Необычная жизнь Квинта Корнелия Сизенны. Том II

Толпы восставших рабов шли к театру в Энне, ведя пленных эннейцев – женщин с младенцами, мужчин, девушек, уже поруганных ими, всех, кто уцелел в кровавой резне.

На помосте театра стояли Эвн, Артемион и двое сельских рабов Дамофила. Зевксис и Гермий вывели на помост Дамофила и Мегаллиду. Почти все восставшие знали в лицо и имена этих двух изуверов, и их появление вызвало ликование.

– Казнить их! Распять их! – слышались крики.

Вдруг Дамофил, молчавший всю дорогу и терпеливо сносивший всё как истинный римлянин, закричал, раскрыв окровавленный рот:

– Выслушайте меня, прежде чем убить!

– Что тебя слушать, убийца! – закричала женщина из толпы. – Тебе нет оправдания!

– Давайте послушаем, что он скажет! – предложил Эвн. – Пусть это будет его последним словом.

Все замерли и напрягли слух. Дамофил уже обдумал, что сказать, и начал:

– Вы считаете меня жестоким убийцей ваших детей. И это так… Я понял сегодня, что мне нет оправдания, и я каюсь! То, что я увидел и пережил сегодня, заставило меня содрогнуться от сделанного. Если я останусь жив, клянусь Юпитером и богиней Фидес, что сделаю всё для улучшения жизни моих рабов! Ваше восстание будет подавлено, Великий Рим не потерпит на Сицилии города, где правят рабы. Вы понимаете, что вас всех убьют или сошлют на рудники. Но я могу сделать так, чтобы вы остались в живых. В Энне есть конвент римских граждан, многих из которых я вижу среди пленных. Конвент имеет огромные полномочия. Если вы нас освободите и вернетесь к хозяевам, вы будете прощены. Я обещаю от имени конвента принять закон об обязательном ежегодном отпущению на свободу до ста рабов. Кроме того, я обещаю вам, что участники восстания получат свободу и смогут уйти. Мы их преследовать не будем…

– Врёшь! – закричал Зевксис. – Ты врёшь, чтобы спасти свою подлую жизнь!

– Дай ему сказать! Пусть говорит! – зашумела толпа.

Зевксис отступил, и Дамофил продолжал:

– Ещё я обещаю выдать каждому из вас одежду и обувь, чтобы вам не промышлять разбоем. Вас будут хорошо кормить, будут платить за труд.

Он не успел договорить, потому что Зевксис подскочил к нему и вонзил меч в бок, а Гермий отрубил голову ударив своим топором по шее. Кровь залила помост.

Толпа закричала:

– Что вы наделали! Он раскаялся, так зачем убивать? Вы лишили нас возможности исправить всё миром! Он обещал столько сделать!

Зло усмехнувшись, Зевксис заорал:

– Мне смешно, что вы поверили его лжи. Он всю свою мерзкую жизнь издевался над вами, а вы хотели ему простить это?! Все, кого я знаю, потеряли от его рук своих товарищей, сестер, матерей!

– Но ведь он сказал, что раскаивается! – выкрикнул кто-то.

Зевксис побагровел и закричал:

– Кто? Он раскаивался?! Это он, который приказывал обваривать лицо, руки или ноги кипятком!

Это он, который бросал провинившихся в муравейник! Это он, который убивал наших детей, наезжая на грудных малышей бревном с шипами! Кто забыл груду маленьких телец?! Это он и его люди насиловали девушек, а потом те сходили с ума или накладывали на себя руки. Рабов он ценил дешевле жареной рыбы! Он перебил бы нас всех и купил бы новых рабов, а вы поверили, что он даст вам деньги за восстание! – кричал Зевксис. – А сколько рабов уже замучено в эргастулах?! Неужели вы забыли, как он расправлялся с молодыми рабынями, которые из-за беременности не могли работать?! Забыли? Тогда я напомню: им вспарывали животы и отрезали грудь, а мужчин кастрировали.

Зевксис, не в силах говорить, замолчал. Над толпой нависло молчание.

– Давайте выберем царя! – предложил кто-то, и другие поддержали.

– Эвна – царем! Эвна! Эвна! – кричала толпа, но раздавались и недоуменные голоса: – Почему Эвн? Кто он?

Один из рабов Дамофила, пришедший с Эвном, сказал:

– Эвн предсказал нам победу. Он привел нас сюда. Через него боги послали знамение. Он умеет предвидеть будущее, и это на пользу…

Зевксис, Гермий, рабы Дамофила, Антигена и других рабовладельцев Сицилии, знавшие Эвна, поддержали его. И остальные рабы поддержали.

* * *

Так Эвн стал царем. Большинство рабов были сирийцами, поэтому Эвн предложил назвать новое государство Новосирийским Царством, а себя – Антиохом в честь династии сирийских царей, воевавших против Рима. Он предложил созывать Народное Собрание для решения важных вопросов. Поскольку большинство восставших были здесь, решили, что это и будет их первое Народное Собрание. Тут же была создана система управления – Совет при царе Эвне-Антиохе и выбран Главный Стратег для командования войском восставших. Также было решено чеканить собственную монету восставших.

Тут же собрание провозгласило Эвна царем АНТИОХОМ НОВОСИРИЙСКИМ. После этого Эвн-Антиох обратился к восставшим:

– У нас много пленных эннейцев, – сказал Эвн-Антиох, – и надо решить, что с ними делать. Если мы их отпустим, они скоро вернутся в рядах тех, кто будет подавлять наше восстание. Если мы их сделаем рабами, то… – он замолчал, а потом внезапно крикнул: – Решайте!

Поднялся торг. Споры не смолкали, и участники долго не могли прийти к единому решению. Видя, что это может продолжаться бесконечно, Эвн-Антиох снова заговорил:

– Думаю, что можно оставить в живых тех, кого вы хотите взять в жены, а также младенцев, которые еще несмышленые. А еще – оружейных мастеров, чтобы они ковали нам оружие, заковать их в цепи, которые они сами делали для нас. И, если есть такие, за кого кто-нибудь поручится своей жизнью, то мы оставим таких в живых!

Это решение устроило восставших. Споры прекратились, и все долго восхваляли мудрость нового царя. Решение было сразу приведено в действие. Крики, стоны, сопротивляющиеся женщины, плач детей, отрываемых от матерей, – все это была темная сторона красивого и умного решения.

Мегаллиду – жену Дамофила оставили в живых только для того, чтобы отдать её на расправу бывшим рабыням, которые, насытившись местью, сбросили её со скалы.

На следующий день Эвн, надев царский венец и окружил себя придворными, сделал царицей свою жену – Апаму.

Вскоре Эвн с одобрения народного собрания окружил себя наиболее выдающимися по уму людьми, среди которых были Зевксис, Артемион и еще около десяти других. Все они составили Совет Новосирийского Государства.

Квинт-Руф, после суда над эннейцами, отправился по городу, надеясь найти следы Елены и своего сына.

Он искал чудо, надеясь, что богиня Фортуна снова сведет его с женой. Он почти каждого встречного спрашивал о жене и ребенке, но как можно найти знакомое лицо в этом маленьком уголке огромного мира! Если бы он знал имя её хозяина! Если бы он мог сказать, где она находится, в какой части Римской империи! Жива ли она?! Жив ли их сын?! Мысли его занимали страшные рассказы, которые ежедневно передавали друг другу и события, которые разыгрались сегодня. А что, если его Елена и сын были проданы Дамофилу? Тогда он, возможно, уже не найдет их живыми…

Но словно червь в его мозгу сидела мысль, что жена где-то здесь, на Сицилии. А если так, почему бы ей не быть в Энне?!

В конце концов, после бесплодных попыток что-то узнать о своих близких, Квинт-Руф уснул в одной из комнат дома, который до этого дня принадлежал эннейцу.

Проснувшись под вечер, он снова отправился на поиски. Но и этот раз не принес результатов.

На третий день он встретил оправившегося от ранения гладиатора Фахми. Вместе они ходили по Энне в поисках Елены и Вириата.

И как часто бывает, когда ты думаешь о чем-то долго и это не даёт покоя, однажды они всё-таки встретили одну старуху, которую спросил, известно ли ей что-либо о рабыне Елена, у которой был ребенок и которую привезли из Нового Карфагена? На что та покачала головой. Но, когда Квинт-Руф уже отходил, он вдруг услышал крик старухи. Обернувшись, он вновь подошел и услышал:

– Прости, – сказала старуха, – я вспомнила: была у моего хозяина рабыня по имени Елена с ребеночком. Но то ли он её убил, то ли отправил куда-то – не помню. Кто-то говорил, что видел её мёртвой после наказания за что-то на мельнице. Многих тогда хозяин заморозил. А кто она тебе-то? – поинтересовалась она и поспешила уйти, посмотрев на изменившееся лицо Квинт-Руфа.

*

Шёл 618 год от основания Рима или

176 год Эры Селевкидов

(136 год до нашей эры).

* * *

ГЛАВА 4. Неожиданная встреча

Шел 615 год римской эры, седьмой день перед идами (9 мая 128 года до н. э.). По всей Римской Республике римляне справляли первый день Лемурий (праздник мёртвых душ).

Тем временем над Энной и её окрестностями витала богиня погребальных песен – Нения, проливая слезы над телами соотечественников. Уже три дня в Энну со всех окрестностей стекались рабы, чтобы принять участие в восстании. Среди них особенно выделялись сицилийские пастухи – их крепкие атлетические фигуры резко контрастировали с телами городских рабов. Закаленные аскетичной жизнью и вооруженные копьями для охраны стад, они составляли костяк отряда рабов-воинов, который набирал Артемион, друг Эвна, называвшегося царём Новосирийского Царства – Антиохом. Воинство победивших рабов уже готовилось к походу. Двое друзей-гладиаторов – Фахми и Квинт-Руф, услышав о войске, поспешили на площадь, откуда вместе с шестью тысячами восставших отправились на следующий день в поход под предводительством Артемиона. Оружия на всех не хватало, поэтому многие были вооружены серпами, раскаленными палками и даже кухонными вертелами.

Из Энны восставшие двинулись на Ассор, где их встретил небольшой римский отряд римских легионеров, охранявший город. Римляне заперли ворота и призвали на помощь всех способных носить оружие. Пока они занимались раздачей оружия, внутри города восстали рабы, которые перебили охрану у ворот и впустили восставших.

Ворвавшись в город, восставшие рабы без труда взяли верх над легионерами и свободными жителями, а затем, присоединив к себе всех городских рабов, двинулись на Агирт, который уже ждал восставших.

В первом сражении Квинт-Руф даже не взмахнул мечом. Но теперь, в Агирте, он одним из первых ворвался в город и сразу оказался в гуще битвы. Внезапно перед ним оказался римский центурион.

Римлянин с криком ударил Руфа в бок, но Руф успел прикрыться рукой и нанести удар в горло врагу. В тот же миг он почувствовал жгучую боль в руке, а затем получил еще и удар камнем в грудь…

Когда Квинт-Руф очнулся, он увидел вокруг лишь тела убитых. Рука его кровоточила, и от потери крови кружилась голова. Шатаясь, он подошел к колодцу, промыл рану и перевязал её своим хитоном. Выйдя за ворота, нарвал травы и приложил к ране.

Восставшие расположились в городе на ночь. Для Квинта-Руфа это было спасением – иначе он не смог бы идти дальше. Утром он, почувствовав себя лучше, двинулся с ними.

Бредя по улицам, он видел, как рабы добивали уцелевших жителей, независимо от пола и возраста. Он наблюдал, как рабы занимали дома своих бывших хозяев, выбрасывая на улицы и сжигая ненужные вещи.

Было непривычно видеть рабов в одежде знатных сицилийцев – они всё равно выглядели как рабы. Всё вокруг казалось неестественным: радостные лица победителей и предсмертные крики жертв. Если бы знали люди, жившие мирной жизнью еще несколько дней назад, что их жизнь будет в руках их рабов!

Вскоре у Руфа зажила рука – рана оказалась не сильной, и он, чтобы не быть так легко раненым снова, снял наручи с какого-то убитого римского легионера и надел их.

В следующей битве, которые следовали уже одна за одной, под его мечем пал один из римских воинов-триариев, доспехи которого Руф также взял себе.

Так поступали все восставшие, поэтому после каждого боя на поле оставались лишь голые тела побежденных римлян. Всё оружие, доспехи и даже нижнее бельё – всё уносилось с поля боя.

У самих римлян было также правилом приносить домой доспехи убитых врагов как трофеи. Теперь же, врываясь в дома римлян и сицилийцев, воины – бывшие рабы снимали со стен доспехи, а потом уже искали деньги, золото, серебро и прочее.

Артемион вскоре превратил неорганизованную массу рабов в подобие армии. Он разделил всех по принципу, который применял царь Антиох III. Восставших, которых было уже около десяти тысяч, разделили на десять частей по 950 человек. Кроме того, выделили пять сотен человек, которые были на конях и составили конницу. Кроме того, из бывших гладиаторов Артемион набрал себе личную охрану. Одними из его телохранителей стали Руф и Фахми. Организация армии вместо толпы была затеяна вовремя, так как на десятый день восстания, когда войско рабов подходило к городу Палике, против них выступили три манипула, сформированные на Сицилии для Нумантийской войны, и ожидали отправки. Кроме того, против восставших выступили жители-канабы (гражданские поселения, выросшие вокруг крепостей, занятых легионерами, населенные римскими гражданами и отслужившими римскими солдатами).

Артемион построил своих воинов так: все девять частей он выстроил в одну линию. По фронту в каждой части стояло по 50 человек, а в глубину – 19 воинов. На флангах было по 250 всадников.

Военачальник римских легионеров выстроил свои части следующим образом: два манипула впереди, один – отборный из триариев – между ними сзади, а канабы и эвокаты (лат. evocati) (воины-сверхсрочники) – по флангам.

Восставшие первыми начали сражение: по приказу Артемиона вся линия двинулась вперед. Линия восставших была намного шире, поэтому вскоре легионеры оказались в кольце армии восставших. Однако чем сильнее сужалось кольцо, тем меньше стройности было в рядах восставших. Полетели дротики и камни из пращей. Затем канабы напали на первые ряды сужающегося кольца, окончательно расстроив ряды рабов, которые устремились на врагов лавиной, давя друг друга.

Манипулы римлян, стоявшие сначала порознь, слились в одну непробиваемую стену, ощетинившуюся, как еж, копьями. Те из восставших, кто был в первых рядах, уже не могли остановиться, так как на них давили сзади. Они, как яблоки, насаживались под давлением своих же товарищей на копья легионеров. Но этим они сломали стройность стены, и новые волны восставших начали вливаться в образовавшиеся бреши. Завязалась рукопашная схватка, где римляне были сильнее. И только благодаря численному превосходству восставшие одержали верх.

Дважды несколько десятков римлян вырывались из кольца, но их настигала конница стратега Новосирийского царства – Артемиона и уничтожала всех до последнего. Наконец, когда последний легионер был мертв, Артемион вновь построил свою армию и, прежде чем отпустить всех на отдых, приказал начальникам отрядов пересчитать оставшихся в живых.

Итак, после пересчета, он выяснил, что рабы потеряли 2000 человек, тяжело ранеными и павшими в бою!

Пока победители отдыхали, Артемион в сопровождении телохранителей решил объехать место боя. Подъехав к одному из легионеров, судя по доспехам – триарию, он залюбовался его доспехами и фигурой. Этот воин был похож на Геракла, изображенного в храмах. Он лежал, широко раскинув руки, в которых сжимал щит, разрубленный надвое и сломанный меч. На нем были превосходные медные доспехи, сияющие в лучах солнца. Возле него в самых неестественных позах лежали пять убитых им рабов. «Да… сильный человек!» – подумал Артемион и, обратившись к старшему охраннику – македонянину Филиппу, сказал:

– Поднимите этого воина, пусть его прах будет захоронен вместе со всеми.

Четверо воинов из охраны Артемиона, в том числе Фахми и Руф, слезли с коней и подошли к распростертому легионеру. Филипп наклонился над ним, чтобы снять шлем… и вдруг римлянин ожил – он схватил Филиппа за шею и, притянув к себе, проткнул его обрубком меча.

Затем, из положения лёжа с силой ударив ногой Руфа и другого телохранителя и вскочил на ноги. Оставшись один на один с Фахми, оживший враг ударил его остатками щита в лицо и убил бы другим ударом, если бы Фахми не отпрыгнул. В это время вставший на ноги Руф метнул во врага свой меч, одновременно с ним другой телохранитель, сидевший на лошади рядом с Артемионом, метнул дротик. Сицилийский «Геракл» охнул и замертво упал, пронизанный дротиком в и мечом, вошедшими ему между лопаток.

– Возвращаемся! – крикнул Артемион и повернул коня в сторону лагеря.

Уложив тело Филиппа на лошадь, все, не говоря ни слова, с подавленным настроением поехали обратно.

Когда войско рабов отдохнуло и было готово двинуться дальше, Артемион вышел вперед и произнес короткую речь:

– Друзья! Сегодня у нас был первый большой бой. Вы сражались мужественно, но впереди еще много таких битв. В этой мы потеряли каждого пятого воина! Раз уж Народное Собрание выбрало меня стратегом, я буду командовать до конца похода. Сейчас вы построитесь по отрядам, в которых были до боя. Если ваш начальник убит или ранен, вы выберете нового и будете беспрекословно ему подчиняться. Если начальники, выбранные мной, остались, подчиняйтесь им. На привалах все должны находиться рядом со своими отрядами. В каждом отряде назначайте пять человек на ночь для караула. Невыполнение приказа будет караться смертью, как и побег с поля боя.

Развернув коня, Артемион поскакал вперед по дороге к городу Менен.

К этому времени в руках восставших находились такие города Сицилии, как Ассор, Центурипы, Агирт, Мацелла и Капитониана. Чтобы прокормить своё многочисленное войско и обеспечить будущее занятых городов, Артемион приказал не трогать тех свободных сицилийцев, которые занимались земледелием, и не уничтожать мелкие виллы. Это решение укрепило власть восставших в занятых ими городах. Теперь, когда войско уходило, Артемион был уверен, что жизнь в городах пойдет своим чередом.