Код 29. Верни ключи от Алатырей

– В лес.

Макс закрыл глаза.

– Чёрт… я реально схожу с ума.

– Нет, – сказал голос. – Ты просыпаешься.

Он сел за кухонный стол, схватил чашку кофе. Держал её в руках, как якорь.

«Я бизнесмен. Я работаю с цифрами. Я учу людей продавать. У меня офис, курсы, клиенты. Я не шаман, не маг, не герой из дешёвого фэнтези».

Но пальцы дрожали.

На шее горели красные следы.

И Алина… она улыбалась слишком ровно, слишком механически.

«Что, если это не сон? Что, если система реально может использовать людей как куклы?»

Он посмотрел на неё. Она сидела напротив, пила кофе, листала ленту.

Обычная утренняя сцена. И только раз в пару секунд её глаза будто стекленели. На мгновение.

Он взял куртку.

– Я съезжу в офис, – бросил он.

– Возьми хлеба, – сказала Алина.

Он замер. Голос звучал ровно так же, как в его воспоминании о прошлой ночи.

Фраза, которой она как будто «зашита» в сценарий.

Макс сжал кулаки. Если он останется, сойдёт с ума. Надо ехать.

Он завёл машину. Радио включилось само. Вместо музыки – ровный низкий тон, как будто кто-то держит басовую ноту.

GPS сначала показывал маршрут в центр, а потом экран почернел. На нём проступило слово:

ЛЕС.

– Охренеть… – прошептал Макс.

Он пытался переключить – не работало. Карта висела пустая, стрелка указывала только вперёд.

Он выехал на трассу.

Чем дальше от Москвы, тем страннее становилось.

Фонари вдоль дороги гасли один за другим, как если бы кто-то выключал мир за его спиной.

Машины вокруг двигались, но слишком синхронно. Тормозили одинаково, перестраивались, будто управлялись одним центром.

Макс обогнал одну – и заметил лицо водителя. Оно было пустым, глаза стеклянные. Точно как у «гостей» ночью.

Он прибавил скорость.

На обочине мелькали билборды. Сначала реклама: банки, фитнес, онлайн-школы.

А потом все сразу начали меняться. Словно один и тот же глюк.

На каждом появилось одно и то же слово:

ВЕРНИ КЛЮЧ

У Макса сжался желудок.

Он вспомнил своё детство.

Отец когда-то возил его в деревню, к бабушке. Там был лес. Огромный, густой, пахнущий хвоей и сыростью. Маленький Макс бегал среди деревьев и чувствовал себя… свободным.

Отец говорил:

– Лес – это сила. В нём тише, чем в городе, потому что здесь нет вранья.

Тогда он смеялся. А сейчас эти слова вернулись с холодной ясностью.

Чем дальше в область, тем меньше сигналов. Телефон ловил лишь шум. Радио стало тише. Потом пропал звук мотора. Машина ехала, но двигатель не издавал ни звука.

Макс открыл окно – и понял, что лес вокруг тоже молчит.

Ни птиц, ни ветра. Даже собственные шаги, когда он остановил машину и вышел, не издавали звука.

Он вдохнул. Воздух был влажным, густым, как будто дышал сам.

– Ну и куда ты меня привёл? – спросил он.

– Туда, где мы можем говорить, – ответил голос.

Он сделал несколько шагов, и дорога за спиной исчезла.

Просто – нет её. Ни машины, ни асфальта. Вокруг только лес, плотный и гулкий.

Деревья тянулись к небу, но их кроны переплетались так плотно, что света почти не было.

Макс протянул руку – и заметил, что тень от неё падает не туда, куда должна. Тень двигалась в другую сторону, против солнца.

Он остановился.

– Я схожу с ума, – сказал он.

– Нет, – ответил голос. – Ты входишь в реальность.

На земле под ногами лежал мох. Но не обычный. Узоры на нём складывались в линии, словно схема. Макс присмотрелся – и увидел сеть, похожую на карту метро. Только это не метро. Это была решётка.

Он моргнул – и рисунок исчез.

Но память удержала.

«Кристаллы», – понял он.

В груди кольнуло. Камень в кармане стал горячим.

Он закрыл глаза, и мир качнулся.

Вспышка. Он увидел поле. Люди в броне, мечи, дым. В центре поля – каменный алтарь, на котором сиял такой же кристалл.

Он – другой он, в другой одежде, с бородой и в кожаных доспехах – стоял рядом, поднимая руку.

А потом кровь. Много крови. Вражеская армия накрыла алтарь.

И кристалл погас.

Макс вскрикнул и открыл глаза. Лес вернулся. Но дыхание сбилось.

– Что это было? – спросил он.

– Память, – сказал голос. – Ты жил. Ты умирал. Ты был хранителем.

Макс зажал виски ладонями.

– Я не хочу этого. Я хочу обычной жизни.

– Обычной жизни больше нет, – ответил голос.

Он сделал несколько шагов.

Вокруг только лес, плотный и гулкий.

И вдруг впереди показался холм.

Не обычный – странный, искусственный. Три вала и три рва опоясывали его кольцами. Казалось, сама земля когда-то вздрогнула и подняла это место над остальным лесом.

Макс поднялся по первому валу. Земля под ногами хрустела, будто наполненная стеклом.

Второй ров оказался глубже, заросший мхом, словно зелёным ковром.

Третий вал дался труднее всего: корни деревьев переплелись так плотно, что пришлось карабкаться руками.

Наверху открылось странное пространство.

Площадка была идеально круглая, вся укрытая пушистым мхом и густой травой, мягкой, как ковёр. Здесь хотелось лечь и уснуть – будто сама Земля держала на руках и укачивала.

По краю площадки стояли восемь огромных валунов. Каждый – выше человеческого роста, покрытый мхом, с трещинами и гранями. Но, несмотря на то что камни казались разными, Макс вдруг понял: они один целый Камень, разделённый на восемь сторон света.

Алатырь.

Бел-горюч камень, о котором он слышал только в мифах. Только теперь миф оказался реальностью.

Между валунами натянулась невидимая сила. Воздух дрожал, будто их гранёные тела соединялись в единый восьмигранник, ось мира.

Внутри круга располагалось кострище – чёрное, старое, обложенное мелкими камнями. Когда-то здесь горел огонь. Не обычный, а священный. Неугасимый. Даже сейчас Максу показалось, что из пепла тянется тепло, будто угли живы в глубине.

Он шагнул внутрь круга. Его кристалл в кармане загудел, отозвался вибрацией.

И тогда это произошло.

Восемь валунов зазвучали. Гул низкий, протяжный, будто сама Земля вздохнула. Воздух в центре кострища задрожал и начал уплотняться, пока из него не проявился силуэт.

Хранитель.

Не человек, не призрак, а нечто иное. Его очертания были гранёными, словно сложены из тех же линий, что и камни. Лицо менялось каждую секунду: старик, женщина, воин, ребёнок. Но в основе всегда оставалась решётка – отражение кристаллической сети планеты.

– Ты пришёл к Алатырю, – произнёс он. Голос был густым, как раскат грома, и слова исходили не из уст фигуры, а из самих камней.

– Эти камни… они и есть Алатырь? – хрипло спросил Макс.

– Они и есть Камень. Восемь сторон. Восемь врат. Восемь дыханий, через которые Земля говорит с небом. Здесь сходятся все пути – реки, ветры, мысли людей. И тут одно отражение из тысяч, раскиданных по всей Земле.

– И зачем я здесь?

– Чтобы вспомнить.

– Вспомнить что?

– Себя. – Лицо Хранителя вспыхнуло светом. – Ты носишь осколок. Но без сердца он молчит. Теперь он узнал дом и отзывается.

Макс опустил руку к карману – кристалл дрожал, словно живой.

– И что это значит?

– Это значит, что твой путь начался.

– Какой ещё путь? Я не собирался ни в какие духовные практики. Для меня вся эта медитация – мастурбация.

В ответ восемь валунов загудели громче, и земля под ногами дрогнула.

– Ты привык считать силой то, что блестит: деньги, власть, чужие взгляды. Но это – оковы. Силу не продают. Силу узнают.

– И при чём тут эти камни?

– Эти камни держат решётку мира. Когда Алатырь поёт – люди слышат Землю, а не систему.

– Систему?

– Сеть, что навязана Извне. Искусственные частоты. Они глушат дыхание планеты. Башни, провода, спутники – их инструменты. Когда Алатырь спит – система правит. Когда Алатырь просыпается – система рушится.

– Поэтому… его закрыли?

– Да. Войнами. Страданием. Кровью. Чем больше боли пролито здесь, тем глубже засыпал камень.

Максу стало холодно. В памяти всплыли осады, блокада, миллионы погибших.

– А если он проснётся?

– Тогда люди перестанут быть стадом. Управлять ими станет невозможно. Иллюзии растворятся, как дым. Но пробуждение – это не только свобода. Это и суд. Чистка. Всё, что держалось на лжи, сгорит. Всё, что не выдержит правды, рухнет.

И тут кристалл в кармане вспыхнул, и Макса словно выдернули из тела.

Видение

Он парил над землёй.

Внизу – далёкий Запад. Огромные города сияли миллионами искусственных огней, сети гудели, как паутина, охватывающая страны.

И вдруг по горизонту прокатилась волна.

Огни начали гаснуть. Экраны рушились, электросети трещали, спутники падали. Гул цивилизации стихал, будто кто-то выдёргивал кабель из розетки всего мира.

Города Запада погружались в темноту. Люди кричали, метались. Одни рыдали, другие смеялись, третьи смотрели в небо, словно впервые его увидели.

Макс почувствовал: это поёт Алатырь. Глубокий, низкий гул, разрывающий искусственные частоты.

И вдруг взгляд повернулся ближе – к Москве. Гигантский организм трещал, но ещё держался.

А рядом, чуть западнее, вспыхнул светлый остров. Беларусь.

Она сияла ровным, живым светом, будто сама земля там пела. Свет был мягким, но непреклонным, как свеча, что горит в ураган.

Макс ощутил – именно там узел. Сердце решётки.

И в этот момент его захлестнула детская память.

Флешбек

Девять лет. Лето. Деревня у бабушки.

Запах травы, ледяная речка, хлеб из печи.

На закате бабушка усаживала его у печи и рассказывала сказки.

– Есть такой камень, Алатырь… Бел-горюч. Он в центре земли лежит, на нём весь мир держится. Пока он спит – люди ходят во тьме. А как проснётся – вся неправда сгорит, и каждый станет таким, какой он есть на самом деле.

– Бабушка, ну камни же не спят, – смеялся тогда Макс.

Она гладит по голове и отвечает:

– Запомни, Воронов. Камни помнят больше, чем люди.

Сейчас он понял: это было не просто сказкой. Это было посланием.

Возвращение

Видение исчезло. Макс снова стоял внутри круга валунов. Камни смотрели на него, кострище дышало теплом.

– Она знала… бабушка знала… – выдохнул он.

– Старые всегда знали. Только ты забыл. Но пришло время вспомнить, – сказал Хранитель.

Макс поднял глаза.

– Она всегда звала меня по фамилии… Воронов.

Восемь камней дрогнули эхом.

– Имя – не случайность. Ворон – птица Велеса. Ведёт между мирами. Он знает то, что скрыто. Он связка между живыми и ушедшими. Ты думаешь, фамилия случайна? Она пришла из глубин рода.

Один из валунов вспыхнул изнутри. Огонь заструился по его трещинам. В тот же миг Макс почувствовал, что внутри него тоже что-то вспыхнуло – горячая точка под сердцем, будто зажглась лампа.

Он ахнул, схватился за грудь.

– Что это?!

– Начало, – ответил Хранитель. – Ты – Воронов. Не случайный путник. Ты ключ. Но открыть или нет – решать тебе.

– Что тебе нужно от меня? – спросил он.

– Не мне. Тебе.

– У меня всё есть. Деньги, работа, женщина. Я не хочу в ваши игры.

– Игры кончились, – сказал хранитель. – Ты несёшь узел. Камень. Он не случайно у тебя.

– Я его не выбирал.

– Он выбрал тебя.

Макс рассмеялся нервно.

– Ты серьёзно? Камни выбирают людей?

– Камни – это память. Память выбирает тех, кто способен её выдержать.

Он помолчал. Внутри зашевелился страх. Но и что-то ещё – странное узнавание.

– Тогда скажи, что за система? – бросил он. – Почему техника сходит с ума? Почему Алина…

Голос хранителя стал твёрдым:

– Система построена на электричестве и частотах. Спутники, башни, сети. Они создают шум, который перекрывает кристаллы.

– 5G? – усмехнулся Макс.

– Не название важно. Важно, что через это они управляют массами. Чем громче шум – тем тише голос Земли.

Макс замолчал. Вдруг он понял: всё, что он видел в дороге – синхронные машины, билборды, пустые глаза – это и есть работа системы.

Хранитель протянул руку.

И Макс увидел видение.

Алина стояла у окна, её глаза были белыми, лицо пустым. За её плечом – его друзья. Те самые, с которыми он когда-то начинал бизнес. Они шли на него медленно, одинаковыми шагами.

В руках у них были ножи.

– Стоп! – закричал Макс.

Видение исчезло. Лес снова тихий.

– Они будут использовать близких, – сказал хранитель. – Они будут держать тебя цепью из тех, кого ты любишь.

– И что мне делать? – выдавил он.

– Учиться слушать. Не людей. Не систему. Кристаллы.

– А если я откажусь? – спросил Макс.

Хранитель посмотрел прямо в него.

– Тогда они сделают из тебя одного из своих.

Макс представил себя с белыми глазами, и по коже пошёл холод.

Он выругался.

– Я не герой. Я даже не верю в магию.

– Ты вспомнишь, – сказал хранитель. – В двадцать девять лет всё открывается. Ты можешь бежать. Но память догонит.

Фигура шагнула ближе. Черты лица начали меняться быстрее – пока Макс не узнал самого себя.

Только старше. Лет на двадцать.

– Кто ты? – прошептал он.

– Ты, – ответил хранитель. – Тот, кем ты станешь.

Макс не верил глазам. Он смотрел на своё лицо – зрелое, сильное, с глазами, в которых был свет.

– Невозможно, – сказал он.

– Возможное не спрашивает, веришь ты или нет, – сказал хранитель.

Мир качнулся. Фигура исчезла.

Глава 5. Сигнал

Лес не хотел отпускать.

Макс шёл вниз по тропе, но каждый шаг будто упирался в невидимую преграду. Корни выглядывали из земли, словно пальцы, хватали ботинки. Ветки тянулись к плечам, щёлкали по щекам, как плётки. Воздух дрожал. Лес жил, и это «жило» шло в унисон с тем странным гулом в груди.

Сердце било ровно, а рядом с ним теперь билось ещё что-то. Второй ритм. Второе сердце? Второй метроном? Макс пытался дышать глубже, чтобы заглушить его, но от глубоких вдохов становилось только хуже: воздух отдавал металлическим привкусом.

– Перегрузка, – сказал он вслух, будто убеждал сам себя. – Гипоксия. Ну максимум нервное истощение.

Телефон завибрировал в кармане. Он даже обрадовался – отвлечёт. Но когда достал, пальцы похолодели: экран включился сам. Чёрный фон, белые буквы:

АКТИВАЦИЯ… СИГНАЛ… ОБНАРУЖЕН

– Чёрт…

Он нажал на кнопку – бесполезно. Надпись прыгала, будто кто-то печатал её прямо сейчас. Потом экран моргнул и погас. Телефон умер.

В машине радио включилось само, стоило повернуть ключ.

Сначала тишина. Потом – шипение. Потом голоса.

Сотни голосов.

Женские, мужские, детские. На русском, английском, французском, немецком. Даже какие-то резкие, щёлкающие звуки – то ли китайский, то ли вообще неизвестный язык.

«Вернись…»

«Он проснулся…»

«Слышишь?..»

«Беги…»

«Не смей…»

Фразы накладывались друг на друга, создавали хор. Шум пробирал до костей. Макс вырубил радио, но эхо осталось в голове.

Трасса встретила его пустотой.

Где обычно было полно машин, сейчас – никого. Только серое небо и лес, тянущийся до горизонта.

Через несколько километров – странная картина.

У обочины стояли две машины, капоты подняты. Мужчины спорили, размахивали руками. Дальше – автобус. Двери распахнуты. Люди стояли рядом: кто-то курил, кто-то смотрел в телефоны, которые не ловили сеть. Один мальчик плакал, мать прижимала его к себе. Водитель кричал в трубку – безрезультатно.

Макс снизил скорость. В этот момент один из мужчин в белой рубашке обернулся и посмотрел прямо на него. Взгляд – холодный, пристальный, слишком долгий. Будто узнал.

Горячая точка в груди вспыхнула.

Макс дал по газам и проехал мимо. В зеркале ещё долго видел белую рубашку, неподвижную, как маяк.

Квартира встретила гулкой тишиной.

Свет моргнул и погас. Макс поменял лампочку – та же история.

Компьютер загрузился за двадцать минут и выдал чёрный экран. Интернет не ловился.

Телевизор включился сам. Белый шум. Макс потянулся к пульту – и вдруг экран сменился картой.

Европа. В центре яркая красная точка. От неё расходились круги, словно от камня в воде. Макс подался вперёд. Красная точка пульсировала именно там, где несколько часов назад он стоял среди валунов.

Беларусь.

Через секунду картинка исчезла. Белый шум вернулся.

Макс сел на диван, обхватил голову руками.

– Такого не бывает.

Но гул в груди стал сильнее.

Вода в кране бежала рывками. Электроплита включалась сама и отключалась. Холодильник гудел, как трансформатор.

Когда он спускался в лифте за минералкой, кабина зависла между этажами. Из динамика послышалось трескание и знакомый хор голосов.

– «Воронов…»

Он дёрнулся.

Это имя прозвучало отчётливо, без искажений.

Двери приоткрылись – он выскочил, не дожидаясь.

В подъезде встретил соседку с пятого. Старушка в платке держала в руках пакет.

– Сынок, у тебя свет не мигает? У меня уже третий раз за час, холодильник бедный ревёт, как зверь.

Макс пробормотал что-то невнятное и ушёл быстрее.

Вернувшись, он налил себе виски. Руки дрожали так, что половина пролилась на стол.

– Совпадения. Просто совпадения, – бормотал он. – Я нормальный. Я рационален. Я бизнесмен.

Он пил, но алкоголь не помог. Голоса не уходили.

Под утро заснул на диване с пустым стаканом в руке.

Сон был ярче, чем реальность.

Он снова оказался у восьми валунов. Ночь была тёмной, но камни светились сами собой – мягким золотым сиянием. Это сияние не просто окружало их: оно поднималось вверх, словно ствол гигантского дерева.

Макс поднял голову – и замер.

Над ним уходило ввысь Мировое Древо. Огромный ствол, корни которого проросли сквозь землю, а крона упиралась в звёзды. Лес, в котором он стоял днём, теперь казался лишь жалкой копией этого чуда. Настоящее Древо было энергетическим, но реальнее любой реальности.

В основании Древа, прямо под городищем, сиял огромный золотой кристалл. Совершенно правильной формы, словно гигантский многогранный алмаз, метров двадцать, а то и тридцать в диаметре. Он переливался изнутри – каждая грань ловила свет и умножала его.

Слои мира открывались один за другим.

Физический – земля, мох, камни.

Эфирный – тонкие линии света, тянущиеся в стороны.

Ментальный – образы, символы, мысли, плывущие в воздухе.

Казуальный – глубинные законы, по которым всё это работает.

Макс видел всё сразу, как будто у него открылись десятки глаз.

И тогда произошло невозможное: рядом с этим золотым кристаллом начали проявляться другие.

Фиолетовый – далеко на востоке, вспыхнувший, как пламя заката.

Синий – севернее, холодный и спокойный, как лёд.

Голубой – лёгкий, прозрачный, будто дыхание неба.

Зелёный – густой и живой, словно сама трава.

Жёлтый – солнечный, жгучий.

Оранжевый – тёплый, плотный, как глина.

Красный – яростный, пульсирующий, как сердце.

Чёрный – поглощающий, бездонный.

Белый – сияющий, как полдень в горах.

Они вспыхивали один за другим по всему миру – в местах, где стояли древние капища, святилища, городища. Одни были разрушены, другие забыты, но здесь, в сне, все они ожили и светились.

И все эти кристаллы соединялись между собой в единую сеть. Линии энергии бежали от одного к другому, образуя гигантскую решётку, словно нервную систему планеты. Всё сходилось к центру – туда, где под землёй пульсировал Центральный Кристалл Земли, спящий гигант.

Макс видел его. Он находился глубоко в ядре планеты, сияющий, как солнце внутри тьмы. И он пробуждался.

В этот момент Макс понял: всё, что он ощущал в груди – это был отклик этого кристалла. Связь. Он был не просто свидетелем – он был частью системы.

Но вместе с восхищением пришёл страх.

Потому что поверх сияющей сети вдруг начала проступать другая – чёрная, мёртвая. Спутники на орбите, башни, линии проводов, соты из железа. Она накладывалась на кристаллы и пыталась заглушить их свет.

Голоса Системы шептали:

– «Спи… забудь… замолчи…»

И свет кристаллов начал тускнеть.

Фиолетовый погас первым, затем голубой.

Красный вспыхнул, но его накрыла тень.

Белый дрогнул.

Даже золотой кристалл в основании древа пошёл трещинами.

И только точка в груди Макса горела всё ярче, отвечая на зов Центрального.

Хранитель появился рядом, прозрачный, как отблеск пламени.

– «Видишь, Воронов? Это их игра. Они ставят замки. Но замки не вечны. Ты держишь ключ.»

Макс хотел крикнуть, спросить, что делать, но губы не слушались. Сон рушился.

Перед пробуждением он увидел последнее: крона Мирового Древа качнулась, и миллионы светящихся листьев полетели вниз, каждый – как искра, как дар, как возможность.

Макс проснулся в холодном поту.

Телевизор был выключен. Но точка в груди горела ярче, чем когда-либо.

Наблюдатели

Москва. Башня в деловом центре, двадцать первый этаж.

Комната без окон. Стекло с матовым напылением, прохладный воздух, запах озона и кофе. Вдоль стен – стойки с серверами, жёлтые диоды моргают, как насекомые, пойманные под стекло. В центре – длинный стол, на нём разложены планшеты и распечатки, а на главном экране – дрожащая карта.

– Он активировался, – сказала женщина с короткими чёрными волосами. По бейджу – Кира. – Узел. Беларусь.

На экране пульсировала красная точка. От неё расходились невидимые сперва, а затем всё более явственные кольца – как рябь по чёрной воде. Подписанные слои переключались в углу: электросети, частотные линии, спутниковые каналы, биорезонанс.

– Это не локальная помеха? – спросил высокий мужчина в дорогом костюме. Он держался так, как будто костюм был его бронёй. Мартынов.

– Нет, – Кира щёлкнула по планшету. – Мы прогнали через три независимые модели. Это не помеха. Это пробой.

– Какой уровень?

– Шестой. И растёт.

Тишина. Кто-то отодвинул стул, и скрип показался здесь, в стерильной комнате, неприлично громким. Никто не хотел произносить вслух то слово, которое висело в воздухе, как гроза: Алатырь.

– Найдите источник, – сказал Мартынов. – Быстро.

– Мы пытаемся, – Кира едва заметно пожала плечами. – Сигнал расплывчатый. Похоже, он связан с человеком.

– С человеком?..

Седой мужчина у правого края стола – Седых – снял очки, протёр стекло салфеткой, выиграл секунду.

– Если это правда… времени мало, – сказал он. – При уровне семь начнутся необратимые отклики в городских контурах.

Карта дрогнула. Красная рябь толкнула границы, где-то на дальнем западе тонкие зелёные линии 5G бледнели, блоки LEP начинали мигать жёлтым. Под картой побежали лаконичные алерты:

PL_TVNET: деградация

DE_ICE: остановка состава 274/Бремен – Гамбург

ATLANTIC_ATC: временная потеря канала

US_CLOUD_EAST-2: критическая просадка мощности

STAR_CLUSTER-17: частотный сбой; источник: Восточная Европа

Кто-то в конце стола тихо выругался. Молодой оператор Пашка в наушниках сглотнул, взгляд бегал между виджетами.

– Почему спутники слышат «Восточную Европу», а мы видим точку в Беларуси? – спросил Мартынов.

– Потому что это не передатчик, – ответила Кира. – Это узел поля. Он не «светит» – он поёт. А сеть отвечает на песню. Мы ловим отклики.

Седых прикрыл карту тёмной сеткой фильтра – на экране проступили вторые, скрытые слои. Городские купола шумоподавления, фермовые контуры вышек, карманы нейтрализации. Вокруг красной ряби уже поднимались «зонты» – софт пытался глушить волну.

– Поднимаем «Колыбель»? – спросил кто-то слева.

Кира качнула головой.

– Рано. «Колыбель» даёт тупую тишину на всё: города лягут. Нас порвут завтра в новостях. Сначала – «Веретено».

– Сбор социальных узлов? – уточнил Седых.

– Он же, – кивнула Кира. – Друзья. Семья. Коллеги. Точки привязки. Через них его можно удержать. Мягкое торможение до выяснения.

– «Мягкое», – повторил Мартынов без улыбки. – Хорошо. Но если уровень уйдёт в семь – включаем «Колыбель». Записывайте.

Пашка, сидящий на краю, будто вздрогнул всем телом. У него дрогнули пальцы, когда он стучал по клавиатуре.