Катя и Катерина

– Но как она могла бросить тебя?!

– Она же меня не на помойку выбросила, – фыркнула ведьмочка, – не одну в сыром склепе замуровала. Я же с папой осталась, а мама ведь знает, какой он у нас…

Катя почувствовала вдруг приятную теплоту и поняла, как сильно любит Катипапа ее «сестренка». У нее даже защипало в носу.

– В общем, я ее не осуждаю, – подвела итог своей исповеди ведьмочка. – Тем более мама обещала, что, когда я вырасту, она заберет меня к себе и сделает из меня самую крутую в мире ведьму!

«Бедная девочка…», – невольно подумалось Кате.

– Я не девочка, я ведьма! – огрызнулась ее «ментальная проекция». – И не надо меня жалеть.

Катя принялась было извиняться, но почувствовала вдруг себя так, как ощущала раньше – обычной девочкой, безо всяких «добавок». И почему-то ей стало вдруг неожиданно грустно, одиноко и даже страшно, что ведьмочка ушла навсегда. Однако прислушавшись к себе получше, она словно услышала где-то глубоко-глубоко в душе тихие всхлипывания и ощутила незнакомую боль, словно душа была реальным жизненным органом и тоже могла болеть.

Заиграл телефон. Катя потянулась за ним неохотно, но, увидев на экране фотку своей лучшей подруги Иры, обрадовалась. С Иркой можно было чуть-чуть отвести душу – она давно стала для Кати родной и близкой, почти как сестра. Но, похоже, сегодня все решило пойти наперекосяк. Вместо обычного веселого Иркиного «приветики» Катя услышала сердитое:

– Ну и куда ты пропала?

– Я?.. – прикусила губу Катя. Она принялась лихорадочно соображать: сказать Ире правду или опять, в который уже раз за сегодня, соврать. Правду говорить было боязно, да и не хотелось делать это по телефону. А если соврать, то что? Музей с подругой вряд ли прокатит…

Но Ирка не дала ей поразмыслить.

– Конечно, ты, – фыркнула подруга. – Не я же! Я – вот она.

– Я тоже – вот она, – пробормотала Катя.

– А где была? Я тебе днем звонила – телефон «вне зоны действия сети». Позвонила на домашний, мне твоя мама ерунду какую-то сказала. Про музей. Еще удивилась, почему я не там. Пришлось выкручиваться, сказать, что приболела. Я обманула твою маму, чтобы прикрыть твое вранье! И когда ты научилась врать? Да еще собственной матери! Я тебя не узнаю, Катюха. А ну-ка, выкладывай, что случилось и где ты была?

– В лесу… – выдавила ошарашенная Катя. Да, она понадеялась, что мама не станет звонить одноклассникам, но ей не пришло в голову, что сами одноклассники могут позвонить к ней домой. Молодчина, конечно, Ирка, что выкрутилась, не подвела ее, но что теперь делать с самой Иркой? Неужели придется сознаться? А как на это посмотрит другая Катя?

Но «другая Катя» по-прежнему молчала, словно ее и не было. Зато не собиралась молчать Ира.

– В каком еще лесу?! – возмутилась подружка. – Что ты мне мозги пудришь?

– На твои мозги пудры не много уходит, не жалко, – гыгыкнула в ответ Катя. То есть не сама она, конечно, а ее вторая ипостась, которая после этих слов снова наглухо закрылась.

– Что?!.. – задохнулась Ирина. – Что ты сказала?.. Да ты… да я с тобой после этого…

В телефоне запищали гудки отбоя.

Обескураженная Катя села на кровать и сжала руками голову. Что же это такое? И как ей теперь жить с этим? Вернее, с этой. С этой…

Открылась дверь.

– Иди ужинать, – бросила мама, и дверь снова захлопнулась.

«Ну вот, – подумала Катя, – мама тоже обиделась. Совсем я одна осталась».

И, вовсе не собираясь этого делать, Катя внезапно расплакалась.

Глава третья, о первом школьном дне в новом качестве

Школьный день был полон неожиданностей. Сначала от Кати пересела за другой стол Ирка. Впрочем, чего-либо подобного и следовало ожидать. Зато дальше и впрямь начались чудеса.

Первым уроком был английский, и Катя очень боялась, что ее спросят, ведь после вчерашних приключений у нее просто не осталось сил на перевод заданного текста. И ее, конечно же, спросили. И… Катя ответила. Да еще как! Она говорила по-английски, словно тот был ее родным языком!

Англичанка Вера Павловна после первых же Катиных фраз опустилась на стул и в течение всего Катиного «выступления» лишь мотала головой, приговаривая, как заведенная: «It’s impossible!»

– Ты где так «спикать» наблатыкалась? – подошел к Кате после урока Витька Белов, главный в классе задира и забияка.

– Там, где надо! – неожиданно зло ответила она. – Уроки учить нужно, а не по улице шляться.

– Это кто шляется? – попер на нее Витька, демонстративно закатывая рукава джемпера. – Я ведь не посмотрю, что девчонка, как дам…

Договорить он не смог. Катя ничего не успела понять, увидела только, как собственный кулак, помимо ее воли, подлетает к Витькиному носу, а когда пришла в себя, Белов уже визгливо подвывал, прижимая к лицу ладони, из-под которых капала на белый воротничок рубашки кровь.

Катю обступили одноклассники. Кроме Ирины, которая демонстративно отошла в сторону.

– Ну, Юлаева, ты даешь! – уважительно-опасливо сказал первый красавчик класса Иван Митрофанов, бывший двоечник, а с середины прошлого года – внезапный круглый отличник.

– Катюха, это ты? – дернула ее за рукав вторая подруга, Наташа, и почти повторила вчерашние Иркины слова: – Тебя сегодня не узнать.

– Это английская шпионка, – заржал кто-то из парней. – Она Юлаеву пришила и теперь под ее видом к нам внедряется.

– Пусть вернет нам Юлаеву, – сказал еще кто-то. Катя не поняла, кто именно, но это последнее высказывание почему-то сильно ее задело.

– Да идите вы все, знаете куда?!.. – выкрикнула она, резко повернулась и зашагала прочь, оставив позади недоумевающих парней и девчонок.

– Правильно, так их! – гыгыкнула вдруг вторая Катина ипостась, впервые после вчерашнего вечера заговорив с ней. – Мы им еще покажем, кто такая Екатерина Юлаева!

– А ты тоже хороша! – набросилась на свое второе «я» Катя. – Ты чего творишь? Ладно Белов, так ему и надо, но английский-то!..

– Я?! – задохнулась от возмущения ведьмочка. – Да я же клево ответила! Я ж тебе пятерку заработала!

– Ну да, да, прости, – сбавила Катя обороты, опасаясь, что ее «половинка» снова обидится и замолчит. – Просто ты чересчур уж здорово отвечала. У меня с английским обычно проблемы, выше четверки редко получаю, а тут вдруг… По другим предметам ты тоже такая крутая? – на всякий случай поинтересовалась она.

– Да уж не хуже тебя! – буркнула та. – Думаешь, я в своей берлоге только лапу сосу? Папа знаешь как меня по всем предметам гоняет! Ну, а насчет английского… Я ж тебе говорила, что мы много по миру ездим, по слетам разным. Общаемся. А чтобы лучше друг друга понимать, еще и подколдовываем, когда языки учим. Есть всякие методики… Немецкий, кстати, я еще лучше знаю.

– Куда уж лучше-то, – хмыкнула Катя. – Хорошо, что у нас его нет.

Остальные уроки прошли без особых происшествий. Катя получила еще две пятерки, по алгебре и географии, но с этими предметами у нее и без посторонней помощи все было в порядке.

Очередное ЧП произошло уже после уроков, когда она возвращалась домой. Из-за кустов позади школьного футбольного поля вышли четверо парней. Одного из них Катя узнала еще издали, это был Витька Белов. Трое других были года на два-три старше; по крайней мере двое из них, насколько помнила Катя, учились в восьмом классе их школы.

– Эй, ты, – подойдя, грубо бросил третий, вовсе ей незнакомый. – Это ты моего брата покалечила?

– Ага, – весело ответила Катя. Она даже не разобралась, кто именно из двух ее «я» это сказал, поскольку и впрямь ей вдруг стало не страшно, а очень смешно. – А чего он только тебя привел, маму с папой не взял, бабушку с дедушкой? А, Витюньчик?.. – повернулась она к однокласснику. – Ма-а-аленький!.. Обидела его плохая девочка!.. Носик ушибла… Или мало досталось, еще захотел?

– Сейчас тебя обидят, – буркнул Белов-младший, прячась за спину брата.

Парни стали медленно приближаться, обходя Катю с трех сторон. И вдруг она услышала сзади:

– Отстаньте от нее! Четверо на одну девчонку – это подло!

Катя обернулась. К ним бежал Леша Безбородов, ее одноклассник. Лешка в ее представлении был «никаким» – тихим, незаметным, очень «средним» учеником. Она вдруг поняла, что совсем ничего про него не знает. И только сейчас подумала, что Безбородов – вполне симпатичный мальчик. И, как оказалось, смелый. Только глупый. Куда он против четверых-то?

– Уходи, Леш, – сказала она парню. – Спасибо, но я сама.

– А ну-ка, ну-ка, – внезапно отпихнул ее в сторону старший Белов, – не до тебя сейчас, видишь, очередь. Мотай отсюда, в следующий раз с тобой разберемся!

Он подтолкнул Катю в спину, и от неожиданности она упала на колени. А когда поднялась, увидела, что парни уже набросились на Лешку и молотят его изо всех сил.

Катя почувствовала, как рванулось к дерущимся ее тело. Но точно знала, что в драку ей встревать не хочется. Значит, это действовала вторая ее половинка.

– Стой, – обратилась она внутрь себя, – не лезь туда, они же нас поколотят! Пойдем, позовем взрослых!

– Пока мы их позовем, они его побьют, – буркнула ведьмочка.

– А так они побьют и его, и нас!

– Ну и пусть! Его нельзя бросать, это нечестно. Он же тебя хотел спасти!

Катя не нашлась, что ответить. Конечно же, ее «сестренка» была права. Но это лишь если рассуждать со стороны. А вот когда тебя по-настоящему и очень больно будут за эту честность бить…

И пока она рассуждала, ведьмочка воспользовалась ее замешательством, полностью завладела телом и с воинственным кличем ринулась в самую гущу потасовки.

Их, конечно же, отделали нехило. Повезло, что мимо проходил учитель физики, тот самый Игорь Васильевич. Трое старших подростков успели удрать, а Катю, Лешу и Витьку физик повел в школу, в кабинет директора.

Витька опять тоненько подвывал – его нос был снова разбит в кровь, чем обе Кати очень гордились. Лешка держался спокойно, словно его все это не касалось, хотя из его носа тоже сочилась струйка крови, а под правым глазом зрел багровый фингал. Катя дотронулась до его руки и слегка сжала пальцы:

– Спасибо.

– Да ну, – отдернул ладонь Лешка и покраснел. А потом еле слышно выдавил: – Это тебе спасибо.

– Нам, – ответила Катя и подмигнула.

Глава четвертая, в которой Катя мирится с мамой, берет урок колдовства и играет в буриме

Вечером, сидя в своей комнате «под домашним арестом», Катя почему-то чувствовала себя очень счастливой. Ей неожиданно пришла в голову мысль, что до вчерашнего дня она и впрямь была всего лишь половинкой и только теперь стала наконец единой, цельной личностью.

– Катя, – позвала она мысленно, – ты сейчас слышишь, о чем я думаю?

– Угу, – отозвалось в ее голове. – И мне тоже так кажется. Да, знаешь что… Зови меня лучше Катериной. Мне так больше нравится, да и путаться не будем.

– Ну, мы-то с тобой не запутаемся, – улыбнулась Катя. – Но если ты хочешь, ладно.

Потом она слышала, как мама с кем-то разговаривает по телефону. До нее долетали обрывки фраз: «Ее не узнать… да-да, переходный возраст… скорей бы приехал Костя…»

Катя вспомнила о папе и загрустила. Вот ведь!.. Мама с ней не разговаривает, папа в командировке, а ей сейчас так нужна поддержка, ощущение чего-то надежного и постоянного, когда в ее жизни все так стремительно меняется. Задумавшись, она даже не услышала, как открылась дверь в комнату, лишь почувствовала теплые мамины руки на голове.

Катя обняла маму и заплакала. А когда слезы кончились, на душе вновь стало легко и радостно, грусти там почти что не осталось.

– Мама, – сказала она, прижавшись щекой к маминой кофте, – а папа скоро вернется из своего рейса?

– Ну ты же знаешь, – потрепала ее по затылку мама, – осталось меньше месяца. Потерпи. Я тоже по нему очень скучаю.

– А он, случайно не в Германии? – шмыгнула носом Катя.

– Они должны были туда заходить, – удивленным голосом ответила мама. – А почему ты спрашиваешь?

– Да так, просто… Мам, а ты умеешь колдовать? – Катя наконец-то подняла голову и заглянула маме в глаза.

– Колдовать? – опешила мама. – Конечно, нет! Что за странный вопрос? Хотя, ты знаешь, моя бабушка, твоя прабабушка Анна, хорошо гадала, и ее даже называли ведьмой.

– Она уже умерла?

– Давно. Сразу после того как ты родилась.

О драке возле школы они больше в тот вечер не говорили. И мама, когда выходила из комнаты, не стала запирать дверь.

– А ты меня научишь колдовать? – спросила у «сестренки» Катя.

– Мне казалось, это ты меня чему-то учить собираешься, – хмыкнула в ответ та.

– Одно другому не мешает. По-моему, мы с тобой одинаково недоразвиты. Только с разных сторон.

Обе «ипостаси» зашлись в дружном хохоте.

– И все-таки, – отсмеявшись, сказала Катя. – Научи, а?

– Чему я могу тебя научить? – помедлив, ответила Катерина. – Мы с тобой – одно и то же. Значит, ты можешь то же, что и я.

– Но я не могу!

– А водитель?

– Ой, правда… Но это у меня получилось нечаянно. А как сделать, чтобы это было… ну, как в сказке: «По щучьему веленью, по моему хотенью!»?

– Вот, ты сама себе и ответила. Только щука тут не нужна. Ты сама должна что-то захотеть очень сильно, представить это, как наяву.

– Я попробую, ладно?

– Валяй.

И Катя попробовала. Она обвела глазами комнату, остановила взгляд на люстре. Там была включена лишь одна лампочка из трех, но и она вдруг погасла.

– Это ты выключила? – поинтересовалась ведьмочка и гыгыкнула: – Силой мысли?

– А ты разве не слышала, что я делала? – удивилась Катя.

– Не слышала. Я задумалась. Так что ты делала?

– Я посмотрела на лампочку и вспомнила вдруг детскую загадку: «Висит груша, нельзя скушать». Вот я и захотела, чтобы лампочка превратилась в грушу.

– Правда? – обрадовалась Катерина, и, растопырив руки, в темноте пробралась к выключателю.

– А ну-ка, – сказала она, щелкнув тумблером.

В люстре зажглись две другие лампочки. На месте первой из черного электропатрона и впрямь свисала желтая груша, на вид казавшаяся сочной и сладкой.

Катерина быстро «сорвала» ее и откусила большой кусок от желтого бока. Через мгновение она стала плеваться и кашлять.

– Тьфу! Гадость! Ты чего наколдовала?!

К сожалению, вкус этого «колдовства» чувствовала не только маленькая ведьма, но и сама Катя. Если смешать в прокисшем молоке мелко изорванную бумагу с ватой, круто эту смесь посолить, добавить пару столовых ложек подсолнечного масла, пол чайной ложки соды и немного жженого сахару, то получилось бы, наверное, примерно то же самое по вкусу, что вышло у нее с этой грушей.

– Действительно, гадость у меня получилась, – скисла, как то молоко, Катя.

– А ты, когда колдовала, вкус представляла?

– А надо было? Я просто грушу представила. Внешне.

– Внешне!.. – передразнила ведьмочка. – Если берешься колдовать, надо все учитывать.

– И химический состав, может, знать нужно? – съязвила слегка обиженная Катя. Ее ведь не удосужились предупредить заранее, а теперь отчитывают!

– В идеале – да, – не уловила сарказма «сестренка». – Но не обязательно. Достаточно все хорошо представить. И, если правильно представишь вкус, то химический состав будет таким, как надо, не волнуйся. Но вообще-то ты с продуктами питания не очень экспериментируй. Мне и папа запрещает этим заниматься.

– Почему?

– А вот как раз поэтому, – кивнула на зажатую в ладони грушу ведьмочка, а потом швырнула ее в открытую форточку. – Это хорошо, что она у тебя просто невкусной получилась, а не ядовитой. Вот станешь профессиональной ведьмой – тогда пожалуйста. И ведь я-то купилась, такой она у тебя аппетитной с виду вышла.

Катя выглянула в окно: не ушибла ли кого-нибудь результатом ее колдовства «сестренка»? К счастью, мимо дома никто не проходил, и только она решила объяснить ведьмочке, что нельзя кидаться предметами из окон, как тут же подумала, что и сама не знает, чего нельзя, а что можно делать с ее новыми способностями.

– Катерина! – взволнованно выдохнула она. – А есть еще какие-нибудь правила в колдовстве? Или запреты?

– Навалом! Нельзя из ничего сделать что-то. Правда, суперпрофи могут что-то сделать даже из воздуха, но таких единицы. Еще, например, ничего нельзя изменить в себе. Впрочем, это не правило и не запрет – такое в принципе не получится. Нельзя заставить кого-то влюбиться в себя или, наоборот, приказать разлюбить… Ну, тебя это вроде пока не очень волнует. Убивать, разумеется, нельзя. Даже если очень хочется. И вообще, все колдовские действия, направленные на других людей, не очень-то поощряются. Их можно применять лишь в самых крайних случаях.

– Но ведь сегодня, во время драки, и был крайний случай, разве нет? – вспомнила вдруг Катя. – Почему же ты не воспользовалась колдовством?

– Потому что это было бы нечестно, – буркнула «сестренка». – Они-то колдовством не пользовались.

– Но их было больше!

– Все равно нечестно.

– А скажи-ка, – пришла вдруг Кате неожиданная мысль, – если я захочу что-то изменить в тебе, это будет считаться изменением себя самой или нет?

– Хочешь поскорей от меня избавиться? – фыркнула Катерина. – Ничего не выйдет. Ты – это я. И наоборот.

– И все же.

– Изменить – вряд ли, – неохотно пробурчала ведьмочка, – но можно временно заблокировать.

– Ты хочешь сказать, я могу по своей воле избавиться от тебя?

– Временно! И не совсем избавиться, а лишь сделать так, чтобы я ничего не видела твоими глазами, не слышала твоими ушами – короче, потеряла доступ к твоим органам чувств и всему прочему в твоем теле.

– И к мыслям? – воодушевилась Катя.

– И к мыслям. Но учти, все это у тебя легко получится, если я сама этого захочу! Иначе – вряд ли. Я буду сопротивляться, а поскольку силы наши равны, то…

– Но тогда я не вижу смысла. Разве ты этого захочешь?

– Почему нет? Разные бывают случаи. Например, ты станешь целоваться с парнем. Что я, не понимаю, что мне тогда лучше исчезнуть?

– Я не собираюсь ни с кем целоваться! – вспыхнула Катя.

– Это ты сейчас не собираешься, – хмыкнула «сестренка». – Наперед не зарекайся. И вообще, – решила она разрядить обстановку, – вдруг мы, например, захотим во что-нибудь поиграть!

– Поиграть? С тобой? Интересно, во что?

– Ну, не в пинг-понг, конечно. Например, в карты.

– В карты играть нехорошо! Мама против, чтобы я играла в карты.

– Ну и зря. Карточные игры здорово развивают соображалку. Я ведь не на деньги предлагаю играть.

– Все равно лучше не надо.

– Ладно, к этому вопросу мы еще вернемся. Есть и другие занимательные игры. Вот, мы с папой любим играть в буриме.

– Я знаю только буррито… – наморщила лоб Катя. – Это такая мексиканская лепешка с начинкой, вроде бы.

– Ты, я смотрю, совсем темная! Буррито – да, лепешка, а буриме – поэтическая игра.

Катя даже не стала обижаться на «темную», так ее заинтересовало это буриме.

– Поэтическая? Ты что, умеешь писать стихи?

– А ты будто нет?

– Ну-у… – замялась Катя.

– Баранки гну! – хмыкнула «сестренка». – И потом, буриме – это же не стихи, а так, баловство.

– Ты объясни наконец, как играть в это буриме!

– Вообще, буриме – это когда даются конечные слова каждой строки, в рифму, разумеется, а ты должна эти строки заполнить. Но мы с папой играем немного по-другому. Берем широкую полоску бумаги и договариваемся, о чем будем писать, иначе, если каждый о разном, – ерунда выходит. А потом пишем по очереди. Тот, кто начинает, пишет две первые строчки четверостишия, заворачивает бумагу, чтобы было не видно, а на отвороте пишет только последние слова строчек. Второй придумывает две следующие строчки, чтобы они были в рифму этим словам, и пишет начало нового четверостишия. Заворачивает, выписывает слова, передает листок первому – и понеслось в том же духе, пока не надоест или бумажка не кончится.

– И что?

– Так ведь прикольно же получается! Уржаться можно.

Почему-то Кате не очень в это верилось. Но попробовать хотелось. Она вырвала из тетради листок, сложила его вдоль и разорвала на две полосы. Одну отодвинула, вторую положила перед собой и взяла ручку.

– О чем будем писать?

– Предлагай.

Катя задумалась. Обычно она сочиняла стихи о природе, о всяких там цветочках, птичках, котятках, но предлагать подобное ведьмочке было как-то неловко. Тем более та вдруг сдавленно гыгыкнула – подслушала, видать, ее мысли.

– Э! – топнула Катя. – Не подслушивай! Кстати, как, ты говоришь, тебя можно заблокировать?

– Ну, просто представь, будто меня выключаешь. Только сейчас-то зачем? Это во время игры будет нужно.

– Тогда не смейся!

– А если смешно? Цветочки, котята…

– А о чем тогда писать? О несчастной любви?

– Нет у тебя никакой несчастной любви, не выдумывай. И счастливой тоже нет. Давай о каком-нибудь событии напишем. Например, как мы заколдуем этот город.

– О событии? – задумалась, пропустив слова про город, Катя. – У меня же в следующую субботу, тринадцатого сентября, день рождения! Давай напишем, как мы пригласим друзей, будем праздновать, веселиться и все такое?

– Давай! – поддержала ведьмочка. – Люблю день рождения! У меня он тоже, кстати, тринадцатого сентября.

– Я догадалась, – хмыкнула Катя. – Давай, прячься, я тебя выключаю и начинаю писать!

– Только потом включить не забудь!

Катя представила, как она запирает в темные глубины сознания свое «второе я», и тотчас же почувствовала, что и впрямь осталась одна. Тогда она отбросила с глаз челку, взяла ручку, покусала ее кончик, воздев глаза к потолку, и вскоре вывела на полоске бумаги:

Позовем друзей на праздник,

Будет весело потом

Она завернула листок, написала на сгибе «праздник», чуть ниже «потом» и выпустила «из заточения» Катерину. Та сразу приказала:

– Расслабься и подчиняйся моей воле!

Катя расслабилась. Конечно, ей было слегка тревожно, но все-таки она успела за прошедшие сутки понять главное: ее «сестренка» никогда не станет делать подлостей.

А потом мир вокруг нее погас. Катя продолжала мыслить, но больше ничего-ничего не чувствовала, не видела и не слышала. Это было совсем не то, как лежать, скажем, глухой ночью с закрытыми глазами, там все-таки ощущалось и свое дыхание, и тепло одеяла, и мягкость подушки, да и слышались какие-нибудь скрипы, шорохи, шелест листьев за окном… Сейчас же у нее вовсе не было тела, и окружало ее настоящее Ничто – без цвета, вкуса, звуков и запахов.

Но испугаться по-настоящему Катя не успела. Все ощущения вернулись к ней столь резко, что она даже подпрыгнула на стуле.

– Что, круто? – гыгыкнула «сестренка».

– Жуть! – с восторгом ответила Катя.

– Ладно, выключай меня снова.

Катя «выключила» напарницу и посмотрела на листок. На новом сгибе стояли два слова: «чаем» и «смех». Что ж, похоже, ведьмочка не стала шкодничать, решила и впрямь написать хороший, добрый стишок.

Нужные строчки пришли в Катину голову быстро:

День рожденья отмечаем,

Как всегда, мы лучше всех.

Она подумала и начала новое четверостишие:

Скажем мы потом ребятам,

Как их рады видеть тут.

Загнула написанное, выписала «ребятам» и «тут» и предоставила ход Катерине. Теперь пребывание в «небытии» она перенесла легче, даже почувствовала в нем некоторые плюсы – ничего не отвлекало от мыслей. Пожалуй, этим можно будет иногда пользоваться – например, при обдумывании сложных проблем. Какие выгоды еще можно извлечь из такого состояния, Катя придумать не успела – ее снова выбросило в реальность.

– Давай, завершай стих, – сказала Катерина. – Листок кончается.

Катя заблокировала «сестренку» и посмотрела на полоску бумаги, от которой и впрямь остался лишь небольшой хвостик. Сверху, на сгибе, значилось: «книжки» и «букет». Финальные рифмы нашлись сразу:

Да, девчонки и мальчишки,

Вы друзья нам, спору нет!

Катя выпустила на свободу свою вторую проекцию и стала разворачивать листок. «Сестренка» почему-то гыгыкнула.

– Ты чего? – удивилась Катя.

– Я? Нет, ничего. Интересно просто, что получилось.

Кате тоже было интересно. Хотя, как она полагала, там вряд ли могло получиться что-то смешное. Веселое – может быть, про день рождения все-таки, но не смешное же. Во всяком случае, сама она в этом стишке ничуть не хохмила, да и Катерина, судя по словам, что она предлагала ей для рифмы, – тоже.

Катя развернула лист, разгладила его ладонью и начала читать. Не успела она дойти до третьей, «чужой», строчки, как ведьмочка снова гыгыкнула, теперь уже не сдерживаясь, а потом и вовсе заржала. Катя поспешно побежала глазами вниз по строчкам. До нее не сразу дошел смысл написанного, настолько не вязалось оно с ее ожиданиями. Катя собралась возмутиться, но стала читать дальше и… сначала невольно фыркнула, а потом, не удержавшись, тоже стала хохотать. Она еле дочитала стишок до конца, с каждой строчкой разражаясь новыми взрывами смеха.