Коллегия. Ренессанс

К вечеру де Моле порядком вымотался. После ужина и короткой молитвы в пристроенной к замку часовне он отправился спать. Но заснуть так и не удалось. В его комнату без стука вбежал один из рыцарей личной охраны.

– Мессир! Замок окружен гвардейцами. У них королевский эдикт о вашем аресте. Их много. Мы не сможем их остановить. Но прикажите, и мы будем драться, пока не умрем.

– Гвардейцы? – нахмурившись, переспросил Великий Магистр, проведя рукой по длинной седой бороде.

– Да. Их целый отряд. Больше сотни. С ними королевский инквизитор. Он объявил, что вас обвиняют в ереси.

– Скажи им, что я сейчас выйду, и пришли сюда слугу, чтобы помог мне одеться.

– Мессир, – рыцарь опустился на колено. – Они пришли с намерением причинить вам зло. Давайте я соберу всех, кто есть в здании. Мы прорвемся с обратной стороны и выведем вас наружу.

– Вступить в схватку с гвардейцами? Пролить кровь единоверцев? Пойти против приказа короля? – сурово взглянул на него де Моле. – Такие действия могут поставить Орден вне закона. Я этого не допущу. Поди и скажи им, что я сейчас выйду один и без охраны. Я уверен, после того, как я поговорю с королем, все уладится.

У крыльца замка выстроились два десятка пеших гвардейцев в кольчугах с алебардами. Перед строем на гнедом жеребце нетерпеливо гарцевал их капитан. Чуть поодаль стояли королевский инквизитор с двумя помощниками из окружения кардинала. Еще дальше, у кареты с королевскими вензелями, десяток гвардейцев пытались сдержать толпу зевак, собравшихся в этот поздний час посмотреть на странную активность у резиденции тамплиеров.

– Именем короля! – громко проговорил капитан и поднял над головой свиток с эдиктом, когда на ступенях появился Великий Магистр – Мессир Жак де Моле! Мне приказано задержать вас по обвинению в ереси.

– Дайте сюда приказ, – потребовал де Моле. Когда один из гвардейцев передал ему свиток, он развернул его и несколько раз внимательно прочитал, ощущая, как сердце начинает метаться в груди в предчувствии большой беды. От обвинения в ереси отделаться будет не так просто даже с помощью Ватикана. – Я отдаю себя в справедливые руки королевского правосудия и святой инквизиции, – он вернул свиток, снял перевязь с мечом и отдал ее слуге.

– Взять его, – выкрикнул капитан.

Четверо гвардейцев быстро взбежали по ступеням. Прежде чем Великий Магистр успел что-то сказать, они схватили его за руки, надев ему на голову грубый холщовый мешок, потащили вниз и затолкали в карету.

Когда четверка лошадей понесла экипаж по узким парижским улицам, де Моле услышал знакомый голос.

– Советую вам не противиться воле короля. Признайтесь в своих преступлениях. Тогда он оставит вам жизнь и ограничится ссылкой.

– Это вы, Ногаре. Спросите, почему я не удивлен. Зачем это шапито? Я же сдался вам добровольно. Снимите с меня этот мешок.

– О нет. Мешок мы не снимем. Мы знаем о том, что вы можете подчинять себе людей.

«Откуда!» – чуть не вырвался у Верховного Магистра удивленный возглас, но он вовремя прикусил губу и вместо этого тихо проговорил:

– Орден тамплиеров находится под покровительством Ватикана. Только Святой Престол может решать нашу судьбу. Одумайтесь, иначе вы рискуете познать гнев тысячи мечей моих рыцарей.

– Нет у вас тысячи мечей, – хмыкнул Ногаре. – Сегодня вечером все командоры и все высокие рыцари будут арестованы по приказу короля. Кто будет сопротивляться – умрет. Вскоре мы получим доказательства, подтверждающие наши обвинения в ереси. Такие доказательства, которые даже Ватикан будет обязан принять.

После этих слов де Моле надолго умолк. Он вспомнил про написанное женской рукой, пахнущее духами письмо, которому три дня назад он не придал должного значения.

* * *

Суд над тамплиерами длился семь лет.

Уже в первую неделю под пытками канцлеру Ногаре и инквизиторам удалось вырвать у рыцарей признание в ереси. Особенно важным было то, что воля самого Верховного Магистра была сломлена и он публично признался во всех грехах. Как только это произошло, к процессу допустили Ватикан. Была созвана консистория23 кардиналов, на которой понтифик просил поддержать буллу24 с приказом передать тамплиеров в юрисдикцию Святого Престола. Однако, несмотря на предпринятые мудрейшим Кардиналом титанические усилия по убеждению, большая часть верховных клириков выступила против.

Много позже после долгих споров была согласована совсем другая булла, где тамплиеры признавались еретиками и подлежали немедленному аресту, а их земли и имущество конфисковывались в пользу ордена госпитальеров25.

Как только у де Моле было вырвано признание, король Филипп отправил письма всем монархам Европы с описанием грехопадения тамплиеров и просьбой предпринять действия против Храмовников. Некоторые королевства с готовностью последовали примеру Франции, другие, где влияние Храмовников было велико, отказались проводить аресты и конфискации и просто распустили Орден на своей территории. Особенно жестокими были преследования в Англии, Испании и Португалии, чьи монархи позарились на сокровища Храмовников.

Однако самый главный приз – казну тамплиеров, которая после падения Акры была перевезена на Кипр, а затем – в Париж, Филиппу получить так и не удалось. Ни Великий Магистр, ни магистр Франции не знали, где она находится. Под пытками они лишь сообщили, что накануне ареста приказали надежным людям вывезти сокровища в неизвестное тайное место. Это было большим разочарованием для короля. Но даже без казны в его владения перешли земли, замки и имущество рыцарей. Конфискованные сокровища, доход от продажи земли и имущества, а также списание долгов короны и королевской семьи оценивались в сумму, превышающую эквивалент двадцати тонн золота.

Так и не узнав, куда исчезла главная казна тамплиеров, и убедившись, что Орден окончательно разрушен без шансов на восстановление, Филипп разрешил судить Великого Магистра и его ближайших соратников: магистра Франции и приоров Нормандии и Аквитании26 судом инквизиции.

Измученные заточением, пытками и желающие избежать смерти, они признались по всем пунктам обвинения. Однако на последнем слове Великий Магистр, мудрейший Рыцарь Жак де Моле, и приор Нормандии заявили, что их признания были вытянуты под пытками и ни они, ни Орден никогда не помышляли против церкви и короля. После этого Филипп IV тут же обвинил их в повторной ереси и, несмотря на протесты папских кардиналов, приговорил к немедленному сожжению на костре.

Приговор был приведен в исполнение 18 марта 1314 года в Париже на острове Сите посреди Сены.

Взойдя на костер, мудрейший Рыцарь во всеуслышание изрек пророчество, что те, кто его погубил: король Франции Филипп IV и его советник Гийом де Ногаре, а также папа Климент V, который не смог добиться справедливости и защитить Орден, – попадут под божий суд и не проживут и года.

XIII век. Венеция

Гибель Рыцаря Жака де Моле и разрушение Ордена тамплиеров надолго повергли мудрейших в глубокое уныние. Получив это печальное известие, они созвали Совет, чтобы обсудить это трагическое событие и решить, что делать дальше.

Для мудрейших Орден тамплиеров был намного больше, чем инструментом влияния и одной из самых развитых на то время финансовых структур. Перед Храмовниками стояла гораздо более амбициозная задача: через расширение своего политического, религиозного и финансового влияния со временем создать на территории Европы новую общность, основанную на единстве народов, культур и религий. Некий прототип идеальной, управляемой из одного центра империи с новой религией, впитавшей в себя лучшее от христианства и ислама, с многообразием культур, но единым подходом к науке и искусству, с общей идеологией, направленной на развитие и прогресс. В этой новой империи место религии должны были занять знания, а власть сосредоточилась бы в руках просвещенной элиты, которая каждый раз должна доказывать свою состоятельность. И, конечно же, на вершине этого созданного для выполнения великой миссии государства должны были стоять мудрейшие. В который раз в истории внедрение прогрессивных социальных конструкций наткнулось на несовершенство и непредсказуемость человеческой природы. А может быть, это само провидение говорило мудрейшим, что для идеальных обществ время еще не пришло.

С падением Ордена тамплиеров к мудрейшим пришло понимание, что при всем своем могуществе они не могут контролировать ход истории. Время от времени возникают стихийные силы или непреодолимые обстоятельства, перед которыми бессильны их великий дар, их влияние на ключевых персонажей и их несметные сокровища. Мудрейшие поняли, что могут только направлять события в нужное им русло, но не имеют возможности в полной мере управлять ими. Таков был горький урок, вынесенный из трагической гибели мудрейшего Рыцаря.

Так или иначе, Совету теперь предстояло определить свои следующие шаги. Но вначале нужно было отомстить тем, кто нарушил тщательно выверенный план мудрейших. Пророчество Жака де Моле должно быть исполнено. Те, кто виноват в разрушении Ордена, ответят за содеянное своими жизнями. Европа тоже заплатит ужасную цену за отказ принять волю мудрейших.

* * *

Похожая на небольшую римскую амфору мраморная урна с прахом мудрейшего Рыцаря была установлена в окружении свечей посреди стола в зале заседаний Совета. Ее привез из Парижа мудрейший Кардинал, который до последнего боролся за жизнь своего сподвижника. Пепел был собран тайно на кострище острова Сите, где были сожжены Великий Магистр Ордена тамплиеров Жак де Моле и его близкий соратник приор Нормандии. В зале стояла гнетущая тишина. Только было слышно, как, терзаемый тяжелыми думами, нервно постукивает пальцами по столу мудрейший Дож.

– Он сломался, – тихо сказал Кардинал.

– Сломался под пытками, – уточнил Торговец. – Никто не выдержит изощренные пытки, которыми известны костоломы Ногаре. Вот и он не выдержал.

– Де Моле должен был выдержать. Он был не просто человек. Он был даже не посвященный. Он был мудрейший. Носитель знаний. Один из нас. Ему выпала честь возглавить организацию, способную построить новое будущее Европы. Он должен был бороться до конца, – Кардинал бросил на коллегу быстрый взгляд. – Если бы Рыцарь следовал моим советам, то получил бы пожизненный срок в одной из королевских тюрем. Через год мы бы нашли способ его освободить.

– Не судите его строго. Он был уже преклонных лет. Семь лет заточения, постоянные пытки и допросы, голод и жажда сломили его волю. Перспективе провести остаток дней в темнице он предпочел смерть. Я его не оправдываю, но я не удивлен. Рыцарь был настоящим воином и решил умереть с гордо поднятой головой, чтобы не видеть, как погибает Орден – его любимое детище и смысл всей его жизни.

– Странно, почему не сработал голос бога? – обвел всех взглядом мудрейший Купец.

– Это действительно странно. С самого начала ему накинули на голову мешок. Возможно, пытали тоже с завязанными глазами. Но в какой-то момент повязки были сняты. Почему он тогда не подчинил себе инквизиторов и охрану?

– Возможно, его воля была сломлена, – пожал плечами Дож.

– Я говорил с ним несколько раз во время последнего суда, – Кардинал с печальным вздохом посмотрел на урну с прахом. – Рыцарь был слаб, его истерзанное тело страдало, но дух по-прежнему оставался тверд. Я задал ему тот же вопрос. Де Моле ответил, что голос бога не действует на инквизиторов. Использовать его на охранников бесполезно. У де Моле были перебиты ноги. Он с трудом мог передвигаться и не смог бы сбежать.

– А вот это интересно, – оживился Дож. – Голосу бога могут сопротивляться только сильные духом и нареченные верховной властью люди, привыкшие повелевать другими и не терпящие, чтобы ими кто-то командовал. Как вы думаете, королевские инквизиторы подходят под это определение?

– С одной стороны, они религиозные фанатики, готовые без чувства сожаления карать любого за ересь и безбожие. Они принесли людям столько страданий и отправили на смерть столько жертв, что их души очерствели от жестокости и безнаказанности. Такие чувствуют себя десницей господа и короля и веруют, что выполняют их волю. Способна ли эта вера дать им способность противостоять голосу бога, я не знаю. Но мы можем попробовать это проверить.

– Есть еще один способ сопротивляться голосу бога, – задумчиво проговорил Торговец.

– Голосу бога может сопротивляться тот, кто им владеет, – подхватил Купец.

– Или тот, у кого был установлен защитный барьер, – задумчиво добавил Дож.

– Вы хотите сказать, что у инквизиторов кто-то установил барьер от голоса бога? – удивленно поднял брови Кардинал.

– Не кто-то, а Атрахасис.

– Атрахасис мертв. Несколько поколений назад он был убит ассасинами, которым прежний Рыцарь заплатил золотом за то, чтобы они прочли молитву смерти над его бездыханным телом. После Третьего крестового похода де Моле лично убил последнего известного нареченного. Тогда их силы схлестнулись, и Рыцарь победил. Его голос оказался сильнее. Этот эпизод есть в нашей общей памяти.

– В этом эпизоде также сказано, что воля нареченного была сломлена пытками, во время которых его голову покрыли мешком.

– Это не может быть просто совпадением. Тот, кто руководил допросами Рыцаря, знал о силе его взгляда и тоже надел на голову мешок. Вспомните рассказ де Моле о допросе нареченного Атрахасиса в Акре. После его пыток он сам лишил себя жизни с помощью голоса бога. А перед этим подчинил охранника и приказал ему вывести из темницы своего сына. Мог ли он передать сыну частичку голоса бога? Если да, то насколько она была сильна? Мы очень мало знаем о возможностях Атрахасиса.

– Этот сын сейчас должен быть дряхлым стариком, – возразил Кардинал и, помолчав секунду, добавил: – Хотя, если в нем голос бога был достаточно силен, он мог передать его по своей крови. Тогда…

– Тогда все становится на свои места, – подался вперед Дож. – Тогда проясняются мотивы доносчика. Это месть. Месть внука за деда. И этот внук, скорее всего, с помощью голоса бога во время допроса тамплиеров манипулировал и королем, и Ногаре, и инквизиторами. Именно поэтому Рыцарь не мог на них повлиять.

– Давайте не будем делать поспешные выводы, – поднял руку Торговец. – Давайте найдем доносчика и допросим. Я не понимаю, почему мы до сих пор этого не сделали хотя бы из банальной мести.

– Я пытался, – качнул головой Кардинал. – Но Ногаре к нему никого не подпускал. Да я и несильно рвался. Конечно, если бы мне в голову пришла мысль, что он владеет голосом бога и имеет отношение к нареченному, я бы мог убедить Ногаре. Но я не знал.

– Где он сейчас?

– Его местонахождение неизвестно. Он получил от короля щедрую награду и был отпущен.

– Мы хоть знаем его имя?

– Флориан, – чуть подумав, ответил Кардинал. – Родом из Флоренции. Оруженосец командора тамплиеров Лангедока.

– Нужно его найти во что бы то ни стало.

– Я поставлю на это лучших людей. Он не уйдет от возмездия.

– Да будет так, – звонко хлопнул ладонью по столу Купец. – И раз уж мы заговорили о возмездии, я считаю, нужно воздать по заслугам всем, кто виновен в смерти нашего сподвижника.

– Согласен, – кивнул Дож. – На костре де Моле потребовал божий суд над папой Климентом, королем Франции Филиппом и его советником Ногаре. Он сказал, что в течение года все они встретят свою смерь. Я думаю, он обращался к нам. Так давайте же исполним его последнюю волю. Нужно найти ассасинов Рыцаря. Нужно заплатить им золотом, чтобы они помолились своим темным богам за грешные души тех, на чьей совести лежит смерть де Моле. Пусть они не проживут и года с момента его гибели.

– Согласен, – поднял руку Кардинал и обвел глазами стол, чтобы убедиться, что все остальные тоже не возражают.

* * *

Через месяц Ногаре, ближайший советник короля Филиппа IV, внезапно занемог и, несмотря на все усилия лучших королевских лекарей, скоропостижно скончался. С момента казни мудрейшего Рыцаря Жака де Моле не прошло и года, как на охоте внезапно умер папа Климент V. Вскоре после этого странная смерть настигла и короля Франции. Придворные утверждали, что во время конной прогулки у Филиппа IV случился инсульт. Он упал с лошади и уже не поднялся.

Проклятие мудрейших легло и на весь королевский род. Трое сыновей Филиппа умерли при странных обстоятельствах, не оставив после себя наследников. С их гибелью прервалась династия Капетингов, правившая Францией почти триста лет.

Так с помощью ассасинов, нанятых мудрейшими, было исполнено пророчество мудрейшего Рыцаря, Великого Магистра Ордена тамплиеров Жака де Моле.

Конец XIII века. Флорентийская республика

После неудачи с Орденом тамплиеров бурные события на востоке мало интересовали мудрейших. Купцы из тех земель донесли, что нашествие монголов распространяется со скоростью пожара в сухой степи. Под копытами их скакунов оказались Китай, Средняя Азия, все северное Причерноморье и многие сельджукские султанаты Багдадского халифата. Такой ход событий полностью соответствовал великой миссии. Дикие орды кочевников сметали все на своем пути, отбрасывая хорошо организованные, процветающие государства на века назад или как минимум тормозя их развитие. Покоренный Китай из передовой империи превратился в униженное, порабощенное государство, единственной целью которого было поддерживать военную экспансию монгольских ханов. То же случилось и с сельджукскими султанатами центральной и восточной части Багдадского халифата. В северных степях Золотая Орда поставила на колени князей и, умело играя на их честолюбии, не давала объединиться русским землям. При этом монголы вняли советам посвященных, регулярно наведывавшихся в их ставку, и больше не угрожали Европе.

В целом к концу XIII века ситуация на востоке развивалась в нужном направлении и, по мнению мудрейших, не могла помешать их следующим шагам в Европе. А планы впереди лежали грандиозные. Ветви перевернутого древа истины все ближе подводили к уровню, на котором должен состояться переход к новому технологическому укладу. До него было еще далеко: несколько столетий, несколько поколений мудрейших, несколько эпох, каждая из которых сама по себе будет отмечена событиями эпического размаха.

Начинать нужно было с человека. Необходимо вырвать людей из кабалы религиозного аскетизма, дать свободу воображению, мысли, впустить их в мир новых открытий и познания природы вещей и самих себя. По мнению мудрейших, на первом этапе этот сложный социально-психологический переход должен происходить плавно и ненавязчиво, чтобы не нарушить авторитет католической церкви, до сих пор выполняющей основную цементирующую роль в Европе. Согласно этой установке был подобран и инструмент достижения духовного и умственного раскрепощения – искусство.

В период Античности искусство достигло своего расцвета во всех проявлениях: архитектуре, живописи и словесности. Но Рим – олицетворение высших достижений целой эпохи – пал под пятой варваров. Его наследие было забыто. В Европе наступили «темные века», отмеченные упадком культуры и науки, избыточным религиозным аскетизмом и подавлением церковью свободомыслия. В таких условиях мудрейшие не могли продвигать великую миссию. Настало время переформатировать европейские королевства так, чтобы они снова стали на путь развития.

Первым и довольно неожиданным шагом на этом пути оказались крестовые походы, проходившие через Византию. В отличие от Европы, Византийская империя стала полноправной преемницей культурных традиций Рима, сохранила и на протяжении тысячи лет развивала его наследие. В Византии, принявшей после раскола церквей гораздо более мягкую и человечную форму христианства, процветали искусства, науки и тонкие ремесла. Ее города блистали изящной архитектурой. Ее ученые обменивались знаниями и идеями с коллегами из мусульманских стран. Императорский двор Константинополя не только славился впечатляющей роскошью, но и был известен своими мудрецами, скульпторами, поэтами и музыкантами. К тому же в императорской библиотеке хранились десятки тысяч работ ведущих ученых и мыслителей древности, двигавших науку и искусство последнюю тысячу лет.

Проходя через Константинополь в Святую Землю, рыцари наблюдали все это сияющее великолепие и невольно сравнивали его с мрачными, угрюмыми замками и унылыми, заплывшими грязью и отходами городами Европы. Их человеческая природа, зажатая в тисках католического аскетизма и истязания плоти, жаждала удовольствий и подсознательно готовила их к принятию другой жизни, полной ярких красок и радостей.

После разграбления крестоносцами Константинополя в 1204 году рыцари увезли с собой в качестве добычи тысячи предметов изящного искусства. Они стали украшением их замков, постоянно напоминая, что существует другая жизнь, где царят роскошь и наслаждения. Это был всего лишь первый и во многом незапланированный эффект от крестовых походов, но он оказался настойчивым сигналом, что настало время выводить запад из темных веков к духовному возрождению, к свету и прогрессу.

Посовещавшись, мудрейшие решили, что действительно пора.

Проект вывода Европы из тьмы получил название «Ренессанс». На него был поставлен отдельный член Совета, мудрейший Кардинал, с широкими полномочиями по привлечению посвященных независимо от их подчинения. Начать было решено с Италии. Во-первых, эта страна была совсем рядом с Венецией, где располагалась база мудрейших. Во-вторых, расчет был, что, несмотря на то что с распада Рима прошло более тысячи лет, в сердцах и душах жителей Апеннин все же остались крупицы исторической памяти о существовавшей некогда процветающей культуре. К тому же сама земля хранила богатое наследие прошлого в виде многочисленных памятников античности, многие из которых, поражая своей эстетикой и великолепием, напоминали о былом величии итальянского духа.

Немаловажным фактором, повлиявшим на выбор стартовой площадки для Ренессанса, было и то, что в Италии уже существовала развитая школа церковной живописи. Мастера художественного ремесла, строго повинуясь жестким церковным канонам, украшали интерьеры соборов и многочисленных базилик фресками на религиозные темы. Мудрейшему Кардиналу предстояло выбрать самую многообещающую из художественных школ, найти в ней талантливого живописца и послать к нему посвященного, чтобы тот вырвал его талант из церковных оков и явил миру первые ростки настоящего искусства.

После недолгих поисков выбор Кардинала пал на Флорентийскую школу церковной живописи, перенявшую многое от византийских мастеров. Туда мудрейший и послал своего посвященного Джованни Муровале, монаха ордена францисканцев, приближенного к Ватикану. Тот после осмотра работ художников отобрал одного с наибольшим потенциалом и пригласил его в Рим для встречи с мудрейшим.

Молодого художника, на которого пал выбор францисканца, звали Чени ди Пепо. Этот мастер, перенявший лучший опыт флорентийской росписи, долгое время был также учеником мэтров византийской школы, приглашенных местным епископом для украшения церквей. Его работы показались посвященному чуть более красочными и живыми, а образы святых и библейских персонажей намного более человечными по сравнению с принятыми в то время строгими готическими канонами. В беседе Чени проявлял странное сочетание страсти в искусстве и робкого смирения по отношению к традициям церковной живописи. В нем явно был потенциал, который мог раскрыться даже при легкой мотивации.

После нескольких встреч Джованни пригласил художника в Рим на встречу с мудрейшим Кардиналом. Тот поручил ему написать несколько алтарных картин по библейским сюжетам, но сделать это не ограничиваясь рамками католической живописи, а так, как он видит их сам.

Результат превзошел все ожидания. Картины получились живыми и яркими, а изображенные библейские персонажи, их образы, позы, жесты – удивительно похожими на реальных людей. Обычно бесстрастные или выражающие смирение и страдание лица ожили человеческими эмоциями, принося в изображения душу и свет. А еще в картинах Чени появился контекст и фон, который составляли предметы, строения и пейзажи из обычной жизни. Они стали трехмерными. В них появилась глубина и перспектива.

Кардинал был весьма удовлетворен. Ему даже не пришлось использовать голос бога, чтобы высвободить зажатый в церковных тисках талант художника. Он щедро заплатил ему за работу и тут же предложил вернуться в свою школу со святейшим эдиктом из Ватикана, назначавшим его одним из главных мастеров и дававших право нанимать учеников. Вдобавок Чени ди Пепо получил несколько заказов на внутреннюю роспись строящихся во Флоренции базилик.

Уже через год ученики Чени ди Пепо самостоятельно распространяли новую школу флорентийской церковной живописи по всей Италии. Не выходя за пределы религиозной тематики, работы молодых мастеров новой школы и особенно его любимого ученика и наследника Джотто ди Бондоне положили начало свежему течению в изобразительном искусстве, которое искусствоведы позже назовут иллюзионизмом. Его отличительной чертой стало подчеркнутое реалистичное отражение сюжета, стирание граней между картиной и реальной жизнью, гипертрофированное чувство перспективы, дающее изображению глубину и притягивающее взгляд зрителя. Все это, наложенное на утонченное композиционное мастерство и масштабность картин, выразившуюся в драматическом увеличении формата изображений, не могло не вызывать восхищения.