Полная версия
Внезапно и необратимо
Внезапно и необратимо
Анастасия Атаян
© Анастасия Атаян, 2025
ISBN 978-5-0067-8817-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Роковая помада
Мама смотрела в одну точку. За телевизор. Менялись картинки, но лицо ее оставалось неподвижным, что бы ни показывали в ящике: парад трансвеститов, документалку о цунами, передачу о капустной ферме или шоу с неприличными шутками. Мама и бровью не повела, когда ближе к полуночи маньяк на экране занес высоко над головой топор и начал рубить привязанную к стулу жертву на куски – кровь хлестала во все стороны. Мама переживала развод, не выпуская эмоций наружу.
Отпуск мама решила провести в халате на диване. Впервые в жизни я видела ее с волосами, собранными в хвостик, не мытыми четвертый день. Голые губы были поджаты. Мама копалась в себе, пусть виновата была не она, – отец скрывал от нас вторую семью.
Несколько месяцев назад я узнала, что у меня есть сестра. На год младше. Узнала, что она учится в престижном частном вузе: счет прислали по почте, он указал не тот адрес. Восемнадцать лет ловко подчищал следы и так глупо просчитался.
Мое обучение обходилось отцу в три раза дешевле – хватило мозгов поступить в государственный. В том году он мной гордился. Так мне казалось, ведь я первая в семье поступила в Токийский университет, куда его не взяли. Теперь же, я уверена, он больше гордился ею, ведь она пошла по его стопам в Васэду.
Квартиру оставил нам. Только все в ней напоминало о нем и казалось фальшивым, картонным и чужим.
Спустя неделю мама вышла на работу, хотя вполне могла не работать больше ни дня – компенсацию морального ущерба отцу предстоит еще очень долго выплачивать.
Я знала, что стадия шока не может длиться долго – так нас учили на психфаке. Чтобы ускорить процесс, я решила записать маму в тренажерный зал. Оплатила абонемент на три месяца из заработанных в пиццерии денег.
Я сама начала заниматься недавно. Нужно было отвлечься от навязчивых сцен предательства, крутившихся в голове. Я не могла больше ходить в бассейн, где проводила каждую субботу с первого класса. Оказалось, что сестрица тоже любит плавать – подглядела в ее «ТикТоке». В бассейне меня подташнивало. Вода больше не пахла хлоркой, а била в нос ее духами. Духи у нее, кстати, были такие же, как у меня. Он подарил нам обеим по флакону «Мисс Диор» на прошлое Рождество. Из «ТикТока» узнала. Свой флакон я продала на «Меркари» и купила другие, холодные и сдержанные, совершенно не похожие на те, что мог выбрать отец. Новая я пахла кедрами и тягала штангу. Я хотела и фамилию сменить, но это оказалось куда сложнее, чем вынуть из рамок совместные фото.
Я старалась изо всех сил изображать, что у меня все хорошо. Усердно училась, вечерами подрабатывала в пиццерии, по субботам ходила в зал. Тренер у меня был что надо, тактичный и неотразимый, полная противоположность бестактному и обрюзгшему папаше. Хару учил меня правильной технике, напоминал пить воду, когда я истекала потом на беговой дорожке, выставлял вес. Спустя месяц я поняла, что влюбилась. Пусть бы и безответно, главное, что мысли о Хару прогоняли мысли о сестрице, с которой я постоянно себя сравнивала, и о лгуне-отце, даже не поздравившем меня с днем рождения. Я проводила по часу на эллипсе, тяжело дыша и краснея, потому что с того угла открывался отличный вид на весь зал и на Хару, перебегающего от одного клиента к другому. Я не знала, как намекнуть тренеру о своих чувствах и стоит ли вообще это делать.
Маме в тренажерке понравилось. Сначала мы ходили туда вместе по субботам, а потом она стала заниматься еще по вторникам и четвергам. С каждой неделей мама оживала. В шкафу появились новые наряды, мама постригла волосы в моднявое каре, начала носить в офис каблуки. Я была не против нового отца – на фоне старого любой показался бы суперменом.
Мы качали пресс и пили смузи из шпината. Скинув три кило, мама решила, что мы заслужили отдых на море и купила путевку на Гавайи. Я была рада, что стадия смотрения в одну точку прошла быстро.
О своих чувствах к Хару я маме не говорила. Мне казалось беспардонным болтать с ней о неразделенной любви, ведь мама совсем недавно пережила предательство человека, которого любила больше двадцати лет. Я боялась, что мое признание может задеть в ней что-то, что вернет ту маму в халате с немытыми волосами.
О своих чувствах я рассказала лишь Аянэ, лучшей подруге, давнишней и проверенной. Аянэ была куда опытнее меня и в миллион раз популярнее. Плавание раскачало мне плечи, а Аянэ всю жизнь занималась балетом и даже за упавшим проездным сгибалась грациозно.
Аянэ сказала, что у меня есть все шансы покорить Хару. Помогла выбрать новую спортивную форму. Безразмерную футболку и широкие брюки я сменила на обтягивающую майку и леггинсы. Я все меньше узнавала себя, но метаморфоза мне нравилась.
От термостакана с Микки Маусом пришлось избавиться.
– Уже не девочки, – сказала Аянэ и вручила мне стильный черный стакан с крышкой.
– Может, талисман на удачу носить? Мне бабушка однажды подарила амулет для успехов в учебе. Может, и на удачу в личной жизни продают?
Аянэ задумалась на секунду.
– Я знаю, что нам нужно! – воскликнула она. – Помада, притягивающая женихов!
– Есть такая?
– А то! Думаешь, как все бойфрендов находят?
Аянэ достала планшет и вбила в поисковик «помада, притягивающая женихов». Я думала, «Гугл» пошлет нас в дурку, но он выдал тысячи ответов. Мы проверили обзоры, прочитали десятки историй успеха.
– Да быть такого не может! Это самовнушение! Эффект плацебо! – о нем нам тоже рассказывали в университете.
– Неа! Вот эта, – Аянэ ткнула пальцем в золотистый тюбик, – точно действует! Помнишь Кейко из школы?
– Ту, что заикалась?
– Ага! Она недавно парня нашла. А незадолго до этого купила волшебную помаду!
Аянэ открыла страничку Кейко.
– Смотри, какой! Похож на корейскую поп-звезду!
Парень был зачетный. Не Хару, конечно, но вполне себе.
– А Кейко совсем не изменилась, – только и сказала я.
– Не изменилась ни капли, только помаду сменила. Главное, правильный оттенок купить. Нам нужен тринадцатый. Пишут, что он осечек не дает.
– А если мне не подойдет?
– Да даже если и не подойдет! Главное, чтобы подействовал! Испытаем вместе, я себе тоже куплю!
Помада стоила мне пяти часов работы в пиццерии. Начитавшись обзоров, я была готова выложить и больше. Через неделю мы заглянули в магазин после занятий. Было неловко. Наверняка продавщица нас раскусила. Она не могла не знать, что об этой помаде пишут в интернете.
Аянэ не растерялась. Подошла к стойке с пробниками, тут же нашла нужный оттенок. Тюбик был тяжелее, чем я думала. Приятно оттягивал ладонь. Вес внушал уверенность. Цвет ненавязчивый, приятный. Нежно розовый, пусть мне и казалось, что роковая помада должна быть яркой, сочной, притягивающей взгляды – как помада той тетки, что лишила меня отца.
– Надо брать!
Аянэ накрасилась в туалете торгового центра, а я не отважилась.
– Потерплю до следующей недели.
Статьи внушили мне, что как только помада окажется на губах, жизнь изменится в одно мгновение. Нужно было морально подготовиться. Впервые за долгие месяцы я чувствовала, что контролирую происходящее. Я даже собиралась в случае успеха купить волшебный тюбик для мамы и подарить ей его на Гавайях.
Положила помаду в косметичку. Носила с собой. На всякий случай.
В субботу мы снова пошли в зал. Хару был, как всегда, чуток и прекрасен. Он легко нашел общий язык с мамой. Это было мне на руку: вряд ли бы она стала возражать, начни мы встречаться. Может, когда-нибудь мы даже поедем на Гавайи вместе, мечтала я.
Потерявшись в фантазиях, я забыла косметичку в раздевалке. Вспомнила ближе к полуночи, когда собирала рюкзак – в воскресенье мы с Аянэ должны были идти в поход на гору Такао – ежегодная летняя традиция.
Мама не поняла, почему я распереживалась (о помаде я ей не рассказывала), но пообещала позвонить в зал и забрать косметичку. А еще мама пообещала, что не будет ее открывать. Всю дорогу в гору и с горы я думала о помаде. О мечте, что должна была вот-вот исполниться. Даже не сделала ни одной фотографии пейзажей.
Обещание мама сдержала лишь отчасти. Косметичку она забрала, только протестировала все содержимое.
Я вернулась домой поздно вечером, уставшая, потная. Сняла кроссовки, скинула с плеч рюкзак. Мама улыбалась.
– Какая потрясающая помада! – сказала она, усаживая меня за стол. – И держится долго, и губы не сушит, а цвет какой приятный!
Кровь прилила к щекам.
– Мия, что такое? Устала? Давай-ка, ешь!
Аппетит, нагулянный в горах, вдруг исчез, пусть на тарелке и дымились мои любимые гёдза с креветками, а в животе урчало. Я старалась держать лицо, но лицо отказывалось слушаться.
– Совсем заучилась! Ложись-ка спать!
Заперевшись в комнате, я набрала Аянэ.
– Скоро у кого-то появится новый папа, – пошутила она.
Следующие две недели я просидела за книжками, готовясь к экзаменам. В тренажерку не выбралась ни разу. Каково же было мое удивление, когда в среду вечером в дверь позвонили. На пороге стоял Хару в стильной майке и трениках.
– Извини, что пропустила тренировки, – промямлила я, поправляя волосы и разглаживая футболку.
– Ничего-ничего! Марико сказала, у тебя сессия.
– Марико?
В голову было напихано столько цифр, теорий и фактов, что я совершенно не могла понять, о ком идет речь.
– Не переживай! Как экзамены закончатся, вернем тебя в форму!
– Спасибо, что зашел проведать.
Может, помада начинает действовать, когда оплачиваешь покупку и получаешь на руки чек? Может, чек за волшебную помаду и есть мой счастливый талисман?
Хару смотрел мне за спину и улыбался так, как никогда не улыбался мне. Восхищенно.
– Марико-тян! Готова?
Я обернулась и тут только сообразила, что Марико – это мама. Марико-тян? Что за фамильярность?!
– Готова к чему? – выдавила я.
– К пробежке! Решила к марафону готовиться! Хару каждый год бегает, будет меня тренировать, – мама потрепала Хару по плечу.
У нее на губах сияла моя волшебная помада.
Я прорыдала весь вечер и всю ночь. Прорыдала бы и все утро, если бы не экзамен. Я не знала, что помада способна на такое. Я не знала, что на такое способна мама.
Экзамен я, кстати, сдала на высший балл. Привела отличный пример компенсаторного поведения. Идею подбросила жизнь.
На Гавайи мы поехала втроем. Как я и мечтала. Вернее, совсем не так. Я смотрела, как Хару с мамой плещутся в воде, как они пытаются устоять на досках, как пьют тропические коктейли, как он втирает крем ей в спину, как она поправляет помаду после его поцелуев. Мама совершенно не стеснялась ни меня, ни кого бы то ни было вокруг.
Я не обижалась на нее. Еще на пятом часу лета я поняла, что Хару мне не подходит. У нас совершенно не совпали вкусы в кино: он смотрел ужастики, я – романтические комедии. Он выбрал пасту с курицей, а я – рис с рыбой. У нас не было ничего общего. К тому же, он был влюблен в женщину на двадцать лет старше, что само по себе было тревожным звоночком.
Я не просто лежала на шезлонге, наблюдая, как мама пытается забыть о папе в объятиях молодого качка. Я проводила исследование. Записывала все в тетрадь. Думала записать и наши разговоры на диктофон, но не рискнула. Мне было интересно, через сколько месяцев мама перейдет на новую стадию. Стадию здравого смысла. Мне было интересно, когда мама снова станет моей мамой.
Это случилось в ноябре. Мама натянула было кроссы, чтобы пойти на пробежку, взглянула на себя в зеркало и вдруг села обратно на пуфик.
– Что я творю? – сказала она, обращаясь к шнуркам.
Часом ранее я увидела в мусорном ведре тюбик помады. Она закончилась быстро, как и мамина интрижка с Хару. Он к нам больше не приходил. Мы переехали в другой район. Я снова начала плавать. Новый бассейн не пах духами моей сестры.
Белая мания
Карта не проходила. Сиракава раз за разом вставляла кредитку в терминал, но тот лишь издевательски попикивал.
– Ничего-ничего, – вежливо повторяла кассирша, – попробуйте снова.
Напряжение нарастало: оно дотянулось до самого выхода из магазина «Сисэйдо» очередью девушек, устало вздыхавших за спиной Сиракавы.
– Может, размагнитилась? Мы и наличные принимаем.
– Что же это? – бормотала Сиракава, натирая рукавом пиджака чип.
Воткнула карту резко. Пик. Вставила бережно. Без толку. Отчаявшись, она достала кошелек, вывалила из него банкноты, монетки. Пересчитала. Трижды. Запустила руку в сумку, ощупала дно в поисках недостающих десяти иен. Выудила пятьдесят. Касса пропела, выжевала чек.
Сиракава несла в руках пакет, улыбаясь всему миру и особенно широко – женщине на плакате. О таком лице, как у нее, мечтала каждая девушка в очереди. Лице идеально белом – точно свадебное платье. Белом той белизной, без которой, как утверждала Фукуда, подруга Сиракавы, этого платья можно и вовсе никогда не надеть.
– Почему, думаешь, тебя бросил Танака? А Ямада? – спросила Фукуда неделю назад.
Сиракава молчала, размешивая трубочкой лед в латте.
– Потому что в тренде девушки с белой, как лепестки камелии, кожей. Мода на загорелых прошла. Лет десять назад. Муж то же говорит. Прислушайся хотя бы к его мнению, а то так и останешься одна, – Фукуда понизила голос, – навсегда. Я скину адрес косметолога, он тебя поправит. Не смей экономить на уходе. Лицо – твой пропуск в счастливую семейную жизнь. А с теннисом завязывай: солнце сведет все усилия на нет.
Сиракава пристыженно огляделась. За соседним столиком сидела девушка с белым, будто салфетка, лицом. Сидела с парнем. А с другой стороны в одиночестве листала ленту загорелая дама.
Чем дальше, тем больше попадалось совпадений. По пути на работу, c работы, на корты и с кортов, в очереди в супермаркет и химчистку, в вагоне метро, на перронах и даже на эскалаторах. Сиракава наблюдала за скользящими вниз и вверх по поручню руками: белые украшало кольцо на безымянном пальце, обласканные солнцем – нет. Несколько дней спустя, проснувшись от кошмара – белые обрубки кистей, точно полчище пауков, окружили ее со всех сторон, – Сиракава всхлипнула и взяла с тумбочки телефон.
«Похоже, ты была права», – отправила она короткое сообщение Фукуде.
Та лежала в кровати, маялась от бессонницы, думала, где пропадает муж: в офисе или в караоке с коллегами.
– Наконец-то, – прошептала она в тишину пустой спальни.
Утром Фукуда села составлять список средств для преображения подруги – хоть какое-то развлечение в череде одинаковых дней.
– Чего это ты так рано встала? – спросил муж, позевывая.
К его пробуждению Фукуда успела приготовить пышные оладьи, полить их кленовым сиропом и посыпать голубикой. Муж косился на листок, начищая стол локтями. Списки ему не нравились.
– Я, кажется, говорил, что летнюю премию мы потратим на ремонт машины… – начал он уныло.
– Да сдалась мне твоя премия! – прошипела Фукуда. – Знаю я прекрасно, что подарков от тебя не дождешься!
– А чего тогда? С какой радости оладьи? Праздник какой?
– У тебя что ни пятница, то праздник! Всю зарплату прокутил или чего оставил?
Список дотянулся до конца страницы – Фукуда перевернула листок.
– Чего это ты там пишешь? – муж никак не осмеливался взять вилку.
– Список косметики.
– Косметики?! В ванной и так все полки уставлены твоими банками! Будто ты на фабрике косметической работаешь, а дома склад держишь.
Фукуда покачала головой.
– Это для Сиракавы!
– Опять ее бросили?
– Ага.
– Не понимаю, почему ей так не везет…
– Потому что подруг никогда не слушала. Пока мы читали журналы, она махала ракеткой на солнцепеке. Пока мы учились пользоваться косметикой, она пропадала на сборах. Помню, как-то Сиракава разбила коленку, я принесла ей крем от рубцов, советовала намазать, пока шрам еще свежий, розовый, а она не послушалась. Представляешь? Ее не волновали ни шрамы, ни укусы комаров, ни загар, который день за днем впивался ей в кожу. В десять Сиракава была самой красивой девочкой в классе.
– Вот как?
– Так говорила мама, – Фукуда вздохнула. – Но как только началась взрослая жизнь, Сиракава растеряла весь шарм. Загар костюму не идет, да и краситься она до сих пор не научилась. Хорошо, образумилась, наконец. Не один месяц уйдет, чтобы превратить ее в завидную невесту, но ни дня терять не стоит.
– Думаешь, этого достаточно? – муж, наконец, расслабился и отхлебнул кофе.
– По-твоему, маловато? – Фукуда пробежала глазами по строчкам. – Разумеется, еще салоны, процедуры. Ей ведь не надо тратить летнюю премию на клюшки для гольфа…
– На ремонт машины!
– Конечно! Вечером проведу Сиракаву по магазинам, – Фукуда отложила список. – Может, и себе чего прикуплю. Какой смысл ждать летней премии, если все равно ее не увижу, так ведь? Кушай-кушай, я старалась.
Так началось преображение Сиракавы. На полупустой полке в ванной появились самые модные средства, на журнальном столике распластались дамские журналы, на прикроватной тумбочке примостился массажер для лица. В холодильнике обосновались отбеливающие маски и микстурки с коллагеном.
– Выглядишь потрясающе! Эта новая эмульсия творит чудеса! Просто бомба! – Фукуда внимательно рассматривала лицо подруги.
– Позвольте, я отнесу вашу сумку в гардероб, – вызвался официант.
Тут только Фукуда заметила огромный рюкзак с торчащей из него ракеткой.
– До сих пор на корты ходишь? – в ужасе спросила она. – Зачем?
– В смысле зачем? Без тенниса я себя не мыслю. Тем более со всеми этими чудо-средствами я точно не загорю.
– Ошибаешься! – покачала головой Фукуда.
– Степень защиты сто! – Сиракава протянула тюбик. – Я теперь мажу и уши, и руки – даже между пальцами. Кепку новую купила! К косметологу собираюсь. Получу летний бонус и целый курс оплачу.
– Зря только деньги потратишь. Солнце сведет все усилия на нет!
– Но как же я без тенниса?
– Что тебе мешает записаться в вечернюю группу?
– А как же мои девочки? Как же тренер?
– Девочки и тренер тебя замуж не возьмут, а в вечерних группах больше мужчин. И лицо спасешь, и жениха встретишь!
Сиракава шла к станции. Кепка нависала над солнечными очками. На большом экране возле перекрестка женщина с идеально белой кожей рекламировала ту самую сыворотку, на которую Сиракава потратила последние иены. Женщина грациозно ступала по красной ковровой дорожке, объективы всех фотографов смотрели на нее, а сами фотографы один за другим опускались перед ней на колено. Сиракава вздохнула, положила рюкзак на асфальт, достала из кармана телефон. Фронталка не распознала ее в очках и кепке, а тачскрин не отреагировал на попытки пальцев в солнцезащитных перчатках ввести пароль. Сиракава зашла под навес, сняла одну перчатку. Набрала школу тенниса. Сказала, что теперь не сможет заниматься по выходным – завалили работой. Администратор проверил расписание.
– Четверг. Десять вечера. Последнее место.
– А пораньше нет?
Пораньше мест не нашлось.
Парк был темным. То тут, то там сверкали светоотражающие наклейки на кроссовках бегунов. Пели цикады, шелестели ветки, Сиракава все отчетливее слышала удары мяча о покрытие. Она ускорила шаг, пусть до занятия и оставалась уйма времени. Решила прийти заранее, чтобы познакомиться с новым тренером.
Фукуда оказалась права. В вечерней группе парней было больше.
– По субботам серьезные мужчины спят до обеда – после тяжелой недели и пятничной попойки, – объяснила тогда Фукуда. – В выходные на корты ходят только неприкаянные дамочки, которых дома никто не ждет.
Тренер поставил Сиракаву в пару c Куроиси. Тот опаздывал, а Сиракава смотрела на часы и водила рукой по струнам. Ей не терпелось поскорее выйти на корт.
Куроиси явился, когда группа закончила разминку. Кивнул Сиракаве, подтянул носки.
– Новенькая?
– Да не то чтобы… – ответила она.
Куроиси был быстр и ловок, но Сиракава загоняла его по корту, вымотала и победила.
– Спасибо за игру! – сказала она, подбирая улетевший в аут мячик.
Фукуда решила сопроводить подругу на первую процедуру. Сидя в низких креслах в приемной, они листали журналы.
– Как новая группа? Есть кто симпатичный?
Сиракава закрыла журнал.
– Есть.
Фукуда придвинулась поближе.
– Рассказывай!
Сиракава рассказала о Куроиси. О его быстрой реакции, нахалистой улыбке и о том, как улыбка сползла с его лица, когда она выиграла.
– Ты с ума сошла? Не вздумай его обыгрывать! Играй вполсилы!
– Какой тогда смысл ходить на тренировки?
– Смысл ходить на тренировки не в том, чтобы лучше играть – лучше тебя, уверена, там никого нет, – а в том, чтобы встретить будущего мужа!
Сиракава хмыкнула.
– Как кольцо подарит, заиграешь в полную мощь, а пока будь поскромнее. Мужчинам не нравятся женщины, которые в чем-то их превосходят. Будешь его обыгрывать, озлобится, как Дзюн в школе. Помнишь, как ты его постоянно обыгрывала и он тебя бросил?
– Взрослые мужчины должны уметь проигрывать.
– А взрослые женщины – уметь проигрывать на корте, чтобы выиграть в большой игре.
Всю следующую тренировку Сиракава не столько состязалась с симпатичным соперником, сколько боролась с собой.
– Какая ты напряженная! – сказал Куроиси во время перерыва, отирая пот со лба. – На работе чего случилось?
Слишком больших жертв требовала от нее Фукуда, а гарантий никаких не давала. Под конец Сиракава слила игру. Не глядя на ликующего Куроиси, она протопала в раздевалку.
– Расстроилась?
Он дожидался ее у выхода из спортклуба. Сиракава молчала, разглядывала белые шнурки на белых кроссовках и свои загорелые щиколотки, на контрасте казавшиеся ей почти черными. Прикрыла их ракеткой, чтобы Куроиси не заметил.
– Как насчет ужина завтра?
– Завтра ведь пятница!
– И чего?
– Тебе разве не надо в караоке?
Куроиси засмеялся.
– Мне? В караоке?
– Развлекать клиентов, коллег, начальников?
– Я сам себе начальник, и мне не надо никого развлекать.
Куроиси достал из кармана визитку. Протянул Сиракаве.
Отношения с Куроиси развивались стремительно. Фукуда была в восторге. Все ее советы подействовали. Она даже перестала пилить мужа по пустякам. Сиракаву же внезапный роман застиг врасплох. Куроиси так резво вломился в ее жизнь, что она запаниковала.
Он заваливал ее сообщениями и приглашал на свидания. Действовал точь-в-точь, как на корте: уверенно, быстро, маневренно. Первые пару недель они встречались в ресторанах после работы, гуляли по вечернему городу. Один раз сходили в кино. А потом случилось то, чего Сиракава не ожидала никак. Куроиси позвал ее на барбекю. В воскресенье. Днем.
– Погоду обещают хорошую! – сказал он. – Солнце! Тебе понравится!
Сиракава перемерила все широкополые шляпы в универмаге. Ни одна не показалась ей достаточно надежной. Куроиси ей нравился, очень нравился, пожалуй, даже слишком, чтобы она поставила на кон все. Сославшись на работу, Сиракава отказалась.
– Хотела бы я быть мужчиной! – пожаловалась она Фукуде. – Можно гулять под палящим солнцем часами, не боясь быть отвергнутым!
– Отказы его только подстегнут, – подмигнула та заговорщически.
Сиракава отказывала Куроиси раз за разом. То неожиданная командировка, то нужно готовиться к презентации, то пикник с подругами, то встреча однокурсников, то обед с дальней родственницей, приехавшей в столицу. Только вечера ее были свободны.
Проигрывать каждый раз Сиракаве не позволяла гордость, но она могла пропустить пару мячей, если все шло к полному разгрому соперника.
Как-то во время рабочего дня Сиракава стояла перед зеркалом в туалете, переписывалась с Куроиси. Солнце из бокового окна золотило ей лицо.
– Так вот в чем дело! – ахнула она.
Вернувшись в офис, Сиракава опустила жалюзи.
– Прямо в глаз бьет! Не вижу, что на экране! – сказала она соседке по столу.
После каждого обеда Сиракаве приходилось опускать жалюзи, поднятые коллегами, снова, напарываясь на косые взгляды. Спустя неделю она обратилась к начальнику, и тот пересадил ее в самый темный угол: за спиной – стена, перед столом – шкаф с бумагами. Туда не просачивалось ни лучика настырного солнца.
Процедуры дали результат. Лицо Сиракавы стало белым, как у красотки с плаката. Таким белым, что на его фоне зубы начали казаться ей желтыми. Пришлось отбелить и их. Комплименты сыпались от коллег, от работниц магазинов, даже от вечно хмурого кассира в супермаркете.
