Книжный шифр

– Справедливости! – гордо выпятив грудь, ответила Мелиса. – Разве справедливо, что этот несчастный парнишка погиб под колесами ее внедорожника?! Разве справедливо, что родители не уследили за ним?! Разве справедливо, что у всех женщин в округе есть дети, а у меня нет?!

– Но все ведь это можно как-то решить?

– Это верно! – цепкая, увесистая лапа патологоанатома ухватила Нейта за галстук и, вцепившись мертвой хваткой словно анаконда, повела мимо столов с мертвецами в свой кабинет. Откуда спустя двадцать минут он вышел в расстегнутых брюках с новым, исправленным заключением в слегка подрагивающих от усталости руках.

Каждый из них в тот день добился своей цели, даже не задумываясь о последствиях.

* * *

Авария на какое-то время потрясает маленький городок. Становится новостью номер один. Ее обсуждают все кому не лень. Слухи, сплетни, пересуды. Главными героями стали очевидцы как не странно разделившиеся на два отчаянно враждующих лагеря. Одни винили во всем водителя внедорожника. Мол, она решила проскочить на желтый, и намерено совершила наезд. Другие же утверждали, что все это несчастный случай, мальчик, поскользнувшись на мокром асфальте, оказался под колесами джипа, водитель которого уже ничего не успевал сделать.

И те и другие по-своему были правы, но кому от этого легче. Череда стремительно пронесшихся событий стоила жизни невинному ребенку и принесла немало горя его родителям.

Особенно много слухов бродило в стенах дома, где учился маленький Оливер и, работали его мама с папой. Многие кто знал или даже не знал Клер, сочувствовали ей, переживали и были готовы предложить свою помощь. Она же в свою очередь, вновь ощутив себя загнанной, сломленной маленькой девочкой замкнулась, не подпуская к себе никого. Весь ее внутренний мир как будто бы вернулся во времена детства.

Вернулись прежние ощущения, холодности, скрытности и даже злобы. Клер с момента аварии почти не спала, совсем ничего не ела и ни с кем не разговорила на все вопросы, отвечая лишь кивками или покачиваниями своей лохматой головы. Она вдруг разом потеряла ко всему интерес, и даже любимые книги больше ее не привлекали. И ранее процветавшая под ее руководством библиотека, все больше покрываясь слоями пыли, превращалась в храм горечи и уныния.

Дэйву доставалось не меньше. Он во всем винил только себя, ведь это именно он разрешил своему единственному сыну в такую мерзкую погоду выйти из машины. Если бы учитель сказал свое строгое нет и, спокойно доехал до школы Оливер был бы жив, здоров и как обычно сидел бы за столом между мамой и папой в тот вечер на ужине. Но Дэйв принял решение, и все покатилось на него как снежный ком.

Не двигающаяся с места работа над книгой, сочувствие учеников, депрессия Клер, а еще эти похороны организация, которых вдруг не с того не сего легла на его плечи. Их брак давно уже рассыпался на части, но сейчас не стало вдруг суперклея, что всегда был с ними рядом, склеивая две половинки. Теперь они действительно стали друг другу по-настоящему чужими людьми. Из общего осталось только горе и воспоминания о прошлых, счастливых днях совместной жизни.

С другой стороны, после трагической гибели сына Дэйв вдруг вздохнул с облегчением. Не поймите его неправильно, он действительно любил мальчика, но просто больше не любил его маму. Эти метания между двумя разными сущностями стояли простому учителю литературы многих бессонных ночей.

И теперь же когда Клер все глубже погружалась в депрессию и отчаяние ее муж постепенно выныривал из своей. Он, конечно же, старался не подавать виду, но женщина постепенно начала замечать некоторые изменения в его поведении. Такие как смена прически, одежды, манеры поведения и странные непроизвольные улыбки то и дело сами собой появляющиеся на его лице. Симптомы влюбленного школьника.

В этом Клер больше не сомневалась. Особенно после одного случая в школьном туалете, куда библиотекарь по случайности забрела по нужде решив сэкономить время и не подниматься до уборной для преподавателей. Убедившись, что никого из учеников нет, она устроилась в одной из кабинок, как вдруг распахнулась дверь туалета и в него громко хохоча, влетели несколько старшеклассниц.

Одну из них (Клер узнала ее по голосу) звали Жанна Шумовска. Семнадцатилетняя нагловатая дочка нефтяного магната Виктора Шумовска, не отличающаяся особой прилежностью в учебе и не привыкшая слышать нет в ответ на свои требования. Все ей всегда доставалось легко, любимый папочка мог достать все что угодно, где оно не находилось. Но в этот раз милая Жанночка явно нацелилась на чужое и к тому же решила добиться этого сама.

– Он почти созрел, – промурлыкала она подругам стоя с помадой у зеркала. – Еще пара дней и я возьму его совсем тепленьким.

– Давно пора, – отвечала одна из ее подхалимных подруг.

– Ну, еще бы, такой красавчик, – вторила ей другая. – Даже несмотря на то, что женатый.

– Это ненадолго, – сурово ответила Жанна, разглядывая свое отражение в зеркале.

При всей своей ангельской внешности в душе она была сущим дьяволом. Закончив наводить свой утренний марафет девочки, негромко хихикая, скрылись в коридоре, оставив Клер одну. Да имени они не называли, но в единственной в этом городе школе не так уж и много красивых женатиков.

Недолго ей осталось быть миссис Корденс. Она осталась одна. Весь ее мир, все, что ей было дорого, рушилось и, она ничего не могла с этим поделать. Клер обещала себе не плакать, уговаривала быть сильной, но горькие слезы боли и горечи, обжигающие душу, сами собой полились из ее глаз.

* * *

В день похорон Клер проспала. Всю ночь ее мучила бессонница, под утро, наконец, удалось уснуть, но привиделся ей, кошмар которой никак не желал заканчиваться. Она бежала по длинному темному коридору к единственному светлому пятнышку на горизонте. Там в потоке света у открытой настежь двери вытянув вперед руки, стоял маленький мальчик.

Он звал ее с собой, что-то крича, но Клер не могла разобрать что именно. Она отчаянно бежала вперед, ноги ее уставали, босые ступни стирались в кровь, но расстояние между ними только увеличивалось. Черный коридор растягивался, свет в конце все уменьшался, пока не достиг размеров песчинки, а потом и вовсе померк, когда дверь захлопнулась.

Очнувшись от сна в холодном поту, женщина сбросила с себя одеяло. Ей показалось, что мальчик смеялся над ней. Даже сейчас проснувшись и сев на диване в гостиной, она до сих пор слышала его визгливый тоненький голосок. Ребенок смеялся мерзким, тоненьким голоском Жанны Шумовска.

С трудом добравшись до кухни Клер первым делом выпила обезболивающее. Голова гудела так, что казалось, вот-вот разорвется на части. Затем наспех одевшись в черное, сделала себе кофе. Спустя пару минут негромко шаркая ногами, из спальни уже полностью одетый спустился Дэйв и, не сказав ей не слова, уселся напротив. Для них обоих эта неделя выдалась невероятно тяжелой, но оба понимали, что нужно делать.

Когда часы отбили половину девятого, муж и жена, не сговариваясь и, не глядя друг на друга, поднялись со своих мест и натянув плащи вышли на улицу. Холодный, не по-летнему морозный ветер обжигал лицо Клер, когда она, пройдя по подъездной дорожке, поскорее забралась в их старенький минивэн.

Как только Дэйв сел рядом машина неспешно сдвинулась с места, выезжая на просторное трех полостное шоссе, что вело к старой, медленно увядающей церквушке. На приготовления к похоронам единственного сына учитель потратил все сбережения, но смог договориться только с одним единственным священником Вигом Орсоном. Жадным до нельзя, злоупотребляющего спиртным и падким до чужих женщин.

По плану все должно пройти тихо и достаточно скромно. Прощание с мальчиком на кладбище у могилы, чтение молитв и возложение цветов, а в конце обед в церковной столовой, небольшой зал, рассчитанный не более чем на сорок человек.

Едва появившись на кладбище Клер, заметила на себе десятки чужих глаз. Все в этот день смотрели только на нее. Одни с выражением скорби, другие с деланным сочувствием и скукой на лице. Были и те, кто пришел сюда просто развлечься, так как в их маленьком городке не на что больше было смотреть. Кое-кто смотрел с завистью в надежде, что скорбящая мать сейчас споткнется на каком-нибудь камне и свалится вслед за сыном.

К счастью для Клер, Дэйв держал ее за руку, помогая идти по мокрой траве. Наверняка это было в последний раз в ее жизни, но за это она была ему благодарна. Как и ожидалось все прошло тихо. Люди подходили по одному складывали венки, оставляли цветы. Многие, проходя мимо горюющих родителей, просто кивали им, не говоря ни слова. Но когда очередь дошла до Вероники, ей пришлось собрать все свое мужество в кулак.

– Мне… очень… жаль, – с трудом выдавила она, за что в единый миг получила пощечину.

– К чему мне твоя жалость?! Верни мне сына! Просто. Верни. Мне. Сына. – так и не успев понять откуда вдруг взялась вся эта злость и не сумев себя сдержать Клер вдруг набросилась на несчастную девушку.

Ей хотелось рвать и метать, хотелось растоптать эту мерзавку в грязи, уничтожить ее, положить спать рядом со своим любимым сыном. Хотелось, чтобы она хоть на единый миг почувствовала всю ту боль и отчаяние что чувствует сейчас она. Так бы, наверное, и случилось, если бы между женщинами не встал высокий широкоплечий мужчина в полицейской форме и Дэйв, пришедший в себя, не кинулся их разнимать.

Левая щека Вероники горела огнем, нижняя губа мгновенно опухла, а клок ее шелковистых, черных волос остался зажат в хрупкой на вид, но невероятно сильной ладони Клер. Похоже несколько ударов все-таки сумели достичь своей цели. Вырвавшись из объятий мужа, она, все еще тяжело дыша, направилась назад в сторону церкви. Учитель, в недоумении пожав плечами, двинулся за ней следом. Остается только пережить обед.

В небольшом, но весьма просторном молитвенном зале этой маленькой церквушки поставили длинные столы, убрав часть скамеек. Волонтеры, ребята в белых как снег туниках и с серебряными крестами на шеях укрывшись фартуками, стояли на раздаче, помешивая поварешками ароматное варево в огромных металлических кастрюлях. Каждый желающий мог взять тарелку, подойди к ним, попросить и усесться за стол, уплетая за обе щеки суп или жаркое.

В этот мрачный день городок Сеттерс в очередной раз доказывал приезжим свою сплоченность и гостеприимство, вновь превращаясь в маленькую общину, живущую по своим собственным законам. Оказавшись внутри Клер, взяв стакан воды, отошла в сторону. Ее сердце еще бешено колотилось, но по мере того, как вода в стакане пустела она остывала. Есть совсем не хотелось, она уже и не помнила, когда в последний раз ела.

Наверное, это было в то самое утро, когда погиб малыш Олли. . Маленькое, живое существо, что постоянно находилось с ней стойло ей закрыть глаза. Клер видела его повсюду, казалось, он был даже здесь, сейчас, среди этих самых ребят разливающих щи по тарелкам. А вся эта нагнетающая, давящая атмосфера была ей противна. Ее малыш Олли

Не то, что Дэйву. Он-то, похоже, освоился. Чувствует себя в своей стихии. С самого утра бегает как заведенный, проверяя последние приготовления. Быть может ему так легче все это пережить, вот и сейчас он куда-то запропастился. Вроде бы убежал на кухню, узнать у поваров про запасы супов. Пфф, его волнует, хватит ли на всех еды, а Клер же волнует, когда это все наконец-то закончиться.

Но далеко не тарелки с супом и попрошайки, вечно молящие о добавке, беспокоили Дэйва в тот день, а одна из его учениц. Та, что уже очень давно пытается добиться его внимания всяческими уловками, уговорами и даже шантажом. И, похоже, что именно в этот день ей все же удастся добиться желаемого, затащив своего любимого педагога в комнату священника, в то время, когда за стенкой вовсю проходит обед в честь похорон его несчастного сына. Звон церковных колоколов и шум звякающих тарелок заглушили невинные девичьи стоны, совсем не оставив следов.

Глава 7. Расторопный свидетель

Спустя неделю после этих удивительно спокойных похорон полиция Сеттерса с позыва одного из помощников шерифа благополучно закрывает дело о гибели девятилетнего Оливера Корденса за отсутствием состава преступления. Еще один несчастный случай, подтвержденный легкой рукой квалифицированного специалиста. Коих в наше не простое время, к сожалению, происходит не мало.

Осталась лишь вмиг осиротевшая школьная парта, которую другие дети, опасливо озираясь, обходят теперь стороной. Убитые горем родители, опечаленный лучший друг, и опустевшая комната в большом, темном доме из которого вдруг забрали весь свет.

А маленький городок продолжал жить так, будто бы ничего и не происходило. Жизнь лишь на миг взбудораженных горожан вновь возвращается в привычное русло. Те же самые газеты по утрам, телевизионные передачи, новости, бабульки на улицах и даже сплетницы в школе. Все они разом успокоились, прожевав, наконец, информацию. Выев и выжав из нее все до капли. Больше смерть мальчика не была никому интересная.

И лишь один человек никак не мог понять, что же происходит вокруг. Вроде бы недавно все было так хорошо. Затем случилось несчастье, все носились вокруг тебя, старались как-то поддержать, помогать или просто быть рядом. Но спустя каких-то пять дней ты со всеми своими проблемами и переживаниями вновь остаешься один.

Неужели все это было фальшью? Все эти люди. Все что они делали и говорили, было ложью. Но зачем тогда они все это делали? Из жалости? Надобности? Подхалимажа? Или попросту, потому что так положено?

Они смотрят тебе в глаза. Держат за руку. Говорят, что им очень жаль. Спрашивают, чем еще могут помочь. Только из жалости? Или может, им было скучно? Хотелось развеяться. Загрустили слегка и решили прогуляться до кладбища. Выразить свои соболезнования по случаю утраты. Или выйти в свет чтобы показать свое новое, черное платье. А тут такой шанс. Вот совпадение. Милости просим, на огонек. Приходите, сдачи не надо.

Все вновь отдалились от Клер как от прокаженной. Для всего остального общества смерть ее сына была как булавочный укол динозавру. Подумаешь маленького еще не совсем окрепшего муравьишку выдернули из нашего гигантского муравейника. В конце концов, в жизни случаются неприятности.

И даже Дэйв. Сильный и смелый Дэйв решил присоединиться к большинству и оставить ее на произвол судьбы. Быть может, будь он рядом, все могло выйти иначе. Но его не было. Более того теперь по школе поползли слухи о тайном романе учителя с одной из его учениц. Оно и понятно одна новость себя исчерпала, как тут же появилась другая. И возможно даже, что эта будет поинтереснее предыдущей.

Однако так легко сдаваться Клер явно не собиралась. Ведь еще до того, как она влепила пощечину той девке на похоронах в ее душе разгорался огонь. Она словно закипающий чайник день за днем доходила до точки кипения. И вот-вот должна была разразиться огнем.

* * *

Среда. Обыкновенный рабочий день в середине недели. Самый долгий, скучный и удивительно трудоемкий. Потому что от предыдущих выходных тебя уже отпустило, а до следующих еще далеко.

Однако для Клер этот день был особенным. Ведь именно сегодня прошло уже целых девять дней со дня похорон ее милого мальчика.

Она, конечно же, не ждала траурного банкета, цветов и слов сожаления от друзей и коллег, но очень расстроилась, когда поняла, что даже Дэйв уже позабыл про ребенка. Как удивительно мало понадобилось ему времени, чтобы забыть про трагедию и с улыбкой двигаться дальше.

Хоть и жили они в одном доме, супруги почти не общались и вряд ли, наверное, еще были семьей. Он стал хитрым и скрытным. Холоден и молчалив с ней, но одновременно приветлив и улыбчив с другими. Муж, с которым она прожила как ей казалось в счастливом браке несколько лет теперь же раскрывался перед ней совсем в другом свете. Словно две стороны одного человека.

Быть может, Дэйв и не был с ней счастлив. Как знать, возможно смерть сына расправила крылья отцу. Наверняка он устал притворяться. И теперь, наконец, все вокруг сбросили маски, а с Клер заодно и очки что были в розовом цвете.

Из-за чего она из прекрасной царевны все больше превращалась в лягушку. Старую, немощную, сгорбленную ворчунью. Уже не скрывала под слоем косметики мешки под глазами от вечных недосыпов. Ей теперь каждую ночь снились кошмары. Темный коридор с одной искоркой света.

На работу шла нехотя и частенько опаздывала. Не разбирала, какие книги и кому выдает. Задергивала шторы, дабы не видеть света дня. Постоянно забывала закрывать на ночь окна. Превращая светлый и теплый зал в холодный, промерзлый подвал.

Перестала общаться с читателями, закрывала двери в обед. Большинство рабочего времени Клер просто смотрела перед собой на разноцветные полки полные книг. Но не видела больше той радости, не ощущала притяжение страниц лишь сплетенные листья бумаги и корки с именами творцов.

Все теперь потеряло для нее смысл, каждый вздох был в тягость, а шаг приносил боль. Невидимую, неуловимую боль что нельзя заметить со стороны, а ощутить возможно только лишь после того, как окажешься в шкуре другого человека. Душевные раны, – самые тяжелые травмы, что остаются с человеком надолго, порой даже навсегда. След от них так глубок, что, пронзив самое нутро не зарастет никогда. От того и становится тошно.

С трудом пережив первую половину дня Клер все же решила немного перекусить. У нее с собой были бутерброды, завернутые в полиэтилен и кофе в небольшом, металлическом термосе. Конечно, это не самые лучшие поминки, но другого под рукой у нее сейчас нет. Налив в кружку кофе женщина развернула один из сэндвичей и откусив лишь раз тут же откладывает его в сторону. Кусок не лезет в горло.

Сделав над собой усилие, она тщательно прожевывает этот маленький кусочек хлеба с тонким ломтиком сыра и проглатывает его залив все это дело остывшим кофе. Прикончив свой скромный обед Клер откидывается на спинку стула и закрыв глаза немедленно засыпает.

* * *

Для третьеклассника Эндрю Хедера эти девять дней так же прошли в постоянном стрессе. Даже, наверное, можно сказать, что это были худшие дни его еще совсем коротенькой жизни. В то дождливое утро, когда вдруг неожиданно для всех начались его беды этот темноволосый, любопытный мальчишка как обычно выйдя из своего дома не спеша обегая лужи направился к автобусной остановке.

Хоть погода в тот день и была не ахти ему вдруг стало жарко и захотелось мороженого. Остановившись у киоска мороженщика Эндрю, порылся в сумке, но к сожалению для себя нашел в ней только небольшой кулек чипсов. Что-ж придется довольствоваться и этим. Так жуя одно за другим хрустящее лакомство в ожидании школьного автобуса спустя какое-то время, он увидел, как к остановке подъехал уже знакомый ему минивэн четы Корденс.

Из него с довольной улыбкой выскочил его лучший друг Оливер. Мальчики пожали руки и Эндрю тотчас протянул другу чипсы. Как он и ожидал Олли покачав головой вежливо от них отказался. Они простояли так еще минут десять, автобуса все не было, а дождь тем временем усиливался. К счастью, большой отцовский зонт черного как ночь цвета служил для них надежным укрытием. Но так как он был очень тяжелым, держать его ребятам приходилось руками попеременно сменяя друг друга.

Транспорт в то утро почти что не двигался, а времени до начала уроков оставалось все меньше и ребята недолго думая решили пойти пешком под прикрытьем зонта. Друзья подошли к самому краю проезжей части и остановились на светофоре. Держа качающийся на ветру зонт одной рукой Эндрю смяв пакет из-под чипсов, отошел чуть в сторону чтобы забросить его в урну как вдруг услышал у себя за спиной негромкое бух, а дальше скрип шин и громкие крики прохожих. А обернувшись увидел кошмар наяву и большой красный джип, с легкостью переехавший его лучшего друга. И понял не о какой учебе и речи сегодня быть не могло.

Следующие несколько дней для него прошли как в тумане. Взрослые что не были там то и дело донимали вопросами. Были ли у него враги? А может его кто-то толкнул? Не собирался ли Оливер что-нибудь с собой сделать? На все вопросы Эндрю отвечал нет, либо просто качал головой. Ему было понятно, что все они пытаются найти этому оправдание. Выяснить причину случившегося.

Но его попросту не было. Да и как, по сути, можно оправдать суровую случайность. Так случилось и точка. Допросы вскоре закончились и похоже, что ответы Эндрю взрослых не убедили. Их ведь вообще мало кто может убедить, к тому же кто из них станет прислушиваться к мнению ребенка. Высокомерию людей, считающих себя действительно взрослыми, пожалуй и вовсе не бывает предела.

Потому-то, наверное, мальчик и не сказал им про камеру. Камеру своего телефона, на которую он сумел заснять место аварий. Когда все вокруг бегали и кричали, и никто не обращал внимания на подростка с телефоном в руке. А стоило бы. Пересматривая записанные кадры раз за разом Эндрю хорошо разглядел на них дамочку-водителя, бегающую вместе с остальными с телефоном в руке и даже не пытающуюся оказать пострадавшему первую помощь. На них так же можно проследить через сколько к месту аварии приехала скорая и оценить не аккуратные действия медиков.

Все это было в памяти мобильника что парень постоянно носил с собой. Только вот он понятия не имел что со всем этим делать. Стоило ли рассказать обо всем полиции и кому от этого станет лучше. Опять начнутся расспросы и подозрения. Почему не сказал об этой пленке раньше? Запись нечеткая, а может быть это монтаж?

Эндрю понимал, что друга уже не вернуть, но рассказать кому-нибудь из взрослых про эту запись действительно стоило. Как только представится нужный момент. А пока нужно просто постараться жить дальше. Хотя бы для малыша Олли. Ведь наверняка он бы хотел, чтобы его лучший друг перепробовал все сорта чипсов.

Глава 8. Переключившийся тумблер

Уроков в эту среду у Эндрю было немного, но он все равно не хотел идти в школу, потому что Билли Билкинз пообещал взгреть его при первой же возможности.

Вообще у них с Оливером отношения с Билли и его друзьями не сложились с самого первого дня в школе и спустя уже целых три года вражда только продолжала нарастать. Раньше в этом противостоянии ребята стояли плечом к плечу, стараясь дать сдачи. Теперь же Эндрю остался один против троих. Силы и раньше были не равны, а сейчас все попросту перейдет в мордобой.

После трагичных событий на том злосчастном перекрестке Эндрю ожидал что эта неуемная троица, воспользовавшись таким удобным случаем тотчас за него возьмётся. Но ко всеобщему удивлению первые дни траура по Оливеру в школе прошли достаточно тихо и даже Билли не раз сталкиваясь с Эндрю в коридоре делал вид что попросту его не замечает. Однако сейчас, когда все уже стали забывать про аварию похоже лимит хорошего поведения Билкинза и его шайки постепенно подходит к концу и эта угроза прямое тому подтверждение.

Первые три урока для Эндрю проходят спокойно. Все идет как обычно: парты, стулья, в меру строгие учителя дают домашнее задание. Обыкновенная школьная суета, топот ног, скрип портфелей и звонкий смех детворы, перебирающейся из класса в класс. Но Хедер точно знал, что все в единый миг изменится для него едва задира и грубиян Билли переступит порог этой самой школы. Ведь он не просыпается раньше двенадцати. Все это знают, потому и наслаждаются этими прекрасными часами утренней тишины.

Учитель английского Наоми Харрис престарелая, но очень бойкая леди была старой закалки и потому заставляла своих учеников работать в классе до последней секунды, отведенной ее уроку. Из-за чего ребята частенько опаздывали на ленч и приходили в столовую лишь когда там уже у раздаточного стола собралась длинная очередь.

Никому не нравились уроки английского и соответственно никому не нравилась миссис Харрис. Все дети считали ее упрямой занудой, а на день рождения хотели подарить большой котел и кота в добавлении к черному платью. Но никто из них не смел ее ослушаться, все терпеливо дожидались, когда она наконец объявит, что урок окончен и тогда уже начинали собирать со стола свои вещи.

Придет время и однажды быть может они поймут, что ее уроки были самыми лучшими. Поймут, и скажут спасибо. Только вот ее к тому времени может уже и не быть.

Выбравшись из класса в числе последних Эндрю повертев головой в разные стороны, осмотрел коридор. Он не пошел в столовую вместе со всеми. Там Билкинзу ничего не стоит его подловить. А ему чтобы не быть избитым сегодня необходимо вести себя осторожно, осмотрительно, и постоянно заглядывать за угол.

Нет, так жить нельзя. Ему стоит заручиться поддержкой. Иначе Эндрю рискует стать боксерской грушей, эдаким тренажером для этих придурков до самого выпуска. Необходимо срочно искать союзников.

Держа на плече сумку и сжимая в руке свой обед, парень, не спеша направляется в сторону библиотеки. Туда, конечно, с едой и напитками не пускают, но миссис Корденс в последнее время стала такой рассеянной что попросту не заметит его даже если он усядется рядом и начнет громко чавкать.