щелчку пальцев, все люди на станции исчезли. Тишина. Я огляделся. Как резко изменилось это место. Стало пусто. Мрачно. Зловеще. Муравейник без муравьев. Брошенное жилище. Забытая дорога. Иногда привычное удивляет! Открыв глаза, я снова оказался в заключении.

А, может, я никогда и не покидал этой камеры? Вся моя жизнь, как существование в этой тюрьме. День меняет день, неделя – неделю, месяц – месяц. Я жру, сру, сплю и копаюсь в своей голове. Поменялась лишь локация. Все это не имеет никакого смысла. Что меняется в тебе? Ментальные травмы? Пф-ф-ф… У меня их столько… Еще с детства… Кажется, меня готовили в серийные убийцы! Кем станешь, когда вырастешь? Маньяком, ясно ж! Людей буду по пакетам фасовать! Но как-то сдержался… Писанина спасла! Когда не было сил терпеть этот мир я прятался во внутреннем. Так и жил в иллюзорной плюшевой утробе… Менялось ли что-то когда-то? Нет, не думаю. Обыденность, как убивала людей, так и убивает. Все – это ничего, а ничего – это все… Просто и одновременно сложно… Как ни крути жизнь со всех сторон задница. Жирная… Целлюлитная… Дряблая… Многим еще нравится ее целовать… Клятые фетишисты! Сначала ты задорно смеешься, жрешь, что попало, залипаешь в кино, игры и всякое такое. Ты думаешь, что все это детские шалости, достающие твои гормоны счастья наружу, а потом бац и уже плотно увяз в этом дерьме. Деградируя, пускаешь слюни, желая еще и еще. Да-да, ты подсел на этот наркотик, мой друг! И так до тех пор, пока реальность не выключит свет.

О, знаки!

Из колонок снова раздался треск, затем свет поморгал…

И в жизни так раз за разом. До гальюнов. Привет, разрушающийся мозг! Едем дальше или выходим? Сейчас самое время остановиться, коль не готов к прозрению…

Я отвернулся к стенке, чтобы камеры не видели мое лицо, да еще и лампочки эти на них красные… Достали… Зеленый неон тоже нервирует. Все! В пекло! Неровности стены загоняли мысли, отчего глаза сами по себе закрылись, но какая-то неведомая сила не давала заснуть. Щелкнул замок. Дверь открылась. Новая комната или выход? Почему так рано? Кажется, в черной комнате я пребывал дольше… Или это снова игра? Они хотят показать мне, что нельзя систематизировать их действия?

Пытать судьбу я не стал, отчего резко поднял свои телеса и зашел в дверь. К моему удивлению, там не было новой камеры с новым бесящим светом. Тупик! Неожиданно… Удивили, не поспоришь! Сзади громыхнула железная дверь. Снова? Жизнь ничему тебя не учит, Виталий Александрович! Опять попался на чужие манипуляции. Добрый вечерочек! Хотя скорее добрый день, ведь еду приносили лишь раз. Время обеда. Но как дадут его, если лифта нет? Лишь стол, стул и окно, ведущее в какую-то допросную. Я видел такие в детективных сериалах. Стены, выкрашенные холодной серой краской. Массивная дверь. Стол и стулья, как в моей комнате. Видать, с одного склада им выдавали. И камера, установленная под потолком. Да-да, такая же, как у меня. С мигающей красной лампочкой. Они там вообще не хотят заморачиваться над дизайном? Слабаки! Предполагаю, что с той стороны зеркало, чтобы преступник меня не заметил.

А что, если разбить стекло? Вон же выход! Вдруг та дверь открыта? А если это квест, который надо разгадать? Нужно всего-то добраться туда, и все – воля! Я схватил стул и засадил им в стекло. Мое орудие глухо отскочило, чуть не зарядив по бестолковой голове. Побег был провален. Жаль!

Усадив свои телеса за стол и подперев ими подбородок, пришлось развлекаться пультом на столе. Хотя, чего тут развлекаться? Один тумблер. Два положения – «Звук вкл.» и «Звук выкл.» Так и щелкал туда-сюда в разной ритмике. Какая-никакая, а музыка. А чем еще заняться? Хотелось обратно… Там хоть полежать можно было. Из плюсов – здесь не воняло сероводородом, никакого шума и камер. Зачем меня отправили в слепую зону? Чтобы что? Он играет со мной? Почему человек в маске сделал такой ход? Зачем я здесь? Что сейчас будет? Допрос? А кого допрашивать будут? Когда? Долго ждать? Я спать. Уснул на столе, проснулся оттого, что отлежал руку. За стеклом уже во всю шло театрализованное действо, в основе которого лежали лучшие традиции Кафки. Подозреваемый – мальчонка лет семи пухлой консистенции с красными от волнения щеками, напротив брутальный опер с подмышечной кобурой и усищами на половину сурового лица. Стало дико интересно.

«Звук вкл.»

– Ну я же вам все уже рассказал, как взаправду было, – всхлипывал мальчишка, – чего вы еще от меня хотите?

– Я тебе не верю! – гаркнул на него страж правопорядка, стараясь запугать подозреваемого, и у него это явно получалось.

– Да, пра-а-а-авда же! Мальчик из другого класса махал ногой и случайно задел меня в живот. Я заплакал. Больно было.

– Из какого класса? – не сбавлял оборотов усач, басовито повышая голос к концу фразы, – Ты его знаешь?

– Не знаю! – мальчишка скрестил руки на груди, надул губы и отвернулся.

– Встал! – заорал опер.

– Что, и посидеть нельзя? – обиженно воскликнул подозреваемый.

– Встал, я сказал!

Мальчишка встал из-за стола.

– Конвой! – снова заорал усатый.

Через пару мгновений ключ в двери обозначил свою жизнь, и в комнату зашел тощий паренек в черной форме с лычками сержанта… С автоматом наперевес… М-да-а-а! Даже если я б разбил стекло, сбежать не вышло… Но версия была хороша…

– Стул забрал! – скомандовал усач, сержант лишь послушно кивнул и выполнил указание.

Как только дверь закрылась, допрос продолжился.

– Руки по швам! – спокойно, но все еще угрожающе выстреливал опер своими словами.

– Да я же все вам рассказал, чего вы от меня хотите? – мальчонка рыдал навзрыд.

– Он тебя ударил, ты ответил, да? Завязалась драка?

– Да, то есть нет.

– Не юли!

– Да правда! Он ударил меня, а я ему говорю: «Ты зачем меня ударил?» – он извинился и предложил ударить в ответ, ну я и ударил, только не сильно.

– Ты же сказал, что ты заплакал от боли.

– Ну потом заплакал.

– То есть терпел?

– Да, терпел, а потом уже не мог терпеть.

– Ты к учителю подходил?

– Подходил.

– А она что сказала?

– Что надо было просто отойти.

– Так и сказала?

– Так и сказала! Ну я же вам всю правду говорю, – мальчишка начал ковыряться в ногтях.

– Руки по швам! – заорал опер.

– Ну что, нельзя и в ногтях поковыряться?

– Ты глухой?

– Нет, я не глухой.

– Как учителя звать?

– Валентина Владимировна.

– Фамилия?

– Я не знаю.

– Как это не знаешь?

– Ну я раньше знал, а потом забыл.

– Завтра идем в школу. Поговорим с твоей учительницей.

– Не надо.

– Почему это не надо?

– Ну не надо и все тут.

– Завтра идем.

– Не надо.

– Почему не надо?

– Я не хочу, чтоб кому-то плохо было.

– А тебе сейчас хорошо?

– Нет.

– Тогда пойдем завтра в школу.

– Не надо! – мальчишка изобразил умоляющий жест, слезы с новой силой вырвались из глаз.

– Ты подходил к учительнице?

– Нет, не подходил.

– То есть она тебе такого не говорила?

– Не говорила!

– А зачем соврал?

Тишина. Мальчонка лишь пусто смотрел на меня через зеркало и перебирал пальцы.

– Что мне сказать ему, Виталий Александрович? – вымолвил подозреваемый в мой адрес, отчего я чуть не упал со стула от неожиданности.

– Как такое вообще возможно? – пролетела мысль у меня в голове, – Я не знаю, чем помочь тебе, малыш… Так, стоп! Откуда ты знаешь, как меня звать? Ты видишь меня? А этот не видит? Что вообще происходит?

– Руки по швам! – завопил опер.

– Да, не знаю я, как ответить, – мальчонка отвернулся в противоположную от окна стену.

– Ответь, как есть! Пора бы уж выложить все карты на стол!

– Не знаю. Нет у меня никаких карт.

– Не подумал?

– Не подумал.

– А про мальчика, который тебя ударил, ты тоже выдумал?

– Нет.

– Тогда рассказывай, как было.

– Мальчик из другого класса махал ногой и случайно задел меня в живот, а я ему говорю: «Ты зачем меня ударил?» – он извинился и предложил ударить в ответ, ну я и ударил, только не сильно. А потом стало больно в животе. Я заплакал.

– Как он выглядит, запомнил?

– Нет.

– Как это нет? Ты его не видел?

– Видел.

– Значит запомнил?

– Запомнил.

– Так как он выглядит?

– Не знаю, как сказать!

– Завтра, значит, идем к директору, и с ней пойдем по классам, будешь смотреть этого мальчика. Как узнаешь, пальцем в него ткнешь!

– Не надо к директору.

– Почему?

– Ну, пожалуйста! Не надо. Я не хочу, чтоб кому-то плохо было.

– Он тебя ударил, а ты переживаешь? Какая вообще разница, ты же его даже не знаешь.

– Ну чуть-чуть знаю.

– Ты же сказал, что не знаешь.

– Ну видел пару раз.

– Это хорошо. Значит, ты его узнаешь.

– Не надо! – мальчишка разрыдался, – Не хочу, чтоб плохо кому-то было.

– Твой драчун вообще существует?

– Нет-нет-нет! – закричал подозреваемый.

– А это уже интересно! А зачем ты его выдумал? Еще и учительницу приплел.

– Если я скажу, вы будете смеяться.

– Никто не будет над тобой смеяться.

– Будете!

– Говори!

– Я ударился об угол стола.

– А зачем все это придумал?

– Не знаю! – мальчишка закрыл красное от слез лицо руками.

– Ты хотел, чтобы тебя пожалели?

– Не знаю.

– Говори!

– Да!

– Пожалели?

– Нет!

– Почему?

– Не знаю!

– Все тайное становится явным. Понял?

– Понял!

– Конвой, стул!

Дверь открылась, тощий сержант вернул стул на место и сразу же скрылся.

– Сел!

– Я постою.

– Сел, я сказал! – мальчишка повиновался, – Ты все понял?

– Да!

– Что ты понял?

– Что если врать, то может кто-то пострадать.

– И в первую очередь ты.

– И в первую очередь я.

– Будешь еще врать?

– Не буду.

– Никогда-никогда?

– Никогда-никогда.

– У каждого действия, есть свои последствия, понял?

– Понял!

– Конвой, уведите!

Снова зашел сержант и грубо выдернул подозреваемого со стула. Мальчишка чуть не упал на бетонный пол, а затем защелкнулись наручники за его спиной. Конвойный прихватил под руку обвиняемого и утащил прочь.

Опер достал пачку «Мальборо» с золотым теснением. Закурил. У меня аж слюна начала выделяться от сего зрелища. Крепко затянувшись, он выпустил дым через нос и посмотрел прямо мне в глаза, будто меж нами и не было никакого тайного окна.

– А ты куда собрался? Чего на дверь смотришь? Сбежать думал, а закрыто? А сейчас открыто, но не знаешь, как разбить стекло? Я тебе помогу это сделать, но увы, твой выход только в могилу! – полицейский басовито рассмеялся, резко достал пистолет из кобуры и выстрелил в меня.

Я даже понять ничего не успел, а лишь резко дернулся. Тьма. Свет. Огляделся. То же помещение. Лишь стол, стул и окно, ведущее в какую-то допросную. В ней никого. Рука, на которой лежал, страшно затекла, отчего простреливала, будто иглами в нее засаживали. Всегда снится всякая дичь, когда отнимаются конечности. Зарекался не делать так, но дюже удобно.

Дверь в зеленую комнату открылась. Мне в лицо ударил свет, который преградил человек годов сорока. Стриженный под короткую насадку. Запавшие щеки. Круги под глазами. Глубокие морщины. Кожа желтоватого оттенка. Кепка таксиста. Майка-алкоголичка. Треники с оттянутыми коленками. Спичка в желтых зубах.

– Ну, здорово, Виталий Александрович! Вольному воля!

Я опешил.

– Ты еще кто?

– Как это кто? Шурик. Герасин Шурик. Уличный поэт. Гений современности. Философ. Дьявол откровений.

– Кто-о-о-о?

– До слез слаб и сломлен. Слез с лести бес и был уволен за мысли вслух с позором, – он задорно перекинул спичку из одного угла рта в другой, – Ты обратно пойдешь, а то дверь тяжело держать?

Я молча прошел мимо моего гостя, но резко повернулся и хотел было ткнуть в него пальцем, но Шурик отскочил.

– Ты чего, баламошка? За личные границы слыхал? Люди не любят, когда их трогают.

– Хотел проверить, настоящий ты или нет!

Поэт задорно расхохотался, что аж выронил спичку из зубов.

– Ну вот, – Шурик поднял спичку с пола, подул на нее и снова пихнул в зубы, – Приняв позу для розг, воспринял угрозы всерьез и словил невроз. Разбит. Раздавлен. Разрыв. Ветры дождались зимы…, – поэт упал на корты, прислонившись к грязной стене, – Ну ты, брат, даешь! Ты лучше присядь, а то упадешь еще ненароком.

– Постою!

– Да не, ты присядь, коль ничего не понимаешь? – названный гость захлопнул дверь.

– Я все понимаю! Ты у меня в голове. Тебя не существует, ибо я тебя выдумал. Ты – герой моей повести, которую я в стол отправил.

– Смытые мылом мысли зависли на массе мозга в мороз.

– Прекрати со мной рифмами говорить, мы не внутри пьесы Шекспира…

– Сложное вдруг стало простым. Обмяк. Остыл. Стыд.

– Хватит!

– Ладно-ладно. Уговорил!

– Докатились, – от отчаяния мое тело грохнулось на кровать, – Со мной говорит персонаж моей книги. Дожили! У меня расслоение личности?

– Скажем так, мы дружно существуем в этом мире.

– В моей голове?

– Ну да. Мы как черепашки-ниндзя, только без Сплинтера, но со своим Шредером, сильным и могущественным.

– Это ты про этого, что в маске?

– Возможно, а возможно и нет.

– Ты пытаешься найти интересные метафоры происходящему? Мне сейчас вообще не до этого, я как бы слегка похищен и в плену.

– Так о том и говорю ж. Ты постоянно со мной разговариваешь, я иногда тебе отвечаю. Вот такое воплощение твоего голоса в голове. Не ожидал?

– Мне нужно в дурку лечь. Это уже не выносимо. Голова сейчас взорвется.

– Ты хочешь убить меня? А кто тебе стихи писать будет?

– Сам и буду. Раньше ж как-то получалось. Я и тебе стихи написал в повесть. Помнишь?

– Лихо ты, брат, лепишь! А ты помнишь, как их писал? – Шурик вызывающе улыбнулся.

– Хватит щериться!

– Соврать себе хотел, но уже не смог. Торг. Гнев. Принятие. Убогий эпилог.

– Ты можешь помолчать?

– Тоска.

– Я серьезно!

– Хозяин – барин!

Я задумался. А ведь и правда, когда я писал стихи? Они появлялись после пьянок, когда ничего и не помнилось. Думал, что вдохновение на рифмы приходит в синей яме.

– Ну вот!

– Что ну вот?

– Виталий Александрович, не делай вид, что не знаешь, как устроено расслоение личности! Я знаю, о чем ты думаешь.

– И о чем же?

– Это я написал стихи, и я же засунул себя в повесть. Заметь, я же не влияю на основной сюжет, я – фон, меня могло бы и не быть, но со мной же лучше. Колориту добавляю, так сказать…

– Ну да, ну да. С невнятным поэтом-алкоголиком, который выпилился с крыши… Сразу стало лучше, но не настолько, чтобы публиковать.

– А вот и зря! Хватит мариновать рукопись в столе! Покажи ее миру! Я хочу, чтоб мои стихи прочитали.

– Да, какие там у тебя стихи? Бред величия!

– Ты меня расстраиваешь! – Шурик встал, по лицу его пробежала злоба, – Говорить творцу, что он написал дерьмо, это оскорбительно.

– Если ему об этом не говорить, то как же он узнает, что пишет дерьмо?

– Оскорбительно в квадрате!

– Да? Мне постоянно так говорят. Что-то ни разу не оскорблялся.

– Потому что ты знаешь правду!

– Может и знаю, но я и знаю, что и стихи твои – слабенькая пародия на Бродского с нотками Маяковского.

– Чего-о-о-о? – поэт подорвался к моей шконке и с верхотуры своего роста саданул мне кулаком прямо в грудь, отчего я начал задыхаться, крутиться, вертеться. Упал с кровати прямо об пол. Перед падением зажмурил глаза, что было силы. Когда открыл, то снова лежал на шконке, ощупал горизонталь. И правда, я на мягеньком. Зеленый свет. Городской шум. Сероводород. Я протер глаза. Осмотрелся. Шурика не было. Экран снова горел своим светом. Странно… Кто его починил? Ну да ладно… Мне все это приснилось? Выдохнул, но неприятный осадочек остался. Моя голова умела показывать мрачное абсурдное кино с полным погружением. Я не сошел с ума. Это всего лишь сны. Это всего лишь сны! Проекция мозга. Побег от реальности, что сводит с ума. Да все это пугает и выводят из себя! Грань меж реальностью и потусторонним миром стирается. Что это? Шизофрения? Мои персонажи из книг обретают форму. Как Шурик Герасин стал реальным человеком? Пусть даже во сне… Он существовал лишь в тексте. Зачем мозг воссоздал его, как субличность? Этот гад еще и козыряет этим, мол, это я стихи писал, это я заставил тебя вставить себя в повесть. Такого просто быть не может. Люди жалуются на то, что не могут влиять на сны, а на жизнь они как будто влияют. Смех! Если выберусь отсюда, то точно покажусь психиатру. Отрицать болезнь уже невозможно, она прогрессирует, мне явно нужна помощь серьезных специалистов. Устроить пожар в своем разуме – не такая уж и плохая идея, как казалось бы… Предать огню накопленную за годы срань и начать все сначала, вот это, я понимаю, жизненная перезагрузка… Правда, тут без напалма не обойтись, нужно знатное пламя… А посему… Пусть врачеватели накачают меня препаратами и заставят пускать слюни, я готов, если этот поток в сознании прекратится.