Виринея, ты вернулась?

Запустив успокоившегося Бурана в машину и захлопнув все двери, Вера вернулась к парню и протянула ему ключи от «Мустанга»:

– Езжай на Солнечную, друзья ждут.

Парень обалдело кивнул и взял ключи. Вера вернулась к машине, села за руль, захлопнула дверь и завела двигатель. Оля окончательно проснулась.

– Мама, что происходит? – заволновалась она.

– Ничего, милая. У папы временные неприятности, нам надо уехать из города.

– А где сам папа?

– Папа тоже уехал, так сейчас будет лучше.

– А мы куда едем? – Оля попыталась всмотреться в темноту.

– А ты не догадываешься? – Вера бросила осторожный взгляд на дочь.

Девочка на секунду задумалась, закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться, а потом тряхнула головой:

– Нет, не знаю.

– Мы едем в город, где жила твоя бабушка.

– Моя бабушка? – Оля искренне удивилась. Она давно не задавалась вопросом о родственниках, привыкнув, что с детства на ее орбите вращались только две планеты – мама и папа. Кажется, мама говорила, что бабушка рано умерла.

Вера молча кивнула, сосредоточенно глядя на дорогу. Развернулась и снова направилась к центру города: ей нужна трасса, ведущая в противоположном направлении. Через сто семьдесят два километра после КПП будет незаметный поворот, который важно не пропустить.

Город она пересекла быстро: обычно загруженная трасса была пустынной. Проливной дождь смыл с дороги все живое. Пару раз навстречу пролетели грузовики. Один раз встретилась отважная легковушка, у которой, очевидно, просто не было другого выбора, кроме как продолжать путь во время стихийного бедствия. И все. Камеры наблюдения засекут лишь эту машину и безликую серую «Дэу».

Оля и Вера ехали молча, Буран изредка возился на заднем сиденье. Вере казалось, что в машине становится тяжело дышать. Она кожей чувствовала липкий страх Оли. Та обдумывала, но не решалась задать главный вопрос.

– Мама, – наконец несмело начала она, – он же не из-за меня…

Переключив скорость, Вера взяла дочь за руку.

– Ну конечно, нет, милая. Будь ты способна насылать на людей смерть, тебя бы уже держали в высокой башне, как Рапунцель, а десятки умных людей ставили бы над тобой эксперименты. И звали бы тебя не Оля, а «Проект–1473».

Краем глаза Вера заметила, как Оля улыбнулась.

– Расскажи о бабушке, – попросила дочь. Вера задержала дыхание. Неизвестно, что было хуже: мысли дочери о том, что она убила человека, или правда о бабушке. Но Вере было не привыкать ко лжи. Главное в этом деле – максимально придерживаться правды.

– Бабушка была очень хорошей, – уверенно начала она, – любила природу, жила в доме, это она научила меня обращаться с растениями. Еще она хорошо разбиралась в травах, – после паузы прибавила Вера.

– А почему ты уехала?

Вера задумалась.

– Бабушка умерла, когда мне было шестнадцать лет. Я боялась, что меня заберут в детский дом, и поэтому решила уехать в город, чтобы меня не нашли, – легко повторила Вера привычную ложь.

– А потом ты встретила папу, – продолжила Оля наизусть выученную историю чудесного знакомства родителей.

– Да, – кивнула Вера, – а потом я встретила папу, и началась моя новая, прекрасная жизнь.

Глава 16

В комнате было прохладно, системы климат-контроля работали идеально, но Глебу почему-то вспомнилось далекое лето в деревне у бабки, когда в жару под сорок градусов его заставляли вскапывать грядки и собирать колорадских жуков с кустов молодого картофеля. Бабка не признавала химию и не имела ни малейшего сострадания к внуку. Наоборот, тяжелым физическим трудом пыталась выбить из него дурь. Глеба отправляли к бабке Матрене каждое лето на «перевоспитание», потому что сами родители перестали с ним справляться, едва ему стукнуло двенадцать. Впрочем, бабки тоже хватило ненадолго: слегла с сердечным приступом, после того как он спалил соседский дом и хозяин пришел к ней требовать компенсацию. Но до этого старая ведьма успела вдоволь над Глебом поиздеваться. Но и тогда, с затекшей спиной и сжираемой палящим солнцем кожей, он не чувствовал себя так отвратительно, как сейчас. В квартире Лобанова-Ростовского ему было невыносимо жарко, тонкая футболка, в которой он обычно ходил дома, прилипла к спине и груди.

– Глеб Николаевич, ну что же вы так, просто не ваш день, – с фальшивым сочувствием посетовал Борис. – Ваш долг – сто двадцать тысяч, – глумливо подытожил он.

Сука, лучше бы сразу пристрелил.

– Я бы хотел еще партию, – стараясь говорить твердо и уверенно, заявил Глеб и даже улыбнулся сопернику.

– Глеб Николаевич, не сочтите за наглость, но вы же знаете, как оно в большом бизнесе. Доверяй, но проверяй. В случае проигрыша у вас будет двести сорок тысяч свободных средств, чтобы вернуть мне долг?

– Мы можем договориться о реструктуризации? – вызывающе улыбнулся Глеб.

– Договориться мы можем о чем угодно, Глеб Николаевич, главное, чтобы это было к взаимному удовольствию и делу не мешало.

– Могу частично отработать, – предложил Глеб. – Скажем, бесплатные консультации в течение пяти лет в любое время дня и ночи.

– А Вера Григорьевна против не будет? – ухмыльнулся Борис, откинувшись на спинку стула.

– Она у меня очень понимающая.

– Да, что ни говори, с женой вам повезло. Даже отыграться за ее счет сможете.

Пауза, во время которой Глеб наконец-то почувствовал действие климат-контроля в комнате. В один момент жара картофельного поля сменилась холодом погреба, куда бабка сажала его, когда совсем отбивался от рук.

Что он имеет в виду? Он не может ничего знать про Веру.

– В каком смысле? – осторожно закинул удочку Глеб.

– В прямом. Предлагаю в качестве следующей ставки вашу жену, Глеб Николаевич.

Борис продолжал смотреть на Глеба. Он напоминал ученого, готовящегося спасти человечество. Только для начала он потренируется на крысах. Введет им в мозг раковые клетки, подождет, пока они подрастут и дадут метастазы, а затем вколет новое лекарство. Только вот неизвестно, чем это все закончится для крыс: желаемым выздоровлением или смертью в конвульсиях.

– Неприличное предложение, – сдавленно ответил Глеб. Он все еще надеялся, что это блажь или придурь Бориса. И хотя Вера вовсе не напоминала Деми Мур, за ночь с которой в одном известном фильме эксцентричный миллиардер готов был выложить миллион долларов, он на какой-то момент даже почувствовал гордость за жену – ну надо же. По видимости, она даже круче этой звездули, которой Борис купил квартиру. Маша, как там ее, или Наташа…

Глеб заколебался на долю секунды, затем попробовал встать из-за стола.

– Извините, Борис Вольдемарович, шутка затянулась. Должен откланяться. День был долгий, устал, да и жена, наверное, волнуется. Долг верну, обещаю, в течение следующей недели. Надо будет кое-какие активы продать, ну знаете, как это, простые люди дома такие деньги не держат.

Дверь за спиной Глеба отворилась, и вошли два парня. Невысокого роста, худощавые. Один из них положил руку на плечо Глеба, и тот рухнул обратно на стул.

– Присядьте, Глеб Николаевич, и еще раз хорошо обдумайте мое предложение. Неужели вы еще не поняли? Мне не нужны ваши деньги, мне нужна ваша жена, – легко улыбнулся Борис.

Глава 17

Свернув на повороте, указывающем дорогу в деревню Калиновка, Вера быстро проехала по главной улице и нырнула под «кирпич». Она надеялась, что старую дорогу, некогда шедшую к военному полигону, не разрушили и она сможет проехать в пункт назначения, скостив расстояние и сэкономив время. Дорога под «кирпичом» вела к следующему повороту, на этот раз к родному селу. Найти ее могли только местные – чужак ни за что бы не догадался, что Калиновка – это лишь перевалочный пункт.

Дорога была такой же, какой Вера ее помнила. Только сорняки на обочине стали гуще и местами пробились из-под мощных бетонных плит. Их стебли приближали конец существования дороги. Но на Верин век покрытия хватит. Проехав по плитам и подскакивая на ухабах (поездка живо напомнила побег из родного края семнадцать лет тому назад), Вера свернула в лес. Там дорога была узкой – двум машинам не разъехаться. Время подбиралось к двум часам ночи, и Оля снова крепко спала. Вера позавидовала ее здоровому сну. Сама она после рождения дочери просыпалась от каждого шороха. Снизив скорость до минимума, она медленно поехала до дороге, петлявшей в лесу. Фары выхватывали небольшие участки растрескавшегося асфальта и тонули в густоте ветвей. Лес был смешанным – сосны и лиственные деревья, – и это позволяло ему достойно выглядеть даже в уродливый переходный период. Вера попробовала сосредоточиться и представить, что ее ждет через несколько часов. Обычно четкая, словно в телевизоре с высоким разрешением, картинка, показывающая ей будущее, сбилась. Сейчас она больше напоминала изображение допотопного агрегата, который чудом удалось настроить при помощи древней антенны. Она видела себя во дворе старого дома, видела, как открывает дверь, и все – затем экран тух и изображение пропадало. То что нужно. Дар предвидения здесь не работал, Вера не ошиблась. В этом проклятом месте и она, и Оля будут в полной безопасности.

Глава 18

Выбора у него все равно не было – можно было и не затевать эту глупую карточную игру со специально приглашенным крупье. Надо было заранее отказаться. Хотя, отказать Борису? Об этом человеке ходили разные слухи, и проверять на собственной шкуре, правдивы ли они, Глебу совершенно не хотелось. Ему уже не было ни холодно, ни жарко. Точнее, физическое состояние было такой мелочью, что Глеб его просто не замечал. Только что он проиграл Борису собственную жену. Произошло это в половине пятого утра, в то самое время, которое так любят самоубийцы. На секунду Глеб поиграл с этой мыслью, но тут же от нее отказался: такие, как он, всегда выживают. Выживет и сейчас, надо только обдумать, как выйти из ситуации с минимальными потерями.

– Это абсурдно, – сделал он первую попытку.

– Логика – вообще понятие относительное, – пожал плечами Борис, вставая из-за стола. Он подавил зевок и выразительно посмотрел на часы. – Последний штрих – договор, и можете быть свободны, Глеб Николаевич.

– Подписывать будем кровью? – не сдержался Глеб.

– Ну что вы, не надо делать из меня сущего дьявола. Я просто бизнесмен. – Борис кивнул одному из парней, тот вышел из комнаты уже в другую дверь (в этой квартире было невообразимое количество проходов. Может быть, у Бориса психическое расстройство, и ему нравится жить в окружении бесконечного множества дверей?).

– Вера не моя собственность, как я могу что-то подписывать от ее имени, еще и передавать ее кому-то? – Глеб предпринял слабую попытку апеллировать к разуму Бориса.

– Можете, Глеб Николаевич, можете. Я все предусмотрел.

Парень вернулся с кожаной папкой в руках. Борис достал из папки проект договора, уместившийся на одном листе, и протянул Глебу.

– Здесь все просто. Это договор на то, что фирма «Зодиак» в лице генерального директора Глеба Николаевича Подольского, предоставляющая услуги по составлению астрологических прогнозов (при участии Веры Григорьевны Подольской), отныне будет предоставлять услуги эксклюзивно только одному клиенту. Мне. Вы, как генеральный директор фирмы, имеете полное право подписать этот договор. И оцените мою щедрость, Глеб Николаевич: я даже буду вам за это платить.

– Я тронут, – огрызнулся Глеб, погружаясь в чтение текста.

В стены зеленой комнаты были вмонтированы хрустальные светильники, источающие скудный медный свет. Их мощности было достаточно, чтобы осветить происходящее за карточным столом, но читать в блеклых отблесках было невозможно. Буквы расплывались, сливаясь в мутную жижу, в которую за несколько часов слилась вся его жизнь. Ему нужно к Вере, срочно, она что-нибудь придумает!

– Я могу взять договор домой, прочитать, подписать и вернуть завтра?

Борис покачал головой:

– Я бы предпочел закончить все дела сегодня.

– Я очки дома забыл, – посетовал Глеб.

– Мои парни могут съездить с вами и подождать, пока вы их возьмете. Затем придется вернуться сюда. Зачем создавать лишние сложности и совершать ненужные телодвижения, Глеб Николаевич?

– Тогда принесите еще одну лампу, – сдался Глеб.

Борис снова кивнул одному из парней, и через несколько минут тот вернулся с мощной настольной лампой. Яркий свет на пару мгновений ослепил Глеба. Он прикрыл лицо руками и с удивлением ощутил влагу на лице. Слезы? Пот?

Он прочитал текст договора. Еще раз и еще раз. Составлен безупречно, не придерешься. Идеальная ловушка. Поколебавшись одно мгновение, Глеб все же поставил размашистую подпись и протянул договор Борису.

– Как вы узнали? – обреченно поинтересовался он. Ведь он был уверен, что правда об их с Верой бизнесе не известна никому, кроме них самих. Даже секретарша не в курсе. А уж она крутилась в офисе каждый день и дурой не была.

– Передавайте привет Вере Григорьевне. Завтра утром заеду, поговорю с ней лично, – проигнорировал его вопрос Борис. – Мне нужен будет прогноз по покупке здания на Героев Сталинграда. Уж слишком хорошо выглядят условия, меня терзают определенные сомнения.

Он протянул руку Глебу, тот, поколебавшись, протянул свою в ответ.

– Не серчайте, Глеб Николаевич, каждый выживает как может. Я рад, что вы оказались более сговорчивым, чем Вера Григорьевна.

– Вы с ней говорили? – изумился Глеб.

– Да. Она не согласилась.

Глеб попытался освободить руку из жесткой хватки Бориса, но это ему не удалось.

– А если она и сейчас не захочет? – немного агрессивно поинтересовался он. За семнадцать лет совместной жизни он еще ни разу не принудил Веру к чему-либо, кроме секса, и ему вовсе не хотелось начинать.

Борис немного потянул Глеба за руку, и тот сделал непроизвольный шаг вперед. Словно в увеличительное стекло разглядел серое невзрачное лицо Бориса. Можно смотреть до бесконечности, но ровно пять минут спустя невозможно будет воспроизвести черты по памяти.

– Будь я на вашем месте, Глеб Николаевич, я бы из кожи вон вылез, чтобы она согласилась. Иначе мне придется вам помочь.

– Уговорить Веру? – не понял Глеб.

– Нет, – покачал головой Борис, отпуская руку Глеба, – вылезти из кожи.

Глава 19

Все оказалось точь-в-точь как на смазанной картинке в Вериной голове. Дом бабки по-прежнему стоял на окраине, напротив – покосившаяся хибара тети Мани, которую та весьма кустарно старалась привести в божеский вид. Впрочем, попытка провалилась.

Слева дом все так же граничил с проклятым лесом, ставшим еще более густым и непролазным и наводившим суеверный ужас на местных жителей. Весьма кстати: променады желающих полюбоваться на ромашки на лесных лужайках Вере вовсе ни к чему. Она остановила машину вплотную к забору дома и вышла. Предрассветный час, но окружающие детали уже проступают из тьмы. Она подошла к калитке и замерла.

Кусты малины и ежевики, которые бабушка высаживала возле входа во двор, словно из сказки про Спящую красавицу разрослись, выставили гигантские шипы и перегородили вход в сад. Сухие, колючие. Вера вернулась в машину, согнала Бурана с места и достала из салона многострадальный плед. Обмотав руку, вернулась к покосившейся калитке. Размахивая перед собой обмотанной пледом рукой словно мечом-кладенцом, Вера начала прокладывать путь к старому дому. Кусты закончились неожиданно. За ними буйствовал сад. И хотя деревья все еще голы и ломки, Вера отметила, что кроны старой вишни и яблони тесно сплелись друг с другом. Ей пришлось наклонить голову, чтобы подойти к крыльцу.

Протянув руку и пошарив за козырьком крыльца, Вера нашла ключ и тяжело вздохнула. Они знали. И мама, и бабушка. Знали, что она вернется. Может, поэтому и не пытались ее разыскать. Они всегда все знали лучше нее. Вера открыла дверь – та даже не скрипнула. Такое впечатление, что ее смазали к приезду. Не зажигая свет и подсвечивая себе телефоном, Вера зашла в сени, или, как их еще называла мать, «приемную», где всегда ждали многочисленные просители. Вера и припомнить не могла, когда в доме не было посторонних людей. Сидели в сенях, топтались во дворе, с раннего утра толпились возле калитки. До семнадцати лет у нее не было ни единого шанса побыть в одиночестве. Всегда кто-то рядом. Всегда кто-то, кто для мамы и бабушки важнее ее, Веры, и ее проблем. С самого первого дня жизни она должна была понимать и не мешать. Помогая незнакомым людям, они не смогли помочь себе. Вера отогнала ненужные мысли. Рефлексию и плач по утраченному она ненавидела. Жить нужно сегодня, глядя в завтра. Вера щелкнула выключателем в сенях. Лампочка зажглась на долю секунды, щелкнула и перегорела. На ощупь Вера толкнула старую растрескавшуюся дверь, расположенную справа от входа, и попала в гостиную. Подошла к лакированному серванту, стоявшему слева. Открыла дверцу верхней полки, подсветила себе телефоном – свечи были там. Мать и бабка убили бы, если бы узнали, что она собирается воспользоваться ими не по назначению. Но мамы и бабушки больше нет, а она ни за что не вернется к прошлому.

Задернув плотные цветастые шторы, Вера вернулась к серванту, достала свечу и, найдя на полке коробок, извлекла из него одну спичку и чиркнула. Свеча занялась сразу. Через несколько секунд мерцающий свет уверенно осветил все вокруг. Вера поставила толстую красную свечу на старый круглый стол, прикрытый кружевной скатертью, и окинула комнату взглядом. Все как тогда. Ничего не изменилось. Покрытые пожелтевшими обоями в мелкий цветочек стены, иконы в дальнем правом углу. На окнах те же плотные шторы в подсолнухах. Сколько Вера себя помнила, они висели здесь. Под ними наверняка тюль, утративший белизну и прозрачность. На старый, растрескавшийся, покрытый красновато-бурой казенной краской пол кинут истертый зеленый ковер: жалкая попытка создать некое подобие уюта, а по факту – просто пылесборник, от которого Вера избавится при первой же возможности. Круглый лаковый столик под пожелтевшей от времени кружевной скатертью. В пару ему лаковый монстр-сервант, ровесник ее матери. Убогость в каждом сантиметре. Повсюду концентрированная пыль людской боли. Первым порывом было выскочить на улицу, сесть за руль и убраться отсюда, пока не стало слишком поздно, но Вера тут же подавила в себе это желание. Она знала, зачем приехала сюда. И отчаянно надеялась, что старый ковер и пожелтевшие обои будут ее самой большой проблемой.

Пожалуй, здесь она расположится сама, на панцирной кровати, стоящей под иконами в дальнем углу комнаты и прикрытой покрывалом, сшитым бабушкой из разноцветных тканевых лоскутов. И хотя здесь принимали пациентов и члены семьи никогда не спали на «рабочем» месте, Вера понимала: в других комнатах, наполненных призраками прошлого, где каждый скрип половицы, каждая трещина на стене, каждая складка старого покрывала может рассказать болезненную историю, спать она не сможет. Из гостиной в другие помещения вели две двери. Прихватив свечу, Вера направилась к той, что была расположена аккурат напротив входа в гостиную, и толкнула ее. За ней расположилась маленькая светелка на две кровати. На каждой – гора подушек и пуховая перина. Словно недавно взбитая рачительной хозяйкой. Возможно, Оле здесь будет лучше, чем когда-то было ей самой. Вера подошла к одной из кроватей, своей, и, держа свечу в одной руке, другой сдернула покрывало. Провела пальцами по простыне. Белье еще хрустело. Вера невольно вздрогнула. Отбеленная, накрахмаленная простыня – ей даже почудился легкий запах лимона: мать добавляла его сок при стирке белого белья.

Развернувшись, Вера быстро вышла из светелки, вернулась в гостиную и подошла к серванту. Провела пальцем по поверхности, почувствовала, как пальцы погрузились в густую пыль, и выдохнула. Просто показалось. За домом никто не следил. Это хорошо. Возможно, белье просто хранило свежесть в течение многих лет: от мамы и бабушки можно было ожидать чего угодно.

Решив продолжить исследование дома утром, Вера снова вышла на улицу и поспешила к машине. Первым выпустила Бурана. Тот радостно засуетился вокруг, принюхиваясь к обилию запахов, неожиданно обрушившемуся на него. Доставая вещи из багажника, Вера обратила внимание на то, что одно окно в доме тети Мани тускло светится. Что-то все-таки изменилось в этом краю. Тетя Маня всегда следовала солнечному циклу, ложась спать на закате, крепко спя ночью и вставая с первыми петухами. Но с ней Вера поговорит утром. Болтливая соседка наверняка доложит о причине бессонницы, а пока нужно закончить основные дела. Вера, подхватив чемодан, заторопилась к калитке. Свистнула собаке, обнаружившей лаз в кротовью нору:

– Буран, ко мне! – Еще не хватало, чтобы пес ошалел и принялся носиться за кротами, громким лаем перебудив округу.

Бурана не надо было просить дважды. Он кинулся за хозяйкой, в несколько прыжков пересек сад и заскочил в дом. Вера поставила чемодан в сенях и вернулась к машине за сумкой. Еще один заход в дом. Вещи она разберет потом. После того как все было перенесено, пришла очередь Оли. Девочка снова крепко спала. Вера потрясла ее:

– Кися, мы приехали. Пойдем, в доме поспишь.

Оля сонно потянулась, Вера отстегнула ее, взяла за руку и помогла выйти из машины. Она осторожно провела дочь через заросли ягод и под сросшимися кронами. Все шло хорошо до того момента, когда они достигли крыльца и Вера подтолкнула ее к первой ступеньке. Сон слетел с Оли в одно мгновение. Она широко распахнула глаза и затряслась:

– Мама, нет, я не пойду. – Оля сделала шаг назад.

– Давай, милая, там ты будешь в порядке, – заверила ее Вера, удерживая на месте.

– Нет! – вдруг повысила голос Оля и попыталась вырваться из рук матери, но Вера по-прежнему крепко держала ее. Она начала ласково увещевать дочь:

– Оленька, в доме тебе ничего не грозит. Я приготовила постель – сразу ляжешь, отдохнешь, станет легче.

– Нет, нет, нет! – Оля неожиданно сильно рванулась из рук матери и бросилась бежать назад, напролом через заросли. Вера кинулась за ней. В доме тети Мани зажегся верхний свет.

Оля добежала до машины и упала на сиденье, не закрывая за собой дверь. Она тяжело дышала, лицо было мокрым от пота.

– Нет, мама, пожалуйста, нет, я не могу войти в дверь.

Она не лгала. Она действительно не смогла бы сделать этот шаг и очутиться в крошечном предбаннике с низким потолком. Вера присела перед Олей и положила ей руки на колени. Тихо, но властно приказала:

– Хорошо, побудь здесь, я скоро приду. Только не шуми: соседи спят.

Оля кивнула, ее била дрожь. Вера сбросила с себя куртку и накинула на дочь. Поцеловала ее в лоб и легонько пожала руку:

– Я сейчас.

Бегом бросилась в дом. Нижний ящик серванта – травы по-прежнему были там. Вера включила фонарик в мобильном телефоне и быстрым движением пробежала по целлофановым пакетам, на которых выцветшие чернила бабушкиным почерком все четко структурировали:

– Пустырник, мята перечная, корни валерианы, солодки, шишки хмеля… – Вера отобрала необходимое и толкнула вторую дверь из гостиной, слева от входа, за которой скрывалась маленькая кухня.

Открыла проржавевший кран – полилась мутная вода. Дав ей возможность стечь, Вера механическим движением достала с подвесной полки белую эмалированную кружку – слегка щербатую, с вытертым изображением птицы на боку – и наполнила ее водой на три четверти. Затем зажгла газ на полную мощность (хвала прогрессу) и принялась ждать, пока вода закипит, кидая настороженные взгляды в окно. Глухая ночь, даже луна скрылась за облаками, но пройдет еще двадцать минут, и первые петухи огласят рождение нового дня. Нужно успеть до этого момента.

Едва вода закипела, точными, выверенными движениями Вера бросила в кружку по щепотке травы из каждого пакета. Машинально выдвинула ящик, в котором хранились столовые приборы, и достала металлическую ложку. Размешала варево, уменьшила огонь. Три минуты спустя все было готово. Вера распахнула окно и выставила кружку на подоконник: все еще морозный ночной воздух остудит отвар и вдохнет свежесть в дом. Пять минут спустя она заставила дочь выпить горячую, пряно пахнущую жидкость. Через десять минут Оля мирно спала в бывшей постели своей матери. Еще одна порция утром, и этого хватит на неделю, главное – не забыть дать новый отвар. В гомеопатии важна регулярность и точное время приема лекарств. Осталось придумать, что делать с автомобилем. Оставлять его на дороге нельзя: сразу же привлечет внимание местных. Идеальным местом для долгосрочной парковки был проклятый лес. Вера вышла из дома, вернулась в машину, завела двигатель и тихонько двинулась в сторону леса. Прогалина попалась на глаза минут через пять. Осторожно, чтобы не увязнуть колесами в размокшей земле, Вера вывела машину на небольшую поляну неподалеку от Ведьминой топи и остановилась. Дальше ехать было опасно: увязнет в болоте. Выйдя из машины, Вера глубоко вдохнула лесной воздух и тут же закашлялась: гнилостное дыхание болот добралось и до лужайки. Но это было даже к лучшему: вряд ли кому-то придет в голову гулять здесь.