Мой самый нежный зверь

– Мир, ну вот что ты истеришь? – Настя фурией влетает следом.

Несколько девушек, болтая поправляющих макияж около зеркал на стене и держащих сумочки друг друга, никак на это не реагируют. Только бросают на нас беглый взгляд и возвращаются к прерванному разговору.

– Насть, знаешь, мне уже надоело, что ты с каким-то маниакальным упорством пытаешь меня подложить под любого первого встречного мужика, который обратил на меня внимание.

Настя открывает рот, чтобы возразить, но выражение уверенности в своей правоте, ясно читаемое сейчас на ее лице, переполняет чашу терпения.

– И тебе не кажется, что все-таки это как-то нечестно по отношению к Паше? Как бы там ни было, но мы столько лет провели вместе и, наверное, я все же должна сначала с ним поговорить и расставить все точки над «и». Это ведь я все только в своей голове решила, а для него-то ничего не поменялось. И со стороны получается так, что мы с ним еще в отношениях, а я, по-твоему,..

– А ты просто истеричка неадекватная, – отрезает Настя, не дав мне закончить, – я как лучше для тебя хотела, но где уж нашей мисс принципиальность это понять, мы ведь все такие честные и правильные. На всех смотрим свысока…

– Насть, что ты несешь?

– А ничего! Задолбала! Истеричка. Вечно тебе все не так да не эдак. В общем, делай что хочешь, а я возвращаюсь отдыхать.

Я оторопело смотрю на захлопнувшуюся с грохотом дверь, потом вздыхаю, еще раз умываю лицо и выхожу в коридор с твердым намерением вызвать такси и отправиться домой. Иду по коридору, на ходу вытаскивая из сумочки телефон, и врезаюсь, по ощущениям, в стену. В районе груди почему-то становится холодно, липко и мокро. Я несколько секунд озадаченно рассматриваю бордовое пятно на жемчужно-серой ткани платья и поднимаю взгляд. Максим стоит напротив с пустым бокалом в руке и тоже озадаченно смотрит на мое платье. Или на отчетливо проступающие сейчас сквозь мокрую ткань горошины сосков под ним, что вероятнее всего.

– Черт. Прости, я не специально.

Я повторно оглядываю безнадежно испорченное платье и опять вздыхаю. Прекрасное завершение прекрасного вечера.

– Понятно.

– На самом деле, я тебя пошел искать.

Поднимаю на него вопросительный взгляд и мужчина поясняет:

– Хотел узнать, все ли нормально.

От досады хочется треснуть себя ладонью по лбу. Конечно, все нормально. Лучше не бывает. Безнадежно испорченное любимое платье, пьяный неадекват, Настя… про нее вообще молчу.

– Все хорошо… эммм…

Почему-то мне неловко признаваться, что я знаю, как его зовут. Тогда он решит, что я им интересовалась, хоть и услышала его имя от Насти.

– Максим, – подсказывает мужчина, слегка усмехнувшись.

– А я Мира. Спасибо за беспокойство, Максим, все в порядке. Я все равно уже домой собираюсь.

И снова невольно скашиваю глаза на темно-бордовое пятно, растекшееся по лифу любимого платья. Максим замечает мой взгляд.

– Если сразу застирать, должно отойти.

– Спасибо за совет. Я так и сделаю.

– Тут стиралка есть, – вдруг говорит Максим и кивает куда-то мне за спину.

Он издевается, что ли?

– Ну чего так смотришь, как на врага народа? Посидишь в випке, она закрывается, я тебе рубашку пока свою дам, – втолковывает мне мужчина и поясняет: – Чистую. У меня тут сменная одежда есть.

– А потом я в мокром платье домой поеду? – сама не зная зачем, продолжаю нелепый разговор.

Максим смешно закатывает глаза.

– А про сушилки ты ничего не слышала? Всего делов на полчаса. Потом такси тебе закажу в качестве компенсации за неудобства.

Глава 6

Мира

Сама теперь не понимаю, как ему удалось так легко меня убедить. В конце концов, не изнасилует же он меня. Максим приносит мне рубашку, смеется на мою просьбу принести еще и брюки, но и их тоже приносит, а потом уходит с моим платьем, предварительно показав, как запирается замок на двери вип-комнаты в конце длинного коридора на втором этаже. Правда, через несколько минут снова стучит в дверь.

Я впускаю его внутрь и отхожу к широкому окну в половину стены напротив двери. Вид из окна открывается красивый. Внизу парк с аккуратно подстриженным кустарником, цветочными клумбами и скамейками. Максим за моей спиной чем-то там стучит и звенит. Потом подходит ко мне со спины, я невольно напрягаюсь, когда он приближается почти вплотную, но он меня не трогает. Только встает за моей спиной, склоняется к уху и тихо говорит:

– Держи, – и, вытянув руку, протягивает бокал, этим жестом почти обняв меня за талию. Но при этом вроде как просто протягивает бокал.

– Спасибо, Максим. Думаю, на сегодня с меня хватит.

– Да брось. Это какое-то французское хрен пойми какого-то особого урожая. Если б я разбирался, сейчас бы заливался соловьем про букет и купаж. Но я только знаю, что хорошее. Для тебя специально бутылку открыл.

– Максим…

– Расслабься ты уже. Платье твое отстираем, отдохнешь пока немного, потом домой поедешь.

Я молчу и невольно задумываюсь, что, наверное, и правда слишком себя накручиваю. Да, он явно мной заинтересовался, но ведет себя в рамках приличий. А проявлять симпатию вроде как не преступление и к тому же никто меня не обязывает на нее отвечать.

– Да бери уже, – смеется Максим, и я все-таки беру бокал и делаю глоток. Вкусно.

– Макс, документы на столе оставил, – вдруг раздается позади меня низкий гудящий бас. Отчего-то по всей спине мгновенно рассыпается ворох мурашек. Я поспешно оборачиваюсь, но дверь уже закрывается.

– Прости, – говорит Максим, – забыл запереть.

А я почему-то мгновенно расслабляюсь и делаю еще глоток. Оставшееся время мы сидим с Максимом на диванах друг напротив друга, болтаем ни о чем и пьем вино. Оно жуть какое вкусное. Когда бутылка наполовину пустеет, я понимаю, что пора бы притормозить, и напоминаю Максиму про свое платье. Он уходит и через пару минут возвращается обратно. Пятно действительно отстиралось. Градус моего настроения одновременно с градусом алкоголя в крови стремительно ползет вверх. Максим тактично выходит за дверь, давая мне возможность переодеться. Я надеваю платье, иду к двери, щелкаю замком и влетаю в Максима, который в этот же момент входит обратно. Покачиваюсь от неожиданности, но он тут же меня ловит и придерживает за талию.

– Чего ж ты неуклюжая такая? – усмехается Максим и при этом продолжает меня держать.

– Максим…

– И даже не позвала помочь молнию застегнуть? – уже шепчет, склоняясь к моему уху, и все так же меня держит.

Я хочу возразить что-нибудь вроде, мол, это миф, что девушка не может самостоятельно застегнуть молнию на спине и просит об этом мужчину только для того, чтобы…

Но ничего сказать не успеваю, потому что Максим впивается в мои губы с поцелуем. Я теряюсь на пару секунд, не сразу понимая, что при этому чувствую. Одна часть меня, та, которая до макушки залита «каким-то французским хрен пойми какого-то особого урожая», говорит, что вроде бы этот поцелуй мне приятен. Другая твердит, что что-то определенно не так и все это неправильно. Не знаю, сколько времени это длится, но, когда его ладонь опускается на мою ягодицу, вторая мгновенно побеждает.

Я разрываю поцелуй и скидываю с себя его руку.

– Нет, – все, на что хватает моего красноречия в этот момент.

Я иду к двери и, уже выходя, оборачиваюсь. Максим не пытается меня догнать или остановить. Смотрит как-то насмешливо, приподняв одну бровь. Я хочу еще что-то ему сказать, но понимаю, что в этом нет никакого смысла, и закрываю дверь.

Оказавшись дома, с трудом стаскиваю с себя злополучное платье и плюхаюсь на кровать, предварительно поставив рядом с ней пластиковое ведро, потому что в такси меня развезло так, что я еле попала ключом в замок. Вот тебе и начало новой жизни.

Глава 7

Мира

Просыпаюсь я поздно. Выпиваю таблетку анальгетика, неторопливо принимаю душ, потом наливаю себе кофе, готовлю омлет и завтракаю, сидя перед телевизором, хотя по времени уже ближе к обеду. Паша так до сих пор и не появился. Он не то что не пришел домой ночевать, его до сих пор нет. Почему я не нервничаю? Потому что это далеко не первый раз и бегать за ним, унижаясь звонками, я давно перестала. Это раньше я в слезах обрывала его телефон, чтобы узнать, где он и что с ним, пока не поняла, что для Паши это в порядке вещей, а я «не даю ему и глотка свободы» и он «всего лишь ночевал у друга и это нормально». Если ничего ему по этому поводу не говорить, то он будет вести себя так, словно ничего такого и не случилось, если же попытаться донести, что для меня это вовсе не нормально, то все закончится тем, что я «достала со своими истериками» и все в этом духе. Поэтому звонить в таких вот ситуациях я ему перестала. Не буду и сейчас. Вместо этого надеваю свою любимую зеленую кофточку, черные джинсы и собираюсь пройтись по магазинам. Куплю для себя каких-нибудь приятных мелочей. В нашу «общую» двушку я уже давно ничего не покупаю. С ней вообще вышла незадача.

Когда Паша предложил мне съехаться и жить вместе с ним, я долгое время всячески отнекивалась, а потом сказала напрямую, что хочу жить только вместе с тем мужчиной, с которым мы будем состоять в официальном браке. Считайте меня старомодной, но для меня это было важно. Я никогда не понимала всех этих современных «свободных» отношений. Паша тогда сказал, что он хочет сначала купить квартиру, чтобы мы жили с комфортом, а не мыкались по съемным углам, а если мы распишемся, то я буду считаться его иждивенкой и ипотеку ему тогда не дадут, а без нее купить квартиру он не сможет. Мол, лучше платить ипотеку за свою, чем отдавать за съемную, поскольку на свою накопить тогда не получится. Я, будучи на тот момент еще студенткой, конечно, подрабатывала как могла, но устроиться официально возможности не было, поэтому по документам, да, считалась безработной. И в конечном итоге признала, что он прав. Только сидеть на его шее позволить себе тоже не могла. Поэтому продала небольшой полублагоустроенный домик в деревне, доставшийся мне в наследство после смерти папы, и эту сумму мы использовали как первоначальный взнос. Да и ипотеку я оплачивала наравне с ним. Паша говорил, что когда мы ее выплатим, то квартиру оформим в равных долях. А вот до свадьбы дело так и не дошло. Паша все говорил, что хочет пышную церемонию, а это дорого. Вот выплатим ипотеку и тогда уже…

Теперь-то я понимаю, какой наивной дурочкой была все это время. Только сделанного не воротишь. А сейчас все пришло к тому, что отношения наши… всё. Последнее время я постоянно только об этом и думала. И вот. Теперь, когда я приняла окончательное решение, становится вдруг как-то легко и спокойно. Наверное, потом мне будет очень больно. Наверное, это пока только кажется, что мне легко дастся наш разрыв. Наверное, очень быстро меня начнет накрывать. Но сейчас я об этом не думаю. Сейчас я чувствую себя так, как будто стою на распутье, а в душе при этом томится предвкушение. Потому что куда бы я ни повернула, это будет лучше, чем возвращаться назад. Жаль только, что после нашего разрыва жить мне придется в какой-нибудь съемной комнатушке в общежитии. На большее моей зарплаты не хватит. Еще ведь еда, одежда… Надеяться на то, что Паша, как честный человек, вернет мне часть моих затрат, глупо.

Все эти мысли прокручиваются в моей голове, пока я неспеша собираюсь на выход, и, уже когда выхожу в прихожую, ключ в замке со скрежетом проворачивается, и внутрь вваливается Паша. Весь взъерошенный, какой-то помятый и с бегающим взглядом. Подлетает ко мне с безумным видом и хватает за руку.

– Мира, собирайся, мы уезжаем.

– Куда? – не понимаю, что на него нашло.

– Неважно. Куда-нибудь. Мы должны уехать, – частит Паша, обдавая меня запахом перегара, кофе и сигарет.

– Паш, что за ерунда?

– Да пошла к черту! – вдруг рычит Паша, мгновенно потеряв терпение, – делай что хочешь!

И идет прямиком в спальню, даже не снимая обуви. На полпути резко возвращается обратно, вытаскивает со шкафа в прихожей чемодан, бросает посреди прихожей и снова идет в спальню. Я иду следом, так ничего и не понимая, и молча наблюдаю, как он открывает шкаф с одеждой и начинает сваливать свои вещи с полки в одну большую кучу на полу. Потом подхватывает эту кучу, роняя по пути часть вещей, и несет в сторону чемодана.

Только я собираюсь попробовать его успокоить и выяснить, что же происходит, как из прихожей слышится грубый незнакомый голос:

– Далеко собрался?

– Мужики, я это… – запинается Паша, – я все верну. Я найду бабки, клянусь.

– А сейчас, видимо, как раз на поиски собираешься? – усмехается тот же голос.

– Я… я… – заикается Паша.

– Хата чья? – раздается еще один незнакомый голос.

– Она… у банка в залоге… – выдавливает Паша.

Отсюда мне видно, что он стоит посреди прихожей весь бледный и с трясущимися руками. Ни намека на его обычную самоуверенность или бравурную веселость, когда у него хорошее настроение. Выглядит он сейчас, если честно, жалко.

Я стою на пороге спальни, смотрю на него и думаю о том, стоит ли мне вмешиваться. У Паши явно какие-то проблемы, раз они говорят про деньги. Наверное, в долг взял? Какими бы ни были наши отношения, все-таки он не чужой мне человек…

Додумать мысль я не успеваю, потому что вижу, как двое мужчин, оба высокие, в черных кожаных куртках и темных джинсах, один бородатый и смуглый, другой светловолосый с массивной квадратной челюстью, бесцеремонного проходятся по квартире, заглядывая во все помещения. Бородатый закрывает дверь ванной почти напротив спальни, на пороге которой я стою, и поворачивается. Замечает меня.

– А девка чья?

– Это жена… гражданская…

– Ниче такая, – изрекает тот, что с квадратной челюстью, выходя из кухни с куском приготовленного мной вчера днем пирога в руке.

– Значит, так, – говорит бородатый, обращаясь к Паше, – времени тебе неделя. Девку забираем в качестве залога. Пока побудет у нас, – бородатый проходится по мне сальным взглядом от головы до ног и добавляет: – За сохранность не отвечаем.

Он совсем спятил? Говорит так, как будто мое мнение тут совершенно ничего не значит и я и не человек вовсе, а просто предмет для торга на каком-нибудь вещевом рынке.

– Какого еще залога?

Бородатый на мой вопрос ничего не отвечает, вообще никак на него не реагирует, а вот Паша от звука моего голоса вздрагивает, переводит на меня безумный бегающий взгляд, смотрит так, словно впервые увидел, потом вдруг обхватывает ладонями за плечи, обходя со спины, и подталкивает в сторону мужчин.

– Слушайте, а может, насовсем ее заберете, а? – спрашивает с надеждой в голосе, – ее искать все равно никто не будет.

Так. С Пашей мне все понятно. Точнее, понятно с ним было уже давно, но сейчас ясно окончательно. Вот только не понятно, как мне на все это реагировать и что со всем этим делать. Вся эта ситуация похожа на какой-то дешевый боевик. Разве бывает в жизни такое, чтобы в твою скромную квартиру на шестом этаже старенькой семиэтажки вломились совершенно посторонние мужчины, собираясь забрать тебя в оплату какого-то там долга?

Бывает!

Это, мать вашу, бывает!!! Потому что бородатый в пару шагов подходит ко мне и больно стискивает своей ручищей плечо.

– Давай, кукла. На выход.

– Подождите, – говорю ему твердо, – послушайте…

– Пиздуй давай, – бородатый с силой пихает меня в спину, толкая в сторону прихожей.

– Да подожди, Дэн, – жуя, говорит светловолосый, который с квадратной челюстью, – пусть скажет. Интересно же, – и снова отхватывает кусок пирога. Выжидательно на меня смотрит.

– У вас нет никакого права никуда меня забирать. Если Паша вам что-то должен, то я к этому не имею никакого отношения. Он не советовался со мной по поводу того, чтобы брать у кого-то в долг. И он все вам вернет. Со временем. Напишет расписку и вернет.

Мужчины переглядываются и вдруг одновременно начинают в голос мерзко ржать. Прекращают так же резко, как начали, и тот, который Дэн, хватает меня рукой за горло, прижимает спиной к стене рядом с дверью в спальню, второй рукой лезет себе во внутренний карман ветровки, и я чувствую, как мне в висок упирается что-то холодное и металлическое.

– А теперь слушай сюда, кукла. Либо идешь с нами сама, своими ножками, либо все равно идешь, но с порванной жопой и мешком на башке. Выбирай.

Я молчу, потому что никак не могу уложить в голове всего происходящего и…

– Выбирай! – рявкает бородатый и рывком ударяет меня затылком об стену.

Потом давит подушечкой большого пальца мне на подбородок и просовывает в рот дуло пистолета. Чем-то на нем щелкает.

– у… ама…

– Че? – хмурится бородатый.

– Ствол вытащи, – подсказывает светловолосый, выходя из кухни с еще одним куском пирога в руке.

– Я сама… – говорю тихо, после того как мой рот освобождается и в нем остается противный металлический привкус. То ли от пистолета, то ли от того, что я прикусила язык, когда он меня ударил.

Во дворе, как назло, никого нет. Хотя очень сомневаюсь, что Наталья Владимировна и Зоя Марковна, которые обычно просиживают днями на скамеечке у подъезда, чем-то смогли бы мне помочь. К тому же машина стоит почти у самого входа, так что впихивают меня на заднее сиденье этого тонированного гроба буквально за секунды.

Дальше мы едем куда-то в сторону северной окраины, пока не выезжаем на загородную трассу. И как бы мне ни хотелось вопить в голос и требовать, чтобы меня отпустили, что-то подсказывает: мои доводы по поводу того, что я не имею к долгам Паши никакого отношения, останутся неуслышанными. Мужчины сидят не передних сиденьях, бородатый, который Дэн, за рулем, второй рядом. Изредка перебрасываются какими-то фразами. Судя по тому, что усадили меня на заднее сиденье за свои спины, не видят во мне ни малейшей угрозы.

– Послушайте, а сколько Паша вам должен? – спрашиваю во время очередного долгого молчания.

– Полтора ляма, – грубо отзывается бородатый, – хочешь отдать?

– У меня нет таких денег, – отвечаю тихо и отворачиваюсь к окну.

Через некоторое время предпринимаю еще одну попытку хоть как-то прояснить ситуацию:

– А куда вы меня везете?

– Слушай!.. – мгновенно выходит из себя бородатый.

– Да подожди ты, Дэн. Видишь, человек поговорить хочет. Не трудно ведь ответить, – мягко останавливает его светловолосый и следом обращается уже ко мне, – везем мы тебя… – мужчина делает паузу, что-то листая, и я понимаю, что у него в руках мой паспорт, который он вытащил из отобранной у меня сумочки, – Мира… к одному очень уважаемому человеку, которому твой Паша должен выше озвученную сумму. Вот ему сможешь рассказать про то, что ты тут ни при чем и Паша твой все вернет, – поясняет спокойно, – если он, конечно, станет слушать, – добавляет так же спокойно, и оба мужчины начинают в голос ржать.

Я сглатываю горький комок, застрявший в горле, и прикрываю глаза. В носу щиплет.

– Ты хорошо готовишь, Мира, – вдруг с нотой одобрения в голосе говорит светловолосый, неторопливо перерывая остальное содержимое моей сумочки, – а минет так же хорошо делаешь?

Я снова прикрываю глаза, стараясь дышать ровнее. Мысленно твержу себе, что паника мне ничем не поможет.

– У Серова телка сосет так себе, – продолжает как ни в чем не бывало мужчина, – и суп невкусный был. Говно. А вот твой пирог вкусный. Мне понравился. И ротик у тебя такой… привлекательный… ну, так что скажешь?

– Вы о чем? – выдавливаю тихо. Слова сквозь горький комок в горле с трудом удается вытолкнуть наружу.

– Ну. Можно тебя в рот выебать, пока едем? Ты как?

– Цирк, – встревает бородатый, бросая на него взгляд, и снова сосредотачивается на дороге.

Не знаю, чем бы все это могло закончиться, но секундой спустя у светловолосого звонит телефон. Тот подносит его к уху и долго с кем-то разговаривает, при этом обсуждая строительство какой-то бани, виды маринадов для шашлыка и марки квадроциклов. А меня все сильнее окутывает ощущением сюрреалистичности происходящего. Словно это и не моя жизнь вовсе, а неудачная пародия на окружающую реальность. Не знаю, это больше хорошо, чем плохо, или нет, но, когда светловолосый отбивает звонок, машина останавливается, въехав за высокий забор на территорию вокруг большого отдельно стоящего дома из газобетонных блоков.

Во дворе стоит среднего роста довольно худой мужчина в брюках и синей футболке-поло, разговаривая по телефону. Черные блестящие волосы гладко прилизаны и зачесаны назад.

– Будешь орать и дергаться – проломлю башку, – предупреждает бородатый, прежде чем выволочь меня из машины, – усекла?

И тащит меня в сторону мужчины, разговаривающего по телефону. Останавливается на почтительном расстоянии и ждет, пока он не закончит разговор. Закончив, тот еще какое-то время что-то изучает на экране своего смартфона и только потом поднимает взгляд глубоко посаженных темно-карих глаз на вытянутом лице.

– Съездили? – мужчина смотрит на бородатого и следом проходится по мне оценивающим взглядом.

Светловолосый, стоящий рядом с другой от меня стороны, в этот момент слюнявит пальцы и приглаживает мне волосы, убирая их за ухо. И при этом еще подмигивает, улыбаясь почти по-дружески. Вот только я вижу, что его взгляд при этом остается каким-то холодным и словно безжизненным. Как у мороженой рыбы. Как будто и нет там никакого человека. За этим взглядом.

– Ага, – отзывается бородатый, – Серов тачку отдал, по ценнику там нормально будет, а с Немова брать нечего. Вот девку привезли. Куда ее?

– Заприте. Не до нее пока.

И отчего-то я почти рада, что в сторону крыльца, ведущего ко входу в дом, меня, схватив за плечо, тащит бородатый Дэн, а не светловолосый, который остался стоять рядом с тем прилизанным мужчиной, дающим ему какие-то указания.

Глава 8

Мира

В комнате, где меня заперли, узкая односпальная кровать у чем-то заляпанной стены, пустой шкаф напротив, окно, забранное решеткой, и ведро в углу. Всё.

Остаток дня и весь вечер я нарезаю круги по комнате, периодически дергаю ручку на двери, сама не знаю зачем, потому что она заперта, подхожу к окну и подолгу рассматриваю кусты смородины и крыжовника во дворе. Время от времени по его территории бегают несколько собак. Я плохо разбираюсь в породах, но вроде бы это доберманы.

Уже глубокой ночью все-таки ложусь на кровать, так ничего и не придумав, и пытаюсь уснуть. Мне тоскливо и очень страшно. Желудок немного режет, хоть от волнения голода я почти что не ощущаю. Последний раз я ела тот самый омлет перед тем, как собиралась пойти по магазинам, а тут меня никто не кормил. Такое чувство, что про меня вообще забыли. Хорошо хоть на кровати валялась полупустая бутылка с водой, в которой, впрочем, уже ничего не осталось.

Ужаснее всего то, что я не испытываю ни малейшего проблеска надежды, что все это закончится для меня хоть сколько-нибудь благополучно. Паша ясно дал понять, что что-то делать, чтобы меня вызволить, он не намерен, несмотря на то, что оказалась я тут по его вине. Рассчитывать, что я смогу выбраться сама, более чем глупо. Сидя на заднем сиденье машины, пока меня сюда везли, я и то понимала, что силы совсем не равны, а теперь… мужчины, что периодически прохаживаются по двору, все с оружием. И их тут много.

А сколько времени пройдет, прежде чем меня начнут искать? Хоть Паша и сказал, что искать меня не будут, но это не так. Как минимум Настя, хоть мы и поссорились, когда поймет, что я не вышла на работу, точно забьет тревогу, но я не уверена, что в полиции примут заявление от человека, не являющегося родственником. А может, и примут, я в этом не разбираюсь, но все равно настолько быстро она не спохватится. Да и Паша может что-нибудь напридумывать и соврать ей, где я. Или все-таки сбежать, что вероятнее всего. Как отреагируют на мое отсутствие на работе, я не знаю. Там я на хорошем счету, все знают, что я достаточно ответственная, но когда и как станут меня искать, я не представляю. А из родных у меня только мама. С мамой все сложно. Иногда мы можем даже не созваниваться целыми неделями. Не то чтобы у нас с ней были плохие отношения. Скорее, их просто нет, этих самых отношений. Мама родила меня достаточно рано: ей на тот момент еще и восемнадцати не исполнилось. Она меня не бросила, как можно было бы предположить, не переложила мое воспитание на плечи бабушек-дедушек, нет. Она вышла замуж за папу, родила, после академического отпуска вернулась обратно на учебу, выучилась, а потом устроилась на работу. И обо мне заботилась. Только в душе она к такому раннему материнству, думаю, готова все равно не была. Не была готова так рано повзрослеть и очень быстро устала. Заботилась она обо мне больше формально, а когда я подросла и стала относительно самостоятельной, то, по-моему, вообще потеряла ко мне всяческий интерес. Я старалась как могла. Лучшая по успеваемости в классе, первая во всех конкурсах и олимпиадах, грамоты, первые места, благодарственные письма. Мама на все равнодушно кивала и роняла свое фирменное сухо-деловое «молодец». Когда я училась в восьмом классе, мама с папой развелись. Через время мама встретила другого мужчину и с головой погрузилась в построение новой личной жизни. А я наконец-то поняла, что пора уже и отцепиться от ее юбки. Больше не лезла к ней с задушевными разговорами и рассказами о том, как прошел мой день. Такое положение вещей маму вполне устраивало. Закончив школу, я уехала поступать, собственно говоря, поступила, и с тех пор мои встречи с мамой сошли на нет. А потом и звонки… Нет, конечно же, сейчас мы с мамой иногда созваниваемся и я изредка даже приезжаю к ней и Диме в гости, но эти встречи больше простая формальность. Потому что принято так.