Ворона невеста

Большая яблоня скрывала наше окно от любопытных глаз. Со двора, куда выходило окно нашей спальни, доносились женские голоса и позвякивание ложек в кружках. Похоже, к чете Добронравовых кто-то пришёл.

Я встала с кровати, потянулась, и переоделась в джинсовые шорты с белой футболкой. На иконы старалась не смотреть. Взглянув на гитару, стоящую в углу комнаты, подумала, что вечером можно будет сыграть что-нибудь, что понравится и нам, и старшему поколению. Пойду-ка быстро умоюсь и присоединюсь к завтраку.

Направилась к умывальнику, что стоял в комнате с печкой. Прямо как в мультике про Мойдодыра. Не удивлюсь, если покрашенная в голубой цвет тумбочка с раковиной распахнёт дверцы и начнёт мне угрожать.

Посвежевшая и с нанесённым уходом для лица, я вышла на улицу. Июль в Старых Костюшках был в самом разгаре. Яркое утреннее солнце наполняло деревню тёплым светом. Кусты роз всевозможных окрасок совместно с жасмином наполняли двор дивным ароматом. Я как ищейка пошла на запах еды.

За накрытым столиком, что расположился под яблоней около нашей комнаты, сидели Геннадий Викторович, Мария Ивановна и пожилая женщина с выжженным блондом. Её короткие волосы топорщились в разные стороны. Яркие голубые тени оттеняли большие тёмные глаза. Одета незнакомка была в белый сарафан с клубничкой. «Ну кокетка!» – подумала про себя, и улыбнувшись, поздоровалась со всеми.

–Ариночка, доброе утро! Что-то ты рано проснулась. Мы разбудили тебя? – испуганно протараторила Мария Ивановна. – Садись с нами завтракать. У нас сегодня блинчики. Ой, а это Людмила Викторовна, сестра Гены. Катя спит ещё?

Мой мозг еле поспевал за быстрой речью хозяйки дома, и я ограничилась простыми фразами:

– Да. Приятно познакомиться. Спасибо!

– Маша, ну что ты нагружаешь девочку с утра пораньше! У них с Катериной заслуженный отдых, – улыбнувшись во весь широкий рот с перламутровой помадой, произнесла Людмила Викторовна. – Можешь называть меня просто тётей Людой, милочка.

– Деук, давай присаживайся. Ешь пока рот свеж. А то блины остынут, – с важным видом сказал Геннадий Викторович, и положил себе в рот толстый блин с творогом. – Завтрак – самый важный приём пищи.

Я с радостью села за свободный стол, и руки потянулись к дымящейся тарелке с кружевными блинами. Подцепив несколько штучек, намазала на один малиновое варенье, а ну другой сгущенку. С восхищением откусила кусочек и блаженно простонала с набитым ртом:

– Великолепно!

Мария Ивановна прямо-таки засияла в ответ на мои слова. Геннадий Викторович удовлетворённо закивал, и сказал, что его Маня – самая настоящая Марья Искусница. Честно? Не могу не согласиться.

Старшее поколение обсуждало свежие новости Старых Костюшек. Я особо не вслушивалась, так как всё моё внимание поглотили необыкновенные блинчики. Если умру тут от заворота кишок, то попрошу никого не винить. Оно того стоило.

Внезапно, совершенно бесшумно во дворе появилась Катя. Её бабушка начала охать и ахать, что внучка сильно похудела. Белобокова лишь сонно отмахнулась и потянулась к кружке с чаем из мелиссы.

– Слыхали? У Тимохиных куры начали молиться! Грядут тёмные времена! – крикнул вдруг через забор долговязый дед с короткой бородкой из соседнего участка. Одной рукой он держал лопату, а в другой руке был стакан с мутной жидкостью. Самогон, похоже.

– Да ты что, Лёнь! – засмеялась Марья Ивановна, добавляя в расписанную цветами мисочку новую партию сметаны. Заодно всучила внучке блинчик с мясом. Катя лишь молча кивнула, и продолжила пить чай.

– Это может быть болезнь Ньюкасла. Смотрите, будьте аккуратными. Болезнь летальна для птиц, но и для человека небезопасна. – ответила я, вмиг становясь серьёзной. Эпизоотология была моим любимым предметом. Дед Леонид вмиг стал менее болтливым, и ушёл к себе в деревянный домик.

Раздалось шуршание откуда-то сверху. Все подняли головы в попытках найти источник шума. Сестра Геннадия Викторовича ахнула. Её кружка упала, а остатки чёрного чая впитались в землю.

– Что это? За вами колдун что ли наблюдает? – спросила тётя Люда, и показала полной рукой на яблоню. На ветвях сидел крупный ворон и внимательно смотрел на девушек. Будто поняв, что говорят о нём, чернокрылое создание издало звук, похожий на бульканье.

– Ой, Людк, не говори-ка ты такой ерунды, – засмеялся Геннадий Викторович, шумно отпивая из большой кружки парное молок.

Мария Ивановна побледнела, перекрестилась, и начала быстро убирать посуду со стола. Будто бы говорила, что завтрак окончен и гостье пора уходить домой. Столь разительное изменение в поведении радушной хозяйки меня удивило.

Я краем глаза наблюдала за Катей. Хоть мы решили никому не рассказывать о странной потере сознания на улице, мне было не по себе, а подруга казалась ещё более погружённой в себя, чем обычно. Тёмные круги под глазами отчётливо виднелись на бледном лице. Встретившись с моим обеспокоенным взглядом, она жестом подозвала к себе.

Неспешным шагом мы направились к яблоне, а затем к дому. Увиденное поразило нас. Окно в комнате было распахнуто настежь, а на подоконнике лежали фиолетовые колокольчики с чёрным пером.

Глава 3

Глава III. Предостережение

Внезапная потеря сознания ночью сбила меня с толку. Но ещё большее недоумение у меня вызывали цветы с пером, что лежали на подоконнике. Я ошарашенно смотрела на Арину, а она с недоумением хлопала глазами. Это точно чьи-то шуточки!

Мистику я не признаю, а вот в проделки своей младшей сестры, которая вот-вот должна приехать – вполне верю. Или же её друзья из деревни могли постараться. Агнии скоро исполнится пятнадцать, но она чуть ли не с рождения была моей главной головной болью. Хоть и бытует мнение, что сёстры обычно хорошо ладят, да и в целом похожи друг на друга, однако, это не про нас. Разница в семь лет не сплотила нас, а рассорила. Родители часто перекидывали свои обязанности по воспитанию на меня – нужно было то забрать сестру из садика, то отвести на волейбол, то пойти на собрание в школу. В то время, пока мои сверстники гуляли и развлекались в свободное время, я заменяла выполняла родительские обязанности. Главный аргумент предков был такой: «ты же старшая сестра, ты обязана заботиться об Агнюше!». Однажды, когда я в очередной раз из-за сестры пропустила занятие по шахматам, то не удержалась, и выпалила родителям, что я не обязана заботиться о младшей, и вообще, не хотела, чтобы сестра появлялась на свет. На мои крики отчаяния я получила пощёчину от матери. С тех пор наши отношения стали натянутыми и болезненными. А эмоции при родителях я больше не показывала. Но жгучая обида и презрение глубоко затаились в моём сердце.

Сестра же постоянно норовила сделать ту или иную подлянку. То мои духи выльет, то шахматы разрисует. Но самый ужасный поступок состоял в том, что она подлила мне слабительное в чай перед олимпиадой по биологии в выпускном классе. Это был мой последний шанс попробовать получить дополнительные баллы перед поступлением, но благодаря Агнии я его, мягко говоря, спустила в унитаз.

Если у меня почти всё детство было проведено здесь, знала, жителей каждого дома, всю местность вокруг, то сестра приезжала сюда значительно реже. Даже сейчас мы решили приехать порознь. Я с Рябиной на машине, а младшая со своей подругой Миланой и её родителями.

– Арин, отвечаю, эти колокольчики и перо – дело рук сестры! – прошипела я, брезгливо скидывая находки с подоконника на землю. – Надеюсь, эта ворона не переносчик орнитоза!

– Chlamydia psittaci не пройдёт! – засмеялась подруга, называя возбудителя орнитоза на латыни. Но на дне её глаз мутной водой блеснула тревога. – Ой, да брось ты. Не демонизируй Агнию. Да и что она смогла бы сделать на таком расстоянии? Думаешь, она владеет даром телекинеза и может управлять на расстоянии перьями вороны?

– У тебя просто нет такой сестры-вредительницы. Лучше уж одной расти, чем с этой язвой, – сказала я, опасливо озираясь по сторонам. Мало ли, бабушка с дедушкой услышат? Они не любят, когда я выставляю сестру в истинном свете, считают, что наговариваю на неё.

– Не парься, пойдём лучше искупаемся. Ты говорила, что в Оке можно плавать? Солнцезащитный крем я взяла, так что не обгорим, – подмигнула Арина и хлопнула меня по плечу.

В ответ я лишь кивнула, и побежала мыть руки с хозяйственным мылом. Не хватало ещё подцепить что-нибудь от злополучного пера. Помню пары по болезням птиц, и то, с какой лёгкостью можно заразиться от пернатых. Поискать дедушкин самогон бы ещё для дезинфекции.

Арина направилась домой, а я принялась помогать бабушке с уборкой посуды. Кусок в горло особо не лез, несмотря на причитания старшего поколения. Дедушка недовольно цокнул языком, и закурил сигарету. Он задумчиво сел на свежеокрашенную скамью и посмотрел на ясное летнее небо. Его серо-зелёные глаза сощурились от яркого света, а морщинки, избороздившие загорелое лицо, стали видны ещё отчётливее. Некогда широкая спина осунулась, а сильные руки, что по словам бабушки, в молодости могли поднять бычка, дрожали иногда. Дедушка вытер измазанные в блинах пальцы об одежду, и выпустил сизое кольцо дыма. Я подсела к нему, достала свою пачку и прикурила от зажжённой сигареты. Приятная горечь наполнила лёгкие. Задержав дым внутри, выдохнула. Плечи вмиг расслабились. Я стряхнула пепел в ржавую банку из-под кофе. Стало грустно. От того, как быстротечно время. От того, что детство осталось позади. От того, что герой детства, которого ты помнишь полным сил, слабеет день ото дня.

– Знаешь, шо, Кать? – тихо спросил дедушка, не отрывая взгляда от лазурного неба.

– Не-а, не знаю, деда, пока не скажешь, о чём ты, – улыбнулась я, стараясь не выдать нахлынувшую внезапно тоску.

– У тебя должен был быть дядька. Да не один, а двое.

Неожиданная новость в совокупности с неожиданной откровенностью от дедушки выбила меня из колеи. Дяди? Двое? Это он про … своих детей? В горле пересохло, но я прокашлялась, и озвучила свой мысленный вопрос.

– Да, у нас с Маней должны были родиться сыновья. Двадцать семь лет назад, аккурат под праздник Купалы. Скоро уж годовщина будет.

– П-погоди, дедушка, маме же сорок три было недавно. Выходит, у них была бы большая разница в возрасте? А что с ними случилось? Как вы с этим справились? Ужас какой! Они были бы не на много старше меня, – затараторила я, но дедушка рукой махнул, что не нужно наседать с вопросами.

– Мы тогда ещё молодыми были, мать твою отправили в Москву учиться. Грустно без Тани стало, дома одиноко, да и комната её пустовала. Ну и подумали, а вдруг получится? И знаешь, шо, получилось. Жордочка всё переживала, пока пузатой ходила. Она как-то обмолвилась, шо в её роду мальчики не рождаются. Погибают при родах. Я ей не верил, говорил, мол, брехни это сивой кобылы. У меня-то все нормально рожали, – шумно выдохнул дедушка, облокачиваясь на спинку скамейки. На его топорщащиеся в разные стороны волосы приземлились два листочка яблони. Я аккуратно смахнула их, и с замиранием сердца ждала продолжения. – Всё говорила Маня, шо только деуку родить может, но не мальчика. И оказалась права.

– А что именно случилось, деда?

– Мы уже комнату Тани отремонтировали. Обои новые поклеили, достали старую кроватку, Жордочка пелёнок с распашонками нагладила. Но ночью, примерно за месяц до родов у Мани открылось кровотечение. Живот у неё тогда огромный был, гораздо больше, чем когда с Таней ходила. Повёз я её на шестёрке в Суворов, в роддом. Дорога туда не близкая, ухабистая. Трясло сильно. Гнал шо есть мочи, да поздно было. Не успел. Тогда мы и узнали, шо близнецы у нас, мальчишки. Видать, есть проклятие-то, – опустив голову вниз, произнёс дедушка, и сухой рукой вытер уголки глаз. Я обняла его за мягкие плечи, а он лишь тихо затрясся. Мне было не по себе услышать о трагедии в своей семье, но каково было родителям, потерявшим детей? Страшно представить. А ведь дяди могли бы уже отучиться, работать и быть со своими семьями.

Я не знала, что ответить. Казалось, что нарушать тишину – кощунство, всё равно, что начать говорить во время отпевания.

Тление сигареты дошло до фитиля. Обжигающее тепло привело меня в чувство, кожа на пальцах опалилась. Тихо пискнув, я выкинула бычок в банку, и произнесла сквозь проступившие слёзы:

– Мне очень жаль…

– Слезами горю не поможешь, Катя. Всё шо можно, то выплакано давно уж. Но боль никуда не делась. Она и по сей день с нами, – произнёс дедушка, и потушил окурок. Затем повернулся ко мне с серьёзным взглядом. – Бабке своей только не говори, о чём мы толковали. И с жалостью к ней не лезь. Маня не любит нюни распускать.

Не дожидаясь моего ответа, дедушка с кряхтением поднялся и направился в сторону курятника на задней части двора. Он так делал каждый раз, когда хотел побыть один. В курочках находил свою отдушину, и не рубил их на мясо. Так что пернатые были для души и яиц.

Хоть сейчас и утро, но июльское солнце сильно подпекало даже в тени. Волкособ Джейкоб спасался от жары в выкопанной им ямке около овощника, прямо под алычой. Я поднесла ему миску с колодезной водой и легонько опрыскала нашего охранника из шланга. С такой густой шерстью Джейку приходится несладко. Нужно его вычесать хорошенько в ближайшее время.

Бабушка уже пошла тяпать грядки с картошкой. Одетая в сиреневую футболку, старые мамины шорты и с панамкой на голове, она возвышалась над зелёной ботвой как Индиана Джонс в непроходимых джунглях. Тяпка в загорелых руках с одной стороны, и пластмассовая бутылочка для колорадских жуков с другой – ни один вредитель или сорняк не пройдёт!

Я крикнула бабушке, чтобы она не трудилась под палящим солнцем, но в ответ та лишь отмахнулась. Совесть не позволяла, чтобы старшее поколение работало, пока я прохлаждаюсь в сторонке.

Порой, меня поражал безукоризненный порядок на участке бабушки с дедушкой. Идеально ровный, будто только что подстриженный газон, обработанный овощник, растущие кустарники с ягодами – от малины до белой смородины, плодовые деревья (не только яблони и груши, но и черешня, абрикосы, алыча). Кажется, что воткни палку и она зацветёт здесь. Но оглядываясь на соседние участки в Старых Костюшках понимаю, что это заслуга исключительно моих старших.

Дойдя до бабушки возле картошки, я не могла не заметить, как она едва заметно улыбнулась, сверкнув белоснежными зубами. Румяное от физической нагрузки лицо с высоким лбом и аккуратным носом радостно засветилось. Как говорили родственники, в молодости бабушка была писаной красавицей с длинными каштановыми волосами, и за ней бегали многочисленные ухажеры. Как жаль, что её красота даже в малой части не передалась мне.

– Катюш, я слышала, что вы с Ариной собираетесь на Оку, – подмигнула бабушка. – Будь другом, сорви мне папоротника. Да побольше. Всё равно же на машине поедете?

– Ого, ба, у тебя новые вкусовые предпочтения? – хихикнула я, собирая вырванные сорняки в тачку. Бабушка любит экспериментировать с готовкой после просмотра роликов в соцсетях. То варенье с корнем ревеня сварит, то яйца замаринует по-корейски. – Что на этот раз? Лазанья с папоротником?

– Нет, что ты! Папоротник – сильный оберег, я хочу его высушить, а потом по углам развесить. У него сейчас как раз созревают споры.

– Господи, опять эти суеверия!

Я закатила глаза, а щека нервно дёрнулась. Не понимаю, почему в век науки и прогресса люди до сих пор верят в мистику. Магическое мышление – пережиток прошлого. Все эти обряды, шепотки, заговоры, которые были у меня в избытке в детстве уже изрядно надоели. Только из уважения к старшему поколению я согласилась на сбор папоротника. Если так бабушке будет спокойнее, то сделаю это.

– Не гуди, внучка. Уважь любимую бабушку, – мягкая улыбка тронула душу, и я оттаяла. –  В городе с потусторонним гораздо реже контактируешь, чем в деревне, вот и непривычна тебе моя просьба. Наверное, вы даже молоко домовому не наливаете?

– Нет, конечно! Да соберу я твою траву, не переживай.

Из головы не уходили мысли о разговоре с дедушкой, и стало тяжко. Как бабушка смогла пережить такую страшную потерю? Как сохранила желание жить? Я посмотрела на неё, и смогла лишь искренне восхититься. Прямая осанка, задорный нрав и всегда ухоженные руки. Женская сила во всём своём великолепии.

Я пошла домой, чтобы переодеться и собраться на речку. Рябина уже навела марафет и сидела на пороге, погружённая в свои мысли. Сегодня она была на удивление меланхолична. Подруга оделась в лёгкое льняное платье, а я для дороги выбрала чёрные шорты и просторную футболку с котиком. С собой взяли плед и полотенца, а воды и закусок решили прикупить в местном магазинчике. К счастью, сейчас не самый солнцепёк, а ехать совсем недалеко.

Мы сели в разгорячённую от жары машину. Дышать было совсем невозможно, и я открыла все окна. Чёрт со слепнями и оводами, пусть летят в салон, лишь бы был поток свежего ветра. Гюнтер тронулся и покатил по узкой дороге между домов и участков, и уже совсем скоро мы были на выезде из Старых Костюшек. Советское здание, в котором ранее находилась столовая, перестроили в небольшой магазинчик. На выцветшей вывеске виднелась надпись «Продукты». Заглушив машину, мы отправились внутрь. Арина толкнула дверь, раздался звон колокольчиков, и подруга, посмотрев на пустой прилавок, звонко крикнула: «Здравствуйте!». Из подсобки раздалось громкое сопение, и вскоре оттуда вышла дородная женщина в синем переднике. Сальные волосы, собранные в пучок, малиновые губы и недовольное выражение лица, будто та съела что-то прокисшее, придавали продавщице неприятный, даже агрессивный вид. Сложно было понять издалека, сколько ей лет.

Я направилась к полке, от которой вкусно пахло свежей выпечкой, и взяла парочку румяных ромовых баб. Мягкие булочки, пропитанные сиропом, проминались в моих руках. Арина же внимательно изучала витрину с газировкой. Наверное, большую часть фирм она никогда и не видела. Перечитав все этикетки, её выбор пал на бутылочку тёмного кваса от местного производителя. Ну, оштрафовать за употребление кваса за рулем не должны. По крайней мере надеюсь на это.

Захватив в придачу упаковку сухариков, мы направились к хмурой продавщице. Прямо над дверью подсобки висела прибитая подкова и чертополох. Опять суеверия! Когда кассирша подсчитала товары, то скрипучим голосом произнесла:

– Двести семьдесят три. Наличкой или картой?

И тут голос показался смутно знакомым. Я ответила, что картой, и внимательнее вгляделась в продавщицу. Карие глаза, нос картошкой и веснушки на щеках. Точно, это же моя подруга детства.

– Люба?

– Катя?

Повисла пауза. В этой грузной, уставшей женщине со свисающей до пупка грудью, я не сразу узнала ту хохотушку Любу Звонцову с длинными косами, что жила на соседней улице. В детстве мы играли в куклы и караулили ночь на Петров день. Люба была старше меня от силы на пару лет.

– Давно не виделись! Как дела? Давно тут работаешь?

– Да так, кручусь, верчусь, – хмыкнула Люба, приглаживая выбившуюся прядку волос. – Ты всё? Если да, то иди давай, у меня переучёт скоро будет.

Мы недоумённо переглянулись с Рябиной, и вышли на улицу. Всю дорога до реки мы в подробностях обсуждали странное поведение Любы. Уж не знаю, что я ей сделала, но осадок остался.

Неширокое русло Оки петляло змейкой возле покошенных полей и смешанных лесов. Тёмная вода с бурным течением искрилась на солнце. Лёгкий ветер доносил запах пижмы и ромашек. Рядом с берегом кружили изумрудные стрекозы с витражными крылышками, а в траве слышался стрёкот кузнечиков. На противоположном берегу стояла ветхая церковь с разваливающейся крышей. Некогда зелёный купол потускнел, а кирпичи поросли мхом. Наверное, здание пустует не одно десятилетие.

– Знаешь, Кать, смотрю я на твоих бабушку с дедушкой, и так по-белому завидно! – неожиданно заговорила Арина, вглядываясь в чистое небо. Её пшеничные волосы блестели золотом, едва заметно развеваясь на ветру.

– С чего это вдруг? – спросила я, а самой стало неспокойно.

– Это такое чудо – встретить того самого человека, и прожить с ним бок о бок всю жизнь. Пережить все трудности, радости, все самые важные моменты, – грустно вдохнула Рябина, и повела плечом в сторону. – У меня в семье нет таких примеров. Что бабушка, что мама – одиночки, даже замужем не были. И у меня такая судьба будет, похоже. Сколько я встречалась с парнями, и всё без толку. Ни с кем не складывается

– Просто и Артём, и Никита, и Максим, и все остальные – не твои люди. Но это же не значит, что ты такой же сценарий проживешь, как мама и бабушка? Мы сами творцы своей жизни, а судьбы не существует. Это всё оправдания людей.

Арина замолчала. Когда мы уже почти дошли до берега, она внезапно продолжила свои мысли:

– Иногда я лежу на кровати, и когда никого нет рядом, то начинаю просить у бога, у судьбы, у Вселенной одно – пусть мне достанется мужчина с чистым, добрым, нетронутым сердцем. Клянусь, что сделаю всё, чтобы не разбить его сердце, как разбили мне когда-то. Я обязательно сберегу его и сохраню.

Я остановилась. По щекам подруги градом бежали слёзы. Не раздумывая ни секунды, я порывисто обняла её. Она не должна плакать и корить себя из-за каких-то уродов, что растоптали её сердце.

– Так и будет, Ариш, обещаю, ты найдёшь того самого с добрым сердцем, – сказала я, утирая слёзы Рябины.

Арина улыбнулась, и от меланхоличного настроения не осталось и следа. Чтобы не обгореть, мы решили расположиться под раскидистой ивой. И вода рядом, и солнце поблизости, и тенёк есть. Скинув с себя одежду и оставшись в купальниках (я в закрытом, а подруга в бикини на грани приличия), весело хохоча побежали к реке. Аришка швырнула босоножки в сторону и с диким криком нырнула в воду, а через несколько секунд всплыла. Я же потихоньку, шаг за шагом шла в студёную воду. Да уж, это не Суворовское водохранилище, где вода сама по себе теплее.

Чуть ли не стуча зубами, начала обтирать себя холодной водой, чтобы привыкнуть. Арина подплыла ближе, и, ехидно хихикая, начала брызгаться. Кожа покрылась мурашками, и тогда я начала брызгаться в ответ, а подруга звонко взвизгнула:

– Эй, так нечестно!

– Ты первая начала! Получай!

Брызги воды переливались радугой, а мы смеялись и пытались друг друга облить ещё сильнее. Арина обхватила меня за плечи, и в шутку приказала прокатить её на другой берег. А затем, также в шутку, она была сброшена обратно в воду.

Заброшенная церковь не покидала моего поля зрения, хотелось её осмотреть. Мы решили переплыть на ту сторону, чтобы прогуляться по окрестностям. Переправа на другой берег не должна быть сложной.

Солнце спряталось за внезапно набежавшими тучами. Окружающий мир перестал быть таким ярким, как мгновение назад. Стало тихо. Казалось, даже стрекозы затихли. Я плыла впереди, и тут почувствовала, как что-то скользкое, холодное, будто огромная рыба коснулась моего бедра. Паника волной накрыла меня, а в ушах зазвенело. Меня сковал иррациональный страх.

Плывущая сзади Арина увидела моё замешательство. На лице её погасла улыбка, и она тихо спросила:

– Кать, что случилось?

– А? Да так, показалось. Рыба, наверное, задела ногу.

Подруга скривилась и произнесла:

– Фу! Ужас! Не говори о такой гадости. Поплыли быстрее на тот берег.

Когда мы доплыли, то обе облегчённо выдохнули. Вблизи церковь не выглядела настолько запущенной, как издалека. Казалось, что оттуда за нами кто-то наблюдает. Я повернулась к Рябине, чтобы убедить её плыть обратно, как с дерева раздалось громкое карканье. Подруга посмотрела на источник шума, и внезапно затряслась. Глаза Арины закатились, обнажая белки. Тело подруги застыло в оцепенении, и девушка низким, будто не своим голосом проговорила:

Среди теней, где мрак царит ночной,

Летает вестник с чёрной гривой.

Душа твоя, как свет звезды живой,

Зовет к спасенью, к новой жизни.

В былом твоём таится ответ,

Где встреча с тьмою – горький след.

Память предков путь укажет твой,

От чернокрылого спасёт покой.

Как только она произнесла слова, то упала. Ошарашенная странным поведением Арины, я еле успела её подхватить около самой земли. Что за чертовщина здесь происходит? Я начала тормошить подругу, легонько шлёпала по щекам, даже начала щипать её.

Но вдруг послышались шаги, и мужской голос с хрипотцой произнёс:

– Далеко же вы забрели, девицы-красавицы. Вам тут не место.

Глава 4

Глава IV. У старой церкви

По спине пробежали мурашки, и стала прокручивать в голове все выпуски «Следствие вели …». Оборачиваться было страшно. Уши заложило от бешено колотящегося сердца. Поддавшись порыву ужаса, я схватила Арину подмышки и потащила её к речке. Шансов спастись у нас мало, но хотя бы попытаюсь. Вперёд!

– Стойте! Подождите! – раздался другой голос помягче.