Дом призрения для бедных сирот-2

– Ты ожидала чего-то другого? – я попыталась распознать её реакцию.

– Нет-нет, – так быстро ответила она, что я уверилась – точно что-то скрывает.

Пытать Невею, конечно, не стала. Она производила впечатление девушки серьёзной и благоразумной. Разве что за исключением момента с шубой. Слишком уж восторженной была её реакция. Впрочем, восторгалась не только она. Это можно объяснить тем, что дети редко видят красивые вещи. Слишком редко.

– Ну раз нет, тогда давай составим список самого необходимого, – покладисто согласилась я. – А потом второй список – чуть менее необходимого, но тоже нужного. Не знаю, сколько удастся выручить за шубу, поэтому постараемся быть скромными.

– Хорошо, – кивнула Невея и вдруг выпалила: – Постельное бельё! Пожалуйста, давайте купим новые простыни! Наши уже серые, а ещё прохудившиеся. Я не успеваю ставить новые латки.

Я выслушала столь страстную мольбу, с досадой отметив про себя, что снова не добралась до детских комнат. А затем внесла постельное бельё первым пунктом в список самого необходимого.

– Сколько комплектов?

Пока я писала, в кабинете стояла тишина. Невея не отвечала. Я подняла взгляд и вопросительно подняла брови, готовая записать цифру.

– Вы не притворяетесь? – вдруг спросила девушка.

– Что ты имеешь в виду?

Я пыталась подсчитывать, сколько может стоить постельное бельё. Или купить только ткань, а простыни и наволочки пошить в ателье? Или самим? А вообще, у нас есть швейная машинка? Может, какая-нибудь старенькая, плохонькая, главное, чтоб работала.

И неожиданный вопрос Невеи заставил меня растеряться.

– Вам правда есть дело до того, что мы едим, на чём мы спим, или вы такая же, как предыдущие?

– Какая?

– Равнодушная, лицемерная, не думающая ни о чём, кроме своей выгоды.

Казалось, Невею прорвало. Начав говорить, она уже не могла остановиться. Обвинения текли рекой.

– Господин Прыгора всё нам улыбался. Рассказывал, как он тут всё переменит, как хорошо мы заживём. Нужно только потерпеть, подождать немного. Мы все радовались, а потом он украл деньги и сбежал.

Я вдохнула, чтобы спросить, откуда она знает. Однако Невея ответила сама.

– Вы думаете, что дети маленькие глупышки и ничего не замечают? Воспитатели, не таясь, говорили при мелких. Жаловались, что он всё просчитал, нагрелся на сиротках, а их с учителями кинул. Что господин Прыгора кинул и нас, никого не волновало.

– А его предшественница? Госпожа… – я видела фамилию в бумагах, но она не отложилась в памяти.

– Госпожа Ишес, – подсказала Невея и махнула рукой. – Её волновало только то, чтобы доработать до пенсии без нареканий сверху. А потом уехать к дочери и нянчить внуков. Она считала, что самое главное – правильно составить отчёт, чтобы к нему не придрались и не прислали проверку. Как живём мы, госпоже Ишес докладывали воспитатели. Как мы успеваем – учителя. Даже если они врали или наговаривали, если наказывали несправедливо, её не интересовало. Главное, чтобы в бумагах всё было красиво.

Я дождалась, когда девушка выплеснет гнев и обиду. Выслушала накопившиеся претензии, а когда Невея замолчала и съёжилась на стуле, словно сдувшись, задала свой вопрос.

– Ты думаешь, я такая же?

Она покачала головой, а потом подняла на меня взгляд.

– Нет, – ответ был твёрдый, уверенный. Мне бы порадоваться. Однако Невея вдруг добавила: – Но я боюсь обмануться.

Подобная откровенность заслуживает уважения. Думаю, девушке было нелегко признаться в своих сомнениях и страхах. Даже если она поддалась импульсу. Поэтому я не спешила обижаться и ответила так же предельно серьёзно.

– У тебя есть причины сомневаться во мне, кроме неудачного опыта в прошлом?

Задумавшись на несколько секунд, Невея отрицательно покачала головой.

– В таком случае давай ты не будешь делать преждевременных выводов и дашь мне шанс проявить себя? А вот если я не оправдаю ваше доверие, тогда ты и зачислишь меня в свой список негодных директоров. Договорились?

– Договорились, – повторила она эхом. И до конца разговора так и смотрела на меня, словно ожидая подвоха.

– Тогда давай вернёмся к нашему списку. Сколько комплектов постельного белья нам нужно? Или, знаешь, я тут подумала, может, купить ткань и сшить его самим? Не дешевле получится?

– Раньше нас учили шить, – сообщила Невея. – И даже на машинке.

– Она цела? – девушка пожала плечами, и я мысленно отметила, что нужно спросить Поляну или пройтись позже по хозяйственным постройкам.

Разговор с Невеей занял больше часа. Я даже не думала, что список самого-самого необходимого окажется настолько длинным. Кажется, шить самим придётся не только простыни, но и нижнее бельё, рубашки, платья и ещё много всего.

Без швейной машинки тут точно не обойтись.

Глава 6

За обедом я расспросила Поляну. Она задумалась и пожала плечами.

– Была где-то, надо глянуть. А на кой вам эта рухлядь?

– Рухлядь? – я даже переспросила. – Невея сказала, их учили шить на ней.

– Учить-то учили, токмо машинка та постарше нас с вами будет. Учителка по шитью долго просила поменять. А ей всё – потом да потом. Вот и допотомились, – Поляна махнула рукой. – Ржавая она наскрозь. Не работает она. И смотреть нечего.

– И всё же я хотела бы взглянуть. Вдруг ещё можно что-то сделать.

Повариха только плечами пожала, мол, хочешь – смотри, раз заняться больше нечем.

И я пошла смотреть. После обеда собрала комиссию из Невеи и Димара для оценки работоспособности агрегата и отправилась.

Вителей повёл нас к хозяйственным службам. Эта часть двора не была расчищена, идти пришлось гуськом, ступая в следы впередиидущего.

Я заметила, что постройки различаются. Некоторые были воздвигнуты на каменном фундаменте, стены возведены из брёвен и покрыты плотно сбитой камышовой соломой. Другие же кое-как сколочены из кривых досок. В некоторые щели пролезала ладонь. Крыши были так же деревянными, покрытыми поржавевшими жестяными листами.

Бревенчатые выглядели более старыми. И сами брёвна, и камыш потемнели, однако стойко держали удар. Язык не поворачивался назвать их сараями, настолько фундаментально они смотрелись.

– Эти постройки более ранние? – решила я уточнить у Вителея.

– То с прежних времён, значит, остались, усадьба когда тут стояла, – подтвердил старик, подводя нас к шаткой деревянной сараюшке и добавляя: – А эти уже при нас с Полей строили. Токмо завалятся они скорее. Помяните мои слова!

Я не собиралась спорить. Всё выглядело именно так.

Старые службы были организованы разумно, в два ряда, с оставленным между ними пространством, чтобы свободно проходить или разместить нужный инвентарь. Зато новые понатыкали как придётся. Разной ширины и высоты, кое-где они почти перегораживали проход, и меж стен можно было протиснуться разве что боком.

По тому, как уверенно Вителей подвёл нас к одной из сараюшек, стало понятно, что машинка не терялась. По крайней мере, один человек точно знал её местонахождение. Однако в приюте уже давно ничего не шили, потому и необходимости искать швейный агрегат не возникало.

Вителей потянулся к ржавым проушинам и не без труда вытащил короткую толстую палочку, служившую здесь замком. Дверь душераздирающе заскрипела, открываясь. На меня пахнуло сырым деревом и ржавчиной.

Внутри, благодаря проникающим сквозь щели солнечным лучам, было довольно светло. Я разглядела земляной, вытоптанный до твёрдости пол, свободный в центре и заставленный по краям разным хламом.

Машинка стояла почти у самой двери. Слово «рухлядь», подобранное Поляной, как нельзя лучше описывало это… это ржавое нечто.

Сама машинка стояла на небольшом столике, под которым располагался педальный механизм, заставляющий её работать. Кроме столешницы и четырёх маленьких ящичков по бокам, все детали были сделаны из железа.

– Вот, она и есть, – Вителей указал на машинку, вокруг которой мы уже сгрудились, исполненные скорбного молчания.

– Что скажешь? – я смотрела на Димара, ожидая его вердикт.

Парень шмыгнул носом, а затем пожал плечами. Всё это, не отрывая взгляда от швейной машинки.

– Плохо, что в сырости стояла, – наконец выдал он.

– Значит, не выйдет её запустить? – мне требовался окончательный приговор.

– Надо смотреть, – Димар не стал лишать меня надежды. – Только не здесь. Дядь Вить, сами затащим в дом? Или на санях тянуть придётся?

– Затащим, чегой не затащить-то, – Вителей, как и всегда, был преисполнен оптимизма. – Тут тянуть-то три шажка. А коль на полозья поставим, так и домчим с ветерком.

Старик прошёл вдоль стены, отыскивая что-то, известное только ему. Однако когда он с довольным возгласом потянул гремящую и сотрясающую остальной скарб железяку, Димар бросился на помощь. Откинув в сторону лишнее, они извлекли на свет полозья, спаянные двумя поперечными перекладинами. И тут же начали устанавливать сверху швейную машинку.

Нам с Невеей оставалось только выйти наружу, чтобы не мешаться под ногами.

– Что думаешь? – поинтересовалась у девушки. – Получится у Димара её починить?

– У Димара «золотые» руки! У него всё получится! – с жаром воскликнула Невея, заставив меня внимательнее к ней присмотреться.

Похоже, одну тайну я готова разгадать. Завтра ещё присмотрюсь к этим двоим, чтоб убедиться наверняка.

Следующие полчаса ушли на то, чтобы приладить на полозья доски, на доски – агрегат, а затем доставить всё это в дом. Влажный металл сочился ржавчиной, пятная руки и одежду. Нам с Невеей по-джентльменски запретили подходить к машинке, чтобы не испачкались. Поэтому мы шли чуть позади, наблюдая за работой.

Путь до дома был не самым ровным. Сугробы испещряли наши следы, впадины и выпуклости. Ещё и торчащие из снега кустики прошлогодней травы цеплялись за ножки агрегата, которые так и норовили соскользнуть с полозьев, хотя Димар привязал их найденными кусками верёвки.

Зато наше прибытие было встречено восторгами младших детей и сдержанным любопытством со стороны Генаса.

– Зачем вы это притащили? – поинтересовался он, скорчив брезгливую мину.

– Починим и будем шить, – ответила я, надеясь, что удача на нашей стороне и у Димара получится вернуть машинке рабочее состояние.

– Что шить? – не понял Генас.

– Всё, что захотим, – улыбнулась я и мечтательно добавила: – Всё, что захотим.

Агрегат установили в холле, чтобы падал свет от окна. По лицу Димара было видно, как он подумал о том, чтобы затащить машинку на второй этаж, ближе к своей комнате. Но, к счастью, эта затея не показалась ему разумной.

Дотемна он возился с ржавой рухлядью, вытирая и очищая её. Девочки пофукали на неприятный запах и разошлись, а мальчишки остались помогать.

Вскоре сквозь неплотно запертую дверь кабинета до меня начал долетать голос Димара, с каждой фразой становившийся всё более раздражённым.

– Не трогай!

– Куда ты лезешь?

– Испачкаешься.

– Я же сказал, испачкаешься!

Пришлось вмешаться.

Я вышла из кабинета и окинула мизансцену строгим взглядом, степень строгости которого ежедневно тренировала перед небольшим зеркалом. Мишуст с Генасом дружно сделали шаг в сторону от агрегата.

– Что здесь происходит? – строгий голос я тоже тренировала. И, похоже, получалось неплохо.

– Помогаем Димару, – ответил Генас не слишком уверенно.

– А разве не вы сегодня дежурите? – удивилась я. Слегка напрягла память и неожиданно «вспомнила»: – Точно, уборка в комнатах – Генас и Мишуст.

У обоих сделались постные лица. Генас тяжело вздохнул и выдохнул, оттопыривая нижнюю губу. Мишуст тоже вздохнул, подражая товарищу, и закатил глаза.

– Так! Быстро натянули на лица энтузиазм и отправились наводить чистоту! – строгость голоса повысилась почти до максимальной, затем последовала угроза: – Если сама не успею проверить, попрошу девочек. Должно быть идеально чисто! Бегом!

Мальчишки двинулись, правда, совсем не бегом. Напротив, как могли, оттягивали начало наказания. Именно так они воспринимали уборку. Шли нога за ногу, усиленно шаркая стоптанной обувью по скрипучим доскам.

Я не стала делать замечание. Им и так предстоят два тяжёлых часа, по одному на каждую комнату. Они ещё не знают, что у меня в планах расселить их при первой возможности. Так что пусть радуются, что пока комнат всего лишь две.

Бросив взгляд на Димара, пытающегося то ли отвинтить, то ли отломать какую-то деталь, решила не задавать вопросов. Пусть парень занимается, может, что и выйдет.

В коридоре установилась благословенная тишина, и я вернулась к работе. Нужно ещё раз перечитать и довести до ума письмо в Министерство, чтобы завтра отправить.

Утром меня разбудил жуткий вопль.

Сквозь снова не задвинутые шторы проникал серый рассвет, едва позволявший различать предметы в комнате. Я вскочила с кровати. Как была, босая, в одной сорочке, бросилась в коридор спасать детей. Уверенная, что их если не убивают, то похищают, или ещё что похуже.

В распахнувшуюся дверь кухни выскочила Поляна, в отличие от меня полностью одетая и с ухватом наперевес. Из-за её массивного тела выглядывал Вителей.

На втором этаже раздался топот ног. Значит, детей тоже разбудил этот вопль.

Но, раз они спали, что же тогда произошло?

Ко мне начала возвращаться способность трезво мыслить. В вестибюле, откуда донёсся крик, стало очень тихо. На фоне окна виднелась одинокая фигурка кого-то из девочек. Кажется, Зимава.

Что она здесь делает в такой час?

– Вителей, запалите фонарь! – крикнула я в сторону кухни, а затем повернулась к девочке: – Что произошло?

Она засопела, всхлипнула и разрыдалась, уронив деревянную швабру, которая с грохотом упала на пол. Меж столпившихся воспитанников протиснулся Вителей с фонарём. Приподнял его повыше и осветил сцену из фильма ужасов. И было сложно разобрать – Зимава здесь жертва или главный монстр.

Девочка стояла в паре шагов от швейной машинки. Её сорочка, заткнутая за пояс и обнажившая ноги до колен, оказалась перепачкана разводами ржавчины, в сумерках напоминающей кровь.

Ржавчина была повсюду. Размазана по полу, по ведру с водой, по ногам и рукам плачущей Зимавы.

– Так! – применила я действенный приём со строгим голосом. – Все расходимся! До подъёма ещё час.

Но расходиться никто не спешил. Дети с любопытством разглядывали Зимаву, строя предположения, чем она занималась в столь ранний час.

Пришлось добавлять строгий взгляд.

– А ну быстро по кроватям! А то заставлю дежурить до завтрака.

На этот раз подействовало. Воспитанники отправились на свой этаж, продолжая оглядываться на Зимаву и отпускать негромкие реплики, вызывающие взрывы смеха.

– Вителей, дайте, пожалуйста, фонарь. Я позже верну.

Протянула руку, дождалась, когда в неё ляжет нагретая стариковской ладонью дужка, и подошла к Зимаве.

– Идём со мной, – приобняла девочку за плечи, стараясь не испачкаться ржавчиной.

В кабинете усадила её на стул. Закутала в армяк, здраво рассудив, что на тёмном ржавчина не будет особо заметна.

Зимава продолжала всхлипывать. Поэтому я не спеша растопила печь и села рядом с ней. Надо бы дать девочке воды, но для этого придётся идти в кухню. Ладно, узнаю, что стряслось, а потом отведу её к Поляне, пусть напоит успокаивающим чаем. Немного узнав повариху, я была уверена, что она уже заваривает травы.

– Рассказывай, – тихо попросила я.

– Вы меня накажете? – всхлипнула девочка и приготовилась снова заплакать.

– Пока не знаю, – ответила ей честно, – ты же ещё ничего не сказала. Может, и наказывать не за что.

Зимава снова всхлипнула. Вытерла нос, отчего на нём появилось ржавое пятно, и начала говорить.

Всё оказалось очень просто. Сегодня было её дежурство. Проснулась Зимава рано и, вместо того чтобы нежиться в кровати, решила быстренько вымыть коридор, пока там никого нет. Зато потом весь день свободна.

Помня об экономии, фонарь зажигать не стала. Да и зачем? В приюте она очень давно, может на ощупь найти любую комнату. К тому же уже светало, очертания предметов вполне различимы.

Начать Зимава решила с вестибюля и двигаться к кухне, но на пути попалась эта ржавая железяка, с которой за ночь натекло. В потёмках девочка этого не заметила и размазала ржавчину вокруг. Расстроившись, она решила вытереть её, сменить воду и мыть дальше. Но поскользнулась и упала прямо на машинку, испачкавшись сама и перебудив весь приют.

Я слушала жалобный рассказ Зимавы и думала, за что судьба так сурово со мной обошлась?

Оно было похоже на вспышку. Озарение. Однако я точно знала, что это вспоминание из прошлого. Того самого, не похожего на мою сегодняшнюю жизнь.

– Вы беременны, – врач УЗИ водила прибором по холодному гелю, размазанному по моему животу.

– Точно? – досада прорывается в голос.

Карьера шла в гору. Из рядового сотрудника я поднялась до руководителя филиала. Ответственности стало в разы больше, зато и зарплата приятно округлилась. Я сменила машину, переехала в центр, в квартиру с отличным ремонтом и наслаждалась новой жизнью, которую давал мне новый статус.

Ребёнок не просто не входил в мои планы, он бы зарубил всё это на корню. Я, конечно, думала о детях. Но когда-нибудь потом, когда всё утрясётся, настанет стабильность, и я смогу сделать перерыв в карьере. Да и замуж было бы неплохо выйти, чтобы моя дочь или сын, или даже оба росли в полной семье.

В общем, сейчас точно нет.

– Точно-точно, – словно в насмешку врач вторит моим мыслям, ещё и улыбается, сообщая: – Семь-восемь недель.

– Аборт ещё можно сделать? – я даже не задумалась. Для меня это было единственно верным решением.

– Можно, – она вздохнула, но не стала меня отговаривать.

Большим плюсом этой клиники я считала тактичный персонал, который не навязывает пациентам своё мнение.

Пока я вытирала гель с живота, доктор щёлкала «мышкой» ноутбука. Глядела расписание, поняла я, когда она задала вопрос:

– Четверг вам подойдёт?

– Лучше в субботу утром или даже в пятницу вечером, – быстро сообразила я, надеясь, что выходных хватит, чтобы прийти в себя.

Брать больничный или отпуск только что назначенному директору очень не рекомендовалось.

Процедура прошла легко и быстро. Только нудная тянущая боль внизу живота напоминала, что это не обычный поход к гинекологу.

Я ехала по вечернему городу в своей новенькой машине и убеждала себя, что ни о чём не жалею. Что поступила правильно. А потом, в будущем, когда настанет другая жизнь, у меня будет много детей.

Ослепивший свет встречных фар даже не испугал. Не успел. Потому что меня сразу же оглушил треск ломающегося пластика и скрежет металла по асфальту, когда выехавший на встречку грузовик сминал и корёжил мою машину. И меня в ней.

А потом всё погасло.

Следующим было осознание себя, когда я очнулась на полу почтовой кареты. Значит, это действительно другой мир и новая жизнь? Не моя, но по какой-то роковой случайности доставшаяся мне.

А может, случайность здесь вовсе ни при чём?

Я вспомнила свои размышления о другой жизни и большом количестве детей. Теперь у меня есть и то, и другое. Я мысленно хмыкнула.

Но разве так бывает? В реальности, а не фантастическом фильме или рассказе.

И тут до меня дошло. Получается, я умерла? Там, в своём мире. Погибла в аварии. Именно в тот момент, когда получила то, ради чего так много работала, к чему шла несколько лет, забывая о сне и отдыхе.

А ещё после того как убила собственного ребёнка, решив, что карьера и материальные блага выше его жизни…

Значит, это не случайно? Я здесь для искупления греха?

– Госпожа директриса, что с вами? – испуганный голос Зимавы выдернул меня из размышлений.

Я смотрела на неё с полминуты, не до конца осознавая, где нахожусь и что происходит.

– У вас такой взгляд сейчас был… – тихо произнесла девочка.

– Какой? – ко мне наконец вернулось осознание себя, а с ним способность мыслить и говорить.

– Потусторонний, – Зимава передёрнула плечами.

– Не говори глупостей! – только дурацких слухов мне в приюте не хватало. – Вот что, иди сейчас к Поляне, она напоит тебя чаем и поможет привести себя в человеческий вид. А то сейчас он у тебя точно потусторонний.

Я улыбнулась, показывая, что поддерживаю её шутку. Зимава не стала зацикливаться на словах и послушно слезла со стула.

– Зимава, – остановила её уже у двери. Девочка обернулась. – Дежурство не отменяется.

Она кивнула, прежде чем выйти за дверь. И недовольной рожицы не скорчила, как мальчишки. Ещё бы, наверняка ожидала наказания за устроенный переполох, а ей всего лишь сказали закончить начатое.

А я вернулась к воспоминаниям о прошлой жизни, которые рухнули на меня все сразу, без предупреждения, заставляя зажмуриться от нахлынувших эмоций.

Я ведь так и не поговорила с матерью. Она сердилась, что я не приехала на похороны бабули. Мы тогда ждали высшее руководство, я буквально жила на работе и не могла вырваться даже на три дня, два из которых ушли бы на дорогу.

Позже, когда начальство уехало, я позвонила матери, сказать, что взяла неделю отпуска и собираюсь к ней. Она ответила, что уже поздно, я ей не нужна. Что, не простившись с бабушкой, я показала, как дорожу родными. Что моя работа и карьера мне важнее жизни тех, кто меня вырастил. Напоследок сообщив, что не желает меня ни видеть, ни разговаривать со мной, она отключилась.

Недельный отпуск я провела, запершись дома. Каждый день забирала у курьеров вёдра с мороженым и смотрела комедии. Однако так ни разу и не засмеялась.

Мама была права. Работа для меня оказалась важнее жизни близкого человека. Я знала, что бабуля меня поняла бы и простила. Но легче от этого не становилось. Мороженое горчило, а от шуток на экране хотелось плакать.

Больше мы с мамой не разговаривали. Сначала я ждала, когда она отойдёт и наберёт меня. Потом и сама начала сердиться на её категоричность.

И вот теперь мы никогда больше не встретимся и не поговорим, потому что меня отправили в другой мир, исправлять совершённые ошибки.

Глава 7

Что было на завтрак, я не заметила. Письмо в Министерство не забыла только потому, что заранее положила его на коробку с шубой.

Воспоминания о прошлой жизни оглушили и выбили из колеи. Сейчас я уже жалела, что мне открылось всё и сразу. Уж лучше бы продолжало всплывать маленькими порциями, по одному эпизоду за раз.

Единственное, что более-менее радовало, я уже успела влиться в новую жизнь. Наверное, если бы сразу помнила своё прошлое, сошла с ума от когнитивного диссонанса и невозможности что-либо изменить. А может, как раз посвятила бы себя поискам способа вернуться обратно.

И тогда дети так бы и продолжали оставаться брошенными на произвол судьбы. И кто знает, как долго они бы протянули…

По коже прошёл озноб от мысли, что я могла погубить ещё несколько жизней. Вздрогнув, передёрнула плечами. Заслуживаю ли я второго шанса?

– Что с вами, госпожа директриса? Вам холодно? – уже второй раз за утро воспитанница выводила меня из состояния глубокой задумчивости.

На этот раз Невея, сидящая рядом в санях. Она наклонилась вперёд и укутала мои ноги рогожей. А сама притиснулась ещё ближе, взяв меня под руку.

– Так будет теплее, – объяснила свой поступок.

– Спасибо, – с трудом выдавила я, тоже прижимаясь к тёплому боку Невеи. В горле застрял сухой колючий комок.

Если я получила свой второй шанс, чтобы помочь этим детям, значит, обязана это сделать. Пусть я и раньше не собиралась их бросать, но сейчас начала считать это долгом, ниспосланным мне свыше.

Личное желание позаботиться о сиротах сменило масштаб, став вселенским замыслом.

Меня переполняли мысли и эмоции. Я почувствовала, что если сейчас же не отвлекусь, то моя голова просто лопнет. Поэтому буквально заставила себя переключиться на насущные проблемы. Это было намного важнее.

Только теперь я обратила внимание, что сани у нас довольно тесные, явно не рассчитанные на четверых. Если мы с Невеей как-то уместились сзади, ещё и коробку в ноги поставили, то Димару пришлось сесть полубоком, чтобы Вителей мог править лошадью.

Только Рыжуха чувствовала себя вольготно. Мороз спал. Слегка подтаявший снег сбился в плотный колючий наст, позволяя копытам не скользить и при этом глубоко не проваливаться. Одно удовольствие – прогуляться по знакомой дороге.

– Вителей, сначала заедем на почтамт, – попросила я, когда мы свернули к городу.

– Как прикажете, – отозвался возница.

А я повернулась к Невее, которая так и сидела, прижавшись ко мне.

– Я сейчас выйду у почтамта, а вы пока погуляйте где-нибудь.