Санкт-Ленинград

Мария Ивановна осмотрела вольер. Пять самок шимпанзе. Одна самка гориллы. Остальные – бесполезный придаток, который приходилось держать для того, чтобы сохранять покой в питомнике.

Заведующая институтом наткнулась на ожидающий взгляд Павла.

– Нет. Не знаю, – ответила Мария Ивановна и пошла дальше по питомнику. Ей нужно было в лабораторию, которая находилась в следующем отделении.

Проходя мимо обезьян, женщина почувствовала на себе взгляд. Замедлив шаг, Мария Ивановна посмотрела на шимпанзе, держащихся вместе и провожающих насупленным взором человека, который запер в клетку диких животных. Мария Ивановна пустила взгляд дальше: все бодрствующие обезьяны сидели без движения, лишь их глаза смыкались в одной точке – на женщине в белом халате. Последним жестом был протянутый сквозь решетку самый длинный палец на руке орангутанга Эрти, которого успокаивал Павел.

Мария Ивановна рассекла питомник и открыла дверь с надписью «не входить».

В темном коридоре стояла звенящая тишина, женщина повернула направо, прошла по знакомому маршруту и уткнулась в дверь лаборатории, очерченную аркой света. В двери было мутное окошко, через какое читались две медицинские фигуры, а также койка с привязанным к ней человекоподобным силуэтом, вертящим в разные стороны головой с кляпом.

Мария Ивановна не стала входить в лабораторию, она прильнула к окну, чтобы проследить за ключевым этапом эксперимента. Осеменением.

В руках медицинского работника была пробирка с густой полупрозрачной жидкостью. Второй человек стоял рядом, наклонившись над испытуемой.

Все произошло быстро. Несколько секунд. Люди в медицинской одежде расступились, и перед Марией Ивановной предстала самка шимпанзе. Она перестала сопротивляться.

Первый этап эксперимента подошел к концу. Скоро Мария Ивановна получит результаты тестов.

26 марта 1992, г. Москва

Самолет приземлился в темноте. Глядя в иллюминатор, Сергей видел огни города, но не узнавал его: не к тем высотам привык космонавт, не в той плоскости смотрят его глаза, чтобы ясно разглядеть: Москва или не Москва.

Весь полет Сергей Григалев вжимался в кресло, царапал подлокотники, будто не было тысяч часов перегрузки, не было центрифуги, в какой его готовили к космическим путешествиям. Инструктор Сергея говорил, что в космосе человек ощущает себя подвешенным за ноги и раскачивающимся в разные стороны в хаотичном порядке. Космонавт привык к тем нагрузкам, но то, что ждало его по прилету, било по организму сильнее невесомости.

Водочка выветрилась, затмив пеленой марева ученый ум, тревога росла с каждой воздушной милей и накрыла космонавта капюшоном паники в момент соприкосновения шасси и посадочной полосы. Сергей Григалев разжал глаза, лишь когда Виссарион положил свою могучую руку на плечо космонавта, спустившегося с орбиты. Почувствовав прикосновение, Сергей осмотрелся, шаря дрожащим взглядом по салону, пытаясь разглядеть что-то в кромешной темноте аэропорта.

– Приехали, – сказал Виссарион.

Ноги Сергея Григалева казались ватными, руки – неподъемными, а голова трещала так, словно в отсек космического судна проникла солнечная радиация и начала заражать воздух. Табло «пристегните ремни» погасло, Виссарион помог Сергею подняться с места, и они направились к выходу.

Люк частного борта открылся, подъехал трап, и Виссарион с Сергеем медленного, шаг за шагом, спустились с высоких ступеней трапа. Когда они спустились на землю, за их спинами послышался голос:

– Я! Меня забыли! – кричал Юрий, выбежав с сонливым видом в обнимку с портфелем.

– Не забыли, Юра, – сказал Виссарион. – Без тебя бы дальше – ни шагу.

Юрий прыгал по трапу, держась за поручень, пока Сергей Григалев приходил в себя. Космический сон, который он видел на борту корабля, расстилался перед ним темной завесой. Сергей знал, что его ждет, он уже видел окутавшую Москву тьму, кишащую жуткими тварями. С каждой секундой космонавт ощущал тяжесть притяжения неизвестной планеты, как внутренние органы резонируют от дуновения прохладного ветра, обедненного кислородом.

Сергея Григалева охватил озноб. Обступившая его тьма то загоралась черным светом, то меркла и терялась вместе с телом космонавта, который не мог разглядеть собственных рук. Удерживая равновесие благодаря крепким рукам Виссариона, Сергей Григалев услышал шаги, чеканившие по его барабанным перепонкам. Во тьме возник силуэт, черный, как те существа, которых космонавт видел в своих снах. Они захватили Москву, ограбили народ, а затем выверенными до остервенения ударами стали его истреблять.

Шаги гремели, перебивая вой останавливающегося двигателя самолета. Сергей Григалев все плотнее припадал на руки Виссариона и терял сознание. С момента посадки его космического корабля прошло менее суток, но планета, на какой приземлился Сергей, уже успела выжать из него все соки.

Сознание загорелось в последний раз. Сергей Григалев успел увидеть протянутую ему руку, знакомые черты лица, но мозг не выдержал перегрузки и выключился.

В коридоре стояли двое.

– Что он сказал?

– Говорит: нет больше Москвы. Революция. Кровь. Бомбы.

– А ты что?

– А что я? Я говорю: не было такого и не будет.

– А он?

– Он испугал Юрку, да так, что тот под стол забрался. Ранимая душа.

Юрий, словно услыхав о себе, сквозь сон задергал ногами на скамейке и закричал: «Это не я!», «Не я это!».

Виссарион приблизился к Юрию и, не успев поджечь папироску, зашептал:

– Чи-чи-чи-чи-чи. Спи, Юрка, никто тебя не тронет. Чи-чи-чи…

Юрий сжал крепче документы на груди, истошно причмокнул и, так и не раскрыв глаз, провалился в безмятежный сон.

– Бедняга, – сказал Виссарион и закурил, поглядывая на Юру. – Теперь у него травма, надо вести к психотерапевту.

– К психологу, – поправил его собеседник. – Сперва к психологу, а там видно будет.

Виссарион испепелил папироску, потянулся за новой и увидел, как рука собеседника манит его двумя пальцами.

– Вы же не…

– Иногда можно.

Закурили. Не выдерживая тишины, Виссарион выкурил три папироски, когда собеседник затушил ополовиненную сигарету.

– Дрянь. Но иногда можно. Я ведь больше не летаю. А земных лет мне отмерено еще много.

Виссарион не успел ответить, как услышал из приоткрытой двери в кабинет шорохи.

– Проснулся, – сказал он и почувствовал, как сто с лишним килограмм его тела одолевает усталость. Виссарион не сомкнул глаза с приезда космического гостя. Больше суток он держался на ледяной водке и папиросах, но, услышав звуки своего беспокойства, которое посапывало в дверную щелочку последние четыре часа, понял, что стоило тоже прилечь, хотя бы, как Юрка, – в костюме, туфлях, на скамейке. – Пойдемте.

Когда двое подошли к двери, ведущей в кабинет, на них выскочил космический абориген в одной майке и трусах, держа в руке острозубую вешалку с чьей-то шляпой и размахивая ей как саблей.

– У-ух! Убью! – кричал Сергей Григалев. – Откуда вы здесь взялись? Захватили Москву!

Космонавт пошел на Виссариона, держа вешалку как вилы, желая насадить на них голову пришельца, захватившего родную обитель Сергея. Виссарион отступал, карабкался на подоконник, казалось, кривой рог вот-вот пронзит его грузное тело.

– Сережа.

За спиной космонавта послышался шелковистый голос, слегка огрубленный несколькими затяжками табака. Голос имел на Сергея Григалева повелительное действо. Космонавт медленно, ощущая, как каждая мышца сопротивляется незнакомому притяжению, обернулся и выронил вешалку.

Вслед за грохотом от падения металлической вешалки, едва не напоровшей Виссариона, в конце длинного коридора, освещенного утренним солнцем, ударила дверь. Юрий выбежал прочь.

Перед Сергеем Григалевым стоял седой мужчина в приятном костюме, гладко выбритый, с блестящей кожей, но ничто не могло скрыть его возраст. Мужчине было порядка шестидесяти лет, громоздившихся на его плечах тяжким грузом, отчего старик припадал на дорогую трость.

– Неужели не узнал? – спросил старик.

Сергей Григалев осунулся, опустился на уровень глаз старика. Всматриваясь в морщинистые веки, космонавт не мог понять, кто перед ним стоит. После отчаянного броска силы покинули Сергея, и тот стоял, согнувшись, как крюк вешалки.

– Алексей Королев, – представился старик и протянул свободную от трости ладонь.

Слова старика ударили космонавта в самое нутро. Сергей Григалев припал на колени, затем подогнулись и они, и Сергей распластался на деревянном полу.

– Не разглядел. Чуть не убил… дурак! – Сергей схватился за голову и начал бить по ней тяжелыми ладонями. – Дурак! Дурак! Что со мной происходит? Где я?

Алексей Королев пытался успокоить космонавта, но голос его был так тих, что не мог перечить страданиям Сергея. Придя в себя, Виссарион подхватил невесомое тело космонавта и занес в кабинет. Водрузив его на диван, Виссарион отстранился, оставив Алексея и Сергея наедине.

– Сережа, – говорил Алексей Королев. – Это же я, твой учитель. Мы провели с тобой тысячи часов, изучая космос и путешествуя по симулятору земной орбиты. Я провожал тебя на корабль год назад, ты не помнишь?

Глаза Сергея Григалева метались из стороны в сторону, с губ срывалось бормотание, словом, ничто не выдавало в нем мыслящее существо. Алексей Королев гладил космонавта по плечу, когда тот прожевал:

– Они танцуют в моем ангаре…

Старик не выказал удивления, спросив:

– Кто?

– Дети. Рядом с корпусом симулятора весит шар и крутится разноцветными огнями. Повсюду музыка, дети беснуются под иностранные песни.

Алексей Королев задумался. Он пытался объяснить самому себе, о чем говорит космонавт, но старик не знал ничего, кроме космоса, устройства электронных приборов, питающих жизнь на борту и того, что случится, если в черной бездне, усыпанной звездами, произойдет ЧП. Стандартный набор знаний каждого, кто имеет честь покинуть Землю. Это и поразило Алексея Королева. Он не мог представить, откуда у его ученика, с которым он провел времени больше, чем с родными детьми, в голове взялись отличные от космических образы.

Старик постучал тростью как посохом и забормотал:

– Что еще ты видел?

Сергей Григалев, извивающийся в ознобе, замер. Глаза его округлились, ребра проступили на вдохе, и из горла вырвался потаенный хрип:

– Москва горит. Танки. Окопы. Тела…

Со лба Алексея Королева спустилась капля пота. Ледяная, как водочка, она проплыла рвы морщин и, прежде чем упасть на колено, ужалила подбородок, словно тончайший скальпель полоснул до кости.

Учитель Сергея Григалева не находил слов. На языке ворочались причитания и стенания старого ума. Втайне от самого себя Алексей Королев молился. Зная, что там, за облаками, нет ни бога, ни ангелов, старик крепче сжимал трость, желая понять, что происходит с Сергеем, которого он лично провожал в космическое путешествие и силился вернуть его в назначенный срок. Сергей Григалев пробыл в космосе слишком долго. Дольше, чем кто-либо, и те изменения, за какими наблюдал теперь Алексей Королев, были и на его совести тоже.