Дом призрения для бедных сирот-2

Наконец девушка выдохнула, коснулась широким ножом центра каравая и посмотрела на меня. Во взгляде была нерешительность. Я кивнула, посылая ей подбадривающую улыбку.

Давай, Невея. Первый раз он трудный самый. Дальше будет легче.

Решившись, девушка нажала на лезвие и разрезала хлеб пополам. А затем разделила одну половину на тонкие ломти.

– Пробуйте, – произнесла она дрогнувшим голосом.

Все взяли по одному кусочку. Девочки медлили, словно опасались. Зато мы с Поляной смело откусили. И Андор последовал нашему примеру.

– Очень вкусно, – выдала я свою оценку и откусила ещё раз.

Теперь уже и сама Невея, и остальные девочки решились попробовать хлеб. Напряжённые лица расслаблялись. Девчонки кивали, подтверждая мои слова. А у Невеи на глазах выступили слёзы радости.

Однако самой счастливой выглядела Поляна. Она с гордостью смотрела на своих помощниц. Усталая, но очень довольная. Прямо как я.

– Баб Поль, у меня получилось, – проговорила Невея и бросилась обнимать повариху.

Я смотрела на них и тоже чувствовала, как слёзы пытаются пробиться наружу. Пришлось часто-часто моргать, чтобы не выглядеть плаксой в глазах своих воспитанниц.

– Госпожа директриса, – негромко позвал меня Андор и дёрнул за рукав.

– Что?

– Вы забыли про одежду для снеговика? – спросил он.

И я поняла, что, да, совершенно забыла.

Подготовка праздника набирала обороты. Обед решили совместить с ужином, но этого никто не заметил. Кроме Вителея, который кряхтел, вздыхал и так печально смотрел на свежеиспечённые караваи, что Поляна не сдержалась и выдала ему ломоть.

Мы с Андором приодели снеговиков. На голове у парня лихо топорщился старый малахай – треухая шапка с пожелтевшим, подъеденным молью мехом. Повариха неожиданно выудила его из учительской кладовой, в которую уже давно никто не заглядывал. А для девушки я пожертвовала на один вечер свою шаль, обмотав её вокруг «головы» и «шеи».

Для создания «носов» мы использовали еловые шишки. На «глаза» Поляна выделила угольков из печи. А «рот» было решено сделать из пожухлых травинок, которые очень удачно изгибались «улыбкой». «Ручки» изготовили из тонких веточек, их оказалось полно после заготовки дров. Затем я воткнула каждому снеговику по три сосновых шишки в средний шар, имитируя ряд пуговиц.

За спинами снежных скульптур мы установили полукругом ёлочки, чтобы придать композиции завершённость.

Я отошла на несколько шагов, чтобы оценить наше с Андором творение.

Услышав слева от себя судорожный вздох, повернула голову. У ребёнка было непередаваемое выражение лица.

– Нравится?

Он быстро закивал, не находя слов от переполнявших его эмоций. Я слегка приобняла Андрюшку за плечи.

– У тебя настоящий талант. И мы придумаем, как его развить, – пообещала я.

Наши снеговики произвели фурор. Прежде детям не разрешалось лепить из снега. И теперь все, кроме Димара и Невеи, желали также явить миру своё творение.

Генас с Мишустом гордо демонстрировали снежные скамьи, на которые выпросили у меня по еловой ветке. «Для красоты, и чтобы сидеть можно было», – пояснил Генас.

Лапника я принесла достаточно, поэтому разрешила взять по две ветки на скамью, чтобы действительно можно было присесть без опаски намочить подол.

– Только крепость проверьте сначала, – посоветовала я.

– А как? – Мишуст забавно хлопал ресницами. Подобное явно не приходило ему в голову.

– Сами посидите, прежде чем другим предлагать. Если ваша скамейка сломается подо мной, больше вам строить не доверю! – пообещала я.

Мальчишки окинули меня быстрыми взглядами, видимо, прикидывая вес, посовещались и отправились дорабатывать свои архитектурные шедевры. А я поняла, что строителей необходимо контролировать на каждом этапе, иначе качество никто не гарантирует.

Постепенно вокруг снеговиков возводились новые скульптуры. В основном это было животные. И лишь кто-то один решил сделать нашу пару родителями, слепив им «малыша».

На мой взгляд, «ребёнок» удался в какую-то дальнюю родню. Он был кривой, косой, а ещё пестрел пятнами земли и травы. Стоять самостоятельно он не мог, поэтому прислонился к «материнскому» боку.

Автор этого шедевра пожелал остаться анонимным, видимо, боясь последствий. Однако я решила, что любое творчество требует поощрения. Хотя бы словесного. Поэтому вслух выразила убеждённость, что полная семья смотрится намного лучше.

После этого дети начали показывать своих «зайчиков» и «котиков», которые выглядели плюс-минус одинаково, и пояснения пришлись очень кстати.

Затем мы дружно столпились вокруг Вителея, который начистил-таки самовар и теперь пробовал растопить его, используя старый сапог для усиления тяги.

Процесс оказался трудным и утомительным для наблюдения. Сначала немного сухой бересты, затем тонкие щепочки, потом в ход пошли шишки. По одной за раз.

Большая часть зрителей, и я в их числе, сдалась ещё на щепках, решив вернуться позже, когда вода закипит.

Дальше мы разделились. Мальчишки под руководством Димара занялись костром, а девочки вернулись в кухню.

Над приютом сгущались сумерки. Пришла пора накрывать на стол.

Хотя настроение было приподнятым, за день работы на свежем воздухе я ужасно устала. А ещё проголодалась. Съеденный утром бутерброд давно переварился, и организм требовал новой порции подпитки.

Обсудив с девочками, как лучше организовать ужин, мы решили, что устроим раздачу. Вынесем кашу в кастрюле, мясо – на противне. Только хлеб уже будет нарезан и подан на одном деревянном блюде. Затем каждый подойдёт со своей миской, получит порцию и устроится для еды, где ему заблагорассудится. Хоть на снежных скамьях.

Руководить раздачей вызвалась Поляна. Это был оптимальный вариант.

Парты оттёрли снегом и установили на расчищенном участке, недалеко от костра. Большую кастрюлю мы несли вдвоём с Невеей. Противень Поляна ухватила одна, сообщив, что никому такое не доверит.

Всю посуду с едой разместили на одной парте. А на второй установили ряды пустых мисок с ложками.

Я подумала, что для мяса вилки были бы удобнее. Однако кроме ложек в приюте ничего не знали. Прежние руководители не озадачивались тем, чтобы научить детей пользоваться столовыми приборами.

Сделала ещё одну пометку в своём мысленном журнале. Это тоже следовало исправить.

Пока мы с Поляной и Невеей заканчивали последние приготовления, я отправила всех остальных мыть руки. Генас пытался возразить, мол, всё равно есть будем на улице, но сдался под моим строгим взглядом.

Когда всё было готово, уже окончательно стемнело. Двор освещался только ярким пламенем костра.

Я взяла слово, понимая, что моя речь должна быть ёмкой и краткой, иначе воспитанники истекут слюной. Да и я тоже.

– Ребята, сегодня мы празднуем Родительский день. Мы подготовили его все вместе, дружно, единой семьёй. Потому что именно семьёй мы с вами и являемся. Даже если познакомились не так давно. Берите по миске и ложке и по очереди подходите к Поляне за своей порцией праздничного ужина. Предлагаю начать с самых младших и далее по возрасту. Ура всем нам! Давайте вместе!

– Ура!

– Ура!

– Ура!

Кричали не дружным хором. Однако это поправимо. Всё у нас ещё впереди. Главное, что наш первый праздник начался!

После еды меня разморило. Я бы с удовольствием отправилась спать, но понимала, что должна оставаться до конца. К счастью, ребята тоже подустали после целого дня работы, игр на свежем воздухе и сытного ужина.

На предложение Генаса попрыгать через костёр отреагировал только Мишуст. Да и то не слишком уверенно.

Тогда я объявила окончание праздника и отправила детей спать, пообещав, что к обеду вывешу список дежурств. Восторгов эта новость не вызвала, и воспитанники поспешили удалиться.

А мы с Поляной и Вителеем принялись убирать. Возможно, стоило оставить кого-то из ребят, хотя бы старших, но мне хотелось, чтобы для них этот вечер остался праздничным. А уборка смажет это впечатление.

К тому же мы только убрали со стола и потушили костёр. Остальное оставили на светлое время.

Уснула я едва ли не раньше, чем голова коснулась подушки. А утром принялась за дела.

Сначала составила график дежурств, в который включила и себя. У Вителея и Поляны и так есть обязанности по хозяйству, которые они выполняют ежедневно. А я вполне могу раз в неделю вымыть пол в коридоре или помочь с готовкой.

Дежурства вышли частыми. Почти на каждый день у ребят появилась работа, связанная с получением жизненно важных навыков.

Я повесила график на доску и принялась за письмо в Министерство народного просвещения. С ним оказалось даже проще. Я продублировала отчёты, которые делала для градоначальника. И расширила текст письма, включив в него просьбу о расследовании воровства и мошенничества директора Прыгоры. И ещё слёзную мольбу о помощи.

Сначала хотела добавить, что мы пойдём воровать, если нам не помогут. Однако подумав, зачеркнула эти строки. В приюте и так собрались дети со сложными судьбами.

Вон Поляна, которая знает их много лет и привязана всей душой, закрывает двери и меня приучает к тому же. «Чтобы соблазну не допустить», – пояснила она на мой вопрос.

В коридоре раздались голоса. Сначала они были едва слышны. Затем в них начали прорезаться отдельные возмущённые нотки. И наконец пространство за дверью моего кабинета пронзил отчаянный вопль.

Я узнала Генаса, улыбнулась и поднялась из-за стола. Похоже, директрисе пора пройтись.

– Что за крики? – поинтересовалась ровным голосом, открывая дверь.

Большинство детей потупилось. И только Генас, которого распирало от возмущения, не сдержался.

– Госпожа директриса, это не список дежурств, – заявил он.

– А что же это? – я делано удивилась.

– Это каторга!

– Милый мой Генас, отныне в нашем приюте будет действовать правило: «Кто не работает, тот не ест», – мой голос всё ещё был ровным, однако в нём появились едва уловимые стальные нотки.

Правда мальчишка был слишком возмущён, чтобы их улавливать.

– Вы говорили, всего пять правил, – снова возмутился он. – А это уже шестое.

– Хорошо, это будет закон. Для всех без исключения, – сталь зазвенела.

Генас замолчал, но глядел исподлобья. Я понимала, что это ещё не всё. И оказалась права.

– Вчера вы сказали, что мы семья… – начал он, но я перебила.

– Мы и есть семья, Генас, большая семья, в которой все будут работать ради нашего общего блага. Разве тебе нравится жить в таком ужасном месте?

Я обвела рукой обшарпанный коридор с неискоренимым капустным запахом. Нажала сильнее на доску, которая прогнулась, отчаянно заскрипев.

– Вчера мы работали все вместе, сообща. И смотри, какой замечательный праздник у нас получился. Если мы продолжим и дальше стараться, то и наш дом станет замечательным. Чистым, красивым, ухоженным.

– Угу, – хмыкнул Генас скептически.

По лицам остальных я видела, что они согласны. Регулярной уборкой тут не обойдёшься.

– Послушайте, я сделаю всё возможное и невозможное, чтобы наш приют процветал. Поверьте, так и будет, я ни за что не отступлюсь. Но прямо сейчас у нас нет денег, чтобы привести дом в порядок. Однако мы можем делать что-то самостоятельно по мере сил. Потому что живём мы здесь уже сейчас, и, согласитесь, нам самим будет гораздо приятнее жить в чистом и опрятном доме. А для этого придётся приложить усилия. Договорились?

– Договорились, – нестройный хор голосов не был таким радостным, как вчера.

– Отлично! – внешне я излучала оптимизм. – Генас, можно я попрошу тебя ещё кое о чём?

– О чём? – мальчишка явно не ожидал уже ничего хорошего. И не ошибся.

– Проследи за соблюдением дежурств. Пожалуйста.

– Сегодня? – чуть подумав, поинтересовался он.

Но жизнь была к нему жестока.

– До конца недели. Спасибо!

Генас застонал. Я улыбнулась ему и остальным, а затем двинулась к лестнице.

Надеюсь, мне удалось достучаться до них и обойдётся без саботажей. Очень не хочется воевать сейчас, когда мы, наоборот, должны сплотиться.

Я направлялась на второй этаж. Среди возмущающихся дежурствами не было Димара и Невеи. К тому же я хотела оценить комнаты воспитанников, подозревая, что они меня не обрадуют.

И оказалась права.

На втором этаже не было холла, коридор разделяла закрытая дверь. Я подёргала за ручку, однако замок был заперт. Думаю, это была осознанная предосторожность, чтобы дети не забирались в неотапливаемую часть дома. Впрочем, и в жилом крыле из-за нехватки дров топили только две комнаты из восьми.

Я собралась открыть дверь первой, как вдруг снизу раздался крик:

– Госпожа директриса! Тут к вам!

Надо будет провести воспитательную беседу о том, что не стоит так кричать. Можно ведь подняться и сказать спокойно.

Я вернулась обратно на лестницу, перегнулась через перила, чтобы посмотреть, кто там ещё пришёл. У входной двери стоял человек, которого я никак не ожидала тут увидеть.

Глава 5

Что ему понадобилось? И каким образом он здесь оказался?

Я спустилась вниз, стараясь не спешить, чтобы не споткнуться. В груди зрело нехорошее предчувствие, заставляя нервничать. Пришлось незаметно отереть ладони о подол, пока меня загораживала лестница.

– Что вы здесь делаете? – из-за волнения я забыла о вежливости.

Смотрела на Потана, швейцара из городской управы, который так и мялся у двери, не зная, как быть дальше.

В своей фуражке и шинели, на которой сияли оба ряда начищенных медных пуговиц, он смотрелся чужеродно на фоне обшарпанных стен. Да и сам Потан ощущал себя здесь неуютно. Ещё с лестницы я заметила, как мужчина бросает по сторонам оценивающие взгляды. А на детей – ещё и настороженные.

Ребята, не успевшие разойтись после обсуждения графика, столпились неподалёку, и так же напряжённо наблюдали за чужаком.

В руках швейцар держал большущую коробку, обтянутую полупрозрачной золотистой тканью и перевязанную серебристой лентой с большим бантом на крышке. Словно боясь, что дети на неё покусятся, Потан крепко прижимал ношу к груди, сминая свисающие по бокам концы ленты.

Услышав мой голос, швейцар расслабился. Но лишь слегка. Внешне это выразилось тем, что он перестал так сильно прижимать коробку.

– Доброго дня, госпожа директриса, – Потан склонил голову.

– Доброго дня, – о вежливости я всё-таки вспомнила, но и о главном не забыла: – Что заставило вас покинуть свой пост, уважаемый Потан, и приехать сюда?

– Приказ господина градоначальника.

Ну разумеется, разве могло быть иначе.

– И чего же изволит господин градоначальник? – при одном упоминании о Монте в моём голосе прорезались язвительные нотки. Ничего не могу с собой поделать.

Однако Потан то ли не уловил их, то ли не обратил внимания. На его лице не дрогнул ни один мускул. Оно сохранило ту же напряжённую неподвижность.

– Господин градоначальник велел кланяться, принести извинения за недоразумение, что случилось меж вами в управе, и вручить небольшой дар в качестве подтверждения его полного раскаяния, – перечислил швейцар с таким видом, словно читал по бумажке.

Наверняка Монт заставил своего посланца заучить сообщение наизусть. Это меня разозлило. Если б хотел извиниться, мог и сам приехать. Но, видимо, господин градоначальник не счёл нужным тратить своё драгоценное время на такую мелкую сошку, как директриса сиротского приюта.

Конечно, его время на вес золота. А тут – час сюда, час обратно. Вдруг ещё пригласят дом обойти, оценить степень разрухи.

Я представила, как Монт брезгливо оглядывает мой приют, прикладывает к своему аристократическому носу надушенный белый платочек, чтобы не вдыхать запах кислой капусты, и рассердилась ещё больше.

Смолчать не могла. Спросила ехидно:

– Что ж ваш господин градоначальник сам не привёз свои извинения?

– Он хотел сам, но, к его великому сожалению, помешали непредвиденные обстоятельства неодолимой силы.

Ну разумеется! Проще сослаться на обстоятельства и заставить подчинённого заучить несколько фраз. Мерзавец, он и есть мерзавец. Ещё и трус.

– Ну, давайте посмотрим тогда на извинения нашего градоначальника. – Я кивнула на коробку: – Генас, возьми, пожалуйста, и открой.

Мальчишка с излишним рвением исполнил моё поручение. Видно, с самого начала снедало любопытство. Однако Потан его не оценил. Отвёл коробку в сторону, слегка поворачиваясь и перекрывая корпусом к ней доступ.

– Господин градоначальник велел передать лично в руки, – упрямо заявил швейцар.

– Или отдаёте Генасу, или везите обратно, – я демонстративно скрестила руки на груди.

Ещё не хватало, чтобы какой-то посланец какого-то мэра ронял мой авторитет в моём приюте перед моими собственными воспитанниками. Вот умеет же этот Монт вывести меня из себя.

Причем, даже не появляясь лично!

Потан растерянно смотрел на меня. Я смотрела на него, не двигаясь, всё так же держа руки скрещёнными, и ждала его решения. Если не подчинится, пусть отправляется обратно к своему «господину градоначальнику». Я скорчила рожу и передразнила чересчур уважительное обращение, правда только мысленно.

Швейцар стоял. На его монолитном лице, будто высеченном из камня, проступила работа мысли. Медленная, основательная и явно непривычная для Потана.

Этот человек привык беспрекословно исполнять приказы. На самостоятельные действия он не был рассчитан. И вдруг такое испытание!

От усилий у него даже капли пота выступили над усами.

Наверное, мне бы следовало сжалиться над пожилым мужчиной, тем более это была мелочь, но я не стала. За ситуацией внимательно следили дети. Я даже слышала скрип лестницы. Похоже, Димар с Невеей тоже присоединились к наблюдению.

Пауза затягивалась. Молчание становилось напряжённым. Потан всё больше терялся, ощущая наш численный перевес. Момент, когда он сдался, отчётливо проступил на его лице, резко обозначив глубокие морщины и заставив меня почувствовать себя жестокой тираншей.

Швейцар повернулся к Генасу и протянул ему коробку.

Мальчишка просиял. Моментально выхватил коробку, которая была чуть меньше него размером, отбежал на несколько шагов и поставил посреди вестибюля.

Остальные сгрудились вокруг Генаса, стараясь держаться подальше от хмурого Потана. Я осталась стоять, наблюдая за происходящим.

Мальчик попытался открыть коробку и встретил неожиданное сопротивление. Крышка не снималась так просто. Сначала нужно было развязать бант.

На лице у Генаса проступило недоумение. К такому жизнь его не готовила. Он вопросительно посмотрел на меня.

– Развязывай, – подсказала я, – тяни за ленты.

Приняв мои слова, как прямое руководство к действию, мальчишка нашёл оба конца и одновременно потянул. Бант слегка перекосило. Генас возрадовался. И вдруг всё застопорилось. Он дёргал и дёргал, сминая нежную ленту и девичьи сердца.

– Стой! – тонко выкрикнула Зимава и добавила, обернувшись: – Свет, помоги.

Вдвоём со Светаной они отодвинули Генаса, вполголоса обозвав безруким мальчишкой, и принялись за дело.

– Вы только посмотрите, что он наделал, – пожаловалась Зимава, приподнимая вытянутые и помятые концы лент.

– А что я? Я ничего, – Генас отступил, смущённо глядя на девочек. Кажется, впервые в жизни он растерялся настолько, что не смог ответить.

Тонкие девичьи пальчики действовали осторожно, но умело. Зимава распутывала затянутые узлы, а Светана помогала, придерживая длинные края. Пара минут – и, вытащив ленту из-под коробки, Зимава начала сматывать её в рулон, бросив на меня быстрый взгляд украдкой. Похоже, на правах освободительницы, девочка планировала оставить себе это изрядно помятое серебристое великолепие.

Крышку сняла Светана. С благоговением подняла шуршащую упаковочную бумагу и, ахнув, выпустила её из рук. Листы, зашелестев, опустились обратно. Никто не успел рассмотреть содержимое коробки.

– Эй! – возмутился Мишуст.

– Ну что там? – Милада нетерпеливо переступала с ноги на ногу.

– Открывай! – тонким голоском попросила Ири.

И только Андор молча вздохнул, но взгляда от коробки не отрывал.

– Давай уже, решайся! – скомандовал Димар, успевший спуститься с лестницы вместе с Невеей.

Светана решительно подняла оба листа и перегнула через стенки коробки. Дружное «ах» разнеслось по вестибюлю и прокатилось эхом по коридору первого этажа.

Я не выдержала и подошла поближе, чтобы посмотреть, что вызвало такую реакцию. Однако первой успела Невея. Словно забывшись или находясь в трансе, она подскочила к коробке, чуть не оттолкнув Светану. Та едва успела отойти.

А Невея уже поднимала нечто белоснежное, пушистое и мягкое даже на расстоянии. Будто большой котёнок.

– Какая прелесть! – восхитилась девушка, прикладывая к себе восхитительную белую шубку.

– Лиса!

– Горностай!

– Соболя!

Дети наперебой начали перечислять, чей это может быть мех. А я подумала о том, сколько невинных зверьков отдали свои жизни, чтобы очередная красавица надела на себя эту «прелесть». Почему-то я была уверена, что прежде не носила мех и от морозов спасалась как-то иначе.

«Синтепон», «кожзам», «экомех» – незнакомые слова проносились в голове. Так, будто должны что-то значить.

Я нахмурилась, пытаясь вспомнить. Встретив мой взгляд, Невея испуганно ойкнула и бросила шубу обратно в коробку.

– Простите, госпожа директриса! Это ваш подарок, я не должна была его трогать, – потупилась она.

На лицах детей проступало разочарование. В какой-то момент они решили, что это подарок для всех, что они тоже причастны. И это моя вина. Моё решение доверить открытие коробки Генасу заставило их так думать.

И значит, подарок должен стать общим. Вот только как это сделать? Носить её по очереди? Так большинству она будет велика.

Зачем вообще градоначальник прислал мне шубу, при одном взгляде на которую становится ясно, что она стоит баснословных денег?

А ведь это отличная идея!

– Как думаете, – обратилась я к ребятам, – сколько такая вещь может стоить?

– Золотых пятьдесят, не меньше, – предположила Невея.

– Или сто, – добавил Генас, который уже пришёл в себя.

– Тысячу! – выкрикнула Ири. И её тонкий голос заставил всех улыбнуться.

Всё-таки это будет подарок для всех детей. Я повернулась к Потану и официально произнесла.

– Передайте господину градоначальнику нашу признательность. Дом призрения принимает его дар с благодарностью. Завтра же мы поедем в город, чтобы продать шубу и на вырученные деньги приобрести детям необходимые вещи.

– Ура! – на этот раз вышло дружно. Именно так, как мне и хотелось.

Я улыбнулась. А потом повернулась к швейцару, лицо которого выражало крайнюю степень недоумения. Не знаю, как часто он служил посыльным градоначальника и развозил его подарки. Но вот так пренебрежительно к монтовским дарам точно никто прежде не относился.

Не удержавшись, я добавила:

– И передайте, пожалуйста, господину градоначальнику, что нам лучше сразу деньгами. Чтобы по рынкам не бегать, время не терять.

– Всё передам, госпожа директриса, – серьёзно ответил Потан. Снова поклонился, как мне показалось, чуть ниже, чем в первый раз, и добавил: – До свидания.

– Всего доброго, Потан, – ответила я.

Дождалась, когда за посыльным закроется дверь, и повернулась к детям.

– Завтра я, Невея, – обвела собравшихся внимательным взглядом, выбирая ещё одного, – и Димар поедем в город. Надеюсь, ты не доставишь мне неприятностей?

Я смотрела прямо на парня. Он ответил мне таким же прямым взглядом, а затем покачал головой.

– Пообещай вслух! – потребовала я.

– Обещаю, неприятностей не будет, – лицо у него было честное, и я решила поверить.

– Тогда готовьтесь. Если у вас на завтра стоят дежурства, поменяйтесь. Всё понятно?

Я говорила строгим голосом, однако с лиц детей не сходили улыбки.

– Раз понятно, тогда все отправляются обедать, – я кивнула на Поляну, как раз открывшую дверь кухни, а сама коснулась локтя собравшейся на обед со всеми Невеи: – Идём со мной.

Взбудораженные и воодушевлённые событием, дети не заметили, что я задержала Невею. Только Димар обернулся, а затем остановился, поджидая её. Но я махнула, чтобы шёл обедать, а сама завела девушку в свой кабинет.

– Садись, – указала ей на стул, поставила на другой коробку с шубой и закрыла дверь.

Судя по любопытству, с которым Невея осматривалась, прежде она здесь не бывала.

Я села за стол, достала лист бумаги. Покосилась на чернильницу и отточенное перо, а затем взяла карандаш. Хватит с меня мучений, и так израсходовала с десяток листов и миллион нервных клеток, пока переписала начисто письмо в Министерство.

– Невея, хочу с тобой посоветоваться по поводу завтрашних покупок. Думаю, ты лучше всех знаешь, чего и кому не хватает.

На лице девушки проступило явное облегчение. И у этой свои тайны? Как же непросто с детьми. Особенно когда их девять и все разновозрастные.